25 декабря
Два дня после исчезновения

В утро Рождества на улицах Авешота было полно народу. Казалось, все решили закупить подарки в последний момент.

Мартини бродил между стеллажами книжного магазина, разглядывая корешки романов и выбирая, что бы почитать в каникулы. У него накопилось много тетрадей на проверку, он опаздывал с заполнением характеристик за триместр, но не мог отказаться потратить немного времени на себя. На самом деле и дома накопилось много дел. Всякой мелочи, которую он постоянно откладывал, а теперь Клеа наверняка потребует, чтобы он все доделал. Например, решил вопрос с беседкой в саду. Когда они выбрали для переезда это место, жена мечтала о маленьком зеленом уголке за домом. Она хотела либо завести огородик, либо посадить розы. Старая беседка совсем развалилась, и Лорис убедил жену переделать ее в теплицу. На его беду, Клеа с энтузиазмом восприняла это предложение. Она надеялась, что он не станет дожидаться лета, чтобы довести дело до конца, а сделает все уже сейчас, зимой. Придется провести несколько часов на холоде, но оно того стоило: ведь тогда на лице у нее появится благодарная улыбка.

В этот момент он увидел, что в магазин зашла Клеа и принялась высматривать его между стеллажами. Он помахал ей рукой. В руке у нее был сверток, перевязанный лентой, глаза блестели.

– Ну что, нашла? – спросил он, когда она подошла ближе.

Она радостно кивнула:

– Как раз такие, как она хотела.

– Отлично, – похвалил он. – Ну, теперь она перестанет нас ненавидеть… Ну, по крайней мере, ненадолго.

Оба рассмеялись.

– А тебе что хотелось бы?

Он обнял ее:

– Я уже получил свой подарок.

– Ладно, к этому надо прибавить еще что-нибудь.

– Живу я тем, что у тебя беру, моя надежда, мука и отрада…

– Хватит цитировать Шекспира к месту и не к месту, скажи лучше, что ты хочешь к Рождеству.

Мартини заметил, что улыбка исчезла с лица жены. Она что-то разглядывала у него за спиной. Он обернулся.

Неподалеку от них кассирша прикрепляла к стене за кассой листовку с портретом пропавшей девочки.

– Даже представить себе не могу, что чувствуют сейчас Кастнеры, – говорила она одной из покупательниц. – Столько часов провести, не зная, что случилось с их девочкой…

– Какая трагедия… – согласилась та.

Мартини осторожно взял жену за подбородок и повернул к себе:

– Давай уйдем?

Она кивнула, закусив нижнюю губу.

Немного погодя учитель стоял перед супермаркетом с полной тележкой всякой всячины. На рождественские подарки они потратили почти все его месячное жалованье. По его настоянию Клеа решилась заглянуть в магазин одежды, чтобы подыскать себе подарок. Он дожидался ее, надеясь, что она выйдет не с пустыми руками. А пока внимательно разглядывал забинтованную левую руку. Она ныла всю ночь, и в конце концов ему пришлось выпить обезболивающее, но заснуть так и не удалось. Сегодня утром он снова сменил повязку и понял, что нуждается в антибиотике, – похоже, рана инфицирована.

И тут он позабыл о руке, увидев вдалеке знакомое лицо.

На спинке скамейки рядом с киоском, торговавшим хот-догами, в окружении приятелей сидела Присцилла. Они явно скучали и вяло перекидывались шутками. Мартини долго наблюдал за своей самой хорошенькой ученицей. Она жевала жвачку и при этом ухитрялась еще грызть ногти. Один из мальчишек что-то сказал ей на ухо, и она насмешливо улыбнулась.

– Я пустила в ход все воображение, чтобы найти в этом магазине то, что мне действительно понравилось.

Это сказала Клеа, снова завладев вниманием мужа. Она торжествующе показала ему красный пакет:

– Та-дам!

– Что это?

– Шарф из тончайшей акриловой пряжи.

Мартини поцеловал ее в губы:

– Не сомневаюсь, что ты раскритикуешь даже тот подарок, что выбрала сама.

Клеа взяла его под здоровую руку и толкнула вперед тележку.

Она выглядела счастливой.

– Я всегда говорю: в делах очень важно уметь угадать момент.

Одевис разглагольствовал и одновременно шуровал кочергой в большом каменном камине, разжигая огонь. Лорис и Клеа сидели на белом диване в гостиной. У них под ногами лежал пушистый ковер, тоже белый, а рядом стоял стеклянный столик. За их спинами на большом столе еще громоздились остатки рождественского обеда и медленно догорали красные свечи. Огромная украшенная елка доставала почти до потолка. Все в этом доме выглядело богато и безвкусно.

