Посмотрим теперь, как оценивались настроения войск в конце марта и в начале апреля самими военачальниками. В приложенииприведены выдержки из некоторых донесений некоторых из войсковых начальников Западного фронта. Как мы говорили уже выше, войска нашего Западного фронта в отношении своего разложения могут быть поставлены на среднее место между быстро разваливавшимся Северным фронтом и более медленно разлагавшимися Юго-западным и Румынским. На основании всех полученных Штабом Западного фронта донесений войсковых начальников им было составлено в середине апреля (по новому стилю) следующее заключение:

«Мнения большинства начальствующих лиц сходятся на том, что дисциплина в войсках упала; доверие между офицерами и солдатами подорвано; нравственная упругость и боеспособность войск значительно понизились. В настоящее время войска пригодны только к обороне, наступление будет возможно через 1–2 месяца после того, как возбуждение, вызванное переворотом, уляжется.

Однако на успех наступления можно рассчитывать при непременном условии самой тщательной подготовки.

Почти все начальники указывают на то, что масса всякого рода литературы, хлынувшей в Армию, в частности, «Известия», воззвания и приказы Советов рабочих и солдатских депутатов, приносит громадный вред, так как отвлекает части от боевого дела и расшатывает их, потому что масса солдат во многом плохо разбирается, многое принимает на веру и усваивает из прочитанного лишь то, что ей в данный момент нравится. Организующиеся офицерско-солдатские комитеты вносят заметное успокоение.

Многие начальники утверждают, что после переворота стремление войск к победе осталось, а в некоторых частях даже усилилось.

Дух новых дивизий несколько слабее, чем в старых коренных дивизиях; большая часть их пока пригодна лишь к обороне.

Некоторые дивизии (83,62 и 69), подолгу (1–1,5 года) занимающие один и тот же участок, жалуются на сильное утомление и прежде всего нуждаются в продолжительном отдыхе.

Большинство начальствующих лиц смотрит на будущее спокойно и надеется, что через 1–2 месяца (к половине мая) боеспособность войск будет восстановлена; к их числу относятся во 2-й армии комкоры 9, 10 и Сводного, начдивы 7 Сибирской, 1 Гренадерской, 169-й и Уральской казачьей; в 3-й армии командарм 3, комкоры 31, 4-го конного, 3 и 46, начдивы — 75, 172, 1-й Кубанской казачьей, 16-й кавалерийской, 100, Пограничной и 5-й Донской казачьей; в 10-й армии — командарм 10, комкоры — 2 Кавказской, 20 и 35; начдивы — 1 Кавказской гренадерской, 51, 134, 11-й Сибирской, 29, 133 и инаркор 2-го Кавказского.

Некоторые начальники признают, что войска и в настоящее время находятся на должной высоте, в том числе комкоры Гренадерского, 3-го Сибирского, 38-го и 1-го Сибирского, начдивы 5-й, 42-й, 129-й, 7-й Туркестанской, 9-й, 67-й, 2-й Кубанской казачьей, 2-й Туркестанской, Казачьей и комбриг 42-й артиллерийской.

Наконец, есть начальники, которые смотрят на состояние войск более мрачно; к таковым относятся командарм 2-й, начдивы 168-й, 8-й Сибирской, 17-й Сибирской, 2-й Гренадерской, 15-й Сибирской, 112-й, 130-й, 83-й, 2-й сводной казачьей, 27-й, 77-й, 2-й Кавказской гренадерской, 62-й, 69-й, 175-й, 28-й, 55-й, 170-й; 31-й; 2-й кавалерийской и командиры полков 167-го, 168-го, 669-го, 670-го и 671-го».

Для того чтобы судить, как оценивалось в самом Штабе Верховного главнокомандующего общее положение на всех фронтах, служит приводимый в приложении документ. Последний представляет собой запротоколированное заключение совещания, имевшего место в Ставке 18 марта (1 апреля) 1917 г. Относительно состояния армии в этом документе говорится следующее:

«Армия переживает болезнь. Наладить отношения между офицерами и солдатами удастся, вероятно, лишь через 2–3 месяца.

Пока же замечаются упадок духа среди офицерского состава, брожение в войсках, значительное дезертирство.

Боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время армия пойдет вперед, очень трудно.

Таким образом:

1) Приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо.

2) Не рассчитывая на Балтийский флот, надо организовать оборону Финляндии и подступов к Петрограду, что потребует усиления Северного фронта.

3) На всех фронтах до восстановления порядка в тылу и образования необходимых запасов необходимо перейти к обороне.

