Глава 2

Я сидела в огромной гостиной за чашкой кофе и рюмкой бренди, которые принесла мне служанка, когда в комнату вошла Сара Хейлсворт, высокая, представительная дама. На ней был дорогой бежевый костюм-двойка, удачно подчеркивавший стройность ее фигуры.

Увидев меня, она приветливо улыбнулась. Я узнала бы ее, даже если бы женщина не протянула мне руку и не произнесла: "Здравствуй, Эли! Я – мама Джоан. Добро пожаловать к нам в Сторм-Тауэрс".

В свое время Джоан показывала мне ее фотографии. Это была красивая брюнетка с сединой на висках, спокойная и сдержанная. Ее внешность, ее улыбка, игравшая на губах, были необычайно притягательны.

– Миссис Хейлсворт, простите, что я приехала в такое неудобное для вас время, – тихо сказала я. – У вас наверняка был очень тяжелый день. Как Джоан?

– Она спит, – ответила женщина. – Моя девочка перенесла сильное потрясение. Но Джоан, подобно мне, после шока быстро восстанавливается.

Сказав это, она посмотрела на огромный написанный маслом портрет умершего отца Джоан. Я поняла, что сделала она это чисто инстинктивно. Пока я сидела в гостиной одна, любопытство заставило меня подняться с софы и подробно разглядеть этот портрет. Под ним висела табличка, на которой я прочла: "Сенатор Джон Хейлсворт, человек, который должен был стать нашим президентом". Под этими словами стоял автограф художника. Я знала, что его мнение об отце Джоан разделяли миллионы американцев. В том числе и мой отец...

– Она совсем не пострадала? – спросила я.

– К счастью, нет! Когда, вбежав к ней, я увидела ее лежащей на полу, то подумала... О нет! Я не хочу больше об этом вспоминать!

Миссис Хейлсворт подошла к барной стойке, палила себе бренди и, вернувшись, села напротив меня.

– Ты, наверное, удивилась, когда получила мое приглашение?

– Да, миссис Хейлсворт, – призналась я. – Даже очень. И конечно же сильно разволновалась. Никак не могу понять, как вы меня нашли. После того как мне спешно пришлось уехать из Редклиффа, связь между мной и Джоан прервалась. За это время я много раз переезжала с места на место. Боже мой, сколько же мы с ней не виделись!

Последние слова были произнесены мною с тоской, и я заметила, что в этот момент миссис Хейлсворт смотрела на меня с огромной симпатией и сочувствием.

– До этого ты училась с ней в подготовительной школе, – кивая, прошептала она. – Да, тот период своей жизни. Джоан никогда не забудет.

Слегка нахмурившись, женщина в задумчивости повертела в руке рюмку и отпила из нее.

– Мой муж погиб вскоре после того, как ты уехала из Редклиффа, – продолжила она. – Мы очень переживали за тебя. Затем случилось это...

Миссис Хейлсворт вновь сделала маленький глоток бренди.

– Джоан получила от тебя одно-единственное письмо. В нем ты сообщала, что хочешь стать медсестрой и уже получаешь соответствующую подготовку. Но работать медсестрой ты так и не стала? Не так ли?

– Да, не стала, – ответила я.

Объяснить, почему мне пришлось сменить работу, такой даме, как миссис Хейлсворт, было нелегко.

– Через два года работы в больнице я поняла, что это не для меня, – пролепетала я. – Каждый должен заниматься своим делом...

– После этого ты работала в адвокатской конторе в Бостоне, в бутике на Майами, секретарем в Нью-Йорке, а в настоящее время ты – сотрудник издательства "Блэк энд Морнингтон". Кстати, Эли, что оно выпускает? Журнал для женщин?

Я невольно рассмеялась.

– Миссис Хейлсворт, я работаю редактором, – ответила я. – Знакомлюсь с рукописями, которые к нам поступают. Если мне кажется, что произведение стоящее, то я составляю на него рецензию и передаю его более опытному сотруднику. А он уже решает, публиковать рукопись или нет. Если принято решение ее опубликовать, то я занимаюсь ею до того, как она выйдет в свет. Но как же вам удалось так много обо мне узнать? В нашем телефонном разговоре я вам о себе почти ничего не рассказала.

