Книга: Ордынский период. Голоса времени
Назад: Сказ о том, как Чингисхан казнил Жамуху
Дальше: «Великая книга Ясы» и «Билик» Чингисхана
Жизнеописание Угэдэй-хана
Рассказ о возведении Угэдэя на ханский престол
В год Мыши в местности Худо арал, что на Керулене, сошлись Цагадай и Бат, прочие властители улуса правой руки, ноён Отчигин, Егу, Есунхэ и прочие властители улуса левой руки, Толуй и прочие властители срединного улуса, а также прочие наследники, ноёны-темники и тысяцкие. И исполнили они сокровенное повеление владыки Чингисхана, и возвели на ханский престол Угэдэя.
Старший брат, Цагадай, возведя брата младшего, Угэдэя, на ханский престол, вместе с братом своим Толуем вложил в руки его бразды правления хэвтулами, хорчинами и восемью тысячами турхагов, кои оберегали златую жизнь отца их, владыки Чингисхана, и передал во власть Угэдэя тумэн хишигтэна – собственной охраны владыки, которая следовала за ним всечасно. И передан был во власть Угэдэй-хана также срединный улус монголов.
Угэдэй-хан, возведенный на ханский престол и принявший власть над тумэном хишигтэна – личной охраны своей и срединный улус, посоветовался прежде со старшим братом Цагадаем и отправил Оготора и Мунгута вслед за Чормахан хорчином, бывшим в пределах Халибай султана, властителя Багдада, в походе, что не завершил их отец, Чингисхан.
Отосланный с мужами своими повоевать ханлинцев, кипчаков, бажигидов, русских, асудов, сасудов, мажаров, кэшимирцев, сэркэсцев, бухарцев, кэрэлцев, перейти через реки Адил и Жаяг и дойти до градов Мэкэтмэн, Кэрмэн и Кэйиб, Субэгэдэй-батор известил Угэдэй-хана о том, что народы оные противоборствуют отчаянно. И послал тогда Угэдэй-хан вослед Субэгэдэй-батору Бата, Бури, Мунха, Гуюга и прочих многих доблестных мужей своих. И повелел Угэдэй-хан предводительствовать в походе оными мужами Бату, а мужами, кои выступили от срединного улуса, – Гуюгу.
И повелел еще Угэдэй-хан: «Да отошлют властители уделов в сей поход самого старшего из сыновей своих! И те наследники, кои уделов не имеют, равно и темники, и тысяцкие, и сотники с десятниками и прочие, кто б ни были они, да отошлют в поход сей самого старшего из сыновей своих! И все наследницы и все зятья пусть старших сыновей в рать нашу высылают!»
И присовокупил Угэдэй-хан к повелению оному: «Брат Цагадай мне присоветовал в поход отправить наших старших сыновей. Ко мне посыльного прислал он со словами: «Всех наших старших сыновей давай пошлем вслед Субэгэдэю! Коль все они отправятся в поход, мы рать свою пополним во сто крат. Чем больше будет наша рать, тем в бой пойдет она смелее. Пред нами в странах чужеземных тьма врагов. Страшны они в неистовстве своем: от своего меча мужи их смерть принять готовы. И, сказывают, их клинки остры».
И повелели мы тогда в поход сбираться всем нашим старшим сыновьям, как это нам радельный брат Цагадай глаголал, и потому в далекий мы отправили поход Бата, Бури, Мунха и Гуюга».
Угэдэй, третий сын Чингисхана и его официальный наследник. Китайская живопись на шелке. XIV в.
Засим Угэдэй-хан послал к старшему брату Цагадаю испросить совета. И передал посыльный Цагадаю такие слова Угэдэевы: «Взошел я на престол, мне уготовленный отцом-владыкой Чингисханом. Терзаюсь думой я теперь: чем заслужил я честь такую?! И ныне шлю к тебе совета и благословенья испросить: задумал я пойти в поход на Алтан-хана и не оконченное Чингисханом дело завершить. Брат мой, благословишь ли ты сие решение?»
И благословил Цагадай намерения Угэдэй-хана и передал через посыльного такие слова:
«Почто откладывать сие, мой Угэдэй?! Оставь заботам доблестного мужа ставку, а сам немедля выступай в поход. Я рать свою пошлю тебе вослед».
