Действие четвертое
Площадь в Замоскворечье
Площадь наполнена возами. В стороне хлебные лабазы. За рекой виден Кремль. Вечереет. Толпа народа волнуется перед лабазом.
Лабазник.
Ступайте прочь! Чего наперли снова!
Ведь сказана цена вам: семь алтын
За полчетверки!
Один из народа.
Батюшка, помилуй!
Скинь хоть алтын!
Другой.
Четыре дня не ели!
Третий.
Побойся Бога!
Четвертый.
Смилуйся, родимый!
Отсыпь хоть в долг! О Пасхе заплачу —
Вот те Христос!
Лабазник.
Проваливай! «О Пасхе!»
Вишь, в долг давай хозяйское добро!
Прочь, говорю вам!
(Дерется.)
Первый.
Что ж ты, людоед?
Околевать нам, что ли?
Второй.
Лучше прямо
Ножом зарежь!
Третий.
Разбойник! Душегубец!
Четвертый.
Жидовская душа! Ты разве сам
Свой съешь запас? Сам, что ли?
Лабазник.
Караул!
Лабаз мой разбивают!
Подходят два пристава.
Первый пристав.
Что за шум?
Кто тут буянит?
Лабазник.
Помогите! Бунт!
Ломают дверь!
Один из народа.
Вступитесь, государи!
Другой.
Велите цену сбавить, государи!
Третий.
Не дайте с голодухи помереть!
Лабазник.
Они меня сбирались грабить!
Первый.
Врет!
Он сам дерется! Чуть не изувечил!
Первый пристав (к лабазнику).
Как смеешь ты народ увечить? А?
Второй пристав.
В приказ его! К допросу!
Лабазник.
Государи!
Помилуйте! за что меня в приказ?
Хозяйское отстаивал добро!
(Сует им деньги.)
Первый пристав.
Ну, разве так!
Второй пристав.
Что ж сразу не сказал!
Первый пристав (к народу).
Прочь, вы, разбойники! Вот я вас! Прочь!
Второй пристав.
В застенок их! В приказ! К допросу!
Народ отступает.
То-то!
Оба пристава идут далее.
Лабазник (смотрит им в след).
Христопродавцы! Ишь! Пошли по рынку
Выглядывать, с кого б еще содрать!
Один из народа.
И поделом тебе!
Другой.
С своим запасом
Чтоб лопнул ты!
Третий.
Мы с голодухи мрем,
А он сидит, как крыса в закромах,
Да дуется!
Лабазник отходит.
Четвертый.
А приставам пожива!
Первый.
Порядок, вишь, приставлены блюсти!
Четвертый.
Ну, уж порядок! Пусть бы царь узнал!
Первый.
За взятки царь таки казнил их прежде!
Я видел сам; раз девять человек
Висело рядом, а на шею им
Повешены их по́сулы все были!
Второй.
Да, царь в обиду не давал народ!
Бывало, сам выходит на крыльцо,
От всякого примает челобитье
И рядит суд; а суд его недолог:
Обидчик будь хоть князь иль воевода,
А уличен – так голову долой!
Подходит Кикин, переодетый в странника, в черном подряснике, с палкою и четками в руках.
Кикин.
Так прежде было, сыне, прежде было!
Теперь не то! Теперь, грех наших ради,
Враг помрачил царёвы очи. Ныне
Уже не царь, а Годунов всем правит,
Очами Годунова смотрит царь!
Народ столпляется вокруг Кикина.
Вы слышали, что говорил лабазник?
Хозяйское, мол, не свое добро!
А кто хозяин? Тот же Годунов!
Кто цены набивает? Годунов же!
Легко сказать! Четырнадцать алтын
Четверка ржи! Кабы не Годунов,
Она всего пошла бы два алтына!
Ропот в народе.
Ох, прогневили Господа мы, братья!
Нам мука поделом! Глядим на грех,
Сложимши руки, а еретик тот
Меж тем царя обходит да обходит!
Ропот усиливается.
Господь недаром знаменье явил:
Кровавую хвостатую звезду!
Чай, видели ее вы?
Один из народа.
Как не видеть!
Другой.
Котору ночь она восходит там,
Над тою башней!
Третий.
Вот она сейчас
Взойдет опять, лишь небо потемнеет!
Кикин.
Великий гнев Господь являет ею!
То огненный подъят над нами меч
За то, что мы царя, а с ним всю землю
Еретику в обиду злому дали!
Первый.
Отколе же то ведомо тебе?
Кикин.
Скитаюсь, сыне, по святым местам;
Был в Соловках и на горе Афонской,
В Ерусалиме был, всего наслышан,
Моря исплавал, земли исходил,
Тит-рыбу видел, птицу Евстрафиль
И Алатырь, горючий белый камень!
Теперь иду от Киева; там чудо
Великое свершилось; со креста
Софийского был слышан велий глас:
Пророчил гибель русскому народу
За то, что терпит Годунова!
Первый.
