ГЛАВА 8
АПОКАЛИПСИС В БИЗЕРТЕ
В дом хозяев, у которых вы собираетесь погостить, нужно входить вежливо, с улыбкой и подарками, предварительно согласовав цель и время визита. Так принято у людей воспитанных. Я же человек воспитанный частично и потому сегодня на светскую вежливость не способный. Сегодня я способен только на одно: вышибать двери кулаком и расшвыривать хозяев пинками. Поэтому и план мой был до скукоты незатейлив — простой набор грубых силовых действий. Дуболомный план, я бы даже сказал, таранный.
Судно шло под моим единоличным управлением. Теперь можно было фотографировать местность для отчета, что я и делал маленькой фотокамерой, прихваченной с баржи.
По берегам главной бухты Бизерты стояло нормальное жилье из древесины, большая часть домиков на сваях. Вдоль выгнутого дугой берега проложена примитивная улица — вытоптанная и укатанная полоска ровной красноватой земли, дома с живыми изгородями выстроились вдоль нее. Это были группы разбросанных у прибрежной дороги маленьких хижин, окруженных небольшими участками маниока и кукурузы, обломанные листья которых уныло свисали под лучами солнца.
Люди всегда стремятся к уюту и порядку, в любых, даже самых тяжелых условиях. Только те, кто не знает реальных жизненных законов и изучает мир дистанционно, могут считать, что уж вот здесь, в Мертвой Бухте, непременно должен царить беспросветный жестяной постапокалипсис. Да ничего подобного, пусть сценаристы фильмов вроде «Безумного Макса» фантазируют дальше. Такое безобразие возможно только в условиях искусственной скученности в сочетании с организованной властями вынужденной нищетой или там, где в принципе делать нечего: нет работы, нет промыслов, возможности какой-либо реализации. И даже там человек всеми силами будет стараться обустроить свой крошечный личный уголок. Там, где много свободного пространства и точек приложения своих сил, человек достаточно быстро начинает наводить порядок.
Я стоял на руле, осторожно перебирал теплые рукоятки огромного штурвала и автоматически фиксировал в голове все, что мог увидеть. Вот здесь в сарае спрятан дизелек, дверь открыта. Рядом участок дороги, она чистая, не раскисшая, ее даже как-то профилировали. Дальше огороженная красивым штакетником площадка, в центре алтарь под массивным двускатным козырьком — судя по всему, местная часовня. Не хозяйство ли это многоуважаемого капитана Энрике, дай ему господь сил спокойно доплыть до берега.
Внизу под часовней у пирса сгрудились четыре длинные лодки, а под навесом укрыт тентованный трехколесный «тук-тук». Солнечных панелей, как и антенн с проводами, на крышах не наблюдаю, не развита в Мертвой Бухте радиосвязь. Если терминал типа «шоколадка» появился у них недавно, то операторы не успели натащить каналом поставки радиотехнику на микросхемах, с первого дня эксплуатации попав под санкции Смотрящих на получение устройств с микросхемами. А массогабаритные характеристики «шоколадки» не позволяют в достатке набирать тяжелые ламповые аппараты, в общине поликластера и других потребностей хватает.
Сообщение, торговля и большая часть местных промыслов полностью зависят от реки, поэтому у каждой здешней семьи имеется свой транспорт: каноэ или суденышко побольше, что-то типа джонки. Моторок пока не видно, даже парусных лодок не так уж много, веселками люди маслают, веселками… Тихая акватория, в которой не чувствовалось течения реки, была заполнена самодельными маломерками, выглядевшими, по большей части, неказисто, третий сорт. Не было в них лоска отработанного национального ремесленничества и вековой традиции, пусть и первобытной, которые сразу проглядывались, например, в этнических долбленках и пирогах. Они только учатся, нарабатывают опыт, мастерство. В основном все эти плавсредства были вытащены на берег, пришвартованы к крошечным сходням из жердей, некоторые на воде, прилипли к крашеным бочкам. И всего в трех посудинах сидели люди, прямо в центре бухты занимающиеся сетевой рыбалкой.
Типичный речной образ жизни, по-другому и быть не может. Если не принимать в расчет уникальности огромного корабельного кладбища, то Бизерта — обычный, в общем-то, молодой городок на тропической реке, причудливой тонкой лентой раскинувшийся по изгибам берега и выстроенный сообразно примитивным понятиям рациональности в рамках доступных людям технологий и практик.
Деловой центр поселения легко угадывался благодаря той самой высоченной трубе, серой с широкой черной полосой, ее действительно отлично видно с реки.
— Ленивые вы, бизертинцы, сонные какие-то, без изюминки, — тем не менее проворчал я. — Нет бы фантазию проявить. «Под трубой», ну что это за название для богоугодного заведения?
Отсвет от вычищенного стекла картушки компаса несколько слепил глаза, и я наклонил голову вправо. Ага, да тут у них даже маяк имеется! Стоит на конце низкой и узкой песчаной косы, которая на сотню метров тянется почти на запад, такой отмели в сильное волнение и не увидишь.
Нарастающий шум работы изношенной паровой машины, которую безжалостно заставили работать на полную мощь, ритмичными толчками поддавал в заднюю стенку ходовой рубки. Выдержит ли старушка? Я боялся, что каждую минуту эта обшарпанная жестянка может лопнуть пополам, зеленая речная вода хлынет в машину, и тогда подо мной взорвется котел, а разозлившийся «Ахиллес» напоследок плюнет товарищем Сомовым в пространство, как хулиганистый пацан из трубки сухим горохом. И полечу, весь такой авантюрный, широко расставив сильные руки, над гладью реки, рассекая лысиной жаркий воздух и размышляя, где именно в мои расчеты вкралась ошибка.
Скорей бы к берегу.
На берегу и на воде меня уже заметили!
Один из рыбаков встал в лодке во весь рост и принялся из-под руки рассматривать внезапно появившийся в бухте черный пароход, который двигался в сторону основного причала порта с максимальной, то есть недопустимой, скоростью. Взмахнул рукой, зашевелил губами, что-то говоря напарнику.
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», — затянул я гнусаво, отметив время: пора засекать. — Пощады никому не желает!
Впереди замерли на стоянке наиболее крупные суда: пяток среднеразмерных парусных джонок, небольшой белый пароходик, три или четыре баркаса универсального назначения, легкая баржа. С левого края были пришвартованы посудины, находившиеся, судя по всему, на краткосрочном ремонте. В бинокль было видно, что уже и там начали размахивать руками. Не нравится! А что, я же в гости, с чистым сердцем!
Пожалуй, теперь «Ахиллес» и сам добежит. Я осторожно переложил руль, доворачивая на верный курс. Пароход с положенной задержкой покатился влево, и теперь его прямой форштевень смотрел на сплошную массу тесно прижатых друг к другу кораблей, как бы слившихся в своеобразный остров. То есть прямехонько на берег.
— Это есть наш последний и решительный бой!
Все, хватит, пора драпать.