И оставил Угэдэй-хан ставку великую заботам хорчина Олдагара.
Предание о том, как Угэдэя постиг недуг злосчастный
В год Зайца Угэдэй-хан выступил повоевать хятадов. И отправил он с передовым отрядом верного мужа своего Зэва. И сокрушил Угэдэй рать хятадскую, и изничтожил мужей хятадских, как пни трухлявые. И, перейдя через Цавчалский перевал, послал Угэдэй ратников своих по городам и весям хятадским, а сам пришел и сел в Шар дэге. И постиг его тут недуг злосчастный, и лишился он дара речи.
И призвали тогда шаманов и ворожей и понудили их ворожить Угэдэй-хану. И, поворожив, сказывали они, что вознегодовали и напустили хворь на хана духи земель и вод хятадских, ибо полонил он людей хятадских и разор учинил городам ихним. И принялись шаманы задабривать духов, обещая им откупиться златом и серебром, скотом и людьми. Но пуще прежнего разгневались духи земли и вод хятадских. И вопрошали тогда шаманы духов, не соблаговолят ли они принять в качестве выкупа сродника Угэдэй-хана. И открыл тогда хан глаза, и попросил напиться. И, испив воды, спросил он шаманов: «Скажите мне, что вы наворожили?» И отвечали ему шаманы: «Прогневал, хан, ты духов земель и вод хятадских, ибо людей хятадских полонил и учинил разор их градам. Задабривали духов мы, им обещая откупиться серебром и златом, но пуще прежнего прогневались они. Когда ж мы обещали откупиться сродником твоим, духи явили нам свое благоволенье. Теперича какое будет повеление твое, наш хан?»
И вопрошал Угэдэй-хан: «Кто рядом есть из сродников моих?»
Рядом с ним был брат его младший Толуй. И молвил тогда Толуй: «Наш хан-отец, Великий Чингисхан, из старших, кои над тобою, и младших, кои тебя ниже, остановил свой выбор на тебе.
Тебя испытывал Чингисхан
Как испытывают скакуна,
Тебя высматривал пристрастно,
Как выбирают лучшего барана.
Вложив бразды державной власти
В твои руки
И возложив тебе на плечи
Над тьмой людскою бремя власти,
Вознесся он на небеса.
Мне повелел наш хан-отец быть вечно рядом с ханом —
старшим братом,
Напоминать ему все то,
Что невзначай запамятует хан,
И раздувать в нем пыл сердечный,
Коль затухать он будет.
Коль потеряем мы тебя теперь, чей пыл сердечный раздувать я буду, кому запамятованное мне напоминать?! Коль не оправится хан от болезни, народ монгольский осиротеет, а все хятады возликуют. Так пусть же сгину я вместо тебя!
Я переламывал хребет тайменя,
Ломал хребтину я у осетра.
И явных недругов одолевал,
И наповал разил врагов незримых.
Красив я ликом,
Статен телом я.
Взывайте же, шаманы, к духам,
читайте заклинания свои!»
И принялись взывать шаманы к духам и читать заклинания. И дали они испить Толую заговоренную воду. И, посидев немного, Толуй молвил: «Хан, брат мой старший Угэдэй! Обереги и удостой опеки малых детей моих и овдовевшую невестку, пока хмель заговорный не сойдет. Я все сказал, и меня силы оставляют…»
И вышел Толуй из ставки и пал замертво.
Рассказ о предосудительном поведении на пиру Бури и Гуюга и об их наказании Угэдэем
И так Угэдэй-хан поверг Алтан-хана, и дал он Алтан-хану прозвание Шиао-си, что значит «ничтожный слуга». И взял Угэдэй-хан из пределов хятадских добычу богатую: и злато, и серебро, и златотканые, узорчатые штофы, и табуны лучших скакунов, и людей хятадских множество. И, посадив в Намгине, Жунду и прочих городах наместников и воевод своих, Угэдэй-хан благополучно воротился и сел в Каракоруме.
