Глава VIII
ЮНЫЙ ИНДЕЕЦ
— Выстрел! — воскликнул Жак Эллок.
— И не дальше чем в тридцати шагах! — отозвался Вальдес.
— Может, это сержант Марсьяль решил поохотиться?
— Не думаю.
— Или это тот самый индеец, которому принадлежит хижина!
— Давайте сначала посмотрим, жил ли в ней вообще кто-нибудь, — ответил капитан «Гальинеты».
Жак Эллок и Вальдес вернулись в хижину, из которой выбежали, услышав выстрел. Внутри она выглядела столь же убогой, как и снаружи. Мебели не было вовсе. Посредине, прямо на земляном полу — подстилка из травы, на которой, видимо еще совсем недавно, кто-то лежал: вдоль стены — несколько тыкв; в углу — корзина с остатками маниоки. На одной из жердей перекрытия был подвешен кусок пекари. В другом углу горкой были сложены несколько дюжин похожих на миндаль орехов и горсть поджаренных термитов, употребляемых в пищу бродячими индейцами. От тлевших на плоском камне головешек поднимался густой дым.
— Кто-то был здесь незадолго до нашего прихода, — произнес Вальдес.
— И уйти далеко этот кто-то не мог, — откликнулся Жак. — Он скорее всего и стрелял.
Вальдес покачал головой.
— У местных жителей нет ни пистолетов, ни ружей. Лук, стрелы, сарбаканы — вот и все их оружие.
— Все-таки необходимо узнать... — воскликнул Жак Эллок, вновь охваченный тревогой при мысли, что банда Альфаниса, возможно, находится где-то поблизости.
Если это так, то оставшимся в лагере грозят серьезные опасности. А по дороге к миссии Санта-Хуана они могут подвергнуться нападению кива.
Держа оружие наготове, Жак Эллок и Вальдес вышли из хижины и, невидимые в густой листве деревьев и кустарников, направились в сторону выстрела. Других хижин поблизости не было. Нигде они не увидели ни вспаханной земли, ни грядок с овощами, ни фруктовых деревьев, ни пастбищ. Путники продвигались вперед медленно, настороженно прислушиваясь. Тишину нарушали лишь крики гокко и шипение индеек, неразличимых в листве деревьев, и шорох пробирающихся сквозь чащу диких зверей.
Так они шли минут двадцать, уже начиная было подумывать, не следует ли им вернуться к хижине, а оттуда — прямо в лагерь, как вдруг им послышался негромкий плач — кто-то жалобно всхлипывал совсем рядом. Вальдес сделал Жаку знак пригнуться к земле — пока лучше оставаться незамеченными.
За зарослями бутылочной тыквы открывалась заливаемая потоками солнечного света поляна. Чуть раздвинув ветви кустарника, Вальдес увидел ее полностью и сразу понял, что плач доносился именно оттуда. Жак Эллок тоже смотрел сквозь кусты, держа палец на спусковом крючке карабина.
— Там... смотрите, — тихо произнес Вальдес.
Во всех этих предосторожностях не было никакой необходимости, по крайней мере, в данный момент. Прямо напротив кустарника, скрывавшего Жака и Вальдеса, не было никого, кроме двух индейцев. Один неподвижно лежал на земле под пальмой, словно крепко спал или был мертв. Другой, стоя перед ним на коленях, пытался приподнять ему голову и горько плакал. Никакого зла эти двое причинить путешественникам не могли, напротив, они сами нуждались в помощи.
Вальдес решил, что они принадлежат не к бродячим индейцам, ведущим кочевой либо оседлый образ жизни в верховьях Ориноко, а к племени банива, к которому принадлежал и он сам. Тому, кто неподвижно лежал на земле, не подавая никаких признаков жизни, было на вид около пятидесяти, другому — лет тринадцать-четырнадцать.
Жак Эллок и Вальдес вышли на поляну. От мальчика их теперь отделяло не более десяти шагов. Заметив приближающихся незнакомцев, он тотчас же вскочил. Лицо подростка исказилось от ужаса, и, попытавшись в последний раз приподнять голову оставшегося неподвижным индейца, он бросился бежать, не обращая никакого внимания на дружеские жесты Вальдеса.
Подойдя к лежащему индейцу, путешественники склонились над ним в надежде обнаружить признаки жизни, но с приоткрытых побелевших губ не слетало ни вздоха. Индеец был мертв. Смерть наступила не более четверти часа назад: тело его еще не успело окоченеть. Одежда индейца была в крови — пуля пробила ему легкие. Вальдес внимательно осмотрел землю вокруг и в бурой траве нашел гильзу. Стреляли из пистолета калибра восемь с половиной миллиметров.
— Оружие с «Гальинеты», — заметил Жак Эллок. —. Если мне не изменяет память, на «Мориче» пистолеты восьмимиллиметрового калибра.
Он подумал о Хорресе.
— Теперь только этот ребенок сможет рассказать нам, кто и почему убил его, — произнес Жак, глядя на тело индейца.
— Да, — согласился Вальдес, — но где его теперь искать?
— Может, подождать у хижины?
