В первой части нашего труда мы подробно указывали, насколько недостаточно была снабжена к началу войны Русская армия артиллерией.

Бои с немцами сразу же ярко это показали. Первые же наши неудачи в Восточной Пруссии — катастрофа армии генерала Самсонова и поражение, понесенное генералом Ренненкампфом, — всецело обусловливались подавляющим преимуществом германцев в числе батарей.

Подробному исследованию этих наших первых операций в Восточной Пруссии посвящена наша специальная книга. Здесь же для иллюстрации нашего утверждения мы только приведем таблицу, указывающую на соотношение в числе батарей, находившихся у противников во время начальных боев, и на результаты каждого из этих столкновений. 

К сожалению, на верхах нашего военного руководства этого не понимали. Наша Ставка была составлена из офицеров Генерального штаба, по-прежнему веривших в устаревшую суворовскую формулу: «Пуля — дура, штык — молодец». Насколько упорно жил на верхах нашей армии этот пережиток древней старины, свидетельствует книга, неоднократно нами цитированная, а именно — книга генерала Данилова («Россия в мировой войне»). Последний, состоявший в должности генерал-квартирмейстера Ставки, являлся фактически вдохновителем всей нашей стратегии. Это придает его книге особый исторический интерес. Хотя книга генерала Данилова и составлена в 1924 г., когда, казалось бы, опыт мировой войны совершенно определенно выявил огневой и сильно «артиллерийский» характер современной тактики, тем не менее автор продолжает упорствовать в своих прежних ошибках, он продолжает утверждать, что двойное превосходство в силах во время первых операций в Восточной Пруссии было на стороне русских. Этот вывод является результатом сопоставления только одного числа батальонов на обеих сторонах, вместо того чтобы брать за единицу оперативного расчета пехотную дивизию с коэффициентом за счет силы ее артиллерийского огня. Такой подсчет приводит к совсем другим выводам, освещенным уже приговором Истории.

Только что приведенный пример чрезвычайно показателен. Из него можно убедиться в упорстве, с которым деятели Ставки не желали понять слабость Русской армии в артиллерии. Это упорство являлось, к сожалению, следствием одной свойственной русским военным верхам отрицательной черты: неверия в технику. Деятели типа Сухомлинова вели на этом отрицательном свойстве своего рода демагогическую игру, которая была люба всем, в ком были сильны рутина мысли, невежество и попросту лень.

Вот почему в нашем высшем Генеральном штабе осознание недохвата в артиллерии требовало очень много времени. Потребовалось удаление из Ставки начальника Штаба генерала Янушкевича и генерал-квартирмейстера генерала Данилова, удаление с должности военного министра генерала Сухомлинова для того, чтобы наконец родилось в наших военных верхах правильное понимание снабжения нашей армии артиллерийскими средствами. Но и после смены этих лиц прошел год, пока все требования в этом вопросе вылились наконец в планомерную форму. Только к началу 1917 г., ко времени сбора в Петрограде Междусоюзной конференции, потребности Русской армии в артиллерии были окончательно оформлены и приведены в систему. Таким образом, для этого выяснения потребовалось почти 2,5 года тяжелой событиями на фронте войны.

Наиболее компетентным свидетелем безыдейности и бессистемности в требованиях наших руководящих военных верхов в области артиллерийского вооружения является генерал Маниковский, стоявший во главе заготовительного органа по артиллерийскому снабжению. Во 2-й части своего труда «Боевое снабжение Русской армии в 1914–1918 гг.» он рисует подробную картину этого хаоса. Здесь мы ограничимся очерком, сделанным лишь в крупных штрихах.

«Новые формирования из легких орудий в первое время войны, — пишет генерал Маниковский, — велись бессистемно, без определенного плана; пополнение убыли этих орудий (поврежденных и потерянных в боях) также долго не выливалось в определенную форму, поэтому говорить о каких-либо “нормах”, т.е. о планомерности снабжения этими орудиями, в течение первого года войны не приходится».

