Действие второе
Покой во дворце Иоанна
Захарьин и Годунов.
Годунов.
Уж битый час он с а́нглийским послом
Сидит один. Приказ он отдал строгий,
Чтоб не впускали никого.
Захарьин.
Борис!
Уж не ошиблись ли с тобою мы?
Не кротким он владыкой свой престол
Приял опять.
Годунов.
Что было делать нам!
Захарьин.
Борис! Борис! Когда б не вышло хуже,
Чем было прежде! Ведомо ль тебе,
О чем они толкуют?
Годунов.
Да, отец мой,
Хотя б и рад я был того не ведать:
С царицею царь хочет развестися
И сватает себе через посла
Племянницу великой королевы,
Хастинскую княжну.
Захарьин.
Помилуй бог!
Осьмого брака хочет он? Я ведал,
Что прежде преступленья своего
Он помышлял об этом, но теперь —
Теперь, когда едва лишь отказался
От схимы он, теперь – не может быть!
Ты точно ль знаешь?
Годунов.
Он мне сам сегодня
То объявил.
Захарьин.
А ты что отвечал?
Сказал ли ты ему, что грех великий
Он затевает? Что в его лета,
При горестных невзгодах государства,
Не о женитьбе думать, но о том,
Как землю поддержать?
Годунов.
Нет, мой отец.
Захарьин.
Нет? Не сказал?
Годунов.
Нет, мой отец, – не время.
Он не забыл, что свой венец вчера
Хотел сложить. От мысли, что он власти
Лишиться мог, она ему теперь
Еще дороже стала, словно он
Какой ущерб вознаградить в ней ищет.
Все, что с тобой для блага государства
Через него мы учинить хотели б,
Теперь скрывать должны мы от него
И нашу мысль в нем зарождать незримо,
Чтобы ее не нашей мыслью он,
Но собственной считал.
Захарьин.
Ты прав, Борис;
Его всегда ты сердце лучше ведал.
Чини ж как знаешь, но, во что б ни стало,
Ты удержи его.
Годунов.
И днем и ночью
Лишь об одном, отец, я помышляю:
И как и чем удерживать его?
Но я ищу возможности напрасно —
Нет приступу к нему!
Захарьин.
Тогда, Борис,
Ошиблись мы! к беде нас приведет
Его гордыня, если ты ее
Направить не сумеешь.
Годунов.
Дай совет мне!
Захарьин.
Не мне тебе советовать, Борис.
Тебя Господь искусством одарил
И мудрости уклончивой сподобил.
Недаром ты снискал любовь царёву,
А от грехов и темных дел его
Остался чист. Храни ж свое уменье
И делай сам. Лишь одного страшись:
Не забывай, что не себе ты служишь,
Но всей земле, что ум от честолюбья
Недалеко и что порой опасен
Окольный путь бывает для души!
Годунов.
Как рад бы я, отец мой, без уклона
Всегда вперед идти прямым путем!
Но можно ль мне? Ты знаешь государя,
Ты знаешь сам противников моих
И как они высматривают случай,
Чтоб устранить иль извести меня.
Что делать мне? Я должен неусыпно
За кознями врагов моих следить
И хитрости противоставить хитрость
Иль отказаться должен навсегда
Служить земле.
Захарьин.
Избави Бог тебя!
Ты Богу дашь о ней ответ! Борис,
Судьба Руси в твоих руках!
Годунов.
О, если б
Она была в моих руках! Я знал бы,
Что́ делать мне! Пусть только б царь Иван
Хоть месяц дал мне править государством!
Ему б в один я месяц доказал,
Какие силы русская земля
В себе таит! Я б доказал ему,
Что́ может власть, когда на благодати,
А не на казнях зиждется она!
Но тяжело, отец мой, все то видеть —
И лишь молчать бессильно!
Стольник отворяет дверь.
Стольник.
Царь идет!
Иоанн (входит с грамотами в руках).
Нам пишет Шуйский: в королевском стане
От голода открылись мор и бунт;
Король же их опомнился, должно быть,
И из Варшавы шлет ко мне посла.
Захарьин.
Дай Бог здоровья воеводе князь
Иван Петровичу!
Иоанн.
Сидельцы ж наши
Вновь целовали крест чинить по Боге:
Всем лечь, а не сдаваться. Но, я чаю,
Сосед Степан уж потерял охоту
Брать города, и если с новым войском
Пожалует он к нам, в голодный край,
Мы шапками их закидаем.