Братцы!
Вы слышите, что́ странник говорит!
Кикин.
И глас вещал: восстаньте, христиане!
На Годунова чресла опояшьте,
Бо от него все беды на Руси!
Второй.
Слышь, замечай! Все зло от Годунова!
Кикин.
Так, сыне, так! Все зло от Годунова!
Он держит хлеб, он язвы насылает,
Он короля призвал на Русь, он хана
Поднять хвалился на Москву!
Третий.
А, братцы?
Что ж, в самом деле? Если вправду он
Всему виной – мы порешим его!
Четвертый.
Да вправду ль так?
Кикин.
Воистину и вправду!
Грех, сыне, нам не верить в Божий глас!
Пятый.
Ты сам ли слышал, отче странник?
Кикин.
Сам!
Как раз когда народ валил из церкви
От всенощной. Софийский крест в огне
Явился весь, и глас с него раздался.
Не я один, весь киевский народ
Ему внимал, и ниц все пали в страхе!
Третий.
Ребята! Что ж? Когда весь Киев-город
Тот слышал глас, так, стало быть, уж правда!
Говор в народе.
Вестимо, правда! Значит, Годунов
Изменник! Да! Изменник и колдун!
Он, стало, Божий гнев на нас накликал!
Антихрист он!
Один из народа.
Эй, что вы, братцы? Полно!
Грех вам его порочить!
Другой.
Вправду грех!
Опричь добра, о Годунове, братцы,
Мы не слыхали ничего!
Крики в народе.
Вороны!
Что слушать их! Они за колдуна!
Крепки ли ребра? Бей того, кто будет
За вора говорить! Он хлеб наш держит!
Антихрист он! Всех наших бед заводчик!
Так порешим его! Чего тут ждать!
Слышен голос Битяговского, поющего удалую песню.
Битяговский (поет за сценой).
«Ух ты, пьяница-пропойца, скажи,
Что́ несешь ты под полою, покажи?»
Первый.
Кто там горланит? Что он, на́ смех, что ли,
В такую пору песню затянул?
Битяговский (является, шапка набекрень, кафтан нараспашку).
«Из корчмы иду я, братцы, удалой,
А несу себе я гусли под полой!»
Кикин (к Битяговскому).
Великий грех в такую пору, чадо,
Когда на нас прогневался Господь,
Когда являет знаменья на небе,
На землю ж глад и скорби посылает,
Великий грех нам суете служить,
Веселию мирскому предаваться
И суесловием и песнопеньем
Диавола во аде потешать.
Битяговский.
Красно, товарищ, сказано! Жаль только,
Что невпопад! Когда ж и веселиться,
Коль не теперь? Аль не слыхали, братцы,
Какую милость нам Господь явил?
Говор.
Какую? Говори! Какую милость?
Битяговский.
А вот, ребята, слушайте! Бояре
Князь Шуйский с Бельским – накажи их Бог! —
Задумали – чтоб им на том свету
В смоле кипеть! – задумали царя
Отравой извести!
Говор.
Слышь, слышь, ребята!
Кикин делает знаки Битяговскому.
Битяговский (не обращая на него внимания).
Господь греху не попустил свершиться!
Проведал их злодейство Годунов
Да тот пирог, что для царя спекли,
Собаке бросил. Та его как съела —
Так и издохла!
Народ.
Ах они злодеи!
Ах окаянные! Да кто, сказал ты,
Кто спас царя? Кто бросил псу пирог?
Битяговский.
Вестимо кто! Боярин Годунов!
Кому ж другому? Он и днем и ночью
Блюдет царя! А без него давно
Проклятый Бельский с Шуйским извели бы
Весь царский корень!
Один из народа (к Кикину).
Что ж ты говорил,
Что Годунов изменник!
Кикин.
Да, изменник!
Иль даром нам Господь из-за него
И знаменья и голод посылает?
(Тихо к Битяговскому.)
С ума ты, что ль, сошел аль пьян напился?
Второй (к Кикину).
Какой же он изменник, коль царя
От смерти спас он?
Третий (к Битяговскому).
Полно, так ли, брат?
Вот странник слышал сам, как обличал
С креста глас Божий Годунова!
Битяговский.
Странник?
Какой? Вон этот, что ли? Ха-ха-ха!
Хорош он странник! Он Прокофий Кикин,
Рязанский дворянин! Мы с ним частенько
По кружалам таскались! Из Рязани
Он дале не ходил, как до Москвы!
(Ударяет Кикина по плечу.)
Прокофий Силыч, ты кого морочишь?
Вишь, нарядился Лазарем каким!
Кикин (тихо к Битяговскому).
Рехнулся ты?
Битяговский (тихо к Кикину).
Ты за кого стоишь?
Кикин (тихо к Битяговскому).
Как за кого? За Бельского! Ведь Бельский
Нас торговал!
Битяговский (презрительно).
Пораньше было встать!
Кикин.