Первые более или менее систематизированные требования на полевые и горные орудия поступили из Ставки лишь в мае — июне 1915 г. В них указывалась ежемесячная потребность в 293 полевых и горных 3-дм пушках. Но уже со сменой Ставки эта норма была сразу повышена до 560 штук. Наконец, в программе, представленной на Междусоюзническую конференцию 1917 г., количество 3-дм пушек на период с 1 января 1917 г. по 1 января 1918 г. исчислено так:

а) ежемесячное пополнение убыли по 560 в месяц, всего — 6720

б) для усиления существующей артиллерии в дивизиях (при доведении числа батарей в дивизии с шести до девяти) и для новых формирований — 4120

в) кроме того, для исправления расстрелянных орудий требовалось заготовить труб — 3780

________________

Всего — 14 620

Из этого исчисления вытекает, что ежемесячная норма подачи 3-дм орудий должна была достигнуть 1200. Согласно же мобилизационному плану, производительность артиллерийских заводов намечена была всего в 75 пушек в месяц. Таким образом, окончательно выяснявшаяся потребность в 3-дм пушках требовала от наших заводов производительность в 16 раз большую, чем предполагалось.

«Требования на эти орудия, — пишет генерал Маниковский, — вполне планомерно определились лишь к концу 1916 г., т.е. ко времени созыва в Петрограде Междусоюзнической конференции. До этих же пор требования были бессистемны и случайны».

Ежемесячная потребность в самом начале была определена всего в 35 штук. В середине 1915 г. эта норма была повышена до 100 штук. В начале 1916г. норма была повышена до 105. К моменту Междусоюзнической конференции 1917 г. вопрос о снабжении нашей армии легкими гаубицами был наконец окончательно разработан и вылился в следующую форму для периода с 1 января 1917 г. по 1 января 1918 г.:

а) ежемесячное пополнение убыли по 130 гаубиц

в месяц — 1560

б) для новых формирований с целью придать каждой пех. дивизии по одному гаубичному дивизиону — 740

____________

Всего — 2300

Это требование приводило к ежемесячной подаче в 1917 г. в 200 гаубиц. Согласно же мобилизационным предположениям, производительность наших заводов была рассчитана на 6 гаубиц в месяц. Таким образом, окончательно выяснившаяся потребность в легких полевых гаубицах требовала от наших заводов производительность, в 33 раза большую, нежели это предполагалось.

«Требования на 4,2-дм скорострельные пушки и на 6-дм полевые гаубицы, — пишет генерал Маниковский, — определились планомерно лишь ко времени созыва Междусоюзнической конференции. До тех пор все та же неопределенность и переменчивость требований, что и с легкой и мортирной артиллерией».

В программе вооружения, составленной для Конференции, потребность на 12 месяцев 1917 года исчислялась:

4,2-дм пушки … 6-дм гаубицы

а) ежемесячное пополнение убыли (каждый месяц по 23 — 4,2-дм пушки и по 43–6-дм гаубицы), всего в год … 276 … 516

б) для новых формирований (предполагалось снабдить каждый корпус одним полевым тяжелым дивизионом из 1 батареи 4,2-дм пушек и 2 батарей 6-дм гаубиц) … 108 … 244

Итого … 384 … 760

____________

Всего … 1144

Это требовало ежемесячной производительности в 95 орудий. По мобилизационным же предположениям, эта производительность должна была равняться всего 2 орудиям в месяц. Ошибка в расчете доходила, таким образом, до 47 раз.

«До какой степени поздно стала понятна роль настоящей тяжелой артиллерии нашему командованию на фронте и руководящим сферам в тылу, — пишет генерал Маниковский, — свидетельствует следующий факт…

…Даже особая распорядительная Комиссия по артиллерийской части под председательством генерал-инспектора артиллерии, существовавшая до половины 1915 года, ни одним словом не обмолвилась о тяжелых орудиях осадного типа. И лишь когда не осталось никаких сомнений в том, что война приобретает чисто позиционный характер, с фортификационными сооружениями такой прочности, что без основательной артиллерийской подготовки нельзя двинуться ни шагу, — только тогда и нам стало ясно, как необходима в современной войне именно та “тяжелая” артиллерия, о применении которой в полевых операциях говорилось до войны лишь в тоне снисходительной уступки фанатикам артиллерийских увлечений, неисправимым “огнепоклонникам”, как окрестил еще покойный Драгомиров сторонников того взгляда, что ввиду современного развития техники в предстоящих войнах преобладающая роль принадлежит именно могущественной артиллерии. И вот только год спустя после начала войны мы беремся за этот вопрос».