– Скажу без ложной скромности, я всегда понимал, откуда приходят деньги, – подчеркнул сосед, чтобы усилить высказанную ранее мысль. – Это вопрос инстинкта. У одних инстинкт есть, у других нет.

Мартини и его жена согласно кивнули: а что тут еще скажешь?

– А вот и кофе, – провозгласила сияющая синьора Одевис, внося серебряный поднос с чашечками.

От Мартини не укрылось, что она так и не сняла золотое колье с бриллиантами, подаренное мужем, хотя здравый смысл мог бы подсказать ей, что хвастаться не стоит. Пакеты с подарками хозяева вскрывали прямо при гостях, перед тем как сесть за стол. Одевисов не заботило, что гостей это могло смутить. Им хотелось продемонстрировать свои драгоценности. Мартини рассердился, но Клеа еще не подала знака, что пора уходить. Непонятно почему. Может, жена считала, что действительно подружилась с этими разбогатевшими хамами.

Пока взрослые беседовали, дети Одевисов, мальчик десяти лет и девочка двенадцати, орудовали игровой консолью, соединенной с огромной плазменной панелью. Звук военной игры был слишком громким, но никто не попросил детей его уменьшить. Моника утопала в кресле, закинув ноги в новеньких красных сетчатых кроссовках на подлокотник. Рождественский подарок родителей не пробил ее брони, и она вот уже три часа кряду сидела, не говоря ни слова, целиком погрузившись в гаджет.

– Кое-кто говорит, что рудник убил экономику долины, но это все чушь собачья, – продолжал Одевис. – По мне, так люди просто не умеют проявить изобретательность и воспользоваться рудником к своей выгоде. – Он повернулся к Клеа. – Кстати, я слышал, что до того, как переехать в Авешот, ты была адвокатом.

– Да, – с некоторым усилием ответила она. – Я работала в одной городской адвокатской конторе.

– А ты не думала начать работать здесь?

Клеа старалась не смотреть на мужа.

– Это трудно в таком месте, где тебя никто не знает.

Истина заключалась в том, что открыть свою адвокатскую контору было очень дорого.

– Могу тебе кое-что предложить.

Сосед улыбнулся жене, и та согласно кивнула.

– Поступай работать ко мне. Мне нужен человек, который мог бы разбираться в деловых бумагах. Ты была бы превосходным секретарем.

Клеа смутилась и ничего не сказала. Она пребывала в затруднении. Из-за того, что она настаивала на том, чтобы найти работу, у них с мужем постоянно вспыхивали перепалки. Мартини не хотел, чтобы она устроилась продавщицей, и должность секретаря была немногим лучше.

– Я тебе очень благодарна, – сказала она с вежливой улыбкой, – но сейчас я предпочла бы заняться домом. Еще столько всего надо сделать. Кажется, переезд никогда не кончится.

И тут Мартини заметил, что дочь вдруг оторвалась от мобильника и, закатив глаза и изобразив на лице осуждение, впилась в отца обвиняющим взглядом.

Предложение и отказ поставили присутствующих в неловкое положение. Разрядил ситуацию неожиданно зазвонивший домашний телефон. Одевис подошел к телефону и, обменявшись парой шутливых фраз с загадочным собеседником, повесил трубку и отобрал у детей телевизионный пульт.

– Звонил мэр, – объявил он. – Он сказал, чтобы я включил телевизор.

Не обращая внимания на протесты увлеченных игрой детей, он переключил канал.

На экране появились исстрадавшиеся лица Марии и Бруно Кастнер.

Отец пропавшей девочки показывал в объектив фотографию дочери в белой тунике, с деревянным распятием на шее. Мать пристально глядела в камеру.

– Наша дочь Анна Лу – девочка мягкая и деликатная, все, кто с ней знаком, знают, какое у нее доброе сердце. Она любит кошек и доверчива к людям. А потому сегодня мы обращаемся и к тем, кто не был с ней знаком в первые шестнадцать лет ее жизни: если вы ее видели или знаете, где она, помогите нам вернуть ее домой.

В гостиной Одевисов, да и во многих домах Авешота, мгновенно исчезла атмосфера праздника. Мартини обернулся к жене, которая расширенными от ужаса глазами смотрела на эту маленькую женщину, словно видела на экране себя.

Когда же Мария Кастнер прямо обратилась к дочери, тепло Рождества на несколько секунд снова охватило всех, но в каждом сердце появилось холодное предчувствие.

– Анна Лу, мама, папа и твои братья любят тебя. Где бы ты ни была, я надеюсь, что наши голоса и наша любовь дойдут до тебя. Когда ты вернешься домой, мы подарим тебе котенка, которого ты так хотела, Анна Лу, я тебе обещаю… Да хранит тебя Господь, моя малышка.