Так вот ты как, Иуда? Погоди-ка:
Я Бельскому скажу!
Битяговский.
Небось не скажешь!
Вязать его, ребята! Шуйский с Бельским
Его к нам подослали!
Кикин.
Нет, неправда!
Его вяжите! Он от Годунова
Сюда подослан!
Народ.
Кто их разберет!
Один из двух морочит нас! – Ребята!
Что долго думать! Вздернем их обоих! —
Зачем обоих! – Будет одного! —
Которого? – А первого! – Второго! —
Нет, первого!
Слышен звон бубен. Григорий Годунов показывается верхом, с двумя бирючами. За ними валит новая толпа.
Постой, ребята! Тише!
Боярин едет с бирючами! – Смирно!
Он говорить к нам хочет! Тише! – Слушать!
Он говорит!
Григорий Годунов (говорит с коня).
Зареченские люди
Московских черных сотен и слобод!
Слуга царев, его боярин ближний,
Борис Феодорович Годунов,
Шлет вам поклон. Скорбя о вашей доле
И ведая все ваши тесноты́,
Поветрие и ржи дороговизну,
Он хлебные запасы, на Москве
Какие есть, из собственной казны
Скупает все и завтра приказал
Раздать их вам безденежно, а вас
Молиться просит о его здоровье!
Народ.
Отец он наш! – Дай Бог ему здоровья! —
Кормилец наш! – Слышь, Годунов нам даром
Хлеб раздает! – Спаси его Господь! —
Воздай ему сторицей! – Да живет
Боярин Годунов! – А кто сказал,
Что он нам враг? – Кто подымал нас, братцы,
На Годунова? – Где он, вор-собака?
Да мы его на клочья разнесем!
Кикин хочет бежать, народ бросается на него с криком.
Бей, бей его! Лови!
Битяговский (заложа руки за пояс).
Что, дурень, взял?
Вперед смотри, откуда ветер дует!
Внутренние покои царя
Ночь. Царица Мария Федоровна, царевна Ирина Федоровна и Мария Григорьевна Годунова глядят в окно. На звездном небе вырезываются башни Кремля и церковные главы. Между церквами Благовещения и Ивана Великого видна комета.
Мария Годунова (к Ирине).
Золовушка, смотри, как далеко
Звезда свой хвост раскинула! Как раз
Над городом полнеба охватила!
Ирина.
Она как будто ярче с каждой ночью
И больше все становится!
Входит царевич Федор Иоаннович.
Федор (дергая Ирину за рукав).
Оставь,
Аринушка! Довольно; отойди;
Глядеть на это долго не годится;
Оно ведь не к добру!
Царица (к Федору).
Где государь?
Ужели все на знамение смотрит?
Федор.
Да, матушка. Стоит все на крыльце
И смотрит на звезду. Мне с ним хотелось
Заговорить, но страшно было. Он
Все молча смотрит, а кругом бояре
Очей поднять не смеют на него.
Царица (задумчиво).
Уже который вечер ходит он
Все на звезду смотреть!
Ирина.
И каждый раз
Все пасмурней приходит и ни слова
Не вымолвит!
Федор.
Нерадостные вести
Его тревожат.
Ирина.
Правда ли, что хан
Уж подошел к Оке?
Федор.
Борис сказал,
Что точно правда. Страшно и подумать!
Я вот хотел бы к Троице пешком
Отправиться, молебен отслужить,
Да как спросить у батюшки, не знаю.
Ирина.
Ах, господи! беда со всех сторон!
Уж не затем ли и звезда явилась?
Мария Годунова.
Бог весть! Недавно привезли сюда
Волхвов и ворожей, которых царь
Собрать велел, чтобы они ему
Поведали, зачем она явилась.
Царица.
Волхвов? Помилуй Бог! Царь видел их?
Федор.
Нет, матушка; но говорил Борис,
Что уж они гадали всем собором
И батюшке сегодня принести
Должны ответ.
Ирина.
Он, говорят, послал
За схимником каким-то?
Федор.
Да, Арина;
Я от Бориса слышал, что послал.
То муж святой. Уж тридцать с лишком лет
Затворником живет он. У него
Царь-батюшка спросить совета хочет.
Царица.
Дай Бог, чтоб схимник дал ему совет!
Ирина.
Дай Господи! Зачем бы государю
Сбирать волхвов и на́ душу брать грех!
Федор (озираясь).
Арина, тс! В сенях шаги как будто
Я батюшкины слышу!
Стольник (поспешно отворяет дверь и говорит шепотом).
Царь идет!
Иоанн входит, опираясь одною рукою на посох, другою на плечо Бориса Годунова. За ним бояре.
Иоанн (к Федору и женщинам).
Ступайте все сюда! – Все подойдите
И слушайте!
(Садится.)
Я знамение понял!
Волхвы, которых я собрать велел,
Мне нового не скажут – сам я понял!
Молчание. Федор тихонько подталкивает Ирину.
Ирина (боязливо к Иоанну).
