Просматривая многочисленные мемуары, написанные лицами, близко стоявшими к руководящим государственной жизнью кругам, нельзя не обратить внимание на постоянно раздающееся сетование на то, что число возвращающихся в ряды армии раненых и больных после излечения непомерно мало.

Попытку посильно осветить этот вопрос можно встретить в статье Л.И. Сазонова «Потери России в войну 1914–1915 годов». В этой статье он приводит данные из отчета, представленного в июне 1917 г. Главным полевым военно-санитарным инспектором начальнику Штаба Верховного главнокомандующего (см. нижеприводимую таблицу). 

В своем докладе Главный полевой военно-санитарный инспектор отмечал значительное понижение за отчетный период процента возвращенных в армию. На основании этих данных можно считать, что общий процент эвакуированных, вернувшихся на фронт, больше, чем вышеприведенное среднее (37%). Л.И. Сазонов полагает, что среднее отношение возвращенных к числу эвакуированных для всей войны может быть принято приблизительно равным 50%.

«Правда, — пишет Л.И. Сазонов, — процент вернувшихся в строй офицеров и за период времени, приведенный в сообщении Главного полевого военно-санитарного инспектора, т.е. за первую половину 1917 года, был значительно выше; но так как офицерский состав по сравнению с солдатским представлял лишь незначительную часть армии, то можно считать, что это процентное отношение не могло в значительной степени изменить общего процента возвращенных в армию к числу эвакуированных за пределы фронта. Поэтому принятие среднего процента возвращенных в армию равным 50 не будет ошибочным. Отсюда следует, что общая убыль армии эвакуированными за ранами и болезнями в 4 300 000 должна быть уменьшена на 50% и, таким образом, выразится в 2 150 000…»

«Подтверждение приведенного соображения о числе возвращенных можно найти в справке Управления Дежурного генерала Штаба Верховного главнокомандующего, приготовленной в числе других материалов для заседания, имевшего место в Ставке вскоре после Февральской революции, при участии представителя Временного правительства, военного министра А.И. Гучкова; в указанной справке имеется относящаяся к этому вопросу следующая заметка:

Возвратилось раненых и больных:

а) с начала войны по 1 января 1916 г. — 1 160 182

б) за 1916 г. по 1 января 1917 г.— 549 756

Итого — 1709 938

Очевидно, к окончанию войны число это должно было возрасти».

Исходя из выводов Л.И. Сазонова, попытаемся определить процент «возвращаемости» не по отношению к только раненым, эвакуированным во внутренние военные округа, но и по отношению ко всем раненым. Возьмем для начала исследования дату

1 января 1917 г.

Число «не возвратившихся» раненых и больных должно к этому моменту считаться равным 1710 000. Этим итогом исчерпывается все число не возвратившихся в армию раненых и больных, т.к. все тяжелораненые (и тяжелобольные) непременно попадали в эвакуацию и освобождение от службы, а также долговременные отпуска давались только после эвакуации.

Из работы доктора Аврамова мы можем установить, что из числа заболевших не вернулось в армию к 1 января 1917 г. около 725 000. Следовательно, число не возвратившихся раненых должно равняться 985 000.

Выше мы установили, что численность кровавых потерь достигает к 1 января 1917 г. около 5 100 000. Из них на долю убитых приходится около 1 170 000, а на долю раненых 3 930 000. Следовательно, процент возвращаемости раненых должен измеряться за период с начала войны до 1 января 1917 г. 75%.

Для того чтобы оценить, насколько вышеупомянутые сетования на малую возвращаемость наших раненых несправедливы, сравним выведенный нами процент с «возвращаемостью» раненых во Франции. Последняя была велика, так как недостаток в людях, который испытывала Франция во время войны, заставляет ее очень строго относиться ко всякого рода освобождениям от военной службы. Из книги доктора Ж. Тубера мы увидим, что число возвратившихся раненых в1916,1917и1918гг. составляет 79% от общего числа раненых.

Таким образом, возвращемость наших раненых была только на 4% меньше французской. Но при сравнении нужно принять во внимание, что наши раненые находились в менее благоприятных условиях, нежели французские, хотя бы из-за несравненно худших условий вывоза их с полей сражений и более бедного технического оборудования массы наших санитарных учреждений. Поэтому некоторое превышение процента «не возвратившихся» раненых над французской нормой у нас должно иметь место.

Попытаемся проверить наши выводы другим путем.

В статье доктора С.А. Новосельского «Материалы по статистике травматизма, болезненности и инвалидности в войну 1914–1917 гг.» приведены данные об исходе ранений у пользованных в санитарных учреждениях Петроградского городского комитета Всероссийского союза городов. Эти данные представляют собой выводы из 103 194 случаев. Изучение их показывает, что от службы было уволено 25,2%. Исходя из того положения, что все уволенные из-за ранений от службы проходили через эвакуацию, и принимая во внимание, что, по нашему исчислению, эвакуированные во внутренние округа составляли 68% от итога всех раненых, мы получим, что процент уволенных от службы от общего числа раненых должен был бы равняться 15,1%.