Чормахан хорчин подчинил державе нашей народ багдадский. И, известясь от него, что земли багдадские изобильны, а товары славны, повелел Угэдэй-хан: «Да будет Чормахан хорчин моим наместником в багдадских землях, да будет доставлять он в ставку ежегодно и золото, и золотые украшенья, и златотканые парчи, и штофы, и жемчуга, и перламутры, равно как и коней высоких, длинноногих, и мулов, и верблюдов вьючных!»
Бат, Бури, Гуюг, Мунх и прочие достойные мужи наши, что посланы были в поход вослед Субэгэдэй-батору, покорили ханлинцев, кипчаков, бажигидцев, учинили разор в городах Эжил, Жаяг и Мэгэд, повергли и полонили русских. И подчинили они Асуд, Сасуд, Боларман, Кэрмэн, Киву и прочие грады и посадили в них наместников своих.
И послал Угэдэй-хан Есудэр хорчина на помощь Жалайрдай хорчину, что дотоле пошел в поход в земли зурчидов (чжурчжэней) и корейцев. И повелел Угэдэй-хан Есудэр хорчину быть наместником в землях оных.
Засим прибыл к Угэдэй-хану посланный от Бата из земли кипчаков и передал владыке сие, реченное Батом: «Благоволеньем Небесного Владыки Вечного и всемогуществом хана, дяди нашего, порушили мы град Мэгэд, люд русский покорили, твоей державной власти подчинили одиннадцать народов чужеземных. И, возжелав державные поводья золотые в пределы отчие направить, раскинули шатер широкий и на прощальный пир сошлись. Ибо на оном пиршестве честном я самым старшим был средь братьев-сродников наследных, застольную испил я первым чашу, чем вызвал Бури и Гуюга недовольство. И прочь они ушли с честного пира, и молвил тогда Бури, уходя:
«Равняться с нами возжелали
Бородатые старухи.
Их пяткой ткнуть бы,
А после и ступнею растоптать!»
«Поколотить бы, что ли, хорошенько старух, кои на пояс понавешали колчаны!» – ему Гуюг надменно вторил.
«И понавесить деревянные хвосты!» – присовокупил Аргасун, сын Элжигдэя.
Тогда мы молвили: «Коли пришли мы чужеземных ворогов повоевать, не должно ль нам крепить согласье меж собою полюбовно?!»
Но нет, не вняли разуму Гуюг и Бури и пир честной покинули, бранясь. Яви же, хан, теперь нам свою волю!»
Выслушав посланника Бата, Угэдэй-хан пришел в ярость и, не допустив к себе прибывшего в ставку сына Гуюга, молвил: «Кому внимает самохвал спесивый этот, глумясь над старшим братом подло и воли супротив его идя?! Уж лучше бы сие яйцо протухло вовсе!
Да будет послан он в отряде штурмовом
На неприступный, словно горы, град,
Дабы карабкался на городские стены,
Пока ногтей всех с пальцев не ссучит!
Да будет послан воеводой он на град,
Стеною кованою обнесенный,
Дабы взбирался он на эти стены,
Пока ногтей всех с пальцев не облупит!
А этот мерзкий зложелатель Аргасун, какой еще вражине вторя, стал лаять наших сродников надменно?! Казнить нам следовало Аргасуна, да упрекнут меня, что строг я равно не ко всем. И посему да будут вместе сосланы Гуюг и Аргасун! А с Бури мы поступим так: пусть Бата известят, дабы отправил он смутьяна к отцу, моему брату Цагадаю. И пусть брат старший Цагадай судьбу его решит!»
И приступили тогда к Угэдэй-хану Мунгэй (Мунх), наследник хана, и ноёны Алчидай, Хонхордай и Жанги, и молвили они: «Дал нам наказ Чингисхан: дела походные решать в походе, домашние же – дома разрешать. Хан соизволил на Гуюга осердиться за провинность, что свершил в походе он. Тогда не должно ль это дело отдать на порешение Бату?»