– Эли, Джоан хочет, чтобы ты была рядом с ней, – нахмурившись, произнесла миссис Хейлсворт. – Она всегда тебя любила. Я обратилась к своим адвокатам, и они разыскали тебя. На поиски у них ушло три месяца. И вот ты у нас...

Я удивленно посмотрела на нее:

– Но, миссис Хейлсворт, это стоило вам больших денег. Простите, что не давала вам знать о себе. Когда работала медсестрой, то была сильно загружена в больнице, и времени свободного почти не оставалось. А потом я практически постоянно искала новую работу, которая бы мне правилась.

Миссис Хейлсворт поставила рюмку на столик.

– Эли, я очень рада, что ты смогла выбрать время и приехать к нам. Моя дочь – очень одинокая девочка.

Я улыбнулась. Может быть, Джоан и очень одинокая, но, увы, уже не девочка. Ей должно было быть лет двадцать.

– Я тоже очень рада, – ответила я.

– Там, у ворот, тебе было страшно?

– Немного. И когда мы проезжали по Шее Орла – тоже. Джоан часто рассказывала мне про это место. Но я все равно испугалась. Возможно, потому, что было очень темно.

– Мы конечно же к нему привыкли, – кивнув, заметила миссис Хейлсворт. – На этом участке дорога гораздо шире, чем кажется. Когда увидишь его днем, то убедишься, что ездить по нему абсолютно безопасно. А сейчас, перед тем, как мы ляжем спать, мне хотелось бы посмотреть, как там Джоан. Хочешь, пойдем вместе?

Я поднялась с софы и только тогда поняла, как сильно устала. Дорога и тревожное ожидание у ворот усадьбы Хейлсвортов окончательно вымотали меня.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Шум наших шагов заглушал постеленный здесь толстый ковер. Вправо и влево от лестницы уходили просторные коридоры.

– Это моя комната, – с улыбкой произнесла миссис Хейлсворт, когда мы подошли к первой двери. – Следующая – Джоан. Будить бедняжку не будем, пусть спит. Никак не могу понять, как такое могло произойти. У нас в доме надежная система сигнализации. Я предложила Джоан перебраться ко мне, но она наотрез отказалась. И понятно почему. В этой комнате она живет с самого дня рождения. Тише!

Открыв дверь, женщина на цыпочках вошла в комнату дочери. Я последовала за ней.

На столике рядом с огромной старинной кроватью горел ночник. На кровати, разметав по подушке свои светлые волосы, спала Джоан Хейлсворт. Сон ее был глубоким. Лицо подруги показалось мне совсем юным.

– Джоан нисколько не изменилась, – в удивлении прошептала я.

– Да, не изменилась, – согласилась со мной миссис Хейлсворт. – Она крепко спит, так что не будем ей мешать.

Женщина подошла к окну и проверила на ставнях запоры. Я посмотрела на спящую Джоан. Она выглядела изрядно похудевшей, но ее лицо и слегка скривленные, словно от обиды, губы оставались прежними. Такими они были у той девочки, с которой мы вместе учились, сначала в подготовительной школе, а затем несколько месяцев в колледже Редклиффа. Да, тот период был в моей жизни самым счастливым. Вскоре для меня наступили черные дни. Сначала в дорожной аварии погибли мои родители, а потом я узнала, что отец, которого всегда считала человеком довольно состоятельным, погряз в долгах. На их уплату ушло все, что оставили мне родители. Его кредиторы уверяли меня, что если бы отец не погиб, то непременно бы с ними расплатился. Они глубоко сочувствовали моему горю, предлагали помощь, как финансовую, так и в трудоустройстве на высокооплачиваемые должности в своих конторах. Но все это было не то, чего мне хотелось. В сравнении с гибелью моих родителей, которых я просто обожала, утрата материального благополучия мало что для меня значила. Мы были маленькой дружной семьей, и у нас не было друг от друга никаких тайн. В то время мне больше всего хотелось покинуть знакомые места и забыться в работе. Наилучшим выходом мне тогда казалось стать медсестрой. Вот только в этой работе я быстро разочаровалась.

Из раздумий меня вывело прикосновение руки миссис Хейлсворт.

– Ты, должно быть, устала с дороги, – сказала женщина. – Пойдем, Эли, я покажу тебе твою комнату.

Я молча последовала за ней.