4) Необходимо принять самые энергичные меры для уменьшения едоков на фронтах.

Для этого необходимо убрать с фронтов всех инородцев и военнопленных и решительно сократить число людей и лошадей во всех тыловых учреждениях.

5) Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам, указав на то, что мы теперь не можем выполнить обязательства, принятые на конференциях в Шантильи и Петрограде».

Если внимательно вчитаться в донесения военачальников в период первых месяцев революции, то нельзя не заметить одно очень существенное противоречие: с одной стороны, многие начальники утверждают, что после переворота стремление к победе осталось и даже в некоторых частях усилилось, с другой стороны, почти все начальники заявляют, что сейчас войска неспособны к наступлению. Странное усиление «стремления к победе»!

Только что замеченное нами противоречие объясняется двумя причинами: во-первых, многие начальники сочли некоторый подъем духа, с которым приняла в первые дни революции солдатская масса объявление всякого рода свобод, за истинное патриотическое воодушевление. Во-вторых, с началом революции начальники, выражавшие пессимистические взгляды на революцию, брались под подозрение в «контрреволюции». Военные министры — Гучков, а затем в еще большей мере Керенский, искавшие популярности в солдатских массах, немедленно увольняли таких начальников. Таким образом, создавался «отбор» начальников, заигрывающих с революцией или по крайней мере не смеющих высказывать всей правды.

Только что указанное нами нужно учесть при изучении донесений войсковых начальников того времени и считать, как правило, что эти донесения рисуют положение дел более оптимистично, чем оно было в действительности.

Несомненно, что это должно было отразиться на сводках высших штабов и заключениях старших начальников. Сказалось оно и на Ставке, и на самом Верховном главнокомандующем, генерале Алексееве. В письме от 12/25 марта № 2188 к военному министру Гучкову генерал Алексеев пишет:

«Моральное состояние армии недостаточно определилось вследствие всего пережитого и не усвоенного еще умами офицеров и солдат, равно вследствие проникающей в ряды армии пропаганды идей, нарушающих веками установившийся военный порядок. Бог даст, армия переживет острый кризис более или менее благополучно, но нужно предусматривать возможность и понижения боеспособности армии, хотя бы и временного. Это в общем ходе событий явится наиболее опасным моментом для России. Хорошо осведомленный противник, конечно, учтя это обстоятельство, постарается использовать наш период слабости для нанесения решительного удара. Неизвестно, кого обвинит тогда в поражении общее мнение армии».

В этом отрывке из письма генерала Алексеева мы читаем осуждение пропаганды, но в нем нет решительного указания на то, что начавшаяся революция несет с собой разложение армии, весьма вероятно, ее гибель. Генерал Алексеев говорит только о «возможности» временного понижения боеспособности армии и только об остром кризисе, который, Бог даст, армия переживет.

Интересно сопоставить здесь это недостаточное понимание нашими руководящими политическими и военными верхами всей силы разложения, которую несет с собой революция, с точкой зрения германских политических руководителей.

«…Правительство, — пишет в своих воспоминаниях генерал Людендорф, — опасалось, как бы наше наступление не задержало процесса разложения России. В начале апреля, в период сильного развития на фронте братания, армейская группа Лизингера произвела частную атаку тет-де-пона на р. Стоход, остававшегося в руках у русских со времени боев 1916 г., к северо-востоку от Ковеля. Эта операция сама по себе не имела сколько-нибудь серьезного значения, но число русских, захваченных здесь в плен, было столь велико, что вызвало даже мое удивление. Канцлер просил меня делать возможно менее шума по поводу этого дела. Скрепя сердце я согласился. Войска, участвовавшие в этой атаке, не заслуживали этой сдержанности. Появившиеся в газетах наши урезанные описания боя на Стоходе многим показались странными. Я предвидел это впечатление, но считал себя обязанным подчиниться желанию канцлера не разрушать надежды на мир. На этом же основании Штаб Верховного главнокомандующего запретил всякую другую подобную операцию».

Пусть читатель сравнит высказанное в только что приведенных строках с мнением генерала Алексеева, высказанным в письме Гучкову, о том, что неприятель, конечно, воспользуется понижением боеспособности нашей армии, чтобы в первые же месяцы нанести нам решительный удар.

Мы здесь имеем перед собой два различных мировоззрения: одно — учитывающее грозную силу разрушения, присущую революционному процессу; другое — примитивно низводящее этот процесс в рамки временного кризиса.