Внимал Угэдэй-хан словам их с благоволением, и унял он свой гнев, и призвал к себе Гуюга, и выговаривал ему за дела его недостойные: «Мне сказывали, как в походе ты сек моих мужей нещадно, ни одного здорового седалища в дружине не оставил; так мордовал ты ратаев моих, что кожа клочьями с лица спадала. Не думаешь ли ты, что русские, лишь гнева убоявшись твоего, нам покорились?! Не возомнил ли, сын, что Русь ты покорил один, и потому позволено тебе над старшим братом так глумиться и воли супротив его идти?! «Страшна лишь многочисленная рать, лишь глубина морская смертоносна!» – разве не так нас поучал отец, Чингис. Ведомые в сраженье Субэгэдэем и Бужэгом, вы силой общею повергли русских и кипчаков. Так что же ты, впервые кров родной покинув, в бою не одолев ни русского, ни кипчака и даже не добыв паршивого козленка шкуры, кичишься доблестью своею громогласно, как будто ворога разбил один?! Как друг, клокочущее сердце успокаивающий, как ковш, смиряющий в котле бушующую воду, Мунгэй и Алчидай, и Хонхордай с Жанги воистину мою уняли ярость. И впрямь дела походные решать Бату лишь надлежит, и посему пусть судит он Гуюга с Аргасуном! А брат мой старший Цагадай да порешит судьбу Бури!»
Рассказ о деяниях, совершенных Угэдэй-ханом по восшествии на ханский престол
Засим Угэдэй-хан изрек указ, в коем все подданные державы его извещались о распорядке службы хэвтулов, хорчинов, турхагов и всего хишигтэна, прежде несших службу охранную подле Чингисхана.
И повелевалось сим указом: «Да будут подданные наши держаться, как и прежде, велений владыки Чингисхана! Пусть, как и прежде, дневальные мои – хорчины и турхаги, в свой сменный заступив дозор, в местах назначенных нас охраняют и пред закатом солнца, сдав пост ночным охранникам, хэвтулам, покидают ставку! И пусть всю ночь стоят при нас хэвтулы в карауле, дозором вкруг дворца обходят! Да будут брать они под стражу на ночь слоняющихся вкруг дворца после захода солнца! И пусть стоящие у входа во дворец хэвтулы нещадно головы секут всем тем, кто в ханские покои вознамерится пробраться ночью! Тому, кто в ставку к нам прибудет ночью с известьем спешным, спервоначалу следует хэвтулов известить, засим, у задней стенки юрты с хэвтулом вместе стоя, снаружи повестить нас о донесении своем. Да будет ясаулам Хонхордаю с Шираханом, равно как всем хэвтулам, ведом всяк человек, входящий в ставку и покидающий ее! Владыки верный муж Элжигэдэй и тот хэвтулами был схвачен, когда меж их постов слонялся ночью. Воистину надежен только тот хэвтул, что повеленье ханское блюдет!
Никто не смеет занимать посты хэвтулов! Не дозволяется слоняться подле стражи и в ставку проникать промеж постов, а также и выспрашивать число хэвтулов! Да будет схвачен всякий, кто слонялся возле стражи! Да будет конфискован конь с уздою и седлом и вся одежда у того, кто спрашивал число хэвтулов!
Да будут сберегать хэвтулы знамена наши, барабаны, сбрую, телеги-юрты, боевые пики; да будут сберегать они дворцовую посуду! Пусть ведают и пищей, и питьем моими!
И коли мы собственнолично в поход не выступаем, да будет не позволено хэвтулам от нас отдельно выступать! И пусть хэвтулов часть сопровождает нас в охоте облавной, а прочие, соображаясь с положеньем, при ставке остаются в карауле! И пусть хэвтулы при перекочевке для нашей ставки место избирают и сами же ее и становят. И да приставлен будет на вратах дворцовых ими страж! Да будет тысяцкий ноён Хадан командовать хэвтулами моими!»
Засим Угэдэй-хан, соизволив назначить ноёнов четырех смен хэвтулов, молвил: «И пусть в согласии водительствуют первой сменой Хадан и Булахадар и охраняют им назначенное место – справа или слева от дворца! И пусть в согласии второю сменой ведают Амал и Чанар и караулят им назначенное место – справа или слева от дворца! И пусть Хадай и Хорихачир в согласье третьей сменою командуют и стерегут им назначенное место – справа или слева от дворца! И пусть Ялбаг и Харагудар в четвертой смене предводительствуют и стерегут им назначенное место – справа или слева от дворца! Пусть смена Булахадара с Хаданом и смена Чанара с Амалом – по леву руку от дворца сидят, а смена Хорихачира с Хадаем и смена Харагудара с Ялбагом – пусть справа от дворца сидят! И предводительствует всеми сменами хэвтулов ноён мой тысяцкий Хадан. И пусть хэвтулы, вокруг дворца свой караул неся, за дверью неусыпно наблюдают и отряжают к нам двух стражей во дворец, дабы стояли у кумысницы большой!»