Тогда в Редклиффе ее дочь помогла мне пережить первое потрясение. Глядя на спавшую Джоан, я вспомнила, как она вместе со мной рыдала. Она знала моих родителей и очень их любила. В особенности – маму. В пору учебы в колледже я при первой возможности привозила ее к нам в дом, стоявший на живописном берегу залива Массачусетс. По окончании первого семестра она намеревалась взять меня с собой к ним в Сторм-Тауэрс. Но тогда я поехать с ней не смогла: на меня обрушилось страшное горе. Мне нужно было начинать новую жизнь. И как можно скорее. Я выучилась на медсестру, но связь между нами была утеряна.

– Ну, как она выглядит? – спросила Сара Хейлсворт.

– Успокоительное на нее подействовало.

– А в остальном?

– Внешне Джоан совсем не изменилась. Такая же юная, какой была в школе.

– Многие здесь считают, что моя дочь остановилась в развитии. Она очень нежная девушка. Мы с тобой, Эли, всегда прекрасно это осознавали. Но наше мнение о ней разделяют здесь немногие.

– Джоан всегда была легкоранимой...

Да, такой она была всегда, подумала я. Девочки, когда собираются вместе, как, например, в школе или колледже, порой становятся жестокими и по отношению к другим ведут себя довольно агрессивно. Я была немного старше Джоан Хейлсворт, и к тому же меня назначили старостой группы. Видя ее беззащитность, я сразу же приняла Джоан под свое крыло и, как могла, пыталась ей помочь.

– После твоего отъезда жизнь в Редклиффе для Джоан стала невыносимой, – внезапно помрачнев, сказала миссис Хейлсворт. – Так что мне пришлось ее оттуда забрать.

Горечь, с которой она это произнесла, поразила меня. Возможно, поэтому я, сама не зная, что делаю, неожиданно поцеловала ее в щеку. Женщина резко вздрогнула, словно это был не поцелуй, а пощечина.

– Простите, – смущенно пробормотала я.

– После того как я привезла Джоан домой, она несколько месяцев болела, – словно ничего не произошло, продолжила миссис Хейлсворт. – Очень тяжело болела, Эли. И постоянно вспоминала о тебе. Говорила, что ты была к ней очень добра. Ты же знаешь, что другие девочки ее ненавидели.

– Нет, миссис Хейлсворт, это совсем не так, – замотав головой, возразила я. – Да, они подтрунивали над ней, но не понимали, что этим сильно ее обижают. Они же не знали, что Джоан по натуре очень обидчивая.

– Но ты ведь была такой же, как и остальные студентки. Из хорошей семьи, как и те негодяйки. О твоих родителях мне рассказывала Джоан. Однако ты же над ней не издевалась, ты понимала ее.

– Джоан сразу же понравилась мне, – ответила я. – Я почувствовала, что ей нужна подруга.

Резкость, с которой отозвалась миссис Хейлсворт о девочках из нашей школы, поразила меня. По правде сказать, они относились к Джоан не так уж и плохо. Джоан часто видела для себя обидное там, где его просто не было.

– И ты, Эли, стала ей той самой подругой, – заметила миссис Хейлсворт и поморщилась. – Когда я думаю о тех издевательствах, которым подвергали мою девочку, то прихожу в ярость! Они забыли, что Джоан – дочь Джона Хейлсворта! Направив ее учиться в Редклифф, мы оказали этому колледжу огромную честь! Более того, несмотря на то, что во время избирательной кампании ее отец был самой популярной кандидатурой в президенты, мы не требовали от руководства колледжа для Джоан каких-либо поблажек. Но мы были вправе рассчитывать на то, что к Джоан, носившей фамилию Хейлсворт, ее однокурсницы проявят некоторое уважение. Кроме всего прочего, им следовало бы помнить, что на протяжении многих лет наша семья оказывала этому колледжу большую материальную помощь.

Я сочувственно кивала головой. А что мне еще оставалось делать? Разве можно было объяснить этой женщине, что в наши дни отношение молодежи к таким людям, как Хейлсворты, совсем иное? Могла ли Джоан, ее дочь, завоевать авторитет среди девочек-тинейджеров только потому, что принадлежала к высшим слоям общества? Более сильная личность, чем Джоан, встретив негативное отношение к себе, попыталась бы заслужить всеобщее уважение. Но дочь Хейлсвортов была девочкой застенчивой, нервной и слишком чувствительной. За время учебы в Редклиффе над Джоан по-настоящему издевались всего три раза.