(К Захарьину.)
Ты
Ступай на площадь, объяви народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин.
Царь-государь, а если не о мире
Он шлет посла?
Иоанн.
Сдается мне, что нас
Учить твоя изволит милость! Видно,
Ошибкой нам, а не тебе бояре
Венец наш поднесли! Ступай, старик,
И объяви на площади народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин уходит.
(К Годунову.)
Я с английским послом покончил дело;
Но больно он тягуч и жиловат:
Торговые, вишь, льготы англичанам
Всё подавай! О льготах говорить
Мне с ним не время. Пригласи его
К себе, к обеду, потолкуй с ним дельно
И, что он скажет, то мне донеси.
Годунов.
Великий царь! Ты мне сказал вчера,
Что дерзкую охотно слышишь речь,
Текущую от искреннего сердца.
Дозволь мне ныне снова пред тобой
Ее держать! Боюсь я, англичанин
Подумает, что слишком дорожишь ты
Союзом с королевой, и тогда
Еще упрямей сделается он.
Не лучше ль было б дать ему отъехать,
Не кончив дела? Если ж королева,
Сверх чаянья, на льготах настоит —
Ты к ней всегда посла отправить можешь
С согласием твоим.
Иоанн.
Иною речью,
Не по́ сердцу боярину Борису,
Чтоб царь Иван с великой королевой
Вступил в родство? Так, что ли? Говори!
Тебя насквозь я вижу!
Годунов.
Государь!
Напрасно я с тобой хотел лукавить:
Не от тебя сумеет кто сокрыть,
Что́ мыслит он. Так, государь! Виновен
Я пред тобой. Вели меня казнить —
Но выслушай: не мне, великий царь,
А всей Руси не по́ сердцу придется
Твой новый брак. Вся Русь царицу любит
За благочестие ее, а паче
За то, что мать Димитрия она,
Наследника второго твоего,
Который быть царем однажды должен.
Как за тебя, так за твою царицу
Народ вседневно молится в церквах.
Что скажет он? Что скажет духовенство,
Когда ты мать Димитрия отринешь
И новый брак приимешь с иноверкой —
Осьмой твой брак, великий государь!
Не скажут ли, что все невзгоды наши
(И, может быть, их много впереди)
Накликал ты на землю? Государь,
Казни меня – но я у ног твоих
(становится на колени)
Тебя молю: тобою лишь одним
Русь держится – не захоти теперь
Поколебать ее к тебе доверье!
Не отвращай напрасно от себя
Любви народа!
Иоанн.
Кончил? Ободренье
Мое пошло тебе, я вижу, впрок,
И дерзок ты воистину немало!
Мою ты видя милость над собой,
Конечно, мнишь, что я для руководства
Тебя держу? Что ты ко мне приставлен
От земства, что ль? Хулить иль одобрять
Мои дела? И можешь гнуть меня,
Как ветер трость? Достойно смеху, право,
Как всем бы вам со мной играть хотелось
В попы Сильвестры! На твоих губах
И молоко в ту пору не обсохло,
Как я попу Сильвестру с Алексеем
Уж показал, что я не отрок им!
По моему с тех пор уразуменью,
Как прибыльней для царства моего,
Так я чиню и не печалюсь тем,
Что́ скажет тот иль этот обо мне!
Не на́ день я, не на́ год устрояю
Престол Руси, но в долготу веков;
И что́ вдали провижу я, того
Не видеть вам куриным вашим оком!
Тебя же, знай, держу лишь для того,
Что ты мою вершишь исправно волю;
А в том и вся твоя заслуга. Встань —
На этот раз тебя прощаю – впредь же
В советчики не суйся мне! Посла
Ты пригласишь и принесешь мне завтра
Его последний уговор!
(Уходит в другую дверь.)
Годунов (один).
Он прав!
Я только раб его! Предвидеть это
Я должен был! Иль я его не знал?
Я поступил как женщина, как мальчик!
Я как безумный поступил! Вот он,
Тот путь прямой, которым мне Захарьин
Идти велит! На первом он шагу
Мне властию царёвой, как стеною,
Пересечен! Для блага всей земли
Царицу защищая, я с ней вместе
Спасал Нагих, моих врагов исконных,
Которые теперь же, в этот час,
Ведут совет, как погубить меня, —
Я был готов их пощадить сегодня,
Лишь только б царь не потрясал Руси!