Царь-батюшка… дозволь тебя спросить,
Что́ понял ты?
Иоанн.
Вы видите звезду?
Она мне смерть явилась возвестить!
Федор (бросаясь на колени).
Помилуй, батюшка! Помилуй, что ты!
Иоанн.
Встань и не хнычь. Еще успеешь хныкать.
Сперва принять ты должен государство.
Встань, говорю тебе!
Женщины подымают вопль.
Молчите, бабы!
Успеете! Позвать ко мне врача!
Царица Марья, – я с тобой намедни
Негоже говорил – забудь о том.
Сын Федор, – ты в тяжелый, трудный час
Восходишь на престол – ты думал ли,
Что будешь делать, как меня не станет?
Федор.
Царь-батюшка! Когда ты нас покинешь,
Не знаю, как и быть!
Иоанн.
Ты должен знать!
Ты скоро царь. Не век на колокольне
Тебе звонить. Ты продолжать ли будешь
Войну иль мир с Батуром учинишь?
Федор.
Как, батюшка, прикажешь!
Иоанн.
По грехам
Мне наказанье послано от Бога!
Иван, Иван! Мой старший сын Иван!
Ты мне не так бы отвечал! – Врача!
Входит врач Якоби.
А, вот ты! Что? К чему мне послужила
Твоя наука? Умереть я должен!
Скажи, когда умру я? Говори!
Я знать хочу!
Якоби (пощупав пульс).
Великий царь, ты болен,
Но умирать тебе причины нет!
Иоанн.
Неправда! я умру – я знаю верно!
Кровавая звезда – я разве слеп?
Я понял все!
Якоби.
Когда своим ты мненьем,
Великий царь, себе не повредишь,
Ты будешь здрав. Тебе я головою
Готов за это отвечать.
Иоанн.
Ты лжешь!
Тебя бояре подкупили; Курбский
И все мои злодеи подкупили,
Чтоб умер я без покаянья. А?
Кто подкупил тебя?
Якоби.
Великий царь,
Твой мозг от долгих бдений раздражен,
И кровь твоя воспалена. Дозволь
Тебе напиток на́ ночь приготовить;
Он освежит тебя.
Иоанн.
Я не умру
Без покаянья! Слышишь? Я успею
Покаяться!
(К боярам.)
Успею – вам назло!
Позвать волхвов! От них узнаю я,
Когда мой час придет. А до того
Я царь еще! Я наказать сумею
Того из вас, кто хочет, чтоб я умер,
Как пес, без покаянья!
Входят два волхва.
Вот они.
Зачем вас только двое? Где другие?
Первый волхв.
Все вместе, царь, мы в Рафлях и в Зодее
Три дня читали. Ныне наш собор
Нас двух к тебе с ответом присылает.
Иоанн.
Ну – что же?
Второй волхв.
Царь, нам страшно говорить!
Иоанн.
Я знаю все. Мне смерть? Скажите прямо!
Первый волхв.
Так, государь.
Иоанн.
Когда?
Первый волхв.
В Кириллин день.
Второй волхв.
В Кириллин день – осьмнадцатого марта.
Иоанн (про себя).
Осьмнадцатого марта! Это скоро!
Я думал, позже – я не ждал так скоро!
(К волхвам.)
Откуда вы?
Первый волхв.
Я родом из карелов.
Второй волхв.
Я из Литвы.
Иоанн.
А кто вас научил
Кудесничать и звезды толковать?
Первый волхв.
Из рода в род к нам перешло от предков.
Иоанн.
Вы христиане?
Второй волхв.
Нас крестили, царь.
Иоанн.
Проклятые! Вы знаете ль, что наша
Святая церковь ворожбы не терпит?
Первый волхв.
По твоему лишь царскому указу
Гадали мы.
Иоанн.
По моему указу
Волхвов казнят! Зловещие уста
Я вам живым велю землей засыпать!
Второй волхв.
Мы не виновны, царь! Не наша власть
Из наших уст к тебе вещает.
Иоанн.
Чья же?
Первый волхв.
Не спрашивай.
Второй волхв.
Не спрашивай нас, царь, —
Ты знаешь сам.
Иоанн.
Нет! Бог свидетель мне,
От власти той я отрекаюсь! Вас же,
Богоотступников, я выдам церкви!
Сковать обоих и с другими вместе
Отвесть в тюрьму!
Волхвов уводят.
Осьмнадцатого марта!
Немного дней осталось мне. Явиться
Перед Судьей пришла пора. Но я
Не дам моим врагам торжествовать
И с миром все мои покончу счеты!
(К Годунову.)
Борис! Сходи в опочивальню – там
На полице лежит, под образами,
Начатый мной синодик. Принеси
Его сюда.
Годунов уходит. Иоанн продолжает, косясь на бояр.
Ни одного из тех,
Которых я казнил за их измены,
Я не оставлю без поминовенья —
Ни одного! Последнему холопу
Назначу вклад за упокой! – Что, взяли?