И повелел еще Угэдэй-хан: «Есунтэгэ и Бугидэй, Хорхудаг и Лабалха поделят пусть своих хорчинов на четыре части, в дневной дозор посменно их выводят, сопутствуя турхагов должной смене!»
Назначая ноёнов смен отборной стражи – турхагов из сродников мужей, кои дотоль командовали ими, Угэдэй-хан повелел: «Ноёны Алчидай с Хонхортахаем, что ведали всей караульной службой, возглавят смену первую турхагов. Тэмудэр и Йегу в согласье пусть командуют второю сменою турхагов! А Мангудай оставшихся турхагов пусть в третью смену собирает! И всеми сменными ноёнами турхагов да будет верховодить нукер Элжигэдэй!»
И еще повелел Угэдэй-хан: «Да будет, как и прежде, бит палками три раза страж, что в смену должную не явится в дозор. Семь раз бить палками его, коль вдругорядь пропустит смену он! И коли, будучи во здравии и без согласия ноёна своего не выступит в дозор он в третий раз, тридцать семь палок ему всыпать да и сослать его в пределы дальние – как в свите нашей быть не пожелавшего.
И коль без построенья и поверки в дозор заступит смена караульная, ее ноён подвержен наказанью должен быть! Ноёны караульных смен да оглашают наше повеленье, сменяясь с караула всякий третий раз! А коль мужей своих не повестят, они повинны будут сами. Но если был хишигтэн повещен и все же повеление сие нарушил – не заступил в свой сменный караул, он порицания достоин!
Старшие в сменах да не смеют самолично чинить расправу над хишигтэном моим. Пусть прежде повестят меня об их провинностях! И казни предадим мы всех, кто смерти заслужил, и будут биты палками, кто наказанья оного достоин. Но если в сменах старшие, свой произвол чиня, на равных им хишигтэнов поднимут руку, их кара неминуемая ждет: за палки – будут биты палками они, за зуботычины – познают зуботычины и сами!
Мой страж хишигтэн мною чтим поболее любого воеводы тысяцкого, и те, кто в денщиках у нашей стражи, десятников и сотников моих почтенней. А посему, коль воевода тысяцкий с хишигтэном моим, как с ровнею себе, повздорит, да будет предан он суду!»
И молвил засим Угэдэй-хан: «Не стану бременем я для державы, что в муках выстрадал родитель мой, Чингисхан! Облагодетельствую я монгольский люд, дабы, как говорится, во блаженстве возлежал он, беспечно ноги растянув и руки по земле раскинув.
На уготованный родителем престол взойдя, не буду подданных своих мытарить! Да будет каждый год на нужды провиантские от стада каждого двухгодовалая овца дана нам! И по одной овце из сотни каждой – на пособленье сирым и убогим! Взимать негоже и питье, и провиант с мужей и подданных моих, кои по зову нашему стекаются во ставку. Да будут пригнаны от каждой тысячи кобылы и присланы доильщики, приставленные их доить; да будут тот табун пасти распорядители кочевий, да учинят присмотр за жеребятами они!
Когда ноёны, братья-сродники все вместе собираются во ставке, свои дары мы соизволим им пожаловать. Для этих нужд пускай в хранилище хранятся ткани и серебро, и хлеб насущный, и оружье боевое. Да будет стража особая приставлена к хранилищу сему!
Хотим мы поделить все земли государства нашего. И для сего из каждой тысячи назначены пусть будут распорядители кочевий – нутагчины!
Досель гобийские пределы нелюдимы, там токмо лани вольные пасутся. И дабы подданные наши сели в сих пределах, да будут посланы с Чанаем и Уйгурдаем нутагчины и ими вырыты и огорожены колодцы!
