63

…потому что они любили друг друга тайной любовью. – Это не вполне ясное утверждение (ибо во фразе упоминаются трое: Олав Харальдссон, Рёгнвальд Ульвссон и княгиня Ингигерд) с уверенностью прочитывается Ф. А. Брауном (Braun 1924: 182–185) как указание на вполне определенные взаимоотношения Ингигерд и Олава Норвежского, поскольку о том же говорят и более ранние источники: «История о древних норвежских королях» Теодорика («Королева Ингигерта стала отказывать им [норвежским лендрманнам, приехавшим на Русь за Магнусом. – Т. Д.], утверждая, что вовсе не отпустит мальчика, если они клятвенно не пообещают, что он будет провозглашен королем; ведь она очень любила блаженного Олава и потому весьма ревностно следила за воспитанием его сына» [курсив мой здесь и ниже. – Т. Д.]) и свод королевских саг «Гнилая кожа» («Княгиня отвечает: “Господин, – говорит она, – эта палата хорошо устроена… Но все-таки лучше устроена та палата, в которой сидит конунг Олав Харальдссон, хотя она всего лишь стоит на столбах”. Конунг рассердился на нее и сказал: “Унижение [звучит] в таких словах, – сказал он, – и вновь ты показываешь свою любовь к конунгу Олаву”»). Число примеров несложно увеличить. См., например, в той же «Гнилой коже» слова, произнесенные Олавом, когда он отправлял юного Магнуса на Русь: «…думается мне, что нигде моему сыну не будет лучше, чем у конунга Ярицлейва и княгини, которую я знаю как самую выдающуюся из женщин и более чем дружелюбно расположенную ко мне». Ср. в «Красивой коже» и в «Круге земном» отказ Олава Шётконунга выдать Ингигерд за Олава Харальдссона, сопровождаемый такими словами: «Слишком быстро ты влюбилась в Олава Толстого. Ты никогда не видела его, и все же ты ставишь его выше меня. Вот именно поэтому ты никогда не выйдешь замуж за Олава Толстого»; «Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем». В литературе высказывалось мнение, что «хорошо известный в Скандинавии брак Ярослава Мудрого и Ингигерд… породил возникновение и широкое распространение “романтической” традиции о любви Ингигерд и Олава» (Мельникова 1997: 151–153). Вероятно все же, мы здесь имеем дело не с «беллетризацией исторического факта», а с отражением некоей конкретной ситуации, и основание для такого утверждения дает одна из двух скальдических строф, сочиненных конунгом Олавом Харальдссоном (подробнее см.: Джаксон 2001в).