22 октября (3 ноября) 1916 г. полевой генерал-инспектор артиллерии подает начальнику Штаба Верховного главнокомандующего доклад (№ 1774), в котором предполагается создание особого артиллерийского резерва, сосредоточенного в руках Верховного главнокомандующего. Этот артиллерийский резерв должен был состоять из всех орудий осадного типа и служить для придачи тому фронту, на котором будет производиться главный удар. Этот доклад был сейчас же одобрен начальником Штаба Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым. Предположенный к сформированию артиллерийский резерв получил наименование ТАОН (Тяжелая артиллерия особого назначения).

Ввиду того, что мы «не только не предвидели в мирное время, — пишет генерал Маниковский, — такой решающей роли артиллерии вообще, тяжелоосадной в особенности, а даже не вполне отдавали себе отчет в истинном значении ее в течение более года войны, и вполне ясная картина нашей потребности по части крупнокалиберной артиллерии и подробно выработанная организация тяжелой артиллерии осадного типа вырисовывается у нас лишь к приезду в Петроград Междусоюзнической конференции, когда нормы нашей потребности в ТАОН заявляются Ставкой на 12 месяцев 1917 года в таком виде:

6-дм пушки — 812

8-дм гаубицы — 211

9,2-дм пушки — 168

11-дм гаубицы — 156

12-дм гаубицы — 67

_______________

Итого — 1414

Ввиду того, что наши мобилизационные предположения совершенно не предвидели потребности армии в тяжелой артиллерии особого назначения, то все эти требования в орудиях крупного калибра, требования при этом крайне запоздалые, оказались для наших заводов совершенно неожиданными.

Для того чтобы дать полную картину потребностей нашей армии во время войны в артиллерийском вооружении, остается упомянуть еще о двух, тоже совершенно неожиданных для наших заводов потребностях, а именно: потребности в зенитной артиллерии и потребности в траншейной артиллерии.

Первая из этих потребностей выяснилась попутно с громадным развитием авиации. Потребность в зенитной артиллерии явилась столь же неожиданной и для всех прочих воюющих стран, так что в этом отношении наш мобилизационный план не был хуже других. Но когда во время войны этот новый вопрос уже выяснился, у нас обнаружилась такая же медленность мышления, как и в других областях артиллерийского вооружения. Окончательно в планомерной форме потребность в зенитной артиллерии была заявлена только на Междусоюзнической конференции в начале 1917 г. Эта потребность определялась так: для каждого корпуса — по одной зенитной 4-орудийной батарее, для каждой армии — по три таких батареи и для каждого фронта — по четыре таких батареи. В итоге это приводило к необходимости получить в течение 12 месяцев 1917 г. 1052 зенитных орудия.

Потребности в траншейной артиллерии были двойного рода:

а) потребность в малокалиберных траншейных пушках и

б) потребность в бомбометах и минометах.

О специально траншейных пушках до войны совсем не было и речи… — пишет генерал Маниковский. — Первое пожелание об изготовлении у нас траншейных пушек было высказано в июле 1915 года телеграммой Ставки…» В течение 1916 г. удается удовлетворить требование войск в малокалиберных пушках лишь в самых ничтожных размерах. Между тем потребность пехоты в этих орудиях выясняется все в большем и большем масштабе, так что к созыву Междусоюзнической конференции вырабатывается следующая норма: каждый пехотный полк должен иметь в своем составе одну 4-орудийную батарею малокалиберных 37-мм пушек. Вместе с 5-процентным запасом это требовало получения в течение 12 месяцев 1917 г. 4476 таких пушек.