Посыльные, что едут с донесеньем, в пути неспешны и в айлы то и дело заезжают, обременяют подданных моих. Желаем ныне мы поставить станции-уртоны, при коих бы служили от каждой тысячи посаженные ямщики. И установим впредь порядок, по коему уртонною дорогой следовать, не мешкая в пути, послам всем надлежит!
Все это присоветовали мне Чанай и Булахадар; я полагаю одобрения сие достойно. Однако что на это скажет брат мой старший Цагадай? Хотел бы выслушать я и его сужденье». И известил через посыльного Угэдэй-хан брата старшего Цагадая о делах сиих. Известясь об оных, Цагадай благословил их и передал Угэдэй-хану свой ответ: «Да будет все по-твоему сотворено!»
И присовокупил к этому Цагадай: «В своих пределах выставлю я тотчас станции-уртоны; Бата же извещу, дабы тянул уртонный тракт ко мне навстречу. Из прочего всего учереждение уртонной службы вниманья истинно достойно!»
И изрек тогда Угэдэй-хан: «Брат старший Цагадай, Бат и правого улуса прочие властители, и Отчигин ноён с Егу и левого улуса прочие властители, наследники, зятья, и прочие ноёны-темники, десятники и сотники срединного улуса благословенно вняли всем сужденьям нашим о том, что каждый год на нужды наши провиантские от стада каждого двухгодовалого барана дать они должны да по одной овце суягной – на пособленье сирым и убогим; поставить станции-уртоны, при коих бы служили ямщики, – не тяготило бы то подданных моих, да и посыльным бы моим покойно было.
И посему с согласья брата Цагадая повелеваю, дабы год от года со всякой тысячи народа моего от стада каждого взималось по барану да по одной овце суягной из каждых ста овец. Да буду пригнаны кобылы, а к жеребятам пастухи приставлены – унагачины; пусть будет выставлена хозяйственная стража – амучины и балгасчины.
Поставим станции-уртоны, при коих бы служили ямщики! Сим ведать будут Арачан и Тохучар. Да будут к каждому уртону приписаны по двадцать ямщиков и счетом достодолжным приданы ему и кони ездовые, кобылы дойные и овцы провиантские, повозки и упряжные быки.
Но коли будет недостача из того
Хотя бы и веревки малой,
Виновный да поплатится губой!
Коль будет недостача
И колесной спицы,
Поплатится виновный половиной носа!»
И молвил впоследствии Угэдэй-хан: «Отца-владыки на престол взойдя великий, деянья совершил я таковые: пошел и покорил народ зурчидский Алтан-хана, сие во-первых; поставил станции-уртоны, коими следовать должны посыльные и вести без задержек доставлять, то во-вторых; засим в безводных землях по моему указу вырыты колодцы, и впредь в воде и в пастбищах не будет недостатка подданным моим; и, наконец, по городам и весям я воевод и управителей поставил. И сим облагодетельствовал я монгольский люд, дабы, как говорится, во блаженстве возлежал он, беспечно ноги растянув и руки по земле раскинув. Итак, после отца-владыки такие вот деянья я свершил.
Престол отца-владыки обретя, обременив себя державной властью, попал я в плен к зеленому вину. И сознаю я это прегрешенье. Пошел на поводу у женских чар, к себе я привезти велел дев из улуса дядьки Отчигина. Великий грех державному владыке такие беззакония чинить!
Повинен я и в том, что, вняв навету, нукера Доголху безвинного сгубил, который в битвах вечно первым на врагов бросался. За неразумное мое отмщенье верному нукеру отца-владыки раскаяния мучают меня! Кто беззаветно так отныне мне послужит?!
Заботясь, как бы во владенья братьев не ушли рожденные по благоволенью Небесного Владыки и Матери-Земли газели, поставил средостенья я. За то услышал я укор от братьев и нынче каюсь в согрешении своем.
Итак, к благодеяниям отца-владыки сии деяния четыре я присовокупил. И совершил четыре прегрешенья, в коих каюсь!»
В месяц дождей года Мыши, когда сошлись все на Великий хуралдай и стали ставкой на Худо арале, что на Керулене, в долине между Долон болдогом и Шилхэнцэгом, сказание свое мы завершили.