Дверь рубки распахнулась. Несколько мощных прыжков по палубе, беглый взгляд на бак, еще один момент — и я прыгнул в катер. Времени на то, чтобы снимать привязной конец, не было, и я рубанул веревку тяжелым лезвием ножа.
Взревел подвесной мотор, и Startrek, сразу набирая скорость, резко отвалил в сторону и помчался вперед, оставляя пароход-таран за кормой.
— Прощай, друг! И прости. Настанет время, и душа твоя, могучий «Ахиллес», будет так же носиться по верхнему морю, что находится в раю для кораблей-героев, в местах, не оживленных ни одним человеческим существом!
***
Мне нужно было зайти немного дальше основного причала, чтобы уже на самой реке встать в подходящей бухте. Наиболее примечательная особенность низинных тропических лесов — бесчисленные дождевые ручьи, извивающиеся после ливней запутанными узорами. Они петляют в траве и по песчаным берегам, деловито размывают землю под раскинувшимися корнями деревьев. Вода тихо журчит миниатюрными водопадами, выдалбливая в песчанике глубокие, тихие заводи. Там водятся мелкие рыбки и мерзкие на вид пупырчатые лягушки, вот уж кого я не перевариваю… Здесь же находятся и места водопоя, из-за чего заводи покрываются густой сетью следов зверей и птиц. Для отдыха такие бухточки обычно не подходят, слишком грязно. Для укрытия лодки — лучше не придумаешь.
Идущему на полном ходу катеру на поиск подходящей стоянки понадобилось меньше минуты. Не думаю, что многие заметили всю эту скоростную пробежку, глаза зевак на берегу были прикованы к пыхтящему черному чудовищу. По натуре своей я человек сухопутный, к водному транспорту особой приязни не испытываю, и мне хотелось поскорее ощутить под ногами твердую почву.
Тенистый заливчик нашелся почти сразу. Он был обитаем. Сразу проявились признаки жизни: звонкое стрекотание больших кузнечиков, пронзительные призывы древесных лягушек и сиплое воркованье маленького голубя, сидевшего где-то в кустах.
На перевернутой деревянной лодке с прорубленным топором или мачете днищем сидел загорелый пацаненок в подвернутых штанах, с двумя удочками, брошенными на просмоленное дерево, и с самодельным луком, который он пытался починить. Нет, так у него ничего не получится… Наверняка безотцовщина, папка показал бы чаду, как и из чего нужно делать правильные луки.
Рядом с мальчишкой никого не было, дружки на шум мотора из кустов не выскочили, с воды места почти не видно, кусты закрывают. Годится! Похоже, у парня тут тайное мальчишеское убежище, настоящая пиратская заводь. Ага, вот и мелководье, уже можно было разглядеть желтое песчаное дно. Я дождался, пока днище неприятно заскребет по мелкому песку, сразу выскочил и потянул катер на берег.
— Ко мне, охотник, быстрей! Так. Стой возле лодки, мне надо бежать за подмогой! Тихо. На Бизерту напали, нет времени объяснять! — заорал я взволнованно и, наверное, очень убедительно. — Как зовут?
— Боб! — тявкнул мальчишка высоким голосом.
— А меня Гоб. Согласен?
Тот кивнул. Понятливый. Во всяком случае, пацаненок не стал спрашивать: а почему не бросить моторку просто так, прямо у воды, зачем нужна охрана? Подбежав, он, пыхтя, начал мне помогать.
Неподалеку послышался режущий ухо скрежет, которому помог разорвать тишину мощный хлопок, а потом и хороший взрыв. Ба-бах! Похоже, это все-таки взлетела на воздух паровая машина врезавшегося в причал на полной скорости «Ахиллеса». Я поднял голову и увидел, как густое белое кольцо выпрыгнуло из-за деревьев и огромным пончиком надменно и, кстати, очень аппетитно поплыло в воздухе. Мгновение тишины, затем хлопнуло эхо, и тут все завертелось!
Зашелестела листва деревьев, где-то послышался сухой треск, зазвучали заполошные вскрики, собачий лай и громкие людские голоса. Я представил, как на причалах все смяло и перекосило, откуда-то повалил черный дым и языки пламени, а вокруг завопили и завизжали невольные зрители сюрреалистического зрелища. Это же просто чума — разогнавшийся пароход врезается в берег, круша все на своем пути! Где репортеры!
Над Бизертой зашелестели, захлопали сотни птичьих крыльев, все пернатое население анклава в один миг тучей поднялось в воздух! Ого, какой шухер! И это только начало!
— Видишь, что вокруг творится? — прошипел я, запуская руку в карман. — Никого к лодке не подпускай, скоро я помчу на ней к месту главной битвы собранных бойцов. Понял меня? Точно? Держи конфетки.
Ошарашенный пацан пытался все-таки что-то спросить, но карамелька заткнула ему рот. Остальные конфеты покатились по борту катера, яркие шарики отскакивали и падали на пайолы. Ничего, достанет, соберет, не галька.
— Нож хватай, от сердца отрываю. Для обороны, — значительно добавил я, вытаскивая из ножен и вручая мальчишке свой огромный тесак-боуи.
Конечно, плохо остаться без холодного оружия перед возможной дракой, но выхода у меня не было, требовалось вручить ему что-то существенное, серьезное. Теперь он отсюда никуда не сбежит, будет стоять на посту и действительно никого к моторке не подпустит.
Мальчишка, которому взрослый мужчина боевого вида вручает серьезное оружие, мгновенно и сам становится мужчиной, ему становится не до игр. Я всегда верю мальчишкам, приобщенным к важному делу. Если уж они поверили, то никогда не предадут, не сдадут. Взрослые могут предать, мальчишки — никогда. Конечно, нехорошо обманывать маленьких романтиков, но мне очень был нужен напарник.
— Как попасть к таверне «Под трубой»?
— Это вы мне даете? Настоящий! Шагайте прямо по тропе, мистер! Не сворачивайте! — выдохнул он взволнованно, тряся головой и теряя взгляд, скачущий между мной и зверским клинком.
Ободряюще потрепав его за плечо, я надел солнцезащитные очки-капли, вытащил из моторки пулемет, зажал под мышкой дубинку и рванул по деревенской тропе, вдыхая запахи пальмового масла, жареной и вареной рыбы, простого обеда жителей Бизерты. По левую руку в стороне продолжало скрежетать и трещать, голоса становились все громче и громче. Чувствую, мой таранный пароход натворил на причале немалых бед, владельцы судов с ума, поди, сходят! И никто не может ничего понять.
А мы сейчас вам опять поможем врубиться!
Остановившись, я поднял ствол MG-42 повыше и выпустил в воздух две очереди, патронов по десять каждая. Те, кто хоть раз в жизни слышал, как ревет в работе легендарный «крестовик», поймут, воздействие какой акустической силы может оказать рев этого скорострельного немецкого «бензореза» в мирном сонном городке. Тишина после пальбы длилась недолго. Первой истошно закричала женщина, ее вопль подхватили другие.