И вот исход! Легко тебе, Никита
Романович, идти прямым путем!
Перед собой ты не поставил цели!
Спокойно ты и с грустью тихой смотришь
На этот мир! Как солнце в зимний день,
Земле сияя, но не грея землю,
Идешь ты чист к закату своему!
Моя ж душа борьбы и дела просит!
Я не могу мириться так легко!
Раздоры, козни, самовластье видеть —
И в доблести моей, как в светлой ризе,
Утешен быть, что сам я чист и бел!
(Уходит.)
Дом Шуйского
Шуйский, Мстиславский, Бельский, Михайло Нагой и Григорий Нагой сидят у стола за кубками.
Шуйский (наливая им вино).
Прошу вас, пейте, гости дорогие!
Во здравие Бориса Годунова!
Ведь он-то в Думе дело порешил!
Гости пьют неохотно. Мстиславский не пьет вовсе.
Что ж, князь Иван Феодорыч? Иль, может,
Не нравится тебе мое вино?
Не выпить ли другого нам, покрепче?
Мстиславский.
Нет, князь, спасибо. Не вино, а здравье,
Признаться, мне не нравится.
Шуйский.
Что так?
Про Годунова, князь, ты пить не хочешь?
Да вот и вы поморщились, бояре;
Иль он вам не́люб?
Мстиславский.
Выскочка! Татарин!
Вишь, ближним стал боярином теперь!
Бельский.
А мы, должно быть, дальние бояре!
Михайло Нагой.
Всем сядет скоро на́ голову нам!
Григорий Нагой.
Нет, он не сядет – он уже сидит!
Шуйский.
Помилуйте, бояре, Годунов-то?
Его насильно ставят выше нас,
А он и сам не рад! Он нам всегда
И честь как должно воздает, и в Думе
Готов молчать иль соглашаться с нами!
Михайло Нагой.
Да, к этому вьюну не придерешься!
Поддакивает, кланяется, бес,
А все-таки поставит на своем!
Шуйский.
Ну, этот раз ему за то спасибо!
Бельский.
Да этот раз не первый, не последний.
Покойный Сицкий правду говорил:
Он всех нас сломит!
Михайло Нагой.
Да – коль мы его
Не сломим прежде!
Григорий Нагой.
Как его сломить?
Бельский.
Кой-что шепнуть мы про него могли бы!
Мстиславский.
Да нам-то не поверят. Он же нас,
Как Сицкого, одним словечком срежет!
Михайло Нагой.
Нет, так нельзя; а можно бы иначе —
Да, вишь, князь Шуйский за него стоит!
Шуйский.
Я? За него? Да что ж он мне, бояре?
Он мне ни кум, ни шурин, ни свояк!
Я лишь сказал, что он хлопот не сто́ит!
Бельский.
Ну, слеп же ты!
Шуйский.
Нет, я не слеп, бояре!
Когда б дошло до дела, вы бы сами
Раздумали!
Бельский.
Нет, этого не бойся!
Мстиславский.
Уж друг за друга мы бы постояли!
Григорий Нагой.
Готовы крест на этом целовать!
Шуйский.
Эх, вам охота даром в петлю лезть.
Бельский.
Ну, князь, прости мое худое слово:
Ты слеп как крот, и первого тебя
Татарин этот выживет как раз!
Шуйский.
Ты думаешь?
Бельский.
Да уж наверно так!
Шуйский.
Ну, коли так – тогда другое дело!
Бельский.
Так ты согласен?
Шуйский.
Что ж мне одному
Быть против всех! Пожалуй, я согласен —
Да как же дело-то начать?
Михайло Нагой.
А вот как:
Теперь у нас везде, по всей Руси,
Поветрие и хлебный недород.
Уж были смуты: за Москвой-рекой
Два бунта вспыхнуло. В такую пору
Народ озлоблен; рад, не разбирая,
Накинуться на первого любого.
От нас зависит время улучить
И натравить их в пору на Бориса!
Григорий Нагой.
Оно б недурно! Пусть бы нас народ
Избавил от него – мы в стороне!
Мстиславский.
Да, в стороне! А как поднять народ?
Ведь не самим же нам идти на площадь!
Михайло Нагой.
Вестимо, нужен верный человек!
Бельский.
Или такой, которого бы мы
В руках держали непрестанным страхом!