— Вряд ли он туда вернется.
Вряд ли... И действительно, мальчика там не было. Отбежав от поляны шагов на сто, он спрятался за деревом и следил за незнакомцами. Увидев, как они пытаются помочь старому индейцу, он понял, что страх его напрасен, и, осмелев, подошел ближе. Заметив мальчика, Вальдес выпрямился, а Жак Эллок, увидев, что тот готов снова убежать, сказал:
— Поговорите с ним, Вальдес.
Капитан «Гальинеты» произнес несколько фраз на одном из индейских наречий. Успокоив ребенка, он подозвал его и попросил помочь перенести тело индейца к хижине. Немного поколебавшись, мальчик подошел. Страх на его лице сменился отчаянием, и он снова заплакал, опустившись на колени перед распростертым на земле телом.
Теперь Жак Эллок и Вальдес могли лучше разглядеть подростка. На его милом лице читались следы нужды и лишений, да и как могло быть иначе в этом пустынном лесу, где жилищем служила убогая хижина! Там он жил вдвоем с индейцем, неподвижно лежащим сейчас на земле. На шее у мальчика висел крестик из тех, что обычно миссионеры-католики раздают обращенным в христианскую веру. Взгляд его светился умом, а когда Жак Эллок обратился к Вальдесу по-испански, то выяснилось, что юный индеец понимает этот язык.
— Как тебя зовут?
— Гомо.
— А кто этот индеец?
— Мой отец...
— Несчастный ребенок! — воскликнул Жак Эллок. — Так этот убитый — твой отец!
И чтобы утешить плачущего мальчика, он взял его за руку, привлек к себе и обнял. Тот затих, стараясь сдержать слезы. Что-то подсказывало ему, что он среди друзей, что зла ему здесь не причинят.
— Кто убил твоего отца? — спросил Вальдес.
— Какой-то мужчина. Он пришел к нам ночью.
— К вам в хижину, недалеко отсюда? — Вальдес указал рукой на лачугу.
— Да. Здесь только одна хижина.
— Откуда он пришел?
— Не знаю.
— Это был индеец?
— Нет. Испанец.
— Испанец! — воскликнул Жак Эллок.
— Да, мы поняли это, когда он заговорил.
— Что ему было нужно?
— Он хотел знать, не появились ли в лесу кива.
— Какие кива? — спросил Вальдес, прежде чем Жак Эллок успел задать тот же вопрос.
— Кива Альфаниса, —- ответил Гомо.
— Банда беглого каторжника! — воскликнул Вальдес, а Жак Эллок тотчас спросил:
— Значит, бандиты появлялись в этих краях?
— Не знаю, — ответил мальчик.
— Может, кто-нибудь их видел?
— Я не слышал об этом.
— А тебе самому раньше приходилось встречать их?
— Да... да.
И глаза маленького индейца вновь наполнились слезами, а на лице застыл ужас.
Вальдес стал расспрашивать мальчика, и тот рассказал, что кива и их главарь напали на деревню Сан-Сальвадор в северной части Серра-Паримы, где он жил вместе со своими родителями. Они убили всех жителей, в том числе его мать. Ему же с отцом удалось убежать и скрыться в лесу. Они построили себе эту хижину и жили там уже около десяти месяцев. Где теперь была банда, Гомо не знал. Ни он, ни его отец не слыхали, чтобы бандиты появлялись на берегах Ориноко.
— Значит, испанец пришел к вам, чтобы узнать о банде?
— Да. И очень рассердился, когда мы не смогли ему ничего рассказать.
— Он остался у вас?
— Да, до утра.
— А потом?
— Он хотел, чтобы отец проводил его до Серры.
— Твой отец согласился?
— Нет, этот человек не внушал ему доверия.
— И что же?
— Он ушел один на рассвете, когда увидел, что мы не пойдем с ним.
— А потом вернулся?
— Да... часа через четыре.
— Через четыре часа? Зачем?
— Он заблудился в лесу и не мог найти дорогу. Он стал угрожать нам пистолетом и сказал, что убьет нас, если мы не пойдем...
— И твоему отцу пришлось...
— Да, мой бедный отец! Испанец схватил его за руку, выволок из хижины и заставил идти впереди. Я пошел за ними. Мы шли так целый час. Отец не хотел показывать испанцу дорогу и петлял по лесу, не слишком удаляясь от нашей хижины. Испанец в конце концов догадался. Он пришел в ярость, накинулся на отца с ругательствами, снова стал угрожать ему. Отец вышел из себя и бросился на него, но борьба длилась недолго... отец был безоружен... а я не мог помочь ему. Раздался выстрел, и он упал на землю. Испанец убежал... Я пытался помочь отцу подняться. Он истекал кровью, совсем не мог говорить, он хотел вернуться к хижине, но у него хватило сил только доползти до этой пальмы... Здесь он и умер.
Переполненный сыновней любовью, такой сильной у туземцев в верховьях Ориноко, ребенок, рыдая, упал на тело мертвого индейца.