Одевис выключил телевизор и налил себе из бара стакан виски.

– Мэр говорит, что в Авешот уже выехал известный сыщик, чтобы возглавить расследование. Один из тех, кто часто мелькает на телеэкранах.

– По крайней мере, хоть что-то сдвинулось с места, – заметила его жена. – Мне кажется, местное начальство до сих пор не занялось поисками.

– Эти только штрафовать мастера.

Одевис в этом разбирался, ибо его не раз штрафовали за превышение скорости на «порше».

Мартини слушал и потягивал кофе, не вмешиваясь в разговор.

– Как бы там ни было, – продолжал сосед, – а я не верю в россказни о святости их дома и всей церковной общины. По-моему, у Анны Лу было что скрывать.

– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Клеа.

– Да так всегда бывает. Может, она сбежала, потому что ее кто-то обрюхатил. В этом возрасте случается, что они занимаются сексом, а потом спохватываются, когда уже слишком поздно.

– Ну и где она сейчас, как ты думаешь? – спросила Клеа, пытаясь разрушить такую абсурдную версию произошедшего.

– А я откуда знаю? – развел руками Одевис. – Потом она вернется домой, а семья и братство постараются все замять.

Клеа схватила мужа за больную руку и крепко ее стиснула, не обращая внимания на рану. Мартини вытерпел боль, ему не хотелось, чтобы жена принялась ссориться с хозяевами дома. Ограниченные люди, такие как Одевис, всегда могут многому научить. И действительно, немного погодя он довел-таки до конца свой логический шедевр:

– Я думаю, дело не обошлось без одного из мигрантов, которые здесь ошиваются и приходят ко мне в поисках работы. Скажу ясно: я не расист. Но по-моему, надо ограничить въезд для выходцев из тех стран, где секс под запретом. Они потом насилуют наших девочек: им же надо удовлетворить свою природную потребность.

«И отчего это расистам, прежде чем произнести спич, надо непременно предупредить, что они не расисты?» – подумал Мартини. Клеа была готова взорваться, но Одевис на этот раз предусмотрительно обратился к нему:

– А ты что об этом думаешь?

Прежде чем ответить, учитель немного подумал.

– Несколько дней назад, когда мы с Клеа обсуждали это известие, я сказал, что, возможно, Анна Лу сбежала из дома и все очень скоро выяснится. Но теперь мне кажется, что прошло уже слишком много времени… В общем, нельзя исключить, что с девочкой действительно что-то случилось.

– Да, но что «что-то»? – не унимался Одевис.

Мартини знал: то, что он собирается сказать, еще больше встревожит Клеа.

– Я сам отец, и у родителей, даже в самой отчаянной ситуации, всегда остается ниточка надежды, но… Но я думаю, Кастнерам надо готовиться к худшему.

После этой фразы все замолчали. И дело было не в смысле слов, а в тоне, каким они были произнесены. Мартини говорил убежденно, без всяких сомнений.

– Ну, так на будущий год вернемся к нашему разговору? – предложил сосед, стоя на крыльце своей роскошно-безвкусной виллы и обняв жену за плечи.

– Конечно, – отозвался учитель без особой убежденности.

Моника уже вошла в дом, а родители все еще прощались с соседями.

– Хорошо, – сказал Одевис. – Значит, решено.

Мартини с женой уходили, обнявшись. Уже переходя улицу, они услышали, как за ними закрылась дверь. Клеа резко отодвинулась от мужа.

– Что случилось? Что я такого сделал?

Она сердито обернулась:

– Это потому, что он предложил мне работу секретарши, да?

– Что? Не понимаю…

– Только что, когда ты говорил о семье Анны Лу, – заявила она, словно втолковывая ему очевидную вещь, – когда сказал, что Кастнерам надо готовиться к худшему…

– Ну и что? Я сказал то, что думаю.

– Нет, ты это сказал нарочно. Ты хотел меня наказать за то, что я недостаточно решительно отвергла предложение Одевиса.

– Ради бога, Клеа, не начинай, – попытался он ее успокоить.

– И не успокаивай меня! Ты прекрасно знаешь, как меня расстроила эта история. Или ты забыл, что у нас шестнадцатилетняя дочь и все это случилось там, куда мы решили увезти ее против ее воли?

Клеа сложила на груди руки и вся дрожала. Мартини понял, что дрожит она не от холода.

– Хорошо, ты права. Я допустил ошибку.

Жена посмотрела ему в лицо и увидела, что он действительно огорчен. Она прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Мартини обнял ее, чтобы согреть. Клеа приподняла подбородок, ища глазами его глаза.

– Прошу тебя, скажи мне, что ты так не думаешь.

– Ну конечно, – соврал он.