Годунов возвращается с бумагою.
Поди сюда. Так. Это тот синодик.
Прочти мне вслух – возьми перо – и, если
Кого-нибудь еще припомню я,
Того ты впишешь!
Годунов (берет перо и читает).
«Упокой, Господь,
Твоих рабов: боярина Михайлу,
Окольничих Ивана и Петра,
Боярина Василия с женою,
Да их холопей тридцать человек.
Помилуй воеводу князь Григорья
С княгинею, с двумя их дочерьми
Да с малолетним сыном, а при них
Холопей их сто двадцать человек.
Боярина князь Якова с княгиней
Мариею, с княжной Елисаветой,
С княжатами, с Никитой и с Иваном,
Да их холопей сорок человек.
Игуменов Корнилия, Васьяна,
Архиерея Леонида, с ними ж
Пятнадцать иноков…»
Иоанн.
Постой – пятнадцать?
Их было боле – двадцать напиши!
Годунов (пишет и продолжает).
«Помилуй, Господи, и упокой
Крестьян опальных сел и деревень
Боярина Морозова, числом
До тысячи двухсот! Трех нищих старцев,
Затравленных медведем. Девять женок,
Что привезли из Пскова. Всех сидельцев,
Которые сдалися королю
И были им отпущены на волю,
Числом две тысячи… Новогородцев,
Утопленных и избиенных,
Двенадцать тысяч, их же имена
Ты веси, Господи!..»
Иоанн.
Постой! – За дверью
Там кто-то говорит!
Бельский выходит и тотчас возвращается.
Бельский.
Дворецкий твой
Из Слободы приехал, государь.
Иоанн.
Об эту пору? Ночью? Что случилось?
Позвать его!
Входит дворецкий.
Зачем приехал ты?
Дворецкий.
Царь-государь! Гнев Божий нас постиг!
Вчерашнего утра в твой царский терем
Ударил гром и сжег его дотла!
Иоанн.
Теперь? Зимой?
Дворецкий.
Гнев Божий, государь!
В морозное, безоблачное утро
Нашла гроза. В твою опочивальню
Проникла с треском молонья – и разом
Дворец вспылал. Никто из старожилов
Того не помнит, чтоб когда зимою
Была гроза!
Иоанн (про себя).
Да! Это Божий гнев!
В покое том я сына умертвил —
Там он упал – меж дверью и окном —
Раз только вскрикнул, и упал – хотел
За полог ухватиться, но не мог —
И вдруг упал – и кровь его из раны
На полог брызнула…
(Вздрогнув.)
Что это было?
Борис, – оставь, оставь теперь синодик —
Мы после кончим! Слышите? Что там
Скребет в подполье? Слышите? Еще!
Еще! Все ближе! Да воскреснет Бог!
Я царь еще! Мой срок еще не минул!
Я царь еще – покаяться я властен!
Ирина, Федор, Марья! Станьте здесь —
Друг подле друга. Ближе, так, бояре!
Все рядом станьте здесь передо мной —
Чего боитесь? Ближе! Я у всех,
(кланяется в землю)
У всех у вас прощения прошу!
Бельский (тихо к Шуйскому).
Помилуй нас Господь!
Шуйский (тихо к Бельскому).
Остережемся —
Быть может, он испытывает нас!
Иоанн (стоя на коленях).
Вы, верные рабы мои и слуги!
Меж вами нет ни одного, кого б
Не оскорбил я делом или словом!
Простите ж мне! Ты, Бельский, – ты, Захарьин, —
Ты, князь Мстиславский, – ты,
князь Шуйский, – ты…
Шуйский.
Помилуй, государь! Тебе ль у нас
Прощения просить?
Иоанн.
Молчи, холоп!
Я каяться и унижаться властен
Пред кем хочу! Молчи и слушай: каюсь —
Моим грехам несть меры ни числа!
Душою скотен – разумом растлен —
Прельстился я блещаньем багряницы,
Главу мою гордыней осквернил,
Уста божбой, язык мой срамословьем,
Убийством руки и грабленьем злата,
Утробу объядением и пьянством,
А чресла несказуемым грехом!
Бояре все! Я вас молю – простите,
Вы все простите вашему царю!
(Кланяется в землю.)
Захарьин.
Царь-государь! Когда то Божья воля,
Чтоб ты от мира в вечность отошел,
Ты о делах теперь подумать должен
И о войне, которую оставишь
В наследство сыну, а грехи твои
Мы все тебе усердно отпускаем
И Господа все молим за тебя!
Иоанн (вставая).
Ты прав, старик. Сын Федор, подойди!
Немного дней – и ты на царство сядешь —
Услышь теперь последний мой наказ:
(Опускается в кресла.)
Цари с любовию, и с благочестьем,
И с кротостью. Напрасно не клади
Ни на кого ни казни, ни опалы.
Моим врагам, которыми от царства
Я прогнан был и, аки бедный странник,
Искал себе приюта на Руси,
Не мсти по мне – Всевышний нас рассудит!