Глотка у меня всегда была луженая. В свое время, пока меня не сняли с замковзвода, мог рявкнуть так, что у подразделения колени на плацу подгибались. Ну, применим! И я, набрав в грудь побольше воздуха, заорал на всю округу:
— Людоеды!!! На город напали людоеды! С запада! Они идут через джунгли! Спасайся, кто может, прячьте детей, убегайте!
И еще одна очередь в воздух.
Мамочки мои, что тут началось… Я и сам не ожидал такого термоядерного эффекта. Где-то опять сильно грохотнуло, всю несчастную Бизерту словно энергично подкинули вверх и тут же бросили оземь. Дернулось и завибрировало ржавое железо вокруг, река и береговая зелень. Все вокруг меня будто бы зашевелилось, ожило, запаниковало; вопить начал весь берег, включая мелкое зверье.
В движении по тропе я то и дело издавал панические вопли, настойчиво орал про кровавых людоедов, уже пожравших человек десять, затем увеличил количество до двух дюжин. Пока что операция шла успешно, послышались и другие голоса, вопившие о нашествии кровожадных монстров, раздались первые заполошные выстрелы — кто-то уже начал отражать атаки монстров.
Можно бежать дальше. Закинув пулемет за спину, рванул с новой силой, но уже метров через пятьдесят навстречу заполошно выскочили два невысоких мужичка средних лет с бешеными от волнения глазами.
— Стоять! Вы куда? Трусы!
Они остановились, тяжело дыша и нервно переглядываясь. Похожи друг на друга, наверное, индусские братовья.
— Почему с пустыми руками, где личное оружие? Бегите в жилище, берите ружья и направляйтесь к причалам, там формируется второй сводный отряд обороны! Может, вам повезет немного больше и вы успеете нанести врагу хоть какой-то урон.
— Уважаемый, а что же случилось с п-первым отрядом? — чуть заикаясь, спросил тот, что поменьше ростом, человек действительно индусского происхождения.
— Некогда рассказывать! Как косой самого Дьявола скосило! Все они уже, увы, полегли смертью храбрых! Вон там они погибли, за акациями! — я уверенно показал рукой на запад, где заканчивалась городская территория и начинались самые настоящие джунгли.
— Как? Неужели все… — простонал второй, черненький, похожий на турка.
— До единого! Вместе с мэром, — безжалостно подтвердил я. — Проклятые людоеды очень сильны и быстры, отрезают конечности у живых!
— Может быть, мэр объявил эвакуацию? — Коротыш ткнул брюнета в плечо.
— Эвакуацию? Что вы! Разве от них убежишь… — Я словно со стороны увидел, как страшно улыбнулся несчастным обывателям плотоядно довольный Гоблин, откидывая голову назад и зловеще хохоча.
— Они убили много добрых людей в округе. — Меня несло. — Некоторые горожане неосмотрительно сбежали в лес без оружия и были изловлены дикарями.
Что, испугались? Вот и думайте теперь что хотите.
— Вы владеете саблями? Самое лучшее средство, пулей их сразу не убьешь.
— Но у нас нет сабель! — с дрожью в голосе панически доложил окончательно перепугавшийся второй. — Матерь божья, пусть они пойдут другой дорогой!
— Очень жаль, с хорошими клинками шансы были бы выше. Нам потребуется вся ваша смелость и решимость, парни! Ого, да они опять лезут!
С этими словами я развернулся, быстро сбрасывая с плеча пулемет, и с причитаниями о коварстве страшного противника, засадил еще одну очередь по зелени, старясь брать повыше, чтобы случайно никого не зацепить. Эхо разнесло рев «бензореза» по округе, а когда я оглянулся, мужичков моих уже и след простыл. Точнее, их спины еще тряслись вдали, смешно подпрыгивали, удаляясь вдоль борта ржавой баржи. Не дождались конца инструктажа, что за народец, а? Как теперь с людоедами бороться?
— Стойте, стойте, трусы! Разве ваши ружья лежат там?
Тропа быстро вывела меня на улочку с первым перекрестком. Искомая труба была уже совсем близко. Отсюда было видно, как от района причалов в небо поднимаются клубы черного дыма. Народу не было видно. Словно по закоулкам Бизерты только что пронесся невидимый ураганный ветер, выдувая жителей в неизвестном направлении.
***
Площадь, где находилась таверна, тоже не отличалась многолюдьем.
Я не спешил заходить в заведение: сперва нужно осмотреться и отдышаться, потратив хотя бы минуту-другую. Дома вокруг по большей части представляли собой стальные сараи, переваренные из секций грамотно разрезанных корпусов. На некоторых из них имелись размытые дождями надписи, вывески и граффити.
В этом поликластере, как и в подобных на Амазонке, отдельных самостоятельных магазинов, как таковых, практически не бывает — слишком уж многие хотят заниматься меновой торговлей, а населения относительно мало. Поэтому каждое заведение, будь то таверна, меняльная контора, нормальная лекарня, лавка гомеопата или мастерская — последних особенно много, — держит при себе небольшой прилавок, где клиент может оперативно сдать и поменять все честно или не очень честно добытое. В качестве оплаты может приниматься все, что угодно, в том числе чеки предпринимателей и долговые расписки. Отлично идут патроны любых калибров. Женщины часто рассчитываются солью, если есть. «Шоколадкой» много соли не натаскаешь, а до моря далековато.
Под одной из вывесок рядом с закрытой калиткой, сваренной из железных прутьев, сидел сонный, небрежно одетый белый абориген неопределенного возраста с вытянутой куриной шеей, тихим и каким-то грустным дыханием, усталым лицом и пухлыми от регулярного пьянства глазами. У его раскинутых в стороны ног между шлепанцами лежала закупоренная выструганной конусной пробкой зеленая бутылка.
Добравшись до лавки, на которой он восседал, я, смахивая с лица пот и часто дыша, бесцеремонно подвинул его бедром, плюхнулся рядом и произнес:
— Где тут полицейский участок, есть такой?
— Шериф в городе имеется, — после короткой паузы соизволил ответить местный, мявший желтыми зубами какую-то жвачку. Какая-то слабая наркота, что-то типа насвая или листьев коки.
— И где же он, подскажете?
— Пожалуйста, отчего не подсказать. Шериф недавно уехал на Амазонку — то ли в Кайенну, то ли в Асуан.
— Отчитываться перед Малайцем? — сразу заинтересовался я.
Абориген взглянул на меня чуть внимательней, но все едино без особого интереса, не задела его моя провокация.
— У нас тут, мистер, каждый гуляет сам по себе, словно бездомный кот. Баланс сил, как говорят еще помнящие прошлую жизнь. Сегодня одна команда, завтра другая, надоело… Да и какая нам разница, кто с кем заключает союз? Жизнь простого человека от этого не изменится. Все знают, что приказы шерифа нужно выполнять в точности и не рассуждая, а уж как он общается с равными, не наше дело.
