Глава 4
Стелла села на кровать и сказала, будто споря с ним:
— А та вечеринка год назад? Неужели она была лучше?
Он потер руками глаза и щеки, потом подкрутил усы. Услышал свои слова:
— Нет, конечно, нет. Но тут нет никакой связи.
— Возвращайся-ка в постель, дорогой, и расскажи, что случилось.
— Да-да, — он полез в постель. — Все в порядке. — Нет, не все. Тебе, должно быть, приснился страшный сон. Расскажи мне.
— Он совершенно бессмысленный.
— Все равно расскажи. — Она погладила его по плечам, и он повернулся к ней. Как Сирс и говорил, Стелла была красавицей; она была красавицей, когда он с ней познакомился, и, вероятно, должна была остаться ею до самой смерти. Но красота ее была не кукольно-пухлой, нет: ее создавали правильные, немного резкие черты лица и густые черные брови. Волосы ее поседели вскоре после тридцатилетия, и она упорно не желала их красить, сознавая привлекательность сочетания своих волос и молодого лица. И теперь ее лицо не постарело, хотя волосы оставались седыми. Фактически к пятидесяти годам ее красота подошла к полному расцвету и там остановилась. Она была на десять лет младше Рики, но все еще выглядела на сорок.
— Расскажи мне, Рики. Что с тобой?
Он начал рассказывать ей свой сон, и жалость, любовь и страх последовательно омрачили ее лицо. Она начала гладить его по спине, потом обняла.
— Дорогой, и ты каждую ночь видишь такие сны?
— Нет, этот самый плохой. — Он улыбнулся, сообразив, к чему она клонит своими поглаживаниями.
— Ты очень волнуешься, — она поднесла его руку к губам и поцеловала.
— Знаю.
— И вы все видите такие сны?
— Кто все?
— Клуб Чепухи.
— Думаю, да.
— Ну что ж, — она присела и принялась стаскивать через голову ночную рубашку, — и что же вы думаете делать с этим, старые болваны?
Рубашка была снята, и Стелла подняла руки, стягивая волосы. Двое детей оттянули ей груди и сделали соски большими и темными, но в целом тело Стеллы постарело немногим больше, чем ее лицо.
— Мы не знаем, — признался он.
— А я знаю, — сказала она и легла на постель, раскинув руки. Если Рики и жалел когда-нибудь, что не остался холостяком, как Сирс, то уж никак не в это утро.
— Старый развратник, — сказала Стелла, когда они закончили. — Надо было давно сказать мне. Но нет, ты слишком гордый, чтобы обратиться за помощью к жене.
— Неправда.
— Да? Или лучше волочиться за девочками, как твой Льюис?
— Льюис не волочится за девочками.
— Ну за девочками двадцати лет.
— Я не такой.
— Это точно. Ты бы скорее жил, как твой компаньон Сирс, — она откинула простыни и встала. — Пойду помоюсь, — она надолго ушла в ванную и вернулась в белом мохнатом халате, с торжественным видом Кассандры.
— Я скажу тебе, что надо делать. Позвони Сирсу прямо сейчас и расскажи ему этот сон. Он твой друг, но, насколько я вас знаю, вы можете видеться неделями и не поговорить ни о чем личном. Это ужасно. О чем вы с ним говорите?
— О чем? Ну о юриспруденции.
— А, о юриспруденции, — протянула Стелла.
— Газет еще нет, — сообщил Рики. — Я сходил посмотреть.
— Конечно, нет, — Стелла повесила полотенце на кровать и направилась в гардероб. — Который сейчас час, по-твоему?
— А который? Мои часы на столе.
— Около семи.
— Семи? — Обычно они не вставали раньше восьми, а на работу Рики шел только в полдесятого. Хотя ни он, ни Сирс не хотели сознаться в этом, работы становилось все меньше. Старые клиенты один за другим терялись, а новые приходили со всякой чепухой вроде налоговых вопросов, поэтому они могли спокойно сидеть дома два дня из семи. А на работе Рики успел перечитать второй роман Дональда Вандерли, пытаясь представить себе автора в Милберне.
— Ты разбудил меня своими воплями, — напомнила Стелла из гардероба. — Тебя хотел съесть какой-то монстр.
— Да. Я еще удивился, что на улице так темно.
— Не увиливай, — через минуту-две Стелла, уже одетая, вышла из гардероба и присела на кровать. — Когда человек так вопит во сне, нужно серьезно с этим разобраться. Я знаю, что к доктору тебя не загонишь…
— По крайней мере, к психиатру. Мозги у меня в порядке.
— Я ничего не говорю, но Сирсу ты должен об этом рассказать. Не могу видеть, как ты мучаешься, — с этими словами она сошла вниз.
Рики остался лежать, размышляя. Как он и сказал Стелле, это был худший из всех его кошмаров. Не хотелось даже думать о нем — и не хотелось отпускать Стеллу. Но детали сна вспоминались удивительно ярко. Он вспомнил мертвые лица своих друзей, в то же время живых; в этом было что-то порочное, и эта порочность поразила его не меньше ужаса происходящего. Может, Стелла и права. Нужно позвонить Сирсу. Он снял трубку, еще не зная, что будет говорить. Сирс подошел к телефону.
— Алло, это Рики.
В это утро все почему-то демонстрировали несвойственные им черты характера.
— Рики, слава Богу, — сказал Сирс. — Я только что хотел тебе звонить. Можешь сейчас собраться и заехать за мной?
— Минут через пятнадцать. Но что случилось? — Тут он вспомнил сон. — Что, кто-нибудь умер?
— А почему ты спрашиваешь? — голос Сирса напрягся.
— Неважно. Потом объясню. Мы едем не в офис?
— Нет. Мне позвонил сейчас наш Вергилий. Он хочет нас немедленно видеть.
— Элмер хочет нас видеть? А что случилось?
— Наверное, что-нибудь сверхъестественное. Я тебя жду.
Глава 5
Пока Рики умывался, Льюис Бенедикт совершал свою обычную пробежку по лесной тропинке. Он каждое утро перед завтраком пробегал две мили. Иногда в это время какая-нибудь юная леди, проведшая с ним ночь, готовила ему завтрак, но сегодня, как всегда после вечеров в Клубе Чепухи, никаких леди не было, и Льюис бежал чуть быстрее, чем обычно. В эту ночь ему приснился самый страшный в его жизни сон, картины которого все еще стояли у него перед глазами. Другой бы напился или попытался описать сон в дневнике — Льюис же в своем синем спортивном костюме и кроссовках “Адидас” бежал по лесу, надеясь изгнать память об этом кошмару.
Льюис приобрел этот лес и луг вместе с каменным домом, почти не торгуясь. Дом, больше похожий на крепость, выстроил в начале века богатый фермер, поклонник романов Вальтера Скотта. Льюис не знал этого, но годы жизни в отеле заставили его тосковать по большому дому со множеством комнат. Когда он продал отель, денег после уплаты налогов как раз хватило, чтобы купить единственный дом в окрестностях Милберна, который его удовлетворял. Не всем его гостьям нравились дубовые панели, ружья и шпаги по стенам (Стелла Готорн, проведшая в доме Льюиса три довольно бурных дня, сказала, что никогда еще не занималась любовью в арсенале). Луг он почти сразу продал, но лес оставил.
Во время пробежек он каждый раз замечал что-нибудь новое и интересное: то подснежники в ложбинке за ручьем, то незнакомую красногрудую птицу размером с кошку. Но сейчас он ни на что не смотрел, просто бежал, изо всех сил желая, чтобы не случилось того, что должно случиться. Может, этот молодой Вандерли расставит все по местам: судя по его книге, у него немало опыта в таких делах. Может, Джон прав, и племянник Эдварда сможет хотя бы объяснить, что с ними происходит. Это не могло быть чувство вины. Происшествие с Евой Галли случилось так давно, с другими людьми и в другой стране. Даже лес с тех пор вырос новый.
Льюис любил думать о том, как далеко тянется этот лес: чуть не на всю Северную Америку, и никого там нет, кроме него и индейцев. Ну, может, еще несколько духов. Да, в этой чаще он начинал верить в духов. Хотя где они теперь, в мире гамбургеров, супермаркетов и площадок для гольфа?
Они здесь, Льюис. Здесь. Словно чей-то голос сказал это в его мозгу. “Что за чушь”, — подумал он, проводя рукой по лицу.
Здесь. Черт! Он сам себя пугает. Все этот проклятый сон. Они все запугали друг друга своими рассказами. Теперь им уже снятся одинаковые сны. Льюис не мог понять, что это значит. Он попал ногой в лужицу и вдруг вспомнил конец своего сна: пустые мертвые лица двух его друзей.
Здесь. Черт побери! Он остановился и вытер потный лоб рукавом. Ему захотелось оказаться на своей кухне, за чашкой ароматного кофе. Совсем ты сдал, сказал он себе, с тех пор, как умерла Линда. На повороте, у ограды он задержался и бесцельно уставился на проданный им луг. Теперь это было сплошное белое поле, окруженное со всех сторон темным лесом.
Где прячутся духи. Во всяком случае, их не было видно. Воздух был и чистым, и холодным — можно было разглядеть все, до самого шоссе, где гудели грузовики, курсирующие между Бингемтоном и Эльмирой. Вдруг ему послышалось что-то за спиной. Он быстро повернулся, но увидел только пустую тропу. Зима будет плохой.
Что ж, это не первая плохая зима. Он вспомнил сезон, когда умерла Линда. Ничто так не отпугивает постояльцев, как самоубийство в отеле. “Так это была миссис Бенедикт?” “Да, вы знаете, она забрызгала кровью весь патио!” Они один за другим уехали, оставив ему двухмиллионный актив без всякой наличности. Ему пришлось уволить три четверти персонала, а остальным платить из собственного кармана. Прошло шесть лет, прежде чем дело наладилось и он смог уплатить долги.
На самом деле ему сейчас нужен не кофе, а бутылка пива. Или даже галлон. В горле у него совсем пересохло.
Да, это не первая плохая зима. Галлон пива? Да хоть бочку! При воспоминании о загадочной необъяснимой смерти Линды ему отчаянно захотелось напиться.
Льюис повернул от ограды и глубоко вдохнул. Лицо Линды теперь, девять лет спустя, опять встало перед ним как живое. Впереди лежала узкая и темная тропинка длиною в милю.
Все дело в том, Льюис, что ты трус. Он опять вспомнят сон. Сирс и Джон в могильных нарядах, с безжизненными лицами. Почему не Рики? Где же третий из членов Клуба Чепухи?