Мстиславский.
А где его достать?
Шуйский (отворяя дверь в другой покой).
Войди, Данилыч!
Входит Битяговский.
Вот он, бояре, кто теперь нам нужен!
Я с ним уж говорил – он рад служить.
Общее удивление.
Бельский.
Так ты… Ну, князь, признаться, удивил!
Григорий Нагой.
Перехитрил нас! Нечего сказать!
Мстиславский.
А пил еще здоровье Годунова!
Шуйский смеется.
Михайло Нагой (указывая на Битяговского).
Так он берется сладить это дело?
Но кто же он? Его нам надо знать!
Шуйский.
Он из дворян: Михайло Битяговский.
Прошу любить и жаловать его;
Он нас не выдаст!
Бельский.
Князь, конечно, ты
Нам доказал, что ты хитрить умеешь;
Мы положиться можем на тебя;
Но все ж дозволь, в таком опасном деле,
Тебе не в гнев, ему не в осужденье,
Спросить тебя: чем отвечаешь ты?
Шуйский.
Бояре, дело просто: в зернь да в карты
Именье он до нитки проиграл;
В долгах сидит по шею; правежом
Ему грозят; исхода два ему:
Послужит нам – долги его заплатим;
Обманет нас – поставим на правеж.
Данилыч! Так ли? Ясен уговор?
Битяговский.
Да, ясен.
Шуйский.
Если ж ты уладишь дело,
Мы наградим тебя.
Битяговский.
Само собой.
Шуйский.
Я говорил тебе не в укоризну,
А чтоб бояре лучше веру взяли.
Теперь садись.
Битяговский.
Могу и постоять.
Шуйский.
На, выпей чару!
Битяговский.
Чару выпить можно.
(Пьет, кланяется и ставит чару на стол.)
Бельский.
Так вправду ты сумеешь на Бориса
Поджечь и взбунтовать народ?
Битяговский.
Сумею.
Михайло Нагой.
С кого ж начать ты хочешь?
Битяговский.
С черных сотен.
Григорий Нагой.
Про что ж ты будешь говорить?
Битяговский.
Про голод.
Бельский.
Что скажешь ты?
Битяговский.
Что в голову придет.
Мстиславский.
А за успех стоишь ты нам?
Битяговский.
Стою.
Михайло Нагой.
Народ не в шутку должен возмутиться.
Сначала подготовь его искусно:
Борис, мол, вот кто цены вам набил!
Он, мол, царем как хочет, так и водит;
Все зло, мол, от него! Он зять Малюты!
Он и царя на казни подбивал!
Потом, в удобный день, на праздник, что ли,
Когда пойдет он в церковь иль из церкви,
Ты их и подожги! Да не мешало б
Тебе товарища найти.
Битяговский.
Не нужно.
Бельский.
Тут надобны не крики и не шум;
А чтоб они, увидя Годунова,
Так на него б и кинулись и разом
На клочья б разорвали!
Битяговский.
Разорвут.
Шуйский.
Уж положитесь на него, бояре!
Он неохоч до слов, но он на деле
Собаку съел; ему ведь не впервой.
А вы меж тем изведайте бояр:
Чем больше будет с нами, тем мы легче
И подведем его!
Бельский.
На всяк случа́й
Я кой-кого еще пущу в народ.
Есть на примете у меня один:
Рязанский дворянин, Прокофий Кикин.
Шуйский.
Коль за него ты можешь отвечать,
Пошли его, пожалуй, от себя;
Пусть с двух концов они волнуют город;
Не одному удастся, так другому.
Мстиславский.
Твоими бы устами, князь Василий
Иваныч, мед пить!
Михайло Нагой.
Ну, теперь недурно
Идут дела! Благослови Господь!
Входит слуга.
Слуга.
Боярин Годунов!
Шуйский (про себя).
Ах, бес проклятый!
Входит Годунов. Гости встают в замешательстве.
(Идет навстречу Годунову с распростертыми объятиями.)
Борис Феодорыч! Вот гость любезный!
Челом тебе на ласке бью твоей!
Обнимаются.
Садись, боярин! Здесь, под образами!
Уважь домишко мой! Да чем же мне
Попотчевать тебя? Вот романея!
Вот ренское! Вот аликант! Вот бастр!
Годунов (кланяется).
Благодарю, боярин князь Василий
Иванович! Не помешал ли я?