Мою царицу, мачеху твою,
Блюди и милуй; с Дмитрием же, с братом,
Будь заодин; не захоти никак
Присвоивать себе его удела,
Зане же Каин Авеля убил,
Наследства же не взял братоубийца.
Войну с Литвой старайся кончить миром
И силы все на хана устреми.
Советуйся с Борисом; верь ему;
Он ведает мои предначертанья
И в думном деле мной самим от млада
Был вразумлен. На первый раз тебе
Он делатель изрядный будет. После ж
Делам посольским, ратным и судейским
Сам навыкай, чтоб не тебе другие,
А ты б другим указывал во всем.
Опричнину ж ты снова ль учредишь
Иль будешь всей землею государить —
В твоей то воле – ты рассудишь сам,
Как то тебе и брату прибыльнее,
А образец вам учинен готов.
Ты все ли понял?
Федор.
Батюшка! Даст Бог,
Ты не умрешь! Даст Бог, еще меня ты
Переживешь молитвами моими!
А мне куда на царство? Сам ты знаешь,
Я не готовился к тому!
Иоанн (гневно).
Феодор!
Тебя не спросят: не́любо иль любо —
Ты за меня на царство должен сесть,
Когда меня не станет!
Федор.
Не гневись,
Царь-батюшка, но я молю тебя —
Поставь другого! Мало ль на Руси
Людей, меня достойнейших и лучших,
А я, царь-батюшка, доволен был бы
И небольшим уделом!
Иоанн.
Пономарь!
Я говорю с тобой как с мужем, ты же
Как баба отвечаешь! Горе! Горе!
Сыноубийце мстит за брата брат!
Иван, мой сын! Мой сын, убитый мною!
Я для того ль всю жизнь провел в борьбе,
Сломил бояр, унизил непокорство,
Вокруг себя измену подавил
И на крови наследный мой престол
Так высоко поставил, чтобы вдруг
Все рушилось со мной!
Григорий Нагой входит с бумагами.
Григорий Нагой.
Великий царь,
Две грамоты к тебе!
Иоанн.
Отдай Борису —
Пусть он прочтет!
Годунов (просмотрев обе грамоты).
Из Серпухова пишут,
Великий государь, что чрез Оку
Переправляться хан уж начинает;
А из Казани, что кругом восстала
Вся луговая черемиса вместе
С ногаями.
Иоанн.
Нет! Столько разом бед
Упасть не может на одну главу!
Не верю! Нет! Подай сюда листы!
Годунов подает ему грамоты; он долго в них смотрит, роняет и остается недвижим. Молчание. Входит стольник и шепчет на ухо Бельскому.
Бельский (к Иоанну).
Великий царь! К тебе пришел тот схимник,
Которого ты привести велел.
Иоанн (вздрогнув).
Впустить его. Вы все ступайте прочь —
Я с ним хочу наедине остаться.
Все выходят.
(Один.)
Всевышний Боже! Просвети мой разум!
Остается погружен в размышления. Через несколько времени входит схимник. Иоанн встает и преклоняет перед ним главу.
Благослови меня, отец!
Схимник (благословляет его).
Во имя
Отца и Сына и Святого Духа!
Иоанн (садясь).
Я много слышал о тебе. Ты долго
Затворником живешь. В глубокой келье
Свой слух и зренье суете мирской
Ты заградил. Таким мужам, как ты,
Господь дарит чудесное прозренье
И их устами истину гласит.
Схимник.
Так, сын мой; есть в Минеях Четиих
Тому примеры; но до тех мужей
Мне далеко.
Иоанн.
Давно ты схиму принял?
Схимник.
В тот самый год, когда ты, государь,
Казань завоевал; а сколько лет
Тому прошло – не ведаю.
Иоанн.
Тому
Уж тридцать лет. И с самой той поры
Ты заперся от мира?
Схимник.
Я сегодня
Его увидел снова в первый раз.
Из подземельной келии моей
Меня насильно вывели.
Иоанн.
Прости,
Святой отец, что потревожил я
Твое уединенье и молитвы.
Но мне был нужен твой совет. Скажи,
Наставь меня, как отвратить мне гибель
От всей земли и от престола?
Схимник.
Гибель?
Какую гибель?
Иоанн.
Разве ты не знаешь?
Схимник.
Не знаю, сын мой. Вести до меня
Не доходили.
Иоанн.
Отче, за грехи
Господь меня карает. Королю
Он одоленье надо мной послал —
Ливонию воюют шведы – хан
Идет с ордою на Москву – ногаи
И черемисы бунтом восстают —
Что делать мне?
Схимник.
Великие ж с тех пор
Настали перемены! Ты в то время
Врагам был грозен. Ты стоял высоко,
Никто не смел подняться на тебя;
Мы ж знаменье не раз воспоминали,
Которым, при рождении твоем,
Свидетелями были: в самый час,
Как ты рождался, гром ударил в небе,
Весь день гремел при солнечном сиянье,
И было так по всей Руси; и много
Отшельников пришло из разных стран
Предвозвестить тебе твое величье
И колыбель твою благословить.