Он вспотел, еще не начав бежать.
Обратная тропа забирала влево, прежде чем повернуть к дому. Обычно эта ее часть была у Льюиса самой любимой: лес смыкался мгновенно, и через десять шагов уже не было заметно никакого поля позади. Этот участок больше всего напоминал девственный лес. Толстые дубы и стройные березки спорили друг с другом за место под солнцем, а под ними густо рос папоротник. Сегодня все эти деревья таили в себе какую-то угрозу: безопасность осталась дома. Он ускорил бег.
С первым ощущением он еще боролся. Ему показалось, что в начале тропы кто-то стоит. Он знал, что там никого нет, но это ничего не значило. Казалось, что кто-то пристально разглядывает его. Внезапно с дуба сорвалась стая ворон. В обычной обстановке это развеселило бы Льюиса, но теперь он отшатнулся и чуть не упал.
Потом чувство, что за ним наблюдают, усилилось. Теперь тот, кто был сзади, бежал за ним, сверля его глазами. Льюис не смел обернуться и только бежал, чувствуя на своей спине этот взгляд, до самых дверей кухни.
Он ухватился за ручку двери и ввалился внутрь. Потом закрыл дверь на замок и тут же подошел к окну. Никого.
Но он еще долго смотрел на тропу и на лес за нею. В его мозгу родилась предательская мысль: продать дом и уехать отсюда. Но на тропе не было ничьих следов, кроме его собственных. Никто не укрывался за редкими деревьями на опушке. Глупо покидать этот дом, где он обрел то, что всегда искал — уединение. К такой мысли он пришел, сидя в холодной кухне и глядя на снег за окном.
Льюис намолол кофе и поставил вариться. Потом он достал из холодильника бутылку пива, открыл и одним глотком выпил больше половины. Когда пиво достигло желудка, ему в голову пришла странная мысль: “Хорошо бы Эдвард был жив”.
Глава 6
— Ну что там? — спросил Рики. — Опять нарушение границы? Нужно наконец объяснить ему, что даже если он выиграет дело, судебные издержки обойдутся ему дороже.
Они въехали в долину Кайюга, и Рики вел старый “бьюик” очень осторожно. Дорога была скользкой, а он даже не успел поставить зимние покрышки. Сирс не дал ему времени. Сам Сирс, в черной шляпе и зимнем меховом пальто, тоже казался обеспокоенным этим.
— Веди повнимательней, — сказал он. — Должно быть, тут лед до самого Дамаскуса.
— Мы не едем в Дамаскус.
— Все равно.
— А почему ты не взял свою машину?
— Я не успел надеть зимние покрышки.
Рики удивился. Сирс был не из тех, кто часто не успевал что-то сделать. Может, это из-за разговора с Элмером? Элмер Скэйлс был одним из их самых давних и самых тяжелых клиентов. Еще в пятнадцать лет он явился к ним с длинным списком людей, на которых хотел возбудить дела. Они с тех пор так и не смогли убедить его, что с людьми почти всегда можно договориться. Скэйлса, тощего человека с оттопыренными ушами и визгливым голосом, звали “наш Вергилий” за стихи, которые он периодически посылал в католические журналы и редакции местных газет. Рики думал, что они так же периодически отсылали эти стихи обратно — Элмер как-то показал ему целую папку отказов, но газеты напечатали два-три. Это были вдохновенные описания фермерского труда, что-то наподобие: “Коровы мычат и блеют ягнята, имя Господа в людях свято”. Кроме того, Элмер имел восемь детей и обожал со всеми судиться.
Раз или два в год Элмер вызывал на ферму одного из компаньонов и демонстрировал ему дыру в ограде, через которую охотник или мальчишка вторгались в его владения; он высматривал их с помощью бинокля и привлекал к ответственности. Но на этот раз Сирс подозревал, что случилось что-то более серьезное: Элмер ни разу еще не требовал присутствия обоих своих юристов.
— Знаешь, Сирс, — сказал Рики, — я могу одновременно вести машину и думать. Может все же расскажешь мне, что там случилось с Элмером?
— Несколько его животных умерло, — проговорил Сирс еле слышно, словно боясь, что от громких слов машина может слететь под откос.
— Ну и зачем там мы? Мы же их не воскресим.
— Он хочет, чтобы мы посмотрели. Еще он позвонил Уолтеру Хардести.
— Так они не просто умерли?
— Кто его знает? Ты все же следи за дорогой, Рики. Я вовсе не желаю к ним присоединиться.
Рики взглянул на Сирса и только сейчас заметил, как он бледен. Под кожей ясно проступили голубоватые вены, под глазами набрякли серые мешки.
— Следи за дорогой.
— У тебя ужасный вид, Сирс.
— Не думаю, что Элмер это заметит.
— Тебе что, снился плохой сон?
— Какой ты догадливый.
— Мне тоже. Стелла хотела, чтобы я тебе рассказал.
— Зачем? У нее что, тоже плохие сны?
— Она думала, что это может помочь.
— Вот это по-женски. Говорить об этом — только расковыривать рану. Ничем это не поможет.
— Тогда мы зря пригласили сюда Дональда Вандерли.
Сирс недовольно хмыкнул.
— Прости, что я это сказал. Но я думаю, что мы должны поговорить об этом потому же, почему пригласили этого парня.
— Этому парню лет тридцать пять или сорок.
— Неважно. Я хочу рассказать тебе, что мне сегодня приснилось. Стелла сказала, что я проснулся с криком. Во всяком случае, сон был просто ужасный. Я был в пустом доме, наверху, и какая-то тварь пыталась добраться до меня. В конце концов она вошла в комнату, но оказалось, что это не какой-нибудь монстр, а ты, Льюис и Джон. И все мертвые, — глядя в зеркальце, он увидел, что лоб Сирса пересекла глубокая морщина.
— Ты видел нас троих?
Рики кивнул.
Сирс откашлялся и чуть опустил стекло. В машину ворвался холодный воздух. Сирс судорожно вздохнул.
— Так, говоришь, нас было трое?
— Да.
— Знаешь, я видел такой же сон. Только я увидел двоих. Льюиса и Джона. Тебя не было.
Рики вдруг услышал в его голосе то, что заставило его в удивлении замолчать до тех пор, пока они не подъехали к ферме. Это была зависть.
— Наш Вергилий, — сказал Сирс. Когда они достигли двухэтажного дома, перед ними предстала долговязая фигура Скэйлса, ожидающего их на крыльце. Дом напоминал о картинах Эндрю Уайста. Элмер и сам походил на портрет кисти Уайста. Уши его под поднятыми наушниками шапки отливали взволнованно-розовым. За крыльцом притаился серый “додж”, на дверце которого Рики разглядел эмблему шерифа.
— Уолт уже здесь, — сказал он, и Сирс кивнул.
Они вылезли из машины и пошли к крыльцу, плотнее запахнув воротники. Скэйлс, окруженный теперь с двух сторон детьми, не двинулся с места. У него был мрачно-торжественный вид, сопутствующий его наиболее вдохновенным искам.
— Вы как раз вовремя, — заметил он. — Уолт Хардести уже десять минут как здесь.
— Ему не так далеко ехать, — сказал Сирс, придерживая шляпу на холодном ветру.
— Сирс Джеймс, последнее слово всегда за вами. Эй, дети! Ступайте в дом, а то отморозите задницы! — Мальчишки шмыгнули в дверь, а Элмер остался стоять, глядя на компаньонов и мрачно улыбаясь.
— В чем дело, Элмер? — спросил Рики, чуть притоптывая. Его ноги в элегантных черных туфлях уже начали мерзнуть.
— Сейчас увидите. Вы, правда, не совсем удачно оделись для прогулки в поле. Городские, сразу видно. Подождите, я позову Хардести.
Он скрылся в доме и скоро вновь появился вместе с шерифом.
На Уолте Хардести были теплое хлопчатобумажное пальто и стетсоновская шляпа. После замечания Элмера Рики невольно покосился на его ноги. Шериф надел тяжелые кожаные башмаки.
— Мистер Джеймс, мистер Готорн, — он кивнул и подкрутил усы, более пышные, чем у Рики.
В этом ковбойском обличье Уолт выглядел лет на пятнадцать моложе своего истинного возраста.
— Может, теперь Элмер покажет нам, что случилось?
— Покажу, — согласился фермер и, сойдя с крыльца, повел их за собой к занесенному снегом сараю.
— Пойдемте, джентльмены, вы сами все увидите.
Хардести шел рядом с Рики, а Сирс кое-как ковылял за ними с несколько обиженным видом.
— Черт, как холодно, — сказал шериф. — Похоже, зима будет долгой.
— Надеюсь, что нет, — ответил Рики. — Староват я для таких зим.
Элмер Скэйлс подвел их к ограде, отделявшей двор от пастбища, и открыл калитку.
— Теперь смотрите, Уолт. Смотрите на следы. Вот это я утром пришел и ушел, — следы были широкими, как будто Элмер бежал. — А где ваш блокнот? Разве вы не будете ничего записывать?
— Успокойтесь, Элмер. Сперва я хочу узнать, в чем проблема.
— Вы, ребята, угробите свою обувь. Ну ладно, что ж поделать. Пошли.
Хардести пошел за Элмером, похожий в своем объемистом пальто на отца, идущего за маленьким сыном. Рики обернулся к Сирсу, который недовольно оглядывал заснеженное поле.
— Мог бы предупредить, чтобы мы надели подходящую обувь. Будет доволен, когда я заработаю пневмонию и подам иск на него . Ну ладно, делать нечего, пошли.
Сирс решительно сделал шаг и тут же провалился в снег по щиколотку.
— Я не пойду, — сказал он, отряхиваясь. — Пусть приходит в контору.
— Тогда хоть я схожу, — и Рики поспешил за остальными. Уолт Хардести повернулся к нему, опять подкручивая усы, — этакий шериф с границы, перенесенный в зимний Нью-Йорк.
Рики пробирался по его следам, слыша сзади недовольное ворчание Сирса.
Элмер впереди что-то говорил и жестикулировал, подойдя к каким-то сероватым кочкам, полузанесенным снегом. Хардести дошел до одной из них, наклонился и дернул — Рики увидел, как в воздухе мелькнули четыре черных ноги.
Он поспешил туда, чувствуя, что его ноги совсем промокли. Сирс все еще плелся позади, балансируя руками, чтобы не потерять равновесия.
— Я и не знал, что вы держите овец, — сказал Хардести.
— Только четырех! — крикнул Элмер. — И теперь их нет! Кто-то их убил. Я оставил их на память. У отца их было сотни две, но сейчас у меня не хватает денег. Они нравились детям, вот и все.
Рики смотрел на мертвых животных: они лежали с остекленевшими глазами, с запорошенной снегом шерстью.
— А кто их убил? — спросил он.
— Да! Вот это вопрос! Вы здесь, вот вы мне это и скажите!
Хардести, склонившийся над телом овцы, с недоумением посмотрел на фермера.
— Вы хотите сказать, что не знаете, не умерли ли они своей смертью?
— Да знаю! Знаю! — Элмер драматически воздел руки к небу.
— Откуда?
— А отчего бы они умерли сами? И к тому же все сразу? От сердечного приступа?
К ним наконец подоспел Сирс.
— Четыре мертвых овцы, — заметил он. — Вы хотите открыть иск?
— Да, черт возьми! Я хочу, чтобы вы нашли этого негодяя и вымотали из него всю душу.
— Но кто это может быть?
— Не знаю. Но…
— Что? — насторожился Хардести.
— Я скажу вам дома, шериф. А пока осмотрите тут все и запишите.
— Тут вам нужен ветеринар, а не я, — Хардести поднял голову животного.
— Ага.
— Что?
Вместо ответа Хардести перебрался к другой овце и ощупал ее горло.
— Посмотрите сами,
— сказал он, поднимая голову овцы.
— О, Боже, — сказал Элмер; оба юриста молчали.
Рики смотрел на открывшуюся рану: широкий темный рот, длинный разрез на шее.
— Чистая работа, — заметил Хардести. — Ладно, Элмер. Пойдемте в дом и вы изложите ваши подозрения, — он вытер пальцы о снег.
— О Боже, — повторил Элмер. — Им перерезали горло? Всем моим овцам?
Хардести быстро осмотрел остальных овец.
— Всем.
Рики посмотрел на Сирса, потом отвернулся.
— Я ему башку оторву, кто это сделал! — завопил Элмер. — Я так и знал, что что-нибудь случится! Знал! Черт!
Хардести теперь смотрел в пустое поле.
— Вы говорите, что только подошли сюда и сразу пошли назад?
— Ага.
— А откуда вы узнали, что что-то случилось?
— Я увидел их утром из окна. Я всегда умываюсь у окна и вижу этих тварей. Понимаете? — он указал на дом: там блестело стекло в окне кухни. Они тут кормятся.., кормились. Просто ходили весь день. А зимой я их запирал в сарай. Ну вот, я только выглянул и сразу увидел, что что-то не так. Я оделся и выскочил наружу. Когда понял, что случилось, сразу позвонил вам. Я хочу, чтобы вы нашли и арестовали того, кто это сделал.
— Там же нет ничьих следов, кроме ваших, — напомнил Хардести, подкручивая усы.
— Я знаю. Он их замел.
— Может быть. Но снег чистый.
О Боже она движется она же мертвая она не может.
— И еще, — сказал Рики, прерывая молчание и борясь с призрачным голосом в своем мозгу. — Здесь нет крови.
Какое-то время все четверо смотрели на овцу и на незапятнанный снег.
— Ну что, пойдемте? — с надеждой спросил Сирс.
Элмер все еще смотрел на снег. Сирс пошел назад, и остальные вскоре последовали за ним.
— Ладно, дети, а ну кыш из кухни! Идите наверх, — крикнул Скэйлс, когда они вошли в дом и скинули пальто. — Нужно поговорить без свидетелей, — он замахал руками на детей, столпившихся у двери, чтобы посмотреть на пистолет Уолта Хардести. — Сара! Митчелл! А ну наверх!
Они прошли на кухню, где увидели маленькую женщину, такую же худую, как Элмер.
— Мистер Джеймс, мистер Готорн, хотите кофе?
— Если можно, тряпку, миссис Скэйлс, — откликнулся Сирс, — а потом уж кофе.
— Тряпку…
— Вытереть туфли. Мистеру Готорну, по-моему, тоже это нужно.
Миссис Скэйлс поглядела на их туфли.
— О, Господи! Позвольте я помогу вам.
Она достала из шкафа бумажное полотенце и наклонилась с ним к ногам Сирса.
— Нет-нет, не надо, — Сирс взял у нее полотенце.
Только Рики знал, как он смущен.
— Мистер Готорн, — женщина, слегка обескураженная его холодностью, повернулась к Рики.
— Да, спасибо, — он оторвал себе кусок полотенца.
— Им перерезали горло, — сказал Элмер. — Что я тебе говорил? Какой-то ненормальный. И… — он повысил голос, — ненормальный, который может летать, потому что он не оставил следов.
— Скажи им, — сказала жена. Элмер в упор посмотрел на нее, и она заспешила к плите.
— Что сказать? — спросил Хардести. Без ковбойского) костюма он вернулся к своему истинному возрасту — 3a пятьдесят. Он стал пить еще больше, подумал Рики, глядя на вены, вздувшиеся на лбу шерифа. На самом деле, несмотря на воинственную внешность — ястребиный нос и холодные голубые глаза, — Уолт Хардести был слишком ленив, чтобы быть хорошим служителем закона. Характерно, что ему пришлось напомнить, чтобы он проверил всех овец. И Элмер был прав — ему следовало иметь с собой блокнот.
Теперь фермер встревожился не на шутку: жилы на его шее напряглись, уши покраснели еще больше.
— Черт, я ведь видел его!
Он оглядел их с приоткрытым ртом.
— Его, — повторила сзади жена в унисон.
— Эй, женщина! — Скэйлс стукнул кулаком по столу. — Давай скорее кофе и прекрати перебивать! — Он опять повернулся к ним. — Он был громадный! И глядел на меня! Жуть! — он вскинул руки. — Стоял и таращился!
— Вы его узнали? — спросил Хардести.
— Я не так хорошо его видел. А сейчас я расскажу, как все это было, — он зашагал по кухне, не в силах сдержаться, и Рики опять подумал, что “наш Вергилий” пишет стихи только потому, что боится, как бы его не сочли неспособным к этому. — Я был здесь ночью, поздно. Не мог уснуть.
— Не мог, — эхом повторила его жена.
Сверху донеслись звуки ударов и визг.
— Эй, погоди с кофеи утихомирь их там! — велел Скэйлс. Он подождал, пока она вышла. Вскоре к какофонии наверху присоединился еще один голос, потом все смолкло.
— Ну вот, я был здесь, листал каталоги сельхозмашин. Потом услышал какой-то звук возле сарая. Вор! Черт побери! Я выглянул в окно, там шел снег. А потом увидел его. Между сараем и домом.
— И как он выглядел? — спросил Хардести, по-прежнему ничего не записывая.
— Не знаю! Было слишком темно! — теперь его голос из альта перешел в сопрано. — Только видел, как он там стоит!
А чем освещен ваш двор? — спросил Сирс.
Мистер Законник, вы думаете, что я недоплачиваю за электричество? Ничем не освещен, но я видел его и знаю, что он очень большой.
— А откуда вы это узнали? — спросил шериф. Миссис Скэйлс спустилась по лестнице — топ-топ-топ. Наверху кто-то из детей засвистел, прервавшись, когда мать заметила шаги.
— Потому что видел его глаза! Он стоял там и пялился на меня. Глаза в шести футах от земли.
— Только глаза? — недоверчиво переспросил Хардести. — Они что, светились в темноте?
— Именно так.
Рики посмотрел на Элмера, во взгляде которого читалось какое-то удовлетворение, потом на Сирса. Сирс так же, как и он, пытался сохранить спокойствие. И он тоже.
— Теперь я жду, что вы найдете его, Уолт, а вы, законники, должны упечь его к черту. Извини, дорогая, — жена его вернулась к плите, кивнув ему в знак прощения.
— А вы видели что-нибудь ночью, миссис Скэйлс? — задал Хардести следующий вопрос.
Рики увидел, как напрягся Сирс, и знал, что он сам выглядит так же.
— Я видела только испуганного мужа.
Элмер кашлянул, его кадык ходил вверх-вниз.
— Ну что ж, — подытожил Сирс, — похоже, мы узнали все, что можно. Теперь прошу извинить нас, мы с мистером Готорном должны вернуться в город.
— Сперва выпейте кофе, мистер Джеймс, — сказала миссис Скэйлс, ставя перед ним пластмассовую чашку. — Чтобы упечь этого монстра, вам понадобятся силы.
Уолт Хардести хмыкнул.
Сирс заставил себя улыбнуться.
Снаружи Хардести, вновь облачившийся в свой техасский наряд, обратился к Сирсу через приоткрытое окно машины:
— Вы в город? Не можете подождать?
— Что-нибудь важное?
— Может, да, может, нет. Все равно нужно поговорить.
— Ладно. Мы зайдем к вам в офис.
— Я предпочел бы говорить без свидетелей.
Рики сидел, держась за руль, и смотрел на Хардести, но в голове его крутилась только одна мысль:
“Это началось. Началось, и мы даже не знаем, что это”.
— Что вы об этом думаете, Уолт? — .
Спросил Сирс.
— Думаю, что нам нужно найти где-нибудь тихое место и поговорить. Вы знаете заведение Хэмфри на Седьмой миле?
— Похоже, да.
— Там, в задней комнате, я обычно встречаюсь с людьми наедине. Что, если нам поехать туда?
— Я не против, — Сирс даже не спросил согласия Рики.
Они поехали вслед за Хардести к городу, чуть быстрее, чем раньше. Оба молчали, да и о чем было говорить? В конце концов Сирс отыскал нейтральную тему.
— Хардести — некомпетентный болван. “Наедине”! Он там встречается наедине с бутылкой “Джим Бим”.
— Зато теперь понятно, что он делает днем, — Рики свернул на Седьмую милю. Справа, ярдах в двухстах, виднелась таверна — серое приземистое здание со множеством углов.
— Конечно. Лакает там бесплатный виски.
— Как ты думаешь, о чем он собирается говорить?
— Скоро узнаем. Приехали.
Хардести уже стоял возле машины посреди пустой, довольно обширной стоянки. На фасаде заведения Хэмфри светились два больших окна: в одном неоном высвечивалось имя хозяина, в другом вспыхивала и гасла надпись “Утика-клуб”. Рики подрулил поближе, и компаньоны вылезли на холод.
— Пойдемте, — сказал Хардести с наигранным радушием. Они поднялись за ним по бетонным ступенькам и оказались внутри таверны.
У стойки восседал Омар Норрис, один из немногих городских алкоголиков, воззрившийся на них в изумлении. Между столиков лавировал сам толстый Хэмфри Стэлледж, вытряхивая пепельницы в ведерко.
— Уолт! — воскликнул он и кивнул Рики с Сирсом. Внутри таверны Хардести изменился: он как-то уменьшился и его отношение к юристам стало более уважительным.
— Ба, мистер Готорн! — пригляделся Хэмфри. — Рад вас видеть! — он ухмыльнулся: Рики знал, что Стелла иногда захаживала сюда.
— Сзади все в порядке? — спросил Хардести.
— Конечно. Ждет вас, — Хэмфри указал на дверцу за стойкой, помеченную “Служебное помещение”.
Они трое прошли туда под удивленным взглядом Омара Норриса.
— Вы сегодня в хорошем обществе, Уолт, — сказал им вслед Хэмфри, и Сирс издал недовольный горловой звук. Впрочем, Хардести этого не заметил.
— Прошу вас, джентльмены.
В полутемной комнате он снова приободрился.
— Может, хотите выпить чего-нибудь?
Они оба покачали головами.
— А мне хочется промочить горло, — Хардести скорчил гримасу и вышел обратно в бар.
Компаньоны в молчании оглядели комнату. В центре стоял стол, о который, судя по всему, гасили сигареты несколько поколений; вокруг расположились шесть облезлых стульев. Рики нашел выключатель и повернул его. Даже при свете углы комнаты оставались темными; пахло дымом и прокисшим пивом.
— Зачем мы сюда явились? — спросил Рики.
Сирс уселся на один из стульев, вздохнул и снял шляпу.
— Ничего, Рики. Считай, что это экскурсия.
— Сирс, мы должны поговорить о том, что случилось у Элмера.
— Не здесь.
— Я согласен.
— Подожди.
Они услышали, как скрипнула дверь. Вошел Хардести с бокалом пива в одной руке и полупустой бутылкой в другой. Он заметно покраснел, как будто от холодного ветра.
— Пиво лучше всего спасает от жажды, — сообщил он, но за пивным камуфляжем в его дыхании ощущался стойкий аромат виски. Рики подсчитал, что шериф принял порцию виски и полбутылки пива за три минуты. — Вы здесь раньше не были?
— Нет, — сказал Сирс.
— Это хорошее место. Здесь можно беседовать наедине. А то увидят вместе шерифа и двух главных городских юристов и будут болтать.
— Омар Норрис уже видел.
— Этот ничего не вспомнит, — Хардести грузно опустился на стул, шлепнув свой “стетсон” поверх шляпы Сирса. Тот осторожно пододвинул шляпу к себе, пока шериф наливал пива в бокал.
— Я хочу повторить вопрос моего компаньона: зачем мы здесь?
— Мистер Джеймс, я хочу вам что-то сказать. Мы никогда не найдем, кто или что убило овец Элмера, — он сделал большой глоток.
— Нет? — наконец-то у Сирса пробудился интерес.
— Нет. Это случается не в первый раз.
— Разве? — Рики присел. — Неужели в Милберне были еще такие случаи?
— Не здесь. В других частях страны. Вы помните, я ездил на полицейский съезд в Канзас-Сити. Хорошая была поездка, — Рики помнил это, поскольку после возвращения шериф отчитывался перед десятком организаций, оплативших его командировку, а в одной из них состоял Рики (это был местный Ротари-клуб). Шериф выступал там с докладом о “современных средствах защиты порядка в малых городах Америки”.
— Так вот, — продолжал Хардести, сжимая бутылку одной рукой, как пирожок, — как-то в отеле я говорил с целой кучей шерифов — из Канзаса, из Миссури, из Миннесоты и из других мест. Они рассказывали о разных нераскрытых преступлениях, и в том числе о таких вещах, какие мы сегодня видели. Мертвые животные в поле, чистые разрезы, как будто их оперировал хирург, и никакой крови. “Обескровливание” — вот как это называется. В конце 60-х в долине Огайо было несколько таких случаев. Лошади, коровы, собаки, но овец не было. Тут мы первые. В Канзас-Сити такое случилось всего за год до конференции, под Рождество.
— Чушь какая-то, — сказал Сирс.
— Извините, мистер Джеймс. Это не чушь. Можете прочитать об этом в “Канзас-Сити Тайме” за декабрь 3 года. Несколько мертвых коров, без всяких следов, без крови и на свежем снегу, как у нас, — он посмотрел на Рики и отхлебнул пива.
— И никого не арестовали? — спросил Рики.
— Нет. Во всех случаях никого не нашли.
Словно что-то плохое пришло в город, отметилось и ушло опять.
Что? — воскликнул Сирс. — Вампиры?
Демоны?
— Я этого не говорил. Черт, я не верю в вампиров, как и в того монстра в шотландском озере. Но никаких других объяснений нет. Я уверен, что мы никого не найдем. Не знаю, как сказать об этом Элмеру.
— Это все, что вы собираетесь делать?
— Ну я могу послать человека опросить народ на соседних фермах, но не думаю, что это что-то даст.
— И вы привели нас сюда, чтобы это сказать?
— Получается, что так.
— Пошли, Рики, — Сирс отодвинул стул и взял шляпу.
— А я думал, что два главных городских юриста могут мне что-нибудь сказать.
— Я могу, но сомневаюсь, что вы меня послушаете.
— Не так сурово, мистер Джеймс. В конечном счете, мы ведь на одной стороне.
— И что мы должны вам сказать? — вмешался Рики.
— Что вы знаете обо всем этом. Я ведь заметил, как вы застыли, когда Элмер рассказывал. Вы видели или слышали что-то, о чем не хотели говорить при нем. Но, может быть, вы скажете об этом вашему шерифу?
Сирс встают. — Я видел четырех мертвых овец. Я ничего не знаю.
Это все, Уолт. Рики, поехали, нас ждут дела.
— А он прав, — они свернули на Уит-роу. Справа над ними нависла серая громада св. Михаила; фигуры святых над входом надели шапки и плащи из свежего снега.
— Насчет чего? — спросил Сирс.
— Насчет того, что видел Элмер.
— Ну уж если это ясно Уолту Хардести, то ясно и любому дураку.
— Так ты видел что-нибудь?
— Видел, только не наяву. Это была галлюцинация. Похоже, я устал и еще та история подействовала.
Рики осторожно подогнал машину к фасаду их офиса.
Сирс взялся за ручку, но не двигался; Рики показалось, что он уже жалеет о том, что сказал.
— Похоже, ты видел то же самое, что наш Вергилий?
— Да, видел. Вернее, чувствовал, но я знаю, что это было, — он кашлянул. — Я видел Фенни Бэйта.
— Того мальчика из твоей истории?
— Да, которого я убил.., дал убить.
Сирс уронил руку на сиденье. Наконец-то он смог говорить.
— Я не был уверен, что… — Рики прервался, зная, что нарушает неписаное правило Клуба Чепухи.
— Что это подлинная история? Нет, Рики, она подлинная. Фенни Бэйт жил, а потом умер.
Рики вспомнил освещенное окошко библиотеки Сирса.
— Ты видел его из окна?
Сирс покачал головой.
— Я поднимался наверх. Было уже поздно, около двух ночи. Я вымыл посуду и уснул прямо в кресле. Плохо себя чувствовал. Мне стало бы еще хуже, если бы я знал, что Элмер Скэйлс разбудит меня в семь утра. Ну так вот, я выключил свет в библиотеке и пошел наверх. И он был там, сидел на лестнице. Было похоже, что он спал. Он был одет в те же лохмотья, в которых я его помнил, и босой.
— Что ты сделал?
— Я слишком испугался, чтобы что-то делать. Я ведь уже не двадцатилетний здоровяк, Рики. Я просто стоял там, не в силах пошевелиться. Потом взялся за перила, чтобы не упасть, и тут он проснулся, — Сирс сжал руки так, что побелели пальцы. — У него не было глаз. Только дыры.
И то, что осталось от его лица.., улыбалось. Господи, Рики. Он хотел играть.
— Что?
— Я тогда так подумал. У меня в голове все спуталось. Когда он — эта галлюцинация — встал, я сбежал вниз и заперся в библиотеке. Я так и уснул там, на диване. У меня было чувство, что он ушел, но я не мог заставить себя подойти к лестнице. Потом я заснул и увидел сон, про который уже говорил. Утром я понял, конечно, что случилось. Это было видение, и я не думаю, что оно входит в компетенцию Уолта Хардести.
— О, Боже, Сирс!
— Забудь об этом, Рики. Просто забудь. По крайней мере, пока не приедет молодой Вандерли.
О Боже она движется она же мертвая она не может, — снова пронеслось у него в мозгу, и он оторвал взгляд от панели управления и посмотрел прямо в бледное лицо компаньона.
— Хватит, — сказал Сирс. — С меня хватит. ..
Сперва ее ноги…
— Сирс.
— Я не могу, Рики, — Сирс полез к выходу.
Рики вышел со своей стороны и посмотрел на Сирса, высокого представительного старика в черном, и на миг увидел на его лице восковые черты из своего сна. Да и знакомые здания вокруг казались такими же призрачными, будто весь город тоже умер.
— Но я скажу тебе одну вещь, — проговорил Сирс. — Я очень хочу, чтобы Эдвард был жив. Я часто хочу этого.
— Я тоже, — прошептал Рики, но Сирс уже пошел наверх по ступенькам. Холодный ветер обжег Рики лицо, и он поспешил следом.
Джон Джеффри
Глава 1
Доктор проснулся от страшного сна в тот момент, когда Рики Готорн и Сирс Джеймс шли по замерзшему полю по направлению к еле заметным бугоркам. Джеффри со стоном оглядел спальню. Ему казалось, что все в ней немного сдвинулось, как-то изменилось. Даже розовое плечо Милли Шиэн, спящей рядом, казалось каким-то нереальным, будто плавающим в воздухе. То же было и с выцветшими обоями (синие полосы и голубые розы), и со столом, и с дверцами большого белого шкафа, и с костюмом, заботливо развешенным на стуле — все это, казалось, утеряло плотность. В такой комнате, одновременно привычной и незнакомой, он не мог оставаться.
О, Боже, она движется, — его собственные слова повисли в размытом воздухе, как будто он вновь произносят их. Он быстро встал с кровати.
О, Боже, она движется, — на этот раз он услышал это ясно. Голос был ровным, глухим, чужим. Ему нужно выйти из дома. Из своего сна, который его разбудил, он помнил, что лежал в пустой спальне и ждал приближения какого-то ужасного зверя, который обернулся мертвым Сирсом и мертвым Льюисом; но теперь перед ним стояло другое видение: окровавленное лицо молодой женщины, такой же мертвой, как Сирс и Льюис во сне, но все же глядящей на него горящими глазами. Лицо это было невыносимо реальным, более реальным, чем он сам. (О Боже она движется она не может она же мертвая). Она двигалась на самом деле. Она присела и усмехнулась ему.
Наконец-то для него все кончилось, как раньше для Эдварда, и он знал это. Знал и был рад. Немного удивленный, что его руки не проходят сквозь дверцы шкафа, Джон оделся в то, что попалось под руку. Нереальный розовый свет затопил спальню. Он поспешил вниз и там, повинуясь многолетней привычке, зашел в кабинет, взял из шкафа две ампулы и два медицинских шприца и, сев в кресло, закатил левый рукав.
Девушка усмехнулась ему с улицы через окошко залитого кровью автомобиля. “Скорее, Джон”, — сказала она. Он наполнил шприц раствором инсулина и вогнал в руку, потом проделал то же со вторым шприцем, заполненным раствором морфия.
Скорее, Джон. Никто из его друзей не знал, что он уже давно страдал от диабета; не знали они и о его пристрастии к морфию; они видели только последствия этого на его лице.
Выбросив шприцы в ведро, доктор Джеффри вышел в смотровую. Там стояли стулья, и на одном из них скорчилась девушка, вся в крови: розовая жидкость стекала из ее рта, когда она говорила.:
“Скорее, Джон”. Он полез за пальто и был удивлен, что его руки все еще действуют. Кто-то будто помогал ему просунуть их в рукава. Не глядя, он нахлобучил шляпу и вышел.
Глава 2
Теперь лицо усмехалось из окна старого дома Евы Галли. Ну, пошли. Он на негнущихся ногах, не чувствуя холода в тапочках, зашагал в направлении города. Вдруг ему показалось, что дом позади смотрит ему вслед сверкающими окнами-глазами. Но когда он обернулся (ветер поднимал полы его незастегнутого пальто), глаза исчезли.
Когда Рики и Сирс вместе с Уолтом Хардести пили кофе в доме фермера, доктор Джеффри в расстегнутом пальто и домашних тапочках проходил мимо отеля Арчера. Элинор Харди, чистившая ковер в вестибюле, подумала: бедный доктор, в такую погоду спешит к пациенту. Она не успела разглядеть его тапочки.
В тот момент, когда он проходил мимо стеклянных окон ресторана “Вилледж Памп”, молодой официант Уильям Уэтт, еще один из любовников Стеллы Готорн, как раз прервал свою работу (он начищал серебряные приборы) и шел подкрепиться чашкой кофе.
Он был ближе к доктору, чем Элинор Харди, и увидел и бледное, потерянное лицо Джеффри, и его расстегнутое пальто, и жакет в сочетании с пижамными штанами. Билл Уэтт не раз видел доктора в ресторане: тот рассеянно читал книгу, блуждая вилкой по тарелке. Поэтому сейчас его первой мыслью было: “Ну вот, совсем старик свихнулся”. Но вид доктора был настолько странным, что Уэтт бросил свое серебро и побежал за ним.
Он нагнал его на переходе через улицу и поймал за рукав пальто.
— Доктор Джеффри, вам не нужна помощь?
Джеффри обернулся. И тут Билл испытал одно из самых неприятных впечатлений своей жизни. Доктор, который раньше и не замечал его, теперь смотрел на его обычное, чуть одутловатое лицо с таким ужасом, что. Уэтт выпустил его рукав. Откуда ему было знать, что доктор видит вместо него мертвую девушку, усмехающуюся окровавленными губами?
— Я иду. Уже иду.
— Да-да, конечно, — пробормотал Уэтт.
Доктор продолжил свой путь по Мэйн-стрит, а Билл так и остался стоять, глядя ему вслед с открытым ртом, пока холодный ветер не вернул его к действительности.
Глава 3
В мозгу доктора тем временем оформился пейзаж, более реальный, чем здания, мимо которых он проходил. Это был стальной мост через речку, с которого Сирс Джеймс когда-то бросил блузку с камнем внутри. Шляпа слетела с его головы и какое-то время парила в сером воздухе.
— Уже иду, — повторил он.
Хотя в обычный день доктор нашел бы этот мост сразу, тем утром он в панике блуждал по городу, не в силах его найти. Ой ясно видел мост до последней заклепки, но не мог представить его местонахождение. Он прошел по Маркет-стрит, через площадь и по Милгрим-лэйн и достиг Холлоу. В этом малонаселенном районе лишь редкие прохожие видели его, и всем им показалось, что он странно одет и не вполне нормален. Почтальон, который взял его за руку и спросил, не нужна ли ему помощь, был, так же как и Билл Уэтт, шокирован выражением ужаса на его лице.
Потом он вернулся в деловой квартал и начал бесцельно кружить по одним и тем же улицам, а тот же голос в его мозгу сказал:
“Второй поворот направо, доктор”.
— Спасибо, — прошептал он, слыша теперь в этом прежде ровном голосе некое сочувствие.
Пройдя в указанном направлении, он наконец увидел ее — серую дугу моста над лениво текущей рекой. Он уже не бежал, а медленно шел, чувствуя нарастающую боль в левом боку. Один тапочек свалился, но он даже не заметил этого. Мост был давно ожидаемым ответом на все вопросы. Он вел туда, где старые кирпичные здания уступали место топким болотам, над которыми, не стихая, дул холодный ветер.
Ну, доктор. Теперь он видел, куда ему нужно идти. В середине моста, между двумя стальными пролетами, выдавалась вперед тонкая балка. Джеффри не ощущал, как бетон дороги перешел под его босой ногой в сталь моста, но он чувствовал, как мост вибрирует от ветра. Он хотел перебраться через перила, куда вела железная лестница. Теряя силы, он вскарабкался на одну ступеньку, потом на другую. Нога прилипла к металлу. Со стоном он оторвал ее и шагнул на следующую ступеньку. Нога болела, и он поднял ее навстречу холодному ветру. Нависая над пропастью, он понял, что никогда уже не спустится вниз.., даже если захочет.
Он попытался подтянуться на последнюю ступеньку, но его руки дрожали так, словно мускулы отделялись друг от друга. Он только сейчас заметил, что он бос и поранил ноги. Казалось, вся левая нога охвачена пламенем. Но он уже стоял на перилах. Ветер взметнул его волосы и полы пальто.
Внизу блестела вода. Рядом с ним в своей твидовой куртке, сцепив характерным жестом руки над пряжкой ремня, стоял Рики Готорн.
— Молодец, Джон, — сказал он сухим голосом. Это был он, старина Рики, лучший из них всех.
— Ты слишком доверяешь Сирсу, — сказал Джон Джеффри хриплым шепотом. — Ты это знаешь?
— Знаю, — согласился Рики. — Но что поделать? Я всегда был подчиненным, а Сирс — генералом.
— Это не так, он… — он забыл, что хотел сказать.
— Все равно, — сказал тот же сухой голос. — Просто шагни с моста, Джон.
Доктор Джеффри взглянул вниз, на серую воду.
— Нет. Не могу. Я хотел сделать что-то другое. Я шел…
Когда он снова поднял глаза, перед ним вместо Рики стоял Эдвард Вандерли, его самый близкий друг. Как и в тот злополучный вечер, на нем были черные туфли, серый фланелевый костюм и рубашка в цветочек. Он выглядел превосходно в своей дорогой одежде и с почти театральной сединой. Эдвард сочувственно улыбнулся ему.
Джеффри заплакал.
— Пора кончать со всей этой ерундой, — сказал Эдвард. — Только один шаг. Это же так просто, Джон.
Доктор кивнул. — Так сделай этот шаг. Больше ты все равно ничего не сделаешь.
Доктор Джеффри шагнул с моста.
Внизу, у самой воды, Омар Норрис видел, как он падает. Тело доктора ударилось о воду, ушло вглубь, потом всплыло лицом вниз и начало медленно скользить по течению.
— Черт, — сказал Омар. Он удалился в это укромное место, чтобы прикончить пинту бурбона в стороне от шерифа, начальства, жены — от всех, кто мог приказать ему усесться за руль и начать убирать снег. Он отхлебнул бурбон и закрыл глаза, но, когда он их открыл, видение не исчезло.
— Черт, — он отставил бутылку и выбежал на ветер, посмотреть, нет ли кого-нибудь, поблизости.
II
ВЕЧЕР У ДЖЕФФРИ
Бегите, леди, скройтесь с глаз и отведите взор!
Ведь навлечет она на вас Несчастье и позор.
Из сборника Тоттела.
Глава 1
Эти события произошли годом раньше, вечером последнего дня золотого века. Никто из них не знал, что это их золотой век и что он скоро кончится; как все люди, не обделенные ни внешностью, ни деньгами, ни положением в обществе, они представляли жизнь как непрерывное восхождение. Благополучно пережив кризисы юности и зрелости, они думали, что уже достаточно мудры, чтобы встретить старость. Они считали, что, увидев войны, перемены, измены и примирения, они познали все в этой жизни.
Но были вещи, которых они еще не видели и не знали, и которые им пришлось увидеть и узнать.
Глава 2
— Думаю, нам не нужно туда ходить.
— Что? Ты же всегда любила вечеринки, Стелла.
— Насчет этой у меня какое-то странное чувство.
— Не хочешь видеть эту актрису?
— Я никогда не стремилась общаться с девятнадцатилетними красотками.
— Эдвард, кажется, другого мнения.
— О, Эдвард, — Стелла причесывалась перед зеркалом. — Интересно посмотреть, как Льюис прореагирует на эту находку, — мгновенное движение губ сделало ее улыбку чуть резче. — Что ж, по крайней мере это шанс попасть на заседание Клуба Чепухи.
— Это не Клуб, а просто вечеринка.
— Я всегда думала, что на эти ваши знаменитые встречи дам не пускают.
— Ты права.
— Поэтому я и хочу пойти.
— Это не Клуб Чепухи.
— Тогда кого Джон пригласит, кроме вас с Эдвардом и этой актриски?
— О, я думаю, всех, — сказал Рики. — А что у тебя за чувство?
Стелла покачала головой:
— Как будто иду на поминки.
Глава 3
Сидя рядом с Рики, пока он вел машину к Монтгомери-стрит, Стелла, обычно молчаливая вне дома, изрекла:
— Ну если там и правда будут все, может быть, попадутся какие-нибудь новые лица.
Рики испытал жгучий укол ревности, на что она, собственно, и рассчитывала.
— Странно, правда?
— Что?
— Что один из вас решил устроить вечеринку. До сих пор этим занимались только мы, и то уже давно. Подумать только — Джон Джеффри!
Странно, что Милли Шиэн позволила ему это.
— Тому виной чары кино, я думаю.
— Для Милли существуют только чары Джона Джеффри. — Стелла рассмеялась. Она была проницательнее многих и, видя, с каким обожанием Милли смотрит на своего хозяина, давно пришла к выводу, что они спят в одной постели.
Рики не обратил внимания на реплику жены, погруженный в собственные мысли. “Чары кино”, как нечто редкое в Милберне, явно захватили Джона Джеффри и он на протяжении предыдущих трех недель проявлял все большее внимание к молодой гостье Эдварда Вандерли. Сам Эдвард особенно не распространялся насчет девушки, но они думали, что ее звездная карьера, редкая в столь раннем возрасте, вдохновила его на создание ее биографии — жанра, которым он увлекался. Основу книги составляли магнитофонные записи бесед с героем; остальной материал давали письменные и телефонные переговоры с родственниками и знакомыми, а также генеалогические исследования, тоже входившие в методику Эдварда. Его дом был буквально забит материалами, а стены кабинета уставлены коробками с пленками, где содержались многие тайные признания. Рики был довольно равнодушен к похождениям актеров, и его друзья тоже, но когда перерыв в съемках фильма “Пусть каждый видит свет” привел Анну-Веронику Мур в Милберн, Джон Джеффри сделал все, чтобы заманить ее к себе в дом. Самое странное, что его уловки возымели действие, и девушка согласилась посетить устроенный ради нее прием.
— Господи! — воскликнула Стелла, увидев количество машин у дома Джеффри.
— Это отходная Джона, — сказал Рики. — Он хочет оставить по себе добрую память.
Они поставили машину и прошли к двери. Изнутри доносились смех и музыка.
— Черт меня побери, — задумчиво проговорил Рики, — он и кабинеты задействовал.
И это было так. Их впустил молодой человек, в котором Рики узнал жильца из дома Галли. Он вежливо выслушал приветствия и улыбнулся Стелле.
— Миссис Готорн, не так ли? Я видел вас в городе, но нас не представили друг другу.
Прежде чем Рики смог вспомнить его имя, он протянул Стелле руку.
— Фредди Робинсон.
— Очень рада, мистер Робинсон.
— Это особенный вечер.
— Уверена, — Стелла улыбнулась своей самой легкой улыбкой.
— Пальто оставьте в кабинете, напитки наверху. Рад буду принести вам что-нибудь, пока вы с вашим мужем разденетесь.
Стелла оглядела его блейзер, бархатную бабочку и дурацки радостное лицо:
— Это не обязательно, мистер Робинсон, уверяю вас.
Они с Рики прошли в кабинет, увешанный пальто и куртками.
— Господи! Чем этот молодой человек занимается?
— Я думаю, он страховой агент.
— Надо было спросить. Проводи меня наверх, Рики.
Поддерживая ее под холодную руку, Рики прошел с ней через гостиную к лестнице. На столе проигрыватель извергал диско; вокруг, роились молодые люди.
— Джона удар хватит, — пробормотал Рики.
— Добрый день, мистер Готорн, — к ним подошел высокий парень, сын его клиента.
— Привет, Питер. Для нас тут, внизу, слишком шумно. Я бы лучше послушал Глена Миллера.
Голубые ясные глаза Питера Бернса глядели на него без всякого выражения. Неужели он кажется совсем чужим этим молодым?
— А скажите, что вы знаете о Корнелле? Я собираюсь туда учиться. Хочу все разузнать.
— Что ж, это хорошее место, — сказал Рики, и Стелла слегка ткнула его в спину. — Надеюсь, ты туда попадешь.
— Запросто. У меня высокий балл. Папа наверху. А знаете, что?
— Что? — Нас всех позвали потому, что мы одного возраста с ней, но они сразу утащили ее наверх. Мы с ней даже не поговорили. Правда, Джим Харди поцеловал ей руку. Он всегда выкидывает такие номера.
Рики увидел сына Элинор Харди, выплясывающего ритуальные па вокруг девушки, черные волосы которой волной спускались на спину, — это была Пенни Дрэгер, дочь аптекаря. Она, слегка изогнувшись, выставила вперед ногу и терлась ею о промежность Харди.
— Питер, можешь оказать мне услугу? — промурлыкала Стелла.
— Конечно. Что вы хотите?
— Расчисти дорогу, чтобы мы с мужем могли пройти наверх — Да, конечно. Только знаете, что? Нас пригласили только встретить Анну-Веронику Мур, а потом хотят прогнать домой. Милли Шиэн даже не пускает нас наверх. Они, похоже, боятся, что ей понравится танцевать с нами, или еще что, но они ее сюда не пускают. А в десять миссис Шиэн собирается нас выставить. Кроме вот этого, — он кивнул на Фредди Робинсона, обнимающего за плечи хихикающую школьницу.
— Как ужасно, — сказала Стелла. — А теперь будь хорошим мальчиком и проложи нам путь.
Питер, пробираясь сквозь толпу, подвел их к лестнице и, когда Стелла уже с любопытством поглядывала наверх, обернулся и пошептал в ухо Рики:
— Вы можете оказать мне услугу, мистер Готорн?
Рики кивнул.
— Передайте ей от меня привет, ладно? Она правда хорошенькая.
Рики засмеялся, что заставило Стеллу обернуться.
— Ничего, ничего, дорогая, — сказал он, подымаясь вслед за ней в более тихие сферы дома.
Джон Джеффри стоял в коридоре, потирая руки. Из комнаты доносились тихие звуки фортепьяно.
— Стелла! Рики! Правда, замечательно?
Он указал в сторону комнат. Там было так же людно, как внизу, но здесь собрались люди среднего возраста — родители молодежи, соседи и специально приглашенные. Рики разглядел двух-трех фермеров из-за города, аптекаря Ролло Дрэгера, биржевика Луиса Прайса, своего дантиста Харлана Баутца, который уже выглядел пьяным, нескольких незнакомых людей, по внешности преподавателей университета — там работал племянник Милли Шиэн, Кларка Маллигена, владельца городского кинотеатра, Уолтера Бернса и Эдварда Венути из банка (оба были в белоснежных воротничках), редактора местной газеты Неда Роулса. Элинор Харди, сжимая обеими руками свой бокал, повернула лицо к Льюису Бенедикту, который ей что-то говорил. Сирс стоял у книжного шкафа с отсутствующим видом. Потом толпа расступилась, и Рики увидел, почему в его ушах прозвучал голос Ирменгарды Дрэгер, жены аптекаря, — она “пела” надоевшую всем за десять лет мелодию: “Уж не думаете ли вы, что мне некуда деться, кроме этого занюханного городишка? Ей-Богу, если бы не Пенни, сейчас же собралась бы и уехала”.
— Не знаю, почему я не устраивал таких вечеров раньше, — сказал сияющий Джон.
— Я чувствую себя моложе, чем все эти десять лет.
— Замечательно, Джон, — Стелла чмокнула его в щеку. — А что об этом думает Милли?
— Она не может понять, с чего это я вдруг решил устроить это, и вообще зачем мне мисс Мур.
Тут появилась сама Милли с подносом пирожных, и, взглянув на ее круглое лицо, Рики понял, что ей эта идея не нравилась с самого начала.
— А правда, зачем?
— Простите меня, джентльмены. Рики, не беспокойся насчет напитков. Я сама возьму, — Стелла двинулась к двери по направлению к Неду Роулсу. Лу Прайс, похожий на гангстера в двубортном полосатом пиджаке, поцеловал ее в щеку.
— Красавица, — сказал Джон Джеффри. — Побольше бы здесь было таких, как она.
Нед Роулс, увидев ее, расплылся в улыбке. В плисовом жакете, со своими соломенными волосами и простодушным лицом, он напоминал скорее студента, чем редактора. Он тоже поцеловал Стеллу, но в губы и при этом еще приобнял ее обеими руками.
— Зачем? — Джон покачал головой. — Сам не знаю. Эдвард так увлечен этой девушкой, что я решил ее пригласить.
— Неужели? Увлечен?
— Конечно. Подожди, сам увидишь. И еще, знаешь, я вижу только своих пациентов, вас и Милли. По-моему, пора немного встряхнуться и повеселиться, прежде чем все кончится. К тому же приятно, что одна из самых знаменитых молодых актрис в Америке сейчас у меня в доме.
— А Эдвард с ней?
— Он сказал, что задержится с ней на несколько минут. Думаю, он помогает ей с пальто или еще что-нибудь.
— Не думаю, что она такая уж знаменитая, — Стелла вернулась к ним, пока Нед Роулс шептал что-то на ухо Эду Венути.
— Так будет. Эдвард так думает, а он в таких делах редко ошибается. Рики! — Джон схватил его за локоть. — Видел этих молодых внизу? Фантастика! Молодежь веселится в моем доме! Я подумал, что они будут рады встретиться с ней. Она ведь здесь ненадолго. Эдвард только запишет ее и она вернется в Нью-Йорк. И она здесь, в моем доме, Рики!
Рики захотелось приложить ко лбу Джона холодный компресс.
— Ты знаешь, что она явилась просто из ниоткуда? И сразу получила главную роль?
— Нет.
— Знаешь, о чем я сейчас думал, слушая эту музыку — снизу и отсюда?
Что внизу грубая, животная жизнь — там молодежь прыгает под свое дурацкое диско, здесь, у нас, душевная жизнь — респектабельный средний класс, а там, наверху, — жизнь духа, красота, талант, очарование. Понимаешь?
Эволюция. Она самый духовный человек, какого я видел, а ведь ей всего восемнадцать.
Рики начал беспокоиться о состоянии здоровья доктора. Тут они оба услышали скрип двери и звучный голос Эдварда, говорящий, судя по интонации, что-то шутливое.
— А Стелла говорила, что ей девятнадцать…
— Тесе.
К ним со ступенек буквально слетела изящная маленькая девушка в простом зеленом платье. Рики заметил, что глаза ее такие же зеленые, как платье. Двигаясь с ленивой грацией, она одарила их легчайшей улыбкой и прошла мимо, коснувшись пальцами груди доктора Джеффри. Рики зачарованно смотрел ей вслед. Он не видел ничего подобного со времен Луис Блукс в “Ящике Пандоры”.
Потом он взглянул на Эдварда Вандерли и сразу увидел, что ему не хочется оставлять девушку даже для того, чтобы поздороваться с друзьями.
— Рики, хорошо выглядишь, — Эдвард торопливо обнял его за плечи, и Рики почувствовал запах дорогого одеколона. — Только вот не пора ли тебе перестать носить бабочки? Эра Артура Шлесинджера давно кончилась.
— Эта эра была уже после меня.
— Слушай, не надо казаться старше, чем ты есть. Я вообще перестал носить галстуки. Скоро большинство людей станут надевать их только на свадьбы или на похороны, — он оглядел комнату. — Куда, черт побери, она подевалась?
Рики посмотрел на морщинистую шею Эдварда и решил не менять своих привычек: он готов был носить галстук даже в постели.
— Я провел с этой девушкой три недели, и она самое фантастическое создание, какое я видел. Даже если она половину наврала, я напишу свою лучшую книгу. У нее была ужасная жизнь, ужасная. Я просто плакал, когда слушал ее. Говорю вам, она будет великой актрисой! — красный от волнения Эдвард закашлялся.
— Да, похоже, вы оба подхватили эту девчонку, как вирус, — заметил Рики.
— Как все, Рики. Она действительно очаровательна.
— Да, кстати, — вспомнил Рики. — Твой племянник Дональд, говорят, преуспел с новой книгой. Поздравляю.
— Приятно сознавать, что я не единственный талантливый урод в нашей семье. Это, похоже, помогло ему перенести смерть брата. Странная история, очень странная, — похоже, они оба обручились с одной женщиной. Но сегодня не надо говорить ни о чем мрачном. Будем веселиться.
Джон Джеффри радостно кивнул.
Глава 4
— Я видел внизу вашего сына, Уолт, — сказал Рики Уолтеру Бернсу, старшему из двух банкиров. — Он сказал мне о своем решении.
— Да, Питер решил поступать в Корнелл. Я всегда надеялся, что он отправится в Йел, где я учился. И сейчас этого хочу. Но этот парень вообще ничем не интересуется. Сказал, что Корнелл для него сойдет. “Сойдет”, подумать только! Их поколение еще консервативнее, чем наше. Лет десять назад я боялся, что он вырастет волосатым радикалом с бомбой в кармане, а теперь боюсь, что он не добьется даже того, чего добился я.
Рики сочувственно хмыкнул.
— А ваши дети все еще на западе?
— Да. Роберт преподает английский. Муж Джейн недавно стал вице-президентом одной компании.
— Хорошо, — они оба отпили из своих бокалов.
— А они не думают приехать на Рождество?
— Не думаю. Они очень заняты, — фактически дети не писали им со Стеллой месяцами. Они были счастливыми детьми и оставались детьми даже сейчас, когда им было за сорок. Немногие письма Роберта были плохо замаскированным попрошайничеством; письма Джейн казались радостными, но Рики читал в них отчаяние. Дети Рики, его самая большая гордость, отдалились на расстояние звезд. — Нет. Вряд ли у них будет время.
— Джейн очень мила, — сказал Берне.
— Дочь своей матери.
Рики автоматически поискал глазами Стеллу и увидел, что Милли представляет ей высокого сутулого субъекта с тонкими губами. “Племянник из университета”, понял Рики.
— А вы уже видели эту актрису?
— Да, она только что здесь прошла.
— Кажется, Джон Джеффри от нее без ума.
— О, она в самом деле то, что можно назвать “безмятежной красотой”, — улыбнулся Рики.
— Пит читал в журнале, что ей всего семнадцать.
— В таком случае, она представляет угрозу обществу.
Когда Рики, оставив Бернса, подошел к жене, он опять увидел маленькую актрису. Она танцевала с Фредди Робинсоном под пластинку Каунта Бейси, двигаясь с отлаженностью машины.
Ее глаза искрились зеленым. Фредди Робинсон выглядел обалдевшим от счастья. Да, ее глаза искрились, но Рики не мог понять их выражения. Поистине, она была образцом самообладания. Внезапно Рики увидел на ее месте свою дочь Джейн, постаревшую и расплывшуюся. Она всегда была склонна к полноте. Он потряс головой. Видение исчезло.
* * *
— Добрый день, Милли, — сказал он. — Вам пришлось потрудиться.
— О, когда я не смогу трудиться, я просто лягу и умру. Хотите чего-нибудь?
— Нет пока. Это, должно быть, ваш племянник?
— Ах, простите! Я вас не представила. Это самый умный из нашей семьи, Гарольд Симе. Он профессор в колледже и только что говорил с вашей женой. Гарольд, это Фредерик Готорн, один из ближайших друзей доктора. Мистер Готорн член Клуба Чепухи, — Симе вежливо улыбнулся.
— Я только что узнал про ваш клуб, — сказал он. — Это очень интересно.
— Боюсь, что в этом нет ничего интересного.
— Я имею в виду антропологический аспект. Понимаете ли, члены закрытых сообществ всегда имеют определенные ритуалы поведения. Я как раз это изучаю. Скажите, члены вашего клуба надевают вечерние костюмы?
— Да. Боюсь, что да, — Рики чувствовал, что сейчас этот тип достанет из кармана блокнот. — Слушайте, мы что, пригласили мисс Мур сюда для того, чтобы ее монополизировал Фредди Робинсон?
Прежде чем Милли успела ответить, Гарольд Симе спросил:
— Вы знакомы с работой Лайонела Тайджера?
— Боюсь, что нет.
— Было бы интересно понаблюдать за вашими встречами. Надеюсь, они открыты?
Стелла хихикнула.
— К сожалению, нет, — сказал Рики, — но я могу пригласить вас на заседание Ротари-клуба.
Сирс нахмурился, и Рики догадался, что он просто не понимает шуток.
— Мы просто пять стариков, которым нравится собираться вместе, — быстро сказал он. — Не думаю, что мы представляем какой-то интерес с антропологической точки зрения.
— Ты представляешь интерес для меня, — сказала Стелла. — Почему бы тебе не пригласить мистера Симса и меня на следующую встречу?
— Да! — Симе явно оживился. — Сначала я записал бы вас на пленку, а потом видео…
— Видите вон того человека? — Рики указал на Сирса, который еще больше, чем обычно, напоминал грозовую тучу в обличье человека. Было похоже, что Фредди Робинсон, уже оставленный мисс Мур, пытается застраховать его на крупную сумму. Вон того, большого. Так вот, он меня убьет, если я проделаю что-нибудь подобное.
Милли казалась шокированной: Стелла подняла подбородок и, сказав: “Приятно было познакомиться, мистер Симе”, покинула их.
— Антропологически, — продолжал Гарольд Симе, — все это очень интересно. Должно быть, этот клуб очень важен для вас?
— Конечно. А теперь прошу меня простить. Мне нужно поговорить кое с кем.
Уходя, Рики услышал, как Симе спрашивает Милли:
— Эти двое что, правда женаты?
Глава 5
Рики разместился в углу и стал наблюдать за развитием событий. Этого ему было вполне достаточно. Кончилась пластинка, и Джон Джеффри начал возиться с проигрывателем. К нему подошел Льюис Бенедикт, кажущийся очень довольным. Заиграла музыка, но наслаждаться ею Рики помешали разные люди, постепенно набредающие на его укрытие.
Первым его обнаружил Кларк Маллиген в отглаженных брюках и непривычно чистых туфлях. Его пригласили, видимо, как владельца кинотеатра, человека, имеющего отношение к искусству. Рики был рад видеть его: Кларк единственный во всем городе разделял его любовь к старым фильмам.
— Кого она тебе напоминает? — спросил он.
— Кларк посмотрел на актрису, которая разговаривала с Эдом Венути. — А тебе?
— Пожалуй, Луис Брукс. Только у той глаза не были зелеными.
— Да, похожа. Чертовски обаятельная девушка. Взялась неизвестно откуда и никто о ней ничего не знает.
— Эдвард знает.
— А он пишет про нее книгу?
— Во всяком случае, он брал у нее интервью. Для Эдварда всегда трудно прощаться со своими героями, а в таком возрасте подавно. По-моему, он просто влюбился в нее, — в самом деле, Эдвард ревниво кружил, вокруг Венути и пытался втиснуться между ним и маленькой актрисой.
— Я тоже влюбился, — сказал Маллиген. — Я влюбляюсь во все лица на экране. Ты видел Марту Келлер?
— Нет еще, но на фото она похожа на современную Констанцию Тэлмедж.
— Думаешь? — и тут они пустились обсуждать, как не раз это было, фильмы и актеров прежних лет, которых Рики видел в молодости и не мог забыть до сих пор. Охваченный ностальгией, он с трудом заметят, как Кларк ушел и его сменила Сонни Венути, жена Эдварда.
— Это был Кларк Маллиген? Он выглядит ужасно, — заявила Сонни, хотя сама за несколько лет превратилась из пухленькой девушки с милой улыбкой в высохшую даму с застывшим выражением лица. Последствия брака. Тремя месяцами ранее она приходила к Рики справляться насчет условий развода: “Я еще не решила, но подумываю об этом”. Да, есть другой, но она не может назвать его имени. “Я только скажу, что он красивый, хорошо воспитанный и умный, как никто другой в этом городе”. Выло совершенно ясно, что речь идет о Льюисе. Такие женщины всегда напоминали Рики его дочь, и он старался обращаться с ними мягко и не разубеждать, при всей несбыточности их чаяний.
— Правда, она красивая?
— Конечно.
— Я с ней даже говорила.
— Да? — Но ей было неинтересно. Она интересуется только мужчинами.
В этот момент актриса говорила со Стеллой футах в десяти от них, но Сонни этого не замечала. Рики следил за их беседой, но не слышал слов — Сонни продолжала излагать свои впечатления от гостьи. Потом мисс Мур сказала что-то, поразившее Стеллу — та моргнула, открыла рот, потом снова закрыла. Тут Эдвард Вандерли отвел Анну-Веронику в сторону.
— Вот я и говорю, — сказала Сонни. — Такие женщины с виду очень милы, но обожают мешать мужчин с грязью.
— “Ящик Пандоры”, — задумчиво произнес Рики, вспомнив свое первое впечатление от нее.
— Что? А, я знаю, это такой старый фильм. Когда я к вам приходила, вы упоминали еще Кэтрин Хэпберн и Спенсера Трэси.
— А как теперь дела, Сонни?
— Я пытаюсь все сохранить. Ну как можно разводиться в Милберне? Конечно, мне тяжело…
Рики подумал о своей дочери и его сердце сжалось.
Потом подошел Сирс Джеймс.
— Уединился, — сказал он, поставив на столик свой бокал. — Какой-то молодой болван пытался меня застраховать. Сказал, что живет через улицу.
— Я его знаю.
Поскольку Фредди Робинсон не мог стать темой разговора, наступило молчание. Потом Сирс сказал:
— Льюису может понадобиться помощь. Он, кажется, много выпил.
— Ну это же не наша встреча.
— Хмм.
Надеюсь, какая-нибудь девица отвезет его домой.
Рики посмотрел на него, но Сирс был серьезен.
— Ты не говорил с почетной гостьей?
— Я ее даже не видел.
— Она сейчас наверху. Вон… — он поднял руку, но актрисы там уже не было. Эдвард говорил с Джоном — скорее всего, о ней, — но она сама куда-то скрылась.
— Это не сын Уолтера Бернса там, у бара?
Хотя до десяти оставалось не так много времени, Питер какой-то девушкой действительно стояли у бара и что-то пили. Милли явно не удалось выставить тинэйджеров из дома, а самые смелые из них присоединились к верхним гостям. Музыка внезапно умолкла, и Рики увидел Джима Харди, роющегося в пластинках.
— Смотри, — сказал он Сирсу, — у нас новый диск-жокей.
— Ладно. Я устал и иду домой. От этой музыки мне хочется кусаться.
Сирс величественно двинулся к выходу, но был перехвачен Милли Шиэн. Рики предположил, что она хочет заручиться его поддержкой против вторгшихся тинэйджеров, но Сирс только пожал плечами — какое его дело?
Рики тоже хотел уходить, но Стелла танцевала с Недом Роулсом, и скоро к ним присоединились другие пары. Среди оживленных подростков взрослые выглядели искусственно. Рики вздохнул: теперь это надолго. Музыка заиграла громче; бармен смешивал по полдюжины коктейлей зараз. Сирс открыл дверь и скрылся за ней.
К Рики подошла Кристина Берне, высокая блондинка хитрым лицом.
— Раз уж мой сын взялся за организацию, может, потанцуем с вами?
Рики улыбнулся.
— Боюсь, что не смогу оказать вам эту любезность, Кристина. Я уже сорок лет не танцевал.
— Вы должны были чем-то увлечь Стеллу, раз она так за вас держится.
Для нее явно трех коктейлей оказалось много.
— Да. И знаете чем? Я никогда не терял чувства юмора.
— Рики, вы чудо. Хотела бы я порыться в вашем столе и узнать, что вы прячете.
— Огрызки карандашей и старые сборники законов.
Она неуклюже чмокнула его в челюсть. — Сонни Венути была у вас? Я хочу с вами об этом поговорить.
— Тогда приходите ко мне в контору, — сказал Рики, зная, что она не придет.
— Простите, — к ним подошел Эдвард Вандерли.
— Ладно, мужчины, я вас оставляю, — и Кристина нетвердым шагом удалилась искать партнера по танцам.
— Ты не знаешь, где она? — лицо Эдварда было мальчишески встревоженным.
— Мисс Мур? Нет. А что, ты ее потерял?
— Черт. Она просто испарилась.
— Может, она в ванной.
— Двадцать пять минут?
— Эдвард, не беспокойся так.
— Я не беспокоюсь, я просто хочу найти ее, — он встал на цыпочки и стал глядеть поверх голов танцующих. — Может, она сбежала с кем-нибудь из этих ужасных парней?
— Не знаю.
Эдвард быстро вышел из комнаты.
На его месте появились танцующие Кристина Берне и Нед Роулс, и Рики стал озираться, ища Стеллу. Он увидел, что она отчитывает за что-то Джима Харди.
Потом она заметила мужа и подошла.
— Шустрый молодой человек.
— Что он сказал тебе?
— Что я похожа на Энн Банкрофт.
Внезапно музыка смолкла, и ответ Рики услышала вся публика.
— Я бы не допускал в кинотеатры никого моложе тридцати.
Все посмотрели на Рики и Стеллу, но тут следующая пластинка легла на проигрыватель, неугомонный Фредди Робинсон подхватил подружку Джима Харди, и все вернулись к танцам.
— Может, пойдем? — спросил он Стеллу. — Сирс уже ушел.
— О, подождем еще немного. Мне так весело. Мы же так давно не были на таких вечеринках. — Увидев его нахмуренное лицо, она попросила:
— Потанцуй со мной, Рики. Один раз.
— Я же не танцую. Поэтому веселись без меня. Только не больше получаса, ладно?
Она с обиженным видом отошла и тут же была подхвачена гангстером Лу Прайсом. Рики пошел вдоль стены и наткнулся на Милли Шиэн.
— Не знаю, что и делать, — пожаловалась она. — Тут уборки на полдня.
— Пусть Джон вам поможет.
— О, он всегда помогает, — ее круглое лицо осветилось благоговением. — Он молодец.
Рики поглядел наверх. Там было тихо. Неужели акт-риска действительно там с кем-нибудь из парней? Он улыбнулся и пошел вниз.
Кабинеты были пусты. Везде горел свет, на столах стояли недопитые бокалы, валялись окурки. Пахло потом, пивом и табаком. Милли действительно придется поработать утром. Он посмотрел на часы. Полпервого. Сверху все еще доносилась музыка.
Рики сел на стул, закурил и стал думать. Было бы неплохо помочь Милли и немного убрать здесь, но для этого нужен веник. Идти за веником у него не было сил, и он задремал.
Разбудили его шаги. Кто-то открыл дверь.
— Эй, — позвал он, чтобы не спугнуть какую-нибудь парочку.
— Кто здесь? Рики? — в комнату вошел Джеффри. — Слушай, где Эдвард?
— Эдвард пошел искать мисс Мур. Может быть, он наверху?
— Я беспокоюсь за него. Он казался очень взволнованным.
— Она куда-то делась. Вот он и заволновался.
— Бедный Эдвард! Зря он волнуется. Она просто чудо. Выглядит еще лучше, чем прежде.
— Ладно, — Рики встал. — Помочь тебе поискать Эдварда?
— Нет-нет. Я сам найду. Посмотрю в спальнях. Хотя что ему там делать?
— Посмотри.
Джон повернулся, пробормотал еще что-то о своем беспокойстве и вышел. Рики последовал за ним.
Гарольд Симе танцевал со Стеллой, что-то говоря ей на ухо. Музыка была такой громкой, что Рики хотелось кричать. Никто, кроме Сирса, не ушел, и всюду шатались подвыпившие тинэйджеры. Актриса беседовала с редактором. На диване, рядом с мирно спящей Милли Шиэн, сидели чересчур близко друг к другу Кристина Берне и Льюис Бенедикт.
Рики захотелось спать — от музыки у него болела голова, а все друзья, кроме Сирса, спятили. Льюис, совершенно окосевший, положил руку на колено Кристины.
Наверху упало что-то тяжелое, но услышал это один Рики. Он поспешил наверх и увидел там Джона Джеффри.
— Рики…
— Что такое, Джон?
— Эдвард.
— Он что, налетел на что-нибудь?
— Пошли скорее.
Рики пошел за ним, чувствуя нарастающее беспокойство. Джон выглядел ужасно.
— Он ушибся? Скажи же!
Джон беззвучно .
Открывал рот. Наконец Рики услышал:
— Это я уронил стул. Не знаю, что делать.
Рики взглянул в его бледное лицо.
— Где он?
— Во второй спальне.
Поскольку Джеффри не двигался, Рики сам пошел к двери. Взявшись за ручку, он оглянулся. Джон молча кивнул.
Во рту у Рики пересохло. Желая изо всех сил быть не здесь, а где-нибудь в другом месте, делать что-нибудь еще, даже танцевать, он открыл дверь.
В спальне почти не было мебели. На кровати лежали пальто Эдварда и актрисы. Но Рики видел только Эдварда Вандерли. Он лежал на полу, прижав обе руки к груди. Лицо его было ужасным.
Рики отшатнулся и чуть не налетел на стул, опрокинутый Джоном. Не могло быть и речи о том, что Эдвард еще жив — непонятно откуда, но он это знал.
— Ты не пытался нащупать пульс?
— Пульса нет, — выдавил дрожащий Джон.
Рики заставил себя склониться к телу Эдварда. Он взял его за руку. Она была холодной.
— Что, по-твоему, случилось? — он по-прежнему не мог смотреть на искаженное лицо Эдварда. — Сердечный приступ?
— Не знаю. Может быть. От возбуждения. Но…
— Но что?
— Не знаю. Не могу сказать. Но, Рики, посмотри на его лицо.
Он посмотрел: пустые глаза и рот, открытый в беззвучном крике. Это было лицо человека, испытавшего страшную муку.
— Это не по-медицински звучит, но похоже на то, что его испугали до смерти.
Рики кивнул и встал. Эдвард выглядел именно так.
— Не зови никого. Я вызову “скорую”.
Глава 6
Так кончился вечер у Джеффри:
Рики позвонил в больницу, выключил музыку и сообщил собравшимся, что Эдварду Вандерли “стало плохо”. Наверх он никого не пускал, и все поспешно начали расходиться. Он искал Анну-Веронику Мур, но ее нигде не было.
Через полчаса, когда тело Эдварда уже увезли в морг, он отвез Стеллу домой.
— Ты не видела, как она уходила? — спросил он.
— Она только танцевала с Недом Роулсом, а потом как-то сразу исчезла. Я думала, она в ванной. Рики, какой ужас.
-Да.
— Бедный Эдвард. До сих пор не могу поверить.
— Я тоже, — слезы навернулись ему на глаза, и он некоторое время вел машину вслепую. Пытаясь избавиться от воспоминания о лице Эдварда, он спросил:
— А о чем вы с ней говорили?
— О, она спросила меня, замужем ли я. Я ответила: “Да, я миссис Готорн”. И тут она сказала: “Да, я его только что видела. Он кажется хорошим врагом”.
— Ты, должно быть, плохо ее расслышала.
— Да нет.
— Ерунда какая-то.
— Так она сказала.
Через неделю, когда Рики позвонил в киностудию, где она работала, чтобы вернуть пальто, ему там сказали, что она вернулась в Нью-Йорк, неожиданно расторгла контракт и уехала. Никто не знал, где она. Она была еще слишком молода, чтобы сделаться легендой, и про нее просто забыли. И в ту ночь, которая стала последней в истории Клуба Чепухи, он повернулся к Джону Джеффри и спросил: “Что самое плохое ты сделал в жизни?” Джон ответил: “Я не хочу говорить об этом, но я расскажу тебе о самом плохом, что со мной случилось”, — и рассказал историю с привидениями.