Ему хотелось поболтать, и он с полным знанием вопроса и показной сопричастностью начал неспешно рассказывать, что Фабиан Малаец давеча отошел от дел, хотя продолжает курировать общину дистанционно. Поселился в своем доме, пишет мемуары и изредка приводит в чувство заигравшихся сверх дозволенной меры. Любит обыватель показать, насколько хорошо он знает жизнь крутых и опасных мужчин, умеющих подминать под себя целые общины. В дни, когда я не занят по службе, стараюсь либо сразу свалить от такого всезнайки, либо вставить ему в дыню, чтобы всезнайка унялся и приобщился по-настоящему к реалиям жизни взрослых мальчиков. Но во время рейдов, как учил нас Демченко, сталкер-разведчик должен по необходимости превращаться в настоящего журналиста: со всем вниманием слушать, запоминать и кивать, показывая, как дорого ему бесценное мнение опрашиваемого. И это очень непросто.
— Сегодня уехал? — наконец перебил я болтуна.
— После обеда прошел мимо в сторону причалов.
— Как он выглядит, не его ли я встретил на дороге?
Он описал внешность главного силовика Бизерты и добавил:
— Зря шериф покинул город, замечу, не вовремя… Этот человек не на своем месте.
— Какого уж выбрали.
— Выбрали? Грустная шутка. Его никто не выбирал, мистер, — усмехнулся собеседник. — Просто один из гангстеров решил назвать себя именно так.
— И вы не боитесь это говорить?
— Я маленький, никому не нужный человек, а вы новый человек, который, думаю, глядя на ваш пулемет, надолго здесь не задержится… Кстати, не знаете, что там произошло? — Мужик кивнул в сторону нещадно дымящих причалов. При этом он не показывал никаких признаков настоящей озабоченности, этакий флегматик, даже во время потопа будет сидеть на диване. — Похоже, кто-то собирается разнести наш благословенный тихий городок на части, — добавил он.
— Собирается, — согласился я, устав бороться с проявлениями всеобщей местной лени. — Значит, нет шерифа в городе, обманули вы меня, милейший. А на город тем временем напали банды людоедов. Жрут всех подряд. Негодяи снарядили брандер и направили его прямо на городской причал, где он и взорвался.
— Вот отчего пожар!
— Часть десанта только что высадилась в окрестностях, основные силы неприятеля вот-вот появятся здесь. Мой друг Гвоздь погиб, как последний придурок, жаль его, — с трудом шмыгнул я пересохшим носом. — Я даже пытался его отговорить идти в бой с одной шпагой, но бедняга Гвоздь всегда был упертым чертом. Особенно когда пьян. Водички бы.
— Надо же, — удивился он, и не думая предложить мне способ утоления жажды. — У нас всегда было тихо.
— Всему свой срок, видать, закончились спокойные времена в славной Бизерте, — философски заметил я, вставая. — Скажите, а мистер Зенон Пуцак у себя?
— Наверняка, он с вечера там сидит. Вообще-то бар сейчас закрыт и откроется только после захода солнца, уважаемый, бармен только что убежал… Вот оно что! То-то я и смотрю! — И абориген смачно выплюнул белесый изжеванный сгусток, попав точно в открытую урну, весьма художественно сделанную из пустой бочки. Богато они тут живут, ценнейшие бочки под урны используют.
— Я бы на вашем месте тоже уносил ноги.
— Вы так считаете? Да ерунда, тут всякое бывает, — коротко улыбнулся он, и улыбка выявляла его характер больше, чем в словах; он улыбнулся с выражением совершенного наплевательства.
— Дело говорю. В бухте идет эвакуация.
— Хм-м… Эти людоеды… Они действительно настолько страшны, или это только слухи? — с сомнением проговорил он, доставая из кармана не первой свежести носовой платок и проводя им по загривку.
Все жарче и жарче. Спасительный ветерок спадал. Здесь, внизу, он вообще не чувствовался, ни малейшего дуновения, листья безжизненно свисали с кустов, растущих между двумя сараями. Как же мне его выгнать с лавки? Такой вдумчивый свидетель не нужен.
Одуряющая, цепенящая духота всегда делает человека ленивым и вялым. Обычно вместе с жарой наступает тягостная, унылая тишина, когда не слышно даже пения птиц, и лишь издалека доносится слабый звон цикад. Расслабились они тут. Нещипаные.
— Сущие чудовища, вот что я скажу… — Как же я устал долдонить одно и то же. — Рвут людей на части, у них есть специальные кованые клещи с длинными рукоятями. Насилуют во все места, а потом съедают. И женщин, и мужчин. Да… А что это там, на дереве, шевелится?
— Наверное, обезьяны, мистер, они тут частенько появляются, — уже несколько неуверенно ответил он, вглядываясь.
— Какие обезьяны? — спросил я, делая вид, что тоже напрягаю зрение.
— Местные. Обычно они рыжие такие, с желтыми пятнами на морде… Видите?
— Ничего не вижу, — ответил я с честной досадой, так как при всем желании ничего и не мог обнаружить. — Нет, приятель… Это не обезьяны… Черт возьми, похоже, там шевелится что-то покрупнее!
— Что? — наконец-то встревожился он.
— Говорят, людоеды хорошо и быстро лазят по деревьям, — зловеще бросил я шепотом и еще раз посмотрел на тянущийся за корпусом большого сухогруза ровный ряд пальм, листья которых еле слышно шептались на затихающем ветру. — Встаньте рядом, с моего места эту тварь видно хорошо…
Тут мужик не выдержал и резко вскочил.
— Извините, тогда мне пора! — крикнул он, не дослушав, и мелко перекрестился, почему-то повернувшись к решетчатой двери. — Вам за угол! Там сразу увидите крашеную железную дверь, стучите громче, а я побежал!
— Желаю счастья и удачи, старина! — ответил я душевно и добавил: — Полагаю, она вам скоро понадобится.
Вывески с названием таверны были навешены на рыжее железо сразу в двух местах: на торцевой стене без окон и дверей и непосредственно над входом. Знаменитая труба тяжело нависала над главным питейным заведением Бизерты. Только я подошел поближе к бару, как тяжелая входная дверь с шумом распахнулась, и оттуда на улицу вывалился здоровенький детина в выцветшей джинсовой паре и с помповым ружьем в руках.
— Ты еще кто такой? — быстро спросил бритый наголо человек с приметным шрамом, словно от удара саблей, скользяще прошедшейся от центра лба до левой скулы, наискосок. Редко увидишь на лицах такие страшные отметины, чаще всего после подобных ударов люди не выживают. Зато по облику — типичный негодяй-пират.
— Вали к причалам, парень, тебя уже ждут, — буркнул я, не желая глушить человека фактически на площади, и, слава Богу, этих слов хватило. Детина, оценив меня немилым взглядом, убежал, вышибая пыль тяжелыми ботинками. Вот и иди.
Но дверь-то закрылась!