Если прибавить к этому числу еще предположенный нами процент умерших от ран (8,3%), мы получим, что процент не возвратившихся на военную службу раненых должен измеряться 23,4%.

Таким образом, должно было вернуться в строй или на тыловую службу около 76,5%. Это число отличается от выведенного нами выше всего на 1,5%. Такая разница могла произойти от приблизительности наших исчислений, но, кроме того, она может иметь место еще потому, что число не возвратившихся мы получили, вычитая из числа эвакуированных во внутренние округа число возвратившихся, по данным Ставки. Следовательно, в остатке должны оказаться и раненые, находившиеся в конце 1916 г. еще на излечении, а также и уволенные в длительные отпуска.

Относительно возвращаемости больных имеются точные данные в работе доктора Аврамова. Эти данные, сведенные в таблицу, приведены на следующей странице.

Прежде чем приступить к рассмотрению возвращаемости больных, необходимо напомнить то явление, на которое мы обратили внимание в предыдущей главе. После революции наравне с эвакуацией действительно тяжелобольных во внутренние военные округа происходила одновременно и «самоэвакуация» легко больных, желавших под предлогом болезни удрать с фронта. Этим и объясняется то, что общий итог не возвратившихся больных, согласно данным доктора Аврамова, достигает 1 910 188, в то время как, по исчислению Ставки, число всех эвакуированных больных во внутренние округа к тому же сроку измеряется всего 1425 000. Определив число не возвратившихся больных, согласно данным доктора Аврамова для 1914, 1915 и 1916 гг. отдельно от 1917 г., мы получим, что за первые 29 месяцев войны итог не возвратившихся больных равен всего 726 200, а за 9 месяцев 1917 г. достигает 1 183 988.

Из сопоставления этих данных мы видим яркое подтверждение нами сказанному, причем мы можем даже указать в круглых цифрах, сколько из эвакуированных больных являлось замаскированными дезертирами, для этого определим, сколько в среднем не возвратившихся больных приходится на первые 29 месяцев войны, такое среднее равнялось 24 972. Нет никаких оснований предполагать, чтобы это среднее по санитарным причинам могло бы измениться в течение 1917 г., а между тем в среднем на каждый месяц 1917 г. приходится 131 554 не возвратившихся. Мы имеем полное право утверждать, что разница между только что выведенными двумя средними, а именно 106 582, и представляет собой то, что мы назвали замаскированными дезертирами. Таким образом, за 10 месяцев войны 1917г. общий итог таких дезертиров достигает 1 000 000.

Согласно данным доктора Аврамова, возвращаемость больных за период с начала войны до 1 января 1917 г. представляет для всей армии 75,9%. Этот процент можно считать как бы нормальным для Русской армии. Мы лишены возможности сравнить средний процент возвращаемости больных Русской армии с таковыми же для французской армии, так как не имеется соответствующих данных французской военной статистики. Но мы думаем, что нет никаких оснований считать, что до Февральской революции дезертирование под предлогом болезни являлось сильно распространенным злом в Русской армии. Можно с уверенностью утверждать, что в течение первых 31 месяца войны число уклонившихся от возвращения на службу выздоровевших раненых и больных значительно не превосходило размеров уклонения от возвращения в армиях наших союзников.

При рассмотрении таблицы численности заболевших и возвратившихся в армию, составленную по данным доктора Аврамова, нельзя не обратить внимание на различие в процентах возвращаемости офицеров и солдат. До 1 января 1917 г. офицерский процент достигает 92,4%, в то время как солдатский 75,5%. Под влиянием революции, как мы уже выше говорили, возвращаемость значительно падает, но все-таки процент ее для офицеров остается выше такового же солдатского (58,6% и 42,3%). Приведенные несколько выше данные и отчет Главного полевого военно-санитарного инспектора о возвращаемости эвакуированных в первые пять месяцев 1917 г. тоже ярко свидетельствуют о значительно большей возвращаемости офицеров, нежели солдат. Согласно этим данным, включающим в себя не только больных, но и раненых, процент возвращаемости эвакуированных для офицеров достигает 91%, в то время как для солдат он равняется всего 37%.

Несомненно, что в последнем случае на разницу в возвращаемости должно было оказать влияние различие в условиях эвакуации: офицерские чины эвакуировались гораздо легче, чем солдаты; в число первых попадают и легко раненные и легко больные, в то время как среди солдат, эвакуированных во внутренние округа, находились, как правило, только тяжело раненные и тяжело больные.

Но одним различием в условиях эвакуации нельзя всецело объяснить различие в проценте возвращаемости офицеров и солдат. Доказательством служит таблица возвращаемости больных по данным доктора Аврамова. В этой таблице приняты в расчет не только эвакуированные, но все больные, и все-таки разница остается большой.

Главной причиной этого различия является большее сознание своего долга перед Родиной в офицерской, нежели в солдатской массе. Русское офицерство втянуло в себя во время войны всю патриотически настроенную часть интеллигентной молодежи. Это более сознательное отношение к своему долгу перед Родиной у офицеров, нежели у солдат, отразилось также и в других, уже констатированных нами явлениях: офицерство несло гораздо более кровавую жертву, чем солдаты, и в то же время гораздо труднее сдавалось в плен.