Миссис Хейлсворт, внимательно наблюдавшая за выражением моего лица, слегка нахмурилась.

– В Редклиффе ты предложила Джоан свою дружбу, когда она в ней больше всего нуждалась, – сказала она. – Эли, сможешь ли ты дать ей то же самое здесь?

– Дружба – не вещь, которую можно кому-то подарить, миссис Хейлсворт, – улыбнувшись, ответила я. – Ее нельзя ни дать, ни забрать. Если у нас сохранились друг к другу прежние чувства, то наша дружба будет продолжаться. И это совсем не важно, виделись ли мы с ней в последнее время или нет.

Мы вошли в отведенную мне комнату, и я с любопытством окинула ее взглядом.

– Эли, ты сейчас нужна Джоан, – сказала миссис Хейлсворт. – Я хочу, чтобы Сторм-Тауэрс стал и твоим домом. Я буду относиться к тебе как к своей второй дочери. Как к сестре Джоан. С этой целью я искала тебя и наконец нашла. Поэтому ты здесь. Подумай об этом, а завтра, после того как ты увидишься с Джоан, мы этот разговор продолжим. Договорились?

– Но... – удивленно произнесла я.

– Эли, все, чего ты для себя искала все это время, может найтись здесь, в нашем Сторм-Тауэрс, – не дав мне договорить, выпалила миссис Хейлсворт. – Он станет для тебя родным домом, в котором ты встретишь любовь и понимание. На личные расходы я буду выделять тебе такую же сумму, что и Джоан. Могу заверить тебя, что она будет значительно больше, чем жалованье, которое ты получаешь в "Блэк энд Морнингтон".

– Так вы предлагаете мне работу компаньонки? – не веря своим ушам, спросила я.

– Эли, мне не хотелось бы, чтобы ты так воспринимала мое предложение, – нахмурившись, ответила Сара Хейлсворт. – Мне хорошо известно, из какой ты семьи. Поэтому я никогда бы не предложила тебе стать компаньонкой моей дочери. Да мне и в голову не могла бы прийти такая мысль. Ты будешь жить у нас как подруга Джоан. Я хочу, чтобы ты была всегда с нею рядом. Как в школе и колледже. Ты положительно влияешь на Джоан. Пока ты с ней, она будет радостной и счастливой. Пойми, Эли, ты очень нужна нам.

– Но моя квартира... работа? – смутившись, неуверенно произнесла я.

Женщина улыбнулась.

– Они для тебя так важны? – спросила она. – Не прими это за пустое хвастовство, но Хейлсворты все еще многое могут сделать. Если ты со временем решишь нас покинуть, то твоя квартира и работа в Нью-Йорке будут ждать тебя. Возможно, что знакомство с нами поможет тебе найти более интересную работу. А деньги, которые я тебе предложила... не рассматривай их как свое жалованье или вознаграждение. Ведь если ты согласишься у нас остаться, они тебе понадобятся.

– Не знаю, что вам и сказать... – пробормотала я.

– В таком случае ничего не говори, а хорошенько все обдумай. Ну, спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, миссис Хейлсворт.

Подойдя к двери, женщина, словно что-то вспомнив, обернулась.

– На прошлой неделе мы с Джоан ездили за покупками в Портленд, – сказала она. – Джоан все еще помнит твои размеры, и мы кое-что для тебя купили. Так что все, что висит у тебя в гардеробе, твое. Эти вещи выбирала для тебя Джоан. Она заверила меня, что знает твой вкус. Надеюсь, они тебе понравятся. Эли, нам так хочется, чтобы ты жила у нас. Мне и Джоан.

Миссис Хейлсворт улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Я присела на краешек старинной кровати и, утонув в ее мягком матрасе, недоуменно покачала головой. Слишком многое произошло со мной за столь короткое время, и не все из случившегося меня радовало. Тут я вспомнила, что мы с Джоан одного роста. Учась в школе, мы часто обменивались с ней вещами. В то время Джоан одевалась как примерная ученица, и это служило для ее ультрасовременных одноклассниц еще одним поводом для насмешек над ней. Перед тем как мы поступили в колледж, я подарила Джоан часть своего гардероба. На покупку нарядов отец выделял мне большие деньги. Он был щедрым. Даже слишком. Это я поняла, когда узнала, какие у него долги. Так что, когда я поступила в колледж, у меня были потрясающие вещи.