Вспомнив ценный совет любителя жвачки, я принялся что есть силы барабанить кулаком по железному листу клепаного дверного полотна. Затем потыкал торцом мангровой дубины. Около минуты под моими ударами все вокруг вибрировало и громыхало. Наконец, чуть скрипнув, отодвинулась латунная заслонка дверного глазка, из достаточно небрежно вырезанного круглого отверстия показался край морщинистого лица, а затем и карий глаз.
— Что надо? Мы закрыты.
— Надо, если стучу. Че ты пялишься, открывай!
Зрачок забегал, стараясь побыстрей рассмотреть, что и кто находится рядом со мной, затем в дыре показались потрескавшиеся губы, что-то отрывисто прочавкавшие на неизвестном мне тарабарском языке. Что ж, на то и поликластер, кого тут только нет.
Как же слепит без очков! Дверь открывается внутрь темного помещения, где после яркого дневного света действовать будет непросто, а времени на адаптацию не предусмотрено планом операции. Надо закрыть один глаз.
— Что там еще стряслось? — прозвучало на испанском.
— На английском говори, дикарь!
— Да кто ты такой? — прохрипел сторож. Что-то мне начал надоедать этот вопрос.
— Я только что прибыл из Доусона с посланием от Капитана Дика Стивенсона. — Вариант представления себя в качестве посланника я выбрал заранее.
— Очки сними.
— Нет проблем. Срочное дело к Зенону. По поводу недавней резни в Кайенне.
Охранник кабака хмыкнул и, это почувствовалось даже через дверь, несколько озадачился. Событие действительно неординарное. Озадачился, но не сдался.
— Если вы помощник Капитана, то у тебя должен быть знак, — потребовал он.
Недолго думая, я повернулся боком и задрал рукав просторной футболки, показав ему свою татуировку на плече времен вэдэвэшной молодости. Тут такое дело: в любом месте Платформы-5 взрослый мужчина поймет, что изображение парашюта просто так никто себе колоть не станет, перед тобой серьезный человек, не болтун. Носитель подобной татуировки почти гарантированно является представителем неких сил специальных операций, как бы они ни назывались у разных народов и стран.
И сторож почти выстоял! Приоткрыв дверь, он вопросил из темной щели.
— А где же бумага от Дика Стивенсона? — Налитый свинцом взгляд стража крепости вонзился мне в зрачки.
Вытащив из кармана свою записную книжку, я наугад развернул.
— Здесь все написано.
— Давай.
— Бери, — сказал я и ударил в дверь плечом.
Мужик оказался не карликом, не задохликом, уперся сразу, так что взломать оборону сходу не получилось. Тогда я вложился еще раз со всей наглостью, лихим напором и силой. Так шарахнул всем телом, словно был отлит из чугуна. Еще разок! Схватка у ворот крепости проходила в полной тишине, мы оба молчали.
Да чтоб тебя удав укусил! Еще!
Крепкая дверь отлетела, приземистая фигура в белесом пустынном камуфляже от удара приземлилась задницей на пол — шмяк! Мелькнули перекошенная от злости широкая физиономия охранника и отлетающий в сторону кусок металла. Я раскрыл оберегаемый от солнечного света правый глаз и тут же опознал помповое ружье. Схватил! Отдай! Черт, да он его за ремень держит! Человек уже вцепился в мою правую ногу, стараясь увлечь за собой, вниз. Освещения для хорошей драки в помещении закрытого бара было явно недостаточно — лишь два тусклых масляных светильника на стойке. В заведении что-то громко звенело колокольчиками и ритмично постукивало.
Хлопнула закрывающаяся дверь. Никак не могу освободиться! А надо! Потому что слева появились взлохмаченная голова второго противника, настойчиво требовавшая своей доли внимания. С силой махнув дубиной наотмашь на уровне его башки, я услышал глухой стук и стон. В таких ситуациях все навыки дрыгоножества и рукомашества часто оказываются бесполезными — на тебя наваливаются всем скопом, и борьба переходит в возню на нижнем уровне.
Не вижу ничего, темень! Не выпуская захваченного оружия, я упал сверху, прямо на первого охранника, старясь придавить его ударом тела. Ремень соскочил с плеча, и помповое ружье наконец-то освободилось. Противник тут же с силой извернулся на живот и попытался встать. Ох, и здоровый! Хорошо, что мне помогала практика поединков с Кастетом, таким же вертким коротышом, человеком с очень сильными руками и крепким ударом.
Даже у главного поселкового гангстера не может быть много подручных — дефицит кадров сказывается и в криминальной сфере. Для такой численности населения хватит и десятерых, тем более что в случае необходимости можно мобилизовать еще пару десятков временных помощников, в итоге получив настоящую армию. И еще человека четыре у шерифа, вот и все силовики анклава. Группу они ехали брать не втроем, а целой оравой. Так что почти наверняка мои противники лично участвовали в захвате ребят.
Похоже, первый охранник заведения и, скорее всего, телохранитель главного гангстера общины до сих пор еще ничего толком не понял, слишком быстро все произошло. Не ждал нападения, расслабился. Ну, а чего ему бояться — община молодая, свой городок, удаленный, замкнутый, кто тут может рыпнуться… Не был он готов к столь коварному нападению. Едва широкомордый понял, что лежит на полу, как весь мой вес накрыл его сверху.
Но форму крепыш набирал быстро. Он вновь вывернулся и уже был готов к дальнейшей борьбе. Удар коленом в бок — и пространство передо мной закружилось, зашаталось, трофей вылетел и лег на пол.
— Лежа-ать… — прошипел я, увидев, как крепыш пополз за жизненно важным для него стволом. Зараза, как же мешает пулемет за спиной! Но куда мне без пулемета, дьявол его забери?
Я схватил широкомордого за лодыжку и рывком потянул назад. Стрелять не хочу: ведь идут первые секунды схватки, а еще не появившийся на поле боя Зенон мне нужен живым. Как только вылетит первая стреляная гильза, услышат все, начнется непредсказуемое.
Дубина тоже куда-то улетела. Слева раздался еще один стон, похоже, второй противник быстро очухивался, а борьба с первым недопустимо затягивалась. Лопатки нехорошо обдало холодным страхом в ожидании удара чужой пули или ножа, сердце забилось с такой скоростью, что зашумело в ушах.
Теперь помпа лежала в стороне. Крепыш зарычал, выругался по-испански и выгнулся, стремясь перевернуться и расчетливым ударом ноги оттолкнуть меня подальше. Пулемет же есть! Ухватив правой рукой холодную сталь ствола, я буквально содрал MG-42 с плеча и, чувствуя, как от усилия трещат сухожилия, все-таки обрушил тяжесть «крестовика» на врага. Сразу бросив ствол, я подтянулся ближе и с короткого замаха послал кулак левой руки в заросшую черной бородой скулу. С реакцией хорошего боксера крепыш откинул голову, и кулак лишь скользнул по густым жестким волосам. Я же акробатическим прыжком встал на ноги, гарантированно перекрывая ему доступ к огнестрельному оружию.
Какие-то секунды, а как все затянулось! Миндальничаю!