Иоанн.
Так, мой отец. И милостив был долго
Ко мне Господь; но ныне от меня
Свою десницу отнял он. Престол мой
Шатается; враги со всех сторон
Меня теснят!
Схимник.
Пошли навстречу им
Твоих вождей. Довольно у тебя
Есть воевод. Они тебе привыкли
Языцей покорять.
Иоанн.
Святой отец,
Вождей тех нет, которых ты знавал!
Схимник.
Ни одного? А где ж Горбатый-Шуйский,
Князь Александр Борисович, который
Разбил на Волге князя Япанчу?
Иоанн.
Он изменил мне – и казнен.
Схимник.
Горбатый?
Он верный был тебе слуга. А где
Князь Ряполовский, тот, что столько славных
Побед над ханом одержал?
Иоанн.
Казнен.
Схимник.
А Федоров, конюший твой, который
В земле Рязанской сокрушил орду
И полонил царевича Мамая?
Иоанн.
Он мной убит за то, что захотел
Похитить у меня престол мой.
Схимник.
Царь,
В твоих речах я истины не слышу!
Все те мужи тебе служили верно —
Я знал их всех. Но у тебя остался
Боярин князь Михайло Воротынский?
Когда Казань мы брали, первый он
Крест водрузил на вражией стене;
Врагам он ведом!
Иоанн.
Он на пытке умер.
Схимник.
Князь Воротынский? – Царь! – А где же
Пронский
Князь Турунтай, который в славной битве
Под Полоцком Литву разбил?
Иоанн.
Утоплен.
Схимник.
Да будет милостив к тебе Господь!..
Но Курбский, князь Андрей Михайлыч, твой
Сподвижник добрый в славный день казанский?
Иоанн.
Не спрашивай о нем! Меня он бросил —
Мне изменил – и ко врагам моим
Ушел в Литву.
Схимник.
В былое время, помню,
Тебя любили; от тебя никто
Не уходил; из дальних стран стекались
Тебе служить. Но где ж князья Щербатый,
Щенятев? Оболенский?
Иоанн.
Мой отец,
Не называй их – их уж нет.
Схимник.
А Кашин?
А Бутурлин? Серебряный? Морозов?
Иоанн.
Все казнены.
Схимник.
Как? Все до одного?
Иоанн.
Все, отче, – все.
Схимник.
Всех погубил ты?
Иоанн.
Всех.
Молчание.
Я каялся, отец мой. Мне недолго
Осталось жить – я должен умереть —
И срок уж мне назначен.
Схимник.
Кто тебе
Назначил срок?
Иоанн.
Не спрашивай, отец мой, —
Не спрашивай – но вразуми меня,
Как царство мне спасти?
Схимник.
Когда б ты не был
И слаб и хвор, я бы сказал тебе:
Встань, государь! И за святое дело
Сам поведи на брань свои полки!
Но ты согбен недугом – я в тебе
Не узнаю воителя Казани,
И должен ты другому воеводство
Свое вручить, такому, чье бы имя
Одушевило Русь. Твой сын Иван
Теперь быть должен возмужалый воин —
Пошли его.
Иоанн (быстро вставая).
Монах! Ты для того ли
Его назвал, чтоб издеваться, мне?
Ты смел назвать Ивана? Я тебе
Велю язык твой вырвать!
Схимник.
Царь, твой гнев
Не страшен мне, хотя и непонятен.
Уже давно я смерти жду, мой сын!
Иоанн (садясь).
Прости меня! Прости, отец святой!
Но неужель ты ничего не слышал?
Ужель в твою обитель никакая
Весть не проникла?
Схимник.
Дверь в мою обитель
До дня сего заделана была,
И проникал в глухое подземелье
Лишь дальний гул Господней непогоды
Да слабый звон святых колоколов.
Иоанн.
Отец мой, – я исполнить не могу
Совета твоего – мой сын Иван —
Преставился!
Схимник.
Кто ж твой наследник ныне?
Иоанн.
Второй мой сын, Феодор; но и телом
И духом слаб он. Нечего и думать
Ждать от него пособия иль дела!
Схимник.
Тогда – у Бога помощи проси!
Иоанн.
И никакого наставленья боле
Ты мне не дашь?
Схимник.
Царь, прикажи меня
Отвесть обратно в келию мою.
Иоанн (вставая).
Святой отец, молися за меня!
Схимник.
Всемилостивый Бог да ниспошлет
Мир совести твоей!
Иоанн (провожает схимника и, отворив дверь, говорит).
Святого старца
Отвесть опять в его обитель! Вы же
Все можете войти!
Федор и бояре входят.
(Садится и говорит, помолчав.)
Мстиславский! Бельский!