«Бомбометы и минометы, — пишет генерал Маниковский, — также не предполагалось иметь до войны в составе вооружения армии. И хотя в курсах артиллерии и фортификации упоминалось об орудиях “ближнего боя” и осада Порт-Артура подтвердила их необходимость, тем не менее серьезного значения в полевом бою им не придавалось… А вот грянувшая война показала, что такие орудия совершенно необходимы и что если их нет, то надо поскорее заводить. Впервые такие орудия появились у немцев… Ближе наши войска познакомились с этими орудиями после того, как удалось взять несколько их в плен. Тогда началось ввиду несложной конструкции их кустарное изготовление подобных орудий самими войсками, в ближайших к фронту мастерских. Затем пошли заявления требований на такие орудия в Главное артиллерийское управление с присылкой как пленных экземпляров, так и образцов собственного изготовления. Заявления эти были, как и всегда вначале, случайны, бессистемны и долгое время не давали ясного представления о том, какие, собственно, требования к этому новому орудию предъявляют войска…

Таким образом, первая стадия этого вопроса протекла в условиях изрядной бестолковщины: определенных требований с фронтов и от Ставки ни качественно, ни количественно не получалось, а потому и начали готовить бомбометы по образцу “германского” и в числе лишь десятков и сотен экземпляров, никак не предполагая, что потребность в них окажется в тысячах. И вот с лишком год спустя после начала войны получается наконец в августе 1915 г. первое определенное требование Ставки — сразу на 10 000 бомбометов. При этом вначале не было никакого разделения на бомбометы и минометы; последний термин появился много позже, в конце 1915 года, а вполне определенное содержание в него было вложено в начале 1916 года, причем, как и по отношению к бомбометам, потребность на минометы была сразу заявлена на 4550 штук».

Сравнительная легкость приготовления бомбометов и минометов и энергичные меры Главного артиллерийского управления привели к тому, что к концу 1916 г. потребность армии в этого рода траншейной артиллерии была в значительной мере удовлетворена. В программе вооружения, составленной Ставкой для Междусоюзнической конференции, потребность бомбометов и минометов на период 12 месяцев 1917 г. была выражена так:

а) бомбометов — 7000 (потребность удовлетворена)

б) минометов — 4500

в) минометов «тяжелых» — 2400 для ТАОН

______________

Итого — 13 900

Подведем итоги всем потребностям Русской армии в артиллерийском вооружении к началу 1917 г., т.е. к тому сроку, когда Ставкой была в конце концов осознана эта потребность и приведена в систематизированный вид. 

Из изложенного выше мы видели, что вопрос шел не только об увеличении числа боевых единиц армии, но главным образом о довооружении нашей армии, вышедшей на войну с недостаточным артиллерийским вооружением. В нижеприводимой таблице приведено сравнение существовавшего артиллерийского вооружения Русской армии с тем вооружением, которое Ставка в конце 1916 г. признала необходимым.

Из этой таблицы мы видим, что вопрос, поднятый Ставкой в конце 1916 г., был, по существу, вопросом перевооружения Русской армии. При этом интересно заметить, что признанная Ставкой в 1916 г. необходимой норма вооружения отвечала той, с которой германская армия вступила в войну в 1914 г. Поэтому говорить о преувеличенных требованиях Ставки не приходится. Наоборот, следует иметь в виду, что для германской армии опыт первых двух с половиной лет войны не прошел даром и ее «норма» артиллерийского вооружения еще повысилась. Таким образом, можно утверждать, что Ставка в своей программе вооружения Русской армии, составленной в конце 1916 г., отставала от новых требований жизни.

Но и эти, по существу говоря, скромные претензии нашей Ставки оказывались неосуществимыми. Мы указывали в первом томе нашей книги, в каком печальном виде находилось до войны наше орудийное производство.

Пришлось обратиться к заказам за границей.

Здесь позднее осознание руководителями Военного ведомства слабости артиллерийского вооружения привело к тому, что мы застали заграничный рынок уже забитым заказами других воюющих стран. В приводимой ниже таблице указывается число орудий, полученных в течение войны Русской армией.

Данные этой таблицы позволяют охарактеризовать степень участия заводов отечественных и заграничных в снабжении нашей армии артиллерийскими орудиями. Довольно распространено мнение, что наша отечественная промышленность совершенно сплоховала и что заграничное снабжение, т.е. помощь наших союзников, была в этом отношении чрезвычайно велика. Факты разрушают эту легенду.