Есть, встал! Где кто?
Подняв помповик, я ухватил его за рукоять и со всей дури ударил стволом о землю, выводя оружие из категории годного к эксплуатации. А вот и моя дубинка. Ну и что теперь, парни, мыло и мочало, начинай сначала?
Елки, да тут, оказывается, не просто музыка играет, а в струю — веселенькое кантри! В запале схватки, когда все мои чувства были сконцентрированы на мельчайших движениях противника, я и не заметил, что весь этот цирк с дубинами имеет соответствующее музыкальное сопровождение — звук шел из закрытой двери слева. Зуб даю, там этот самый Пуцак и сидит, музычку слушает под вискарь местного розлива.
Второй противник, держась за голову, наконец принял вертикальное положение. Он еще держался за край длинной широкой полки, тянущейся от кронштейна почти у самой двери к углу помещения, но уже представлял реальную опасность. Крепыш пока ворочался лежа. Я не собирался ждать, когда он придет в себя окончательно. Почти без паузы, после кругового замаха, призванного помешать приблизиться второму, если тот рискнет, я воткнул рукоять мангровой дубинки в живот широкомордого, отчего жертва забулькала, словно попав в непроходимое сибирское болото где-нибудь под Томском. Этот скоро не встанет, проткнул я его крепко. Еще неизвестно, встанет ли вообще, даже с медпомощью.
И тут же яростно повернулся ко второму.
— Скажи, крестьянин, что написать на твоем надгробье, прежде чем я распорю это жирное брюхо? — Противник стоял напротив. Это был высокий мужчина с резко очерченными, злыми чертами лица и копной некогда иссиня-черных, а теперь прилично поседевших волос. Молодец, держится вполне бодрячком, широко расставив длинные ноги в бежевых парусиновых штанах.
— Отчего это жирное, гад? — обиделся я не на шутку. На крестьянина не обиделся, тут он абсолютно прав, мы ить родом из деревни под Нижним Новгородом. А высшее образование так и не получил, какие тут могут быть обиды.
Все веселее и веселее, обормот вытащил почти такой же нож-боуи, что я оставил пацану в заводи. На левую руку он успел намотать большой кусок тяжелой ткани с бахромой по краю, похожей на скатерть. А вот это уже плохо, гладиатор, да и только! Теперь моей дубинкой его не возьмешь.
Длинный, приняв удобную стойку, он легко клевал влево-вправо кистью с тяжелым тесаком, словно хороший повар с мусатом во время горячей поры дорогого корпоративного ужина, когда капризным клиентам все нужно выдать вовремя и прямо с ножа. Нападать нельзя. Если решительный, пусть и малоопытный человек с таким ножом решит вас зарезать, то он почти всегда это сделает — пара быстрых шагов и выпад. Левой же гладиатор успеет блокировать любой мой первый удар, хоть ногой, хоть дубиной. И стойка у него правильная, подвижная, прыгучая, с маневром.
Нельзя рисковать. Даже если отскочу с легким ранением, вся операция будет поставлена под угрозу срыва. Будь сам по себе — рискнул бы. Но я отвечаю за пацанов, они где-то здесь.
Сделав обманное движение, я перехватил дубинку в левую руку и метнул в него тяжелую черную палку с вращением, а не как копьем, никуда толком не целясь. Тот умело закрылся локтем обмотанной руки, потеряв меня на миг, которого мне хватило, чтобы успеть выхватить пистолет.
Дистанция была плевой, «люгер» выстрелил всего один раз, удовлетворенно выдохнув струйку дыма. Пуля вошла точно в лоб, заставив его безвольно согнуть колени и сползти по стене на грязный дощатый пол.
Жаркая была битва, жаль, недолгая. Всего полторы минуты.
Главный мафиозо наверняка услышал роковой выстрел, не мог не услышать. Музыка тут же стихла, но я, подняв с пола трофейный тесак и палку, уже был возле стенки, собранной из бамбуковых стволов и отделяющей его персональный кабинет от остального пространства таверны, и сразу решительно потянул дверь на себя.
— Здрасьте! — зашел, вежливо поздоровался с силуэтом, встающим из-за небольшого стола, и тут же, хорошо закрутив, швырнул по цели любимую дубину. — Меня зовут Гоблин, и это захват.
***
Стол действительно был маленьким. Узкий, тесный. Не начальственный какой-то.
В остальном же кабинет главного официального гангстера Бизерты выглядел шикарно. Обставлен в викторианском стиле: массивная темная мебель, головы животных и поблекшие картины с изображениями кораблей на стенах, полки с книгами и приятный слабый запах парафина, исходивший от двух ламп. Над рабочим местом имелось прорубленное пониже единственное небольшое окошко. Из него открывался вид на рядок фруктовых деревьев, оплетенных лианами, так что хозяин мог, не вставая с кресла, видеть и эту растительную красоту, и спрятавшееся в ветвях птичье гнездо. На широкой полке стоял удивительный агрегат красного дерева, были такие раньше, «радиолы» назывались. Помню такой аппарат у деда, «Ригонда» или «Рогнеда», забыл уже. Дед ловил на нем подрывные передачи вражеских радиостанций и прослушивал толстые черные пластинки.
Именно эта радиола была сделана некогда знаменитой фирмой «Телефункен».
Хорошо он устроился.
Я поддел кончиком ножа человеческое ухо, на загляденье ровно и аккуратно отрезанное, поднес к глазам, поморщился и стряхнул на столешницу.
— А теперь, Зенон, докладывай по порядку.
И опять сел на стол.
— Не вой ты так! Мне уши закладывает, а тебе? Коротко и быстро: где вы собирались держать их до получения выкупа?
Примечательный экземпляр. На вид страшноватенький, местные его наверняка боятся, как огня. Ишь, как зыркает, волчара! Даже сейчас не может себя унять. Хорошо откормленный, аккуратно стриженый мужик с короткими белесыми волосами на массивной голове, нос широкий, ломаный, как у боксера, весь к крови. Кровь размеренно капала на легкие бриджи с изображенными на них морскими рыбами и лодками.
— Повторим урок? — предложил я, поднимая тесак, словно собираясь еще разок рубануть им вдоль черепа, но уже с другой стороны. — Я все запомнил правильно? Итак, в группе захвата было семеро… Пленников, если ты не врешь, никто не бил, не мучил. Пару раз покормили. О’кей, сейчас начну повторять все услышанное, но мне это уже надоедает, смотри, опять разозлюсь.
— Святая мать, за что мне все это…
Он еще спрашивает! Гангстер стиснул зубы и, прижав окровавленный платок к голове, принялся шипеть от боли, не отводя глаз от поигрывающего перед ним лезвия. Хорошо следит. С вестибулярным аппаратом у него все в порядке, в отличие от порядка в голове — он еще не полностью оценил последствия происшедшего.
Ножа боится. Я бы тоже забоялся, отрежь мне кто ухо в такой ситуации.
— Все-все, тихо, убираю… А ты надеялся, что будешь сидеть в безопасности вечно? Каждый бандит должен быть готовым к тому, что когда-нибудь к нему придет настоящий шериф, смелый и сильный, — поведал я назидательно. — На всякого волка найдется свой волкодав. Это я. Продолжай.
И Зенон Пуцак наконец-то заговорил нормально, а ведь только что утверждал, что я блефую! Без завываний и шипения он рассказывал мне о том, что Кастета и Змея совсем недавно увезли на пароходе. И сделал это не кто иной, как шериф города! Тот самый, о котором мне поведал наркоша на площади!
Что-то долго я, как заправский неудачник, занимаюсь самым противным делом — жду и догоняю. Кажется, вот-вот ухвачу добычу! Сеть дрожит в руке, вибрирует, сигнализируя об улове, можно тянуть! И ты осторожно тянешь, наклонившись над бортом, вглядываешься, готовишься, чтобы перехватить рыбину, а она, сволочь, в последний момент разжимает зубастую пасть, отпуская ячею — хлюп! — щука с вывертом взлетает в воздух и падает в воду. Хлоп хвостом — как и не было.
Спрятав клинок в ножны, которые были ему немного велики, я вытащил трофей дня — хромированный «Кольт-Кодьяк», чудовище с шестидюймовым стволом и характерным барабаном без дол, и прицелился ему в живот.
— Вы с ним в доле?
— Тебе какая разница, русский, это не твоя земля… Я могу закурить? — бросил он косой взгляд в сторону лежащей на углу стола пачки «Кэмел».
— Дыми, но не забывай говорить. Хочу знать, насколько здешние власти побратались с преступностью.
— Настолько же, насколько и везде. — Он зло дернул плечом, демонстративно закурил, выщелкнув из мягкой пачки сигарету без фильтра. Сунул в рот… и замер, вперившись в меня полным ненависти взглядом. — И не ври мне, что у вас иначе.
Я промолчал, ожидая продолжения.
— Без согласования с шерифом такие операции проводить нежелательно, — пояснил он, — это внешние сношения, чужих взяли. И люди непростые. Тем более что приехали на джипе, а его так просто сюда не пригонишь. Незнакомых белых людей на автомобиле здесь никто еще не видел.
— Выкупом шериф заниматься будет или Малаец?
— А вот это уже не наше с тобой дело, смертный, Фабиан сам решит. Если узнает, — хмыкнул напряженно хозяин кабинета.
— Не твое дело… — машинально поправил я. — Постой-ка, приятель! Ты хочешь сказать, что пока что Малаец не в курсе?
Вопрос действительно был риторическим, заданным чисто на эмоции, — теперь и он в свою очередь промолчал.
— На чем отправился шериф?
— Разъездной пароход «Сайпан».
— Как выглядит?
— Ха-ха! Все равно ты его не догонишь, русский, этот «Сайпан» — быстрая посудина. — Зенон с силой размочалил в железной пепельнице недокуренную сигарету. — Небольшой, быстрый, зеленый корпус, труба скошена.
Вот трахома, как говорит Кастет! Да он же повстречался мне по пути сюда! Именно это я и называю невезухой! Знать бы раньше… Мне хватило бы пяти минут хода на полной скорости, чтобы догнать чертов «Сайпан» и решить все проблемы еще пару часов назад. Даже швартоваться не стал бы к борту такой мелочи, катер все равно понесло бы по течению Ишкеля, можно и позже подхватить. Прыжок на палубу, пара хороших пинков: «Здрасьте, я Гоблин…» — ну, вы знаете.
Это было настоящее распутье судьбы, от которого шли две дороги: короткая и длинная. Я поступил логично, но пошел по длинной. И винить-то некого!
— Мне нужен еще один платок, — попросил гангстер, кивнув на выдвижной ящик стола.
— Бери, — кивнул я. Там ничего нет, кроме смятой белой тряпки. Он его уже открывал, рассчитывая успеть вытащить револьвер. Не успел.
Зенон с легким скрипом выдвинул рассохшийся ящик, вытащил белоснежный платок, которому предстояло стать красным, а затем почему-то взял его еще и левой рукой.
И тут мне под ложечку кольнуло, словно иголкой пырнули.
Чуйка сработала!
Бросив револьвер на пол, я обеими руками схватил его за запястья, стараясь не дать Зенону развести руки и высвободить чеку ручной гранаты, скрывавшейся под куском хлопчатобумажной ткани. Платок свалился набок, явив мне внешне безобидный шарик с выпуклыми ребрами жесткости — австрийскую ручную гранату «Arges»! Корпус пластиковый, начинена стальными шариками, очень неприятная вещь!
Напрягая все силы, мы начали этот дикий армрестлинг, настоящую борьбу за жизнь. Сила у него в руках оказалась звериная, к тому же противник работал спиной, разводить руки в стороны ему было легче, чем мне удерживать их на месте вытянутыми руками. Да и сидел Зенон удобней. Я с силой сжимал пальцы, стараясь продавить сухожилия, он же попытался боднуть меня головой, но не доставал.
Все, не могу! Зенон дернул плечами.
Щелк!
Освобожденная граната упала на стол, и он тут же зарядил мощный хук левой рукой. Я не стал уклоняться, сразу уходя в длинный задний кувырок. Перевернулся и, забыв об оставленном возле двери пулемете, на четвереньках, быстро, как в комедийном фильме, перебирая конечностями, вылетел в зал. Еще один кувырок, и я оказался за стойкой бара, прикрыв голову руками и вжавшись в пол.
Ба-бах! Тугой взрыв ручной гранаты резко качнул деревянную стену внутрь бара, но бамбук, из которого была сделана основа, выдержал. Внутрь полетели ошметки краски, щепа, надо мной промчался вихрь стеклянных осколков, в ушах тоненько зазвенело. Дверной проем мгновенно заволокло серым дымом, С потолка сыпалась крошка, над головой поплыл тонкий полог сизого дыма пополам с пылью. На какое-то время воцарилась такая тишина, что, казалось, слышно было, как оседает поднятая взрывом пыль.
— Твою мать, бой в Крыму… — прошептал я, поднимая голову.
Медленно поднялся, отряхнулся, проверил ушибленное колено. Вот что значит работать в городе без наколенников. Но я не мог появиться здесь в спецназовском облачении: перебор. Рация цела? Фу-ух, вроде не разбил. Прислушался. С улицы раздались крики и какие-то хлопки, похожие на выстрелы. И опять тишина.
— Гранаты любишь, дядя? — буркнул я, боязливо заглядывая из-за угла в кабинет.
В кабинете неприятно пахло кислотой. Дыма было уже немного, он собрался под потолком, а легкий сквознячок медленно выносил его наружу. Зенон Пуцак лежал на полу боком, отброшенный с кресла взрывной волной. Лицо у гангстера просто отсутствовало, осколки срезали мясо до костей черепа. Жертва нападения неизвестных к опознанию была непригодна — ни рожи, ни отпечатков пальцев.
Вот так он решил уйти, заранее поняв, что в живых я его не оставлю… Еще и меня хотел прихватить. Достойно, уважаю.
Я еще раз осмотрел ящики стола. В левом нашел еще две гранаты «Arges» и пригоршню патронов. Забираем, не считая. С револьвером ничего не произошло, так что награда нашла героя. Сунул его под футболку, понимая, что такое оружие на улице светить нельзя. А вот мой верный друг и товарищ немецкий пулемет пострадал: один из осколков воткнулся в кекс магазина, разворотив жестяной корпус. Теперь из MG-42 можно стрелять только одиночными Ладно, пес с ним, там всего-то патрона три оставалось.
Первый противник, лежавший возле входной двери, в беспамятстве еще корчился, схватившись за живот, и что-то хрипел через кровавую пену, скаля прокуренные зубы. Одна пуля ушла на контроль. Наклонившись над вторым, я расстегнул его брючный ремень и стянул ножны для боуи, висевшие на левой стороне пояса: пригодятся.
Минус три. Пора уходить. Если сейчас в таверну вломятся еще желающие подраться, то автоматического оружия у меня не будет, придется, как настоящему ковбойцу, работать пистолетом и револьвером. Нет, не получится, из такого чудовищного револьвера лучше стрелять с двух рук, с ним на медведя ходить можно.
Что там, на дворе?
Никто не несся навстречу с оружием наперевес, не лупил очередями и одиночными. Прокатывает пока, серьезных сбоев нет. Пошатываясь, я пересек площадь и в полном изнеможении приземлился на уже знакомую скамейку, чувствуя, как тело мгновенно покрылось липким потом. Да уж…
Если бы у меня была сигарета, закурил бы и начал ругаться — медленно, вдумчиво, образно, с бесстрастной необходимостью. Сигареты не было. Переведя дыхание, достал компактную фотокамеру, которую сумел сохранить в целости, и теперь спокойно принялся делать снимки. В Бизерте начался уже настоящий переполох, по площади регулярно кто-то пробегал, не оглядываясь по сторонам и не обращая на меня ни малейшего внимания. В лесу то и дело хлопали выстрелы. Со стороны джунглей, ближе к реке, два раза послышался рев пароходной сирены, а потом донесся и далекий, протяжный вопль, напоминающий боевой клич каких-нибудь команчей.
Со стороны улочки, что подступала к маленькой площади с юга, показалось быстро движущееся облачко желтоватой пыли, впереди которого, подобно полководцу на лихом коне, охваченному атакующим порывом, приближался самодельный грузовичок с цветастым тентом. Широко известное изделие типа «тук-тук», вроде того аппарата, что я видел на берегу главной бухты. Разве что кузов подлинней.
Водитель этого чуда техники, смяв грубо сваренным коробчатым бампером рядок низких кустов, с жутким скрипом тормозов остановил машинку возле одного из железных домиков. И тут же вывалился из кабины. Внутри таратайки в жуткой тесноте сидело не меньше дюжины пассажиров, нервно оглядывающихся по сторонам и сжимающих в руках баулы, большие высокие корзины с какой-то снедью и двух черных поросят, братиков моего напарника. Люди молчали. Одежда, пошитая из одного отреза ярко-зеленой хлопчатой ткани, наводила на мысль о большой дружной семье. Тут же выяснилось, что водила, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что коробочка забита доверху, подъехал сюда для дополнительной загрузки.
Через минуту из двери выскочила всхлипывающая женщина средних лет с ребенком на руках, водитель следом тащил пару мешков со скарбом. Завидев их, сидевшее в кузове грузовичка семейство зашевелилось, люди загалдели, пытаясь потесниться, взвизгнул, заставив меня напрячься, поросенок. Как они туда вместятся? Но после кратковременной, очень шумной и бестолковой перебранки все притащенное имущество и новые пассажиры были погружены. Операция прошла с удивительной сноровкой и быстротой, заставив меня поверить в высокий профессионализм владельца автотранспорта. Водитель поспешно прыгнул за руль, звучно хлопнула уполовиненная дверца. «Тук-тук» мелко затрясся, выбрасывая сиреневые клубы выхлопа, но почти сразу движок поперхнулся и смолк.
— Приплыли! — усмехнулся я.
Пассажиры тревожно посматривали назад поверх открытого борта. Раздалась громкая ругань, серия чиханий, и вот мотор затарахтел громче. Грузовик, чуть не задев угол дома, вывернул на другую улицу и в облаке пыли умчался в сторону бухты.
А население-то эвакуируется! Во, Гоблин, дел ты натворил! Любо-дорого смотреть, высокий класс.
Следом на площади появилась цепочка решительно настроенных мужчин числом семь, вооруженных чем попало. На всех приходилось две винтовки, один двуствольный дробовик и один длинный лук, остальные были вооружены длинными копьями, и у всех мачете, которыми они наверняка владели мастерски. Главным оружием группы были, конечно же, самозарядные чешские ZH-29 с магазинами-десятками. Знакомое оружие. Мы уже давно предполагаем, что раз ни чехам, ни словакам на Северной материке своей селективки не досталось, то Смотрящие уделили им внимание в другом, решив оружейные локалки поликластеров Южного материка укомплектовывать чехословацким нарезным оружием. Вплоть до пулеметов: единого ZB-50, ручного ZB-26 и станкового ZB-53/Vz.37 под хороший, массовый винтовочный патрон 7,92x57. Здесь локалки вообще редки, большинство из них было найдено и опустошено до нас, а чешские пулеметы мы находили только в окрестностях Нотр-Дам.
Интересно получилось. Чехословакия до 1939 года была почти нейтральной страной для всей Европы, оружейной наследницей распавшейся Австро-Венгрии, и ее стволы были массовым экспортным оружием от Англии до Китая и Южной Америки. У них был сбалансированный состав стрелковки: и оборонительные, и наступательные пулеметы, неплохая винтовка с возможностью переделки как в автомат с родными 25-патронными магазинами, так и в снайперку. Во Второй мировой войне чешское оружие применялось всеми сторонами. Англичане использовали закупленные пулеметы, немцы — все подряд в качестве удачных трофеев.
Человек, идущий в колонне последним, призывно махнул рукой, громко предлагая присоединиться к великолепной семерке. Я в ответ тоже махнул и крикнул, что жду лодку и речную группу. Да, поддержим! Сейчас же пойдем вверх по реке, чтобы огнем прикрывать сухопутных патриотов с воды. И колонна удалилась в сторону деревьев.
Шухер: похоже, я примелькался.
В лесу опять послышались выстрелы. Что там такое, с кем они воюют?
Слушай, Гоб, а не накликал ли ты реальной беды? В таком случае не рассиживаться надо, а быстренько рвать когти. С трудом поднявшись со скамьи, я как можно быстрей потрусил к тропинке, ведущей к тихой заводи, где оставил катер. Повернул за угол и сразу почувствовал себя так, словно со спины сняли тяжелый рюкзак.