Захарьин! Годунов! Целуйте крест,
Что будете Феодору служить
До смерти и до крови! – Ты ж, Феодор,
Им четверым доверься. Ничего
Не начинай без их совета. Если ж
Господь дозволит, чтобы князь Иван
Петрович Шуйский уцелел во Пскове,
Он будет пятый. Им я завещаю
С тобою вместе Русью управлять!
(Подает им свой нагрудный крест.)
Целуйте крест!
Мстиславский, Захарьин, Бельский и Годунов (прикладываясь к окресту).
Целуем, государь!
Иоанн.
Послов в Литву отправить сею ж ночью
И добрый мир, во что бы то ни стало,
Хотя на срок с Батуром учинить.
«Челом-де бью возлюбленному брату
Стефану-королю» – и полный титул
Весь прописать его, в конце ж назвать
Владетелем ливонским – так он хочет —
«Землею-де Ливонской бью челом
Возлюбленному брату и прошу
Оставить мне один лишь город Юрьев,
А достальное будет все его!»
Ему же уступаю города:
Велиж, Усвят, Озе́рище и По́лоцк,
Избо́рск, Себе́ж, Холм, За́волочье, О́стров,
Гдов, Не́вель, Луки, Красный и другие
Все города, им взятые у нас!
Ропот между боярами.
Захарьин.
Помилуй, государь! Такое стыдно
Нам заключать условье!
Мстиславский.
Государь!
Вели нам всем идти на бой с Батуром,
Лишь не вели срамиться нам!
Бельский.
Дозволь,
Великий царь, мы все именье наше
Пожертвуем!
Все бояре (говорят на перерыв).
Все ляжем за тебя!
Всё продадим! Заложим земли наши!
До смерти постоим! Прольем до капли
Всю нашу кровь! Умрем до одного!
Лишь наших русских, кровных городов
Не прикажи нам отдавать!
Иоанн.
Молчите!
Я разве рад тому? – Нельзя иначе!
Забыли вы, что хан уж под Москвой?
Что черемисы поднялись? Что шведы
Грозят идти на Новгород?
Захарьин.
Но, царь,
Псков наш еще! Доколе он не сдастся,
Батур не может тылом стать к нему!
Он дале не пойдет! В его полках
Мятеж и мор, безденежье и голод —
Пожди еще – пожди – и скоро он,
Осаду сняв, уйдет и все свои
Завоеванья нам отдаст!
Иоанн.
Нельзя!
Нельзя мне ждать! Кровавая звезда
Меня зовет! От Федора же боле
Еще Батур потребует! Нельзя!
Бельский.
Но, государь, ты слышишь: бунт, и голод,
И мор в их войске! Неужель теперь,
Теперь – когда напором дружным можно
Их разгромить – мы им уступим столько
Владений русских?
Иоанн.
Нам не победить!
Забыли вы, что не ему, а мне
Вон та звезда погибель предвещает?
Захарьин.
Царь-государь! Когда б и в самом деле
Ты сам погиб – зачем же хочешь ты
И Русь еще губить с собой?
Мстиславский.
Зачем
Унизить хочешь нашу честь?
Иоанн (гордо).
Когда,
Мои грехи пред смертью искупая,
Я унижаюсь – я, владыко ваш, —
Тогда не вам о вашей чести думать!
Ни слова боле! – Шуйский! Ты к рассвету
Мне грамоту к Батуру изготовишь,
А Пушкину с товарищи велишь,
Чтобы, чем свет, они сбирались ехать;
Чтобы они в своих переговорах
Вели себя смиренно, кротко, тихо,
Чтобы сносили брань и оскорбленья
Безропотно – чтоб всё сносили – всё!
Бояре.
Нет, государь! Нет! Этого нельзя!
Ты в наших головах, в именье нашем,
Во всем волён! Но в нашей земской чести
Ты не волён! Нет, государь! Такого
Никто наказа не подпишет!
Иоанн (вставая).
Так-то
Присягу бережете вы свою?
Так помните Писанье? В оный день,
Когда хотел с престола я сойти,
Зачем меня собором вы молили
Остаться на престоле? Иль в тот день
Я власть от вас условную приял?
Иль я не тот же царь, который вам
От Бога дан и вами ж избран снова?
Иль есть у вас иной ответ, как только
Повиноваться мне? Или, быть может,
Так мало дней осталося мне жить,
Что уж не стоит мне повиноваться?
Клятвопреступники! Мой срок не минул!
Я царь еще! Кто смеет говорить,
Что я не царь? Ниц! В прах передо мною!
Я ваш владыко!..
(Шатается.)
Годунов (подхватывая его).
Государю дурно!
Позвать врачей!
Иоанн (поддерживаемый Годуновым).
Под страшной смертной казнью,
Послов немедля снарядить! Велеть им,
Чтоб всё сносили – всё терпели – всё —
Хотя б побои!
Бояре удаляются.
Боже всемогущий!
Ты своего помазанника видишь —
Достаточно ль унижен он теперь!
