Чет задыхался. Рана у него в груди поджила, но продолжала гореть и пульсировала болью. Он остановился, привалился к большому валуну и посмотрел вниз. Огни Леты остались далеко позади.

– Не стой, – сказал Гэвин. – Надо двигаться дальше.

Чет продолжал смотреть на город. Он думал об Ане, о тревоге в ее глазах, о том, что, в конце концов, она, похоже, смогла примириться с собой – хотя бы отчасти. Он говорил себе раз за разом, что ничего не может для нее сделать, по крайней мере, сейчас. Но что если это было не так?

– Я оставил кое-кого там, внизу.

– Все твои друзья мертвы, либо в реке. Вернешься – и тебя схватят. Таковы голые факты.

«Он прав, – подумал Чет. – Река – она же была прямо у них за спиной. Что еще ей оставалось делать? И ведь этого-то она и хотела. Разве нет? – Чет встал, обернулся к городу. – Может быть? А может быть и нет. Я могу сказать себе все, что угодно, но правда-то мне известна. Правда в том, что Ана мертва. Я мертв, Гэвин мертв, Мэри и все те детишки – они тоже мертвы. Но Триш и моя малышка – они живы. И если я хочу, чтобы они продолжали жить, нужно идти». Он кинул последний долгий взгляд на город внизу. Сделал глубокий вдох, стиснул зубы и пошел дальше, так быстро, как только мог в почти полной темноте. «Господи, Ана, я надеюсь, ты обрела покой».

– Заряди пистолеты.

– Уже зарядил.

– Оба пистолета. Там, куда мы идем, тебе понадобится каждая пуля.

Чет подумал, не потратить ли одну пулю, чтобы вышибить деду мозги. Вместо этого он достал второй револьвер и принялся перезаряжать его на ходу.

– Днем на дороге нам делать нечего – будем там, как на блюдечке.

– Я знаю, ты уже говорил.

– Придется дать кругаля, но по этому пути мало кто ходит. Много пещер, есть где укрыться. Там сможешь передохнуть.

По словам Гэвина, ключ был спрятан в одной из гробниц на окраине Стиги вместе с остальными его сокровищами, которые дед успел собрать за долгие годы. Чет на это не купился. Сеной предельно ясно дал ему понять, что доверять этому человеку не стоит. Чет был почти уверен, что ключ спрятан где-то среди вещей Гэвина, он просто не смог его обнаружить. Но Чет намеревался так или иначе это выяснить – как только непосредственная опасность минует их.

Грохот копыт позади, в ущелье.

– Всадники, – сказал Гэвин. – По крайней мере, трое. Прячься.

Чет поспешно убрался с дороги и укрылся в тени большого камня. Спустя секунду мимо пронеслись галопом три лошади.

– Спешат, – отметил Гэвин. – Похоже, люди Карлоса.

В темноте трудно было что-либо разобрать, но Чету показалось, что Гэвин был прав. Он встал и снова пошел вперед. Вскоре они свернули с главной дороги в узкое, каменистое ущелье.

– Мне надо передохнуть, – сказал Чет. – Недолго.

– Ладно. Как насчет вон там, наверху, под тем козырьком? Если кто попробует к нам подобраться, можно будет прыгнуть на него сверху.

Преодолев короткий подъем, Чет обнаружил пещеру. Забравшись внутрь, он рухнул без сил на покрытый песком пол. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и у него ломило каждый мускул, каждую кость. Снаружи набирал силу ветер, взметая песок. Низкий вой пронесся по ущелью, и Чет мог только надеяться, что это ветер. Его мысли незаметно обратились к Триш, и, к своему ужасу, он вдруг понял, что ему все сложнее и сложнее вспомнить ее лицо. Чем дольше он находился здесь, в Чистилище, тем чаще земная жизