— Выпьем! — Пауль Бергкамп покачнулся и со второй попытки ухватился за бокал с коньяком.

Кряжистый, как столетнее дерево, с красной дубленой рожей и бородой лопатой — мой тесть в этот самый момент больше всего напоминал собой обычного российского мужика-работягу. Комбайнера или слесаря первого разряда, например. В общем, мировой мужик. Ик…

Я молча покачал головой.

— Ты меня уважаешь? — немедленно поинтересовался тесть, грозно насупив брови.

— Угу… — Конфликт с папашей моей женушки никак не входил в мои планы, поэтому пришлось ухватится за бокал: — За тебя, Пауль!

— Нет, за тебя! — Новоиспеченный родственник отрицательно покрутил бородищей и грозно рыкнул: — И не спорь с тестем!

— Но…

— Не перечь батяне! — встрял Степа, пьяненько покачиваясь в такт движению вагона.

— Во-от!!! — Пауль ткнул пальцем вверх и полез обниматься к Наумычу. — Ты знаешь, как я тебя уважаю? Как там тебя зовут?..

В общем, бухаем мы. Уже сутки. Так сказать, налаживаем родственные отношения. Оказавшись в Дурбане, я первым делом наведался домой к Пенни, где и обнаружил своего тестя, как раз вернувшегося из Европы. Ой, что было… Едва не ушиб меня канделябром, стервец. Грозился пристрелить за злостное соблазнение своей дщери. Но потом чуть оттаял и заявил, что примет решение казнить меня или миловать только после того, как увидит кровиночку.

Я не стал оттягивать это дело, прихватил его и отправился в Блумфонтейн на трофейном бронепоезде, идущем туда на ремонт. Предварительно затарившись спиртным по самое не хочу. Ну и вот…

— Пуля пролетела и… ага…

— Пулья прольетела и… ого… — уже забыв про меня, Пауль старательно подтягивал Степе.

— М-да… — Я глянул на эту идиллическую картинку, покрутил в руках бокал и решительно отставил его в сторону. — Пожалуй, хватит.

— Господин фехтгенерал, — в салон просунулась голова моего ординарца, — вы просили предупредить. Через два часа прибываем в Блумфонтейн.

Ах да… Совсем забыл сказать. За геройские подвиги президент Стейн своим личным указом произвел меня в фехтгенералы и назначил главным инспектором вооруженных сил Республики. Грядет полная реорганизация армии. Вернее, не полная, а только частичная. От идеи народного ополчения клятые старцы из фольксраада никак не захотели отказываться. Ну ничего, дайте мне только время... В общем, пока будут созданы только регулярный Корпус пограничной стражи, Африканский легион на наемной основе, артиллерийская дивизия и военное училище. Вот формированием этих подразделений, а также реорганизацией структуры министерства обороны, я и буду заниматься.

Но не только этим, есть еще и другие задумки. Для начала, надо каким-то образом продавить слияние Республик в единое государство, омолодить фольксраады, окончательно разобраться с уитлендерами, замылить глаза мировому сообществу, устроив какие-нибудь преференции черномазым, и так далее и тому подобное. Очень много всего надо сделать. Но это я забегаю вперед. Все будет, но потом. А пока…

— Спасибо, Юрген. И тащи срочно воды. Много холодной воды. Будем приводить в порядок этих. И меня…

Героические усилия в итоге увенчались успехом. В столицу Оранжевой Республики мы прибыли в более-менее приличном виде. Хотя кого я обманываю? Рожи помятые, глазки красные, перегаром на версту несет. Фу, паскудство какое! Но хоть при памяти... по крайней мере, я.

И вот тут мы сделали очень большую ошибку — спьяну выперлись сразу на перрон, и тут же попали в лапы торжественной встрече. Оркестр, толпы народу, горы цветов и прочие проявления признательности. Нет, о том, что я прибываю в Блумфонтейн, в городе никто не знал, на самом деле встречали раненых, прибывших на том же бронепоезде. А тут такой сюрприз — сам Игл, собственной персоной, черт бы вас побрал с вашими встречами... Народная молва уже успела внести наше геройское «сидение» в разряд исторических подвигов, а меня так и вообще определила едва ли не в главные герои бурского эпоса. Тьфу, ты… Нашли ероя… Угробил две трети своих людей, а на самом — ни царапинки…

— Игл, Игл, наш Игл! — восторженно ревел народ. — Скажи, пусть скажет, мы хотим слышать тебя…

Черт… Пришлось карабкаться на крышу вагона. Мгновенно воцарилась мертвая тишина.

Я кашлянул в кулак и наконец собрался со словами:

— Много сынов нашего народа погибло. Но их жертва не напрасна — мы победили. И победим любого, кто посягнет на нашу землю. Так было раньше, так есть сейчас, и так будет всегда... гм… отпустили бы вы меня, люди…

Но последние слова утонули в восторженном реве. Я поглядел по сторонам, подождал немного и полез вниз, при этом чуть не сверзившись с верхотуры.

Меня просто раздирало дикое раздражение. Вот какого хрена вам всем надо? Я хочу домой, хочу увидеть Пенни, по которой соскучился до смерти, наконец, хочу принять горячую ванну, а потом вздремнуть чуток. Черт побери, да у меня просто раскалывается башка!

Раздражение достигло такой степени, что еще чуток народного внимания — и я бы начал палить по зевакам. Но, к счастью, нас спас главный полицмейстер Блумфонтейна Клаус Граббе. Полицейские отбили нас от толпы, препроводили в управление, откуда доставили домой в карете радикально черного цвета с решетками на дверцах. Дожился, мать твою. Хотя так тебе и надо, «триумфатор» хренов.

Просто сочась злостью, я брякнул колокольцем на воротах

— Кто? — немедленно поинтересовались изнутри голосом моего конюха.

— Уши обрежу… — тихо пообещал я.

— Баас! Баас вернулся! — дурным голосом завопил Прохор и, судя по топоту, куда-то умчался. Калитку никто так и не открыл.

— Вы слышали? Совсем охамела прислуга… —обернулся я к Паулю со Степой, но, увидев, что они хлещут коньяк, прямо из неизвестно откуда взявшейся бутылки, плюнул и засадил сапогом по воротам.

Через пару минут нас наконец впустили.

Входил я, с явным намерением учинить образцово-показательный террор.

Но, сделав пару шагов, застыл как вкопанный.

И было от чего.

Для начала, во дворе царила жуткая разруха, кто-то выдрал отмостку, срыл газоны и даже отбил облицовку фасада. Везде лежали кучи строительного материала и горы инструмента. Прислуга, образцово-показательно выстроившаяся в две шеренги, увеличилась ровно вдвое. В общем, почти все изменилось до неузнаваемости, но до конца я рассмотреть не успел, потому что на меня налетела Пенни.

— Ты вернулся, вернулся… — счастливо лепетала она, прижимаясь к моей груди — Я знала, ждала…

Я подхватил ее на руки, впился поцелуем в желанные губы и тут, краем глаза, заметил Вениамина. Да и черт бы с ним, но...

— Здравствуйте, господин Майкл Игл, — изысканно одетая девушка в большой кружевной шляпке присела в идеальном по исполнению книксене.

И эта девушка была Елизаветой Григорьевной Чичаговой. Живой, черт побери, и здоровой.

— Я вас приветствую, Михаил Александрович… — Максимов, стоявший рядом с Лизхен, отвесил мне легкий полупоклон. — Рад видеть вас в добром здравии.

— А уж как я… — сказать, что я находился в состоянии явного очумения, значило ничего не сказать. — А как же…

Тут меня перебила Пенелопа. Она как раз узрела своего папашку.

— Папа? — в ее голосе слышалось нешуточное изумление. — Но… откуда…

— Дочь… — Пауль попытался приосаниться, покачнулся и едва не упал, вовремя подхваченный Степаном. — Я приехал, приехал…

Антракт…

Потом мы все переместились в дом и долго не могли наговориться. Выяснилось, что судно с Лизхен и Максимовым никто не топил и не захватывал, просто у него во время шторма отказала машина, и посудину унесло черт знает куда, чуть ли не к Мадагаскару. Добираться домой им пришлось долго, потому что идущего в нужном направлении судна долго не было. А телеграфом они не воспользовались из соображений секретности, боялись, что депешу перехватят британцы. Все оказалось довольно просто. Ну и слава богу.

Пауль Бергкамп, придя немного в себя, милостиво благословил наш брак, правда, категорично потребовав повторить процедур помолвки, ну и отпраздновать свадьбу по всем правилам.

В общем, все счастливо разрешилось.

Но на этом неожиданности не закончились. Уже поздно вечером, когда все улеглись, а я вовсю предвкушал доступ к заветному телу, Пенни накинула на себя халат и поманила пальчиком за собой.

— Куда это еще?

— Идем, милый, я хочу сделать тебе сюрприз… — На ее личике было столько загадочности, что я беспрекословно подчинился.

Очень скоро мы оказались у входа в подвал.

— Ты что, хочешь показать мне, как перестроила винный погреб? — для проформы я всю дорогу не переставал ворчать.

— Именно… — невинно улыбнулась Пенелопа и стукнула пару раз согнутым пальчиком по двери.

— Пароль! — грозно рыкнул кто-то изнутри.

— Роза, — как ни в чем не бывало ответила Пенни

— Фиалка, — отзыв последовал незамедлительно.

— Не понял!.. — рыкнул я. — Дорогая, изволь объясниться...

Но тут дверь открылась. За ней обнаружился, наш повар Феофан, с какой-то стати вооруженный до зубов. При виде нас он браво взял громадную двустволку на караул и четким приставным шагом отступил в сторону.

— Идем, идем… — Пенелопа действительно провела меня в винный погреб. Слегка преобразившийся с того времени, как я последний раз входил в него. Стеллажи с бутылками и бочки куда-то исчезли, а одну из стен прикрывал брезент.

— Снимай его, — приказала Пенни и забрала у меня фонарь. — Живее, я уже замерзла…

— Да что за хрень? — начиная уже злиться, я сдернул полотнище. А за ним обнаружил пролом в стене, заделанный едва схватившейся кладкой. Несколько раз пнул ее, вышибая кирпичи, и просунул в дыру фонарь. И, в который раз за сегодня, застыл от изумления.

— Понимаешь, милый, я захотела расширить винный погреб, — спокойно начала рассказывать Пенелопа. — Слуги начали долбить стену, а вот за ней… — она сделала шажок и откинула крышку одного из больших ящиков, почти полностью занимавших собой небольшое помещение. — Хотелось бы знать, как ты это объяснишь…

Я даже моргнул несколько раз, не веря своим глазам. В ящике лежали золотые слитки с клеймами государственного банка Оранжевой Республики. По самым скромным прикидкам, здесь находилось около двух тонн золота.

Прислушался к себе, и понял, что особо не радуюсь находке. Вернее, радуюсь, но как-то по-странному. Ну золото, ну много его, и что из того? И вообще, в последнее время я чуть деформировался в восприятии материальных ценностей. Стал воспринимать их в пересчете на пушки, винтовки, пулеметы и прочую подобную хрень. Вот и сейчас башка сразу стала подсчитывать, можно ли купить на эту груду золота пару оружейных заводиков, вместе с инженерами и конструкторами. М-да, совсем свихнулся, голубчик.

— Я сначала подумала, что ты здесь прячешь свое состояние… — продолжила Пенни, — но, поразмыслив, поняла, что это на тебя не похоже. Так откуда оно здесь взялось?

И тут я все понял. Вернее, сначала вспомнил, а потом уже понял. М-да…

— Это наследство…

— Чье? После кого?

— Чье? Видимо, наше. Досталось от прежнего хозяина этого дома. Понимаешь…

Я вкратце рассказал ей о Шульце и о пропавших при его непосредственном участии двух тоннах золота, переправляемых с приисков.

— Понятно… — озадаченно протянула Пенни. — Ну и что мы теперь будем с ним делать? Возвратим?

— Ну уж нет.

— А как поступим?

— Помнится, ты говорила, что хочешь открыть приют для сироток и музыкальный лицей для талантливых детей?

— Говорила.

— Значит, откроешь.

— Ой, а можно…

— Нет. Мне еще на эти деньги оружейный заводик строить. И патронный. И не только. И вообще, вошли в постель. Иначе изнасилую тебя прямо здесь. Эка невидаль, золото…

— Изнасилуешь, говоришь?.. — Пенни призывно облизала губки и прижалась ко мне. — Прямо здесь? Ты знаешь, меня еще никто не насиловал. Особенно на двух тоннах золота.

— Я пошутил, дорогая. Здесь сыро и грязно.

— Ах, так? Мистер Майкл Алекс Игл, извольте держать свое слово!

И сдержал, куда деваться.

Черт побери, а все-таки я счастливый человек. Помолиться, на всякий случай, что ли? И помолюсь…

Комманданте Господь, в свое время я просил Тебя помиловать меня и отправить назад, в двадцать первый век. Так вот, не вздумай это делать. Молю тебя, забудь, или сделай вид, что не слышал, ибо недостойный раб Твой не ведал, что просил. Аминь…