Генерал Маниковский, анализируя этот вопрос на с. 165–172 своего труда, математически доказывает, что доля союзников в полученном Русской армией артиллерийском вооружении ни в коем случае не более 25%; если же учесть работу русских заводов по ремонту орудий, то доля помощи наших союзников еще уменьшится. Таким образом, более трех четвертей артиллерийского вооружения Русской армии было изготовлено своей промышленностью. Это потребовало от нее напряжения отнюдь не меньшего, чем то, которое испытали промышленности других воюющих государств.

Приведенная на следующей странице таблица снабжения Русской армии артиллерийскими орудиями позволяет нам ответить еще на другой важный вопрос.

Довольно широко распространено мнение, что будто бы в 1917 году Русская армия как раз была вполне снабжена материальной частью. Эту точку зрения проводит такое, казалось бы, авторитетное лицо, как генерал Ляхович, заменивший генерала Маниковского в должности начальника Главного артиллерийского управления. «Когда в Предпарламенте в начале октября 1917 года, — пишет генерал Ляхович, — последний военный министр Временного правительства генерал Верховский, проводя идею необходимости прекращения войны, в числе других доводов привел необеспеченность боевым снабжением армии, то некоторые члены Предпарламента, знакомые с вопросами снабжения по своему участию в Особом совещании (еще в хороший его период), категорически запротестовали против этого довода генерала Верховского… Покойный ныне генерал Карачан, исключительно сведущий артиллерист, вызванный по моему ходатайству с Южного фронта, где он был инспектором артиллерии, на должность начальника всех артиллерийских училищ, рассказывал, что когда он руководил размещением батарей на участках, то ему неоднократно приходилось слышать от участковых начальников, что такого числа орудий разместить нельзя».

Последние строки могут вызвать только улыбку, ибо в это самое время на французском театре войны степень насыщенности фронтов франко-британского и германского во много раз превосходила нашу. Поэтому говорить о перенасыщении русского фронта артиллерией по меньшей мере смешно. Вся же приведенная нами выдержка заставляет удивляться, насколько знание фактов ускользало из поля зрения многих деятелей нашего тыла.

Ниже мы приводим таблицу, составленную на основании данных, собранных автором в Ставке в октябре 1917 г., когда он готовился к поездке на Междусоюзническую конференцию 1917 года (назначенную на ноябрь 1917 г. в Версале). Этими данными автор как главный военный представитель России собирался обрисовать на Междусоюзнической конференции нашу бедность в тяжелой артиллерии.

Из этой таблицы мы видим, что в октябре 1917 г. Русская армия в отношении снабжения ее полевой тяжелой и тяжелой артиллерией была достаточно оборудована только на Кавказском фронте, т.е. для борьбы с турками.

По сравнению же с немцами и австро-венграми мы были в два раза слабее. При этом особенно резко заметно превосходство противника на Северном и Западном фронтах, где нам противостояли исключительно германские войска. Не лишено интереса обратить внимание, насколько румынская армия была богаче снабжена гаубичной артиллерией, нежели Русская.

Но для того чтобы дать более полное представление, насколько в 1917 г. Русская армия была недооборудована в артиллерийском отношении, мы сопоставили требования Ставки на 1917 г. с числом доставленных в армию в 1917 г. орудий.

Один только взгляд на третий столбец вышеприведенной таблицы показывает, насколько неосновательно утверждение генерала Ляховича.

Разбирая выше требования Ставки на 1917 год, мы указали, что Ставка после большого запоздания наконец осознала слабость артиллерийского вооружения Русской армии и наметила довести это вооружение до того уровня, на котором германская армия находилась уже в самом начале войны. Мы указали также, что говорить о преувеличении в этих требованиях Ставки не приходится.

Из только что приведенной таблицы мы видим, что Русская армия получила в 1917 г. лишь некоторую часть того артиллерийского вооружения, которое нужно было для того, чтобы достигнуть хотя бы уровня требований 1914 г. Но так как в 1917 г. уровень требований жизни значительно повысился, то по сравнению со своими врагами и своими союзниками Русская армия оказывалась к осени 1917 г. хуже вооруженной, нежели в 1914 г.