Женское любопытство потянуло меня к огромному гардеробу. Открыв его, я ахнула. То, что находилось в нем, напоминало выставку-продажу эксклюзивной одежды в бутике на Пятой авеню. Вот только ценники на ней отсутствовали. Если все это действительно выбирала сама Джоан, то это означает, что вкус у нее изменился к лучшему. При виде таких модных вещей у меня перехватило дыхание. Для девушки, которая последние несколько лет одевалась в дешевых универмагах, где платья висели года по три, такая реакция была вполне естественной. Нет, таких подарков я конечно же принять не могла – ведь они стоили целое состояние.

Я сияла с плечиков белое вечернее платье, приложила его к себе и посмотрелась в зеркало. Белый цвет очень шел к моим черным волосам и голубым глазам. Каждый раз, отправляясь на какой-нибудь официальный прием, я старалась надевать только белое.

Вечернее платье, выбранное для меня Джоан, выглядело просто потрясающе!

Я быстро повесила его обратно, закрыла створку гардероба и, открыв другую, выдвинула все его ящики. В них было все, о чем могла только мечтать молодая девушка: шарфики, обувь, нижнее белье и многое другое. Если бы отец открыл для меня неограниченный счет в банке Нью-Йорка, то лучше нарядов, чем были в этом гардеробе, я бы купить не смогла.

Я тяжело вздохнула, закрыла шкаф и, вспомнив о побывавшем в доме грабителе, с опаской оглядела комнату. Шторы на окнах были плотно задернуты. Желая проверить, закрыты ли ставни, я подошла к окну и осторожно раздвинула шторы. Оконные стекла оказались белыми от морской соли. Тревожно прислушиваясь к шуму волн, я принялась разглядывать на стекле узоры.

Я уже собиралась выглянуть в окно и посмотреть, закрыты ли ставни на окнах спальни Джоан, но тут снова вспомнила о грабителе. А вдруг он стоит на ее балконе? – в страхе подумала я.

Боясь передумать, я распахнула свое окно. В комнату, надувая тяжелые шторы, вместе с грохотом волн ворвался холодный ветер. Ледяные капли дождя и морской воды ударили мне в лицо. Но я успела увидеть то, что хотела, и быстро закрыла окно. Поскольку под моим окном была отвесная стена, запирать ставни я не стала. Никакой грабитель не смог бы проникнуть в мою комнату через окно. Если только у него не имелось крыльев.

В массивную дверь моей комнаты был врезан современный пружинный замок. Как только я закрылась на "собачку", то сразу же почувствовала себя в полной безопасности.

Вещи, привезенные мной, я нашла в гардеробе поменьше. Туда их положила горничная. Ванная комната оказалась просторной и ярко освещенной. Приняв горячий душ, я надела теплый банный халат и прошла в небольшой кабинет. В нем на стеллаже, под которым стоял стол из темного кедра, лежали женские журналы. Желая почитать перед сном, я взяла один из них и вошла в спальню.

Жилье, предоставленное мне в Сторм-Тауэрс, по размерам и удобству намного превосходило то, что я имела в Гринвич-Виллидж. Более того, оставаясь в этом доме, мне не пришлось бы ни готовить, ни заниматься стиркой или уборкой – все это за меня выполняли бы слуги Хейлсвортов. Здесь я могла бы почувствовать себя членом их семьи.

Хмыкнув, я легла в постель и раскрыла журнал. Уставшая после долгой дороги, я вскоре задремала. Неожиданно сквозь сон я ощутила резкий запах духов и приоткрыла глаза. Какие-то незнакомые люди – мужчина и женщина – в упор смотрели на меня и тихо перешептывались. О чем они говорили, разобрать было невозможно, но я поняла, что обо мне. Злоба, застывшая в их глазах, привела меня в ужас. Решив, что это дурной сон, я попыталась проснуться и заворочалась. Однако усталость окончательно сломила меня, и я погрузилась в глубокий сон.

Мне снилось, что я, тяжело больная, лежу на операционном столе, а мужчина с женщиной, которых я только что видела, со скальпелями в руках склонились надо мной. На этот раз страх прогнал сон, и я с жутким криком подскочила с кровати и открыла глаза. Журнал, который я взяла с собой, взлетел и упал на пол. Но помимо глухого хлопка упавшего журнала я услышала и нечто другое – тихий скрип двери.