Быть может, ты с гостями дорогими
Был делом занят?
Шуйский.
Делом? Нет, боярин!
Мы так себе балякали. Садись,
Прошу покорно! Да уважь, боярин,
Хоть чарочкой!
Годунов (пьет).
Во здравие твое!
Мстиславский (подходит к Шуйскому).
Хозяин ласковый, пора домой мне;
Прости!
Бельский.
И мне пора домой, прости!
Оба Нагие.
Пора и нам! Прости же, князь Василий
Иванович!
Шуйский.
Что ж, гости дорогие?
Зачем так рано?
Михайло Нагой.
Дома дело есть.
Шуйский.
Простите же, бояре! Много вас
За честь благодарю!
(Провожает гостей и возвращается к Годунову.)
Ну, слава Богу!
Ушли! Спасибо же тебе, боярин,
Что навестил меня! Ты не поверишь,
Как на тебя отрадно мне глядеть!
Ведь мы с тобой издавна заодно!
Что ты – то я!
Годунов.
Спасибо, князь Василий
Иванович! А я вот за советом
К тебе пришел.
Шуйский.
Приказывай, боярин!
Годунов.
Ты знаешь, князь, меня не любят в Думе —
Я новый человек.
Шуйский.
Так что же в том?
Я за тебя горой стою; а правда,
Есть недруги у нас! Вот хоть бы этот
Мстиславский или Бельский – кто их знает!
Завидно им, что любит царь тебя!
Годунов.
Царь жалует меня не по заслугам;
Я скользкою тропою, князь, иду.
Пожалуй, на меня царю нашепчут;
А до беды у нас недолго, князь!
Шуйский.
А я на что ж? Я за тебя готов
В огонь и в воду! Ты мне тот же брат!
Входит слуга.
Слуга (к Шуйскому).
Князь, царь прислал за милостью твоей!
Шуйский (встает).
За мной? Теперь? Ну, не взыщи, боярин, —
Царь ждать не может!
Годунов.
Не чинися, князь.
Шуйский поспешно уходит. Годунов остается с Битяговским и пристально смотрит на него. Битяговский смущается и отворачивается.
Ты дворянин Михайло Битяговский?
Битяговский.
Да, дворянин. (Хочет уйти.)
Годунов.
Ни с места! Стой и слушай.
Ты разорился в карты. На правеж
Тебя хотят поставить – дело плохо, —
Но может выйти хуже для тебя.
Ты грамоту писал в литовский стан
И предлагал Замойскому услуги.
Битяговский.
Нет, это ложь! Меня оклеветали!
Годунов.
Я грамоту твою перехватил —
И вот она от слова и до слова!
(Вынимает из кармана грамоту.)
Битяговский нагибается и сует руку за голенище.
Ты лезешь за ножом? Не беспокойся!
Твоя бумага за семью замками,
А это только список. Слушай, друг:
С тобой вчера князь Шуйский сторговался,
Чтоб на меня поднять народ. Сегодня
С двумя Нагими, с Бельским и Мстиславским
Об этом вместе толковали вы.
Мне стоит захотеть – и через час
Твое клевать вороны будут мясо!
Битяговский.
Боярин… я… я не хотел…
Годунов.
Молчи!
Теперь ты должен притвориться, будто
Ты служишь Шуйскому. Ступай шататься
По площадям, по рынкам, по базарам,
Но распускай молву, что Шуйский с Бельским
Хотят царя отравой извести;
Что погубить и Федора решили
И Дмитрия царевичей; что если б
Не Годунов – они бы царский корень
Уж извели; что Годунов один
Блюдет царя и охраняет царство.
Ты понял?
Битяговский.
Понял.
Годунов.
Приходи сегодня
Ко мне, в мой дом, по заднему крыльцу,
Когда стемнеет. Там тебя дворецкий
Проводит дальше. Каждый вечер ты
Ко мне являться будешь. Все, что Шуйский,
Иль Бельский, иль другой тебе прикажут,
Ты будешь мне передавать. И помни:
Где б ни был ты, я за тобой слежу —
Не захоти и думать о побеге.
Различье ж, знай, меж мной и Шуйским то,
Что правежом тебя стращает Шуйский,
А я тебе грожу такою казнью,
Какой бы не придумал и Малюта
Скуратов-Бельский, мой покойный тесть!
(Уходит.)
Битяговский остается в оцепенении.