Жак Эллок и Вальдес стали успокаивать и утешать мальчика. Они говорили ему, что отец его будет отомщен, что убийцу найдут и он заплатит за содеянное. При этих словах глаза Гомо, еще мокрые от слез, загорелись жаждой мести.
— Ты хорошо разглядел этого человека? — спросил Жак Эллок.
— Да. Я его видел... Я никогда его не забуду.
— Попробуй описать его — рост, цвет волос, черты лица... Как он одет?
— На нем были куртка и брюки. Так одеваются моряки.
— Так.
— Он чуть повыше вас, — сказал Гомо, взглянув на Вальдеса.
— Так.
— Волосы очень черные. И борода тоже черная.
— Хоррес! — воскликнул Жак Эллок.
Вальдес и Жак предложили Гомо пойти с ними.
— Куда? — спросил мальчик.
— К устью Рио-Торрида, там наши пироги.
— Пироги? — удивился Гомо.
— Разве вы с отцом их вчера не заметили?
— Нет, но мы бы увидели их сегодня во время рыбной ловли... если бы не этот испанец.
— Так ты идешь с нами, мой мальчик? — снова спросил Жак.
— А вы обещаете, что найдете того, кто убил моего отца?
— Да, я обещаю тебе, что твой отец будет отомщен.
— Если так, я остаюсь с вами.
— Тогда пойдем.
И все трое направились к реке. Разумеется, мертвого индейца не оставят на съедение хищникам. Он был христианином, как и все индейцы банива в деревне Сан-Сальвадор. Вечером Жак Эллок вернется сюда с несколькими матросами, чтобы похоронить его.
Гомо повел их самой короткой дорогой, и через полчаса они уже были в лагере.
Чтобы не усугублять тревогу своих спутников, Жак Эллок и Вальдес условились ничего не говорить им ни о Хорресе, ни о том, что он, по всей вероятности, был связан с Альфанисом. А положение действительно было очень серьезным. Ведь испанец знал, что полковник де Кермор — отец Жана. Если об этом узнает люто ненавидящий полковника Альфанис, то он может попытаться похитить его сына. Правда — это в какой-то степени успокаивало, — у Ориноко бандиты пока не появлялись, иначе индеец и его сын знали бы об этом. Своим спутникам Жак решил рассказать лишь о том, что, убежав из лагеря, Хоррес затеял драку с индейцем, отказавшимся проводить его до миссии, и убил его.
Сообразительный Гомо понял, что не следует никому говорить ни о кива, ни об Альфанисе.
Сержант Марсьяль, Жан и Жермен Патерн были очень удивлены, увидев юного индейца и выслушав рассказ Жака Эллока и Вальдеса. Все были ласковы с мальчиком, и Жан, узнав, что несчастный ребенок остался сиротой, привлек его к себе, нежно обнял, повторяя, что они ни за что его не покинут. Когда же на вопрос Жана, знает ли он что-нибудь о миссии Санта-Хуана, мальчик ответил, что не раз бывал там вместе с отцом, — обрадованным путешественникам показалось, что Гомо послан им самим Провидением.
— Ты отведешь нас туда?
— Да, вы не такие, как этот злой испанец, который хотел, чтобы мы проводили его к... — увидев предостерегающий жест Вальдеса, мальчик замолчал, чтобы не проговориться.
Вальдес и Жак Эллок были почти уверены, что отца Гомо убил Хоррес. Их последние сомнения рассеялись, когда обнаружилось, что исчез пистолет, принадлежавший сержанту Марсьялю.
— Мой пистолет! Пистолет, который мне подарил полковник! Этот бандит украл его, чтобы убить отца несчастного ребенка. — Ярости сержанта не было предела. Попадись ему сейчас этот Хоррес!..
Гомо был тронут всеобщим вниманием. После завтрака его новые друзья закончили и обустройство лагеря, где должны были остаться матросы, и приготовления к путешествию, которое Бог знает сколько продлится. Когда Гомо узнал от Жана, зачем они направляются в Санта-Хуану, он грустно произнес:
— Так вы идете к отцу...
— Да, мой мальчик.
— И вы увидите его снова, а я... мне уже больше никогда не увидеть отца!
После полудня Жак Эллок и Жермен Патерн с несколькими матросами направились к поляне, где лежало тело индейца. Гомо и Жан пошли с ними.
Полчаса спустя они уже были на месте. Могилу вырыли достаточно глубокую, чтобы хищные звери не могли разрыть ее, и, после того как Гомо, обливаясь слезами, в последний раз обнял отца, опустили туда тело.
Жан и осиротевший мальчик, стоя на коленях у края свежей могилы, произносили слова заупокойной молитвы. Потом они вернулись в лагерь. Жан не очень устал, что позволило ему с уверенностью заявить Жаку Эллоку и сержанту Марсьялю, что у него хватит сил для путешествия.
— Я уверен, что все будет хорошо, — повторял он.
Ночью пассажиры вернулись на «Гальинету», оставив, матросов охранять лагерь. На борту нашлось место и для Гомо, но несчастный ребенок лишь изредка погружался в тревожное забытье, прерываемое всхлипываниями и стонами.