В ужасе застыв, я прислушалась, но, кроме биения своего сердца, так ничего и не услышала. Во всем огромном здании Сторм-Тауэрс стояла гробовая тишина. Ни шагов, ни даже шороха. Боже мой, какая же я все-таки дурочка! Это же был всего-навсего дурной сон. Даже кошмаром назвать его нельзя.

Я сидела на огромной кровати в темной комнате с плотно зашторенным окном. Слышался только шум моря да барабанная дробь дождя.

В спальне было темно. Да, но перед тем, как заснуть, я читала журнал, и он в тот момент, когда я подскочила, лежал у меня на груди. А это значит, что, когда я засыпала, в спальне моей горел свет! Но электричество могли и отключить. Во время плохой погоды такое случается часто. Так что же тогда я паникую?

Я протянула руку к ночнику и щелкнула выключателем. Свет зажегся! Теперь он пугал меня не меньше, чем темнота. Ожидая, что меня сзади кто-то вот-вот схватит за плечи, я в ужасе застыла. Лоб мой покрылся холодной испариной. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Лишившись его, я не смогла бы оказать сопротивления, и тогда...

Нужно хоть что-то использовать для самообороны, и я в отчаянии схватила горевшую лампу и занесла ее над головой. Только теперь до меня дошло, что в комнате никого, кроме меня, нет. Тяжелые шторы на окне не шевелились, а двери в ванную и кабинет по-прежнему оставались открытыми. Я со страхом перевела взгляд на входную дверь. Она была заперта, надо полагать, на замок.

Но мне не терпелось в этом убедиться. Сердце мое отчаянно колотилось от страха, но я все же заставила себя слезть с кровати и подойти к двери. "Собачка" замка оказалась на месте. Тогда, подняв ее, я повернула ручку и потянула дверь на себя. Она открылась. Поставив замок снова на предохранитель, я включила люстру, заглянула в ванную и, вернувшись в спальню, села на кровать.

Я, должно быть, перед тем как заснуть, машинально выключила лампу. Поэтому я и не помнила: нажимала ли я на ее выключатель или нет.

Но мой сои был настолько явственным, что я и сейчас ощущала слабый запах эфира. У моей кровати им пахло чуть сильнее. Я принюхалась, и страх вновь сковал меня. Нет, это не было игрой моего воображения, поскольку сейчас я уже точно не спала. А этот запах все еще витает в моей спальне. Пока я спала, вокруг меня что-то происходило! Нет, это не был запах эфира – скорее духов.

Продолжая принюхиваться, я поднялась с кровати. Но кто же мог его оставить? – подумала я. Кто мог проникнуть ко мне, если дверь заперта? Наверное, кто-то обронил здесь флакон с духами.

Втягивая ноздрями воздух, словно ищейка, я направилась в ванную. Но ни в ней, ни возле ее двери духами не пахло. Дойдя до кабинета, я просунула голову в его дверь и тут же ощутила сильный запах женских духов. Духи были на основе мускуса – то есть такими, которыми пользуются представительницы слабого пола, не желающие подчеркивать свою женственность. Они явно были не моими.

Я посмотрела на часы. Половина четвертого. Сара Хейлсворт духами с мускусной составляющей тоже не пользуется, подумалось мне. Она наверняка предпочитает духи с более тонким, сладковатым запахом.

Вспомнив, что среди тех двоих, кого я видела во сне, была женщина, я невольно поежилась.

В кабинете запах мускуса постепенно слабел, и это свидетельствовало о том, что женщина, источавшая его, прошла здесь совсем недавно. Однако такого быть не могло. Не могла же она пройти сквозь стену, облицованную тяжелыми дубовыми панелями! Или вылезти в окно, под которым внизу бушевали морские волны. Эта пара не могла попасть ко мне и через дверь, поскольку замок – я проверила – находился на предохранителе.

Я вернулась в залитую светом спальню, залезла в постель и натянула на себя одеяло до самого подбородка. Меня била мелкая дрожь. Я в страхе поглядывала по сторонам и пыталась уловить хоть какой-то звук. Я точно знала, что мне уже не заснуть. Сама мысль о сне приводила меня в ужас.

Не знаю, сколько времени прошло – мне показалось, что целая вечность, – но я все-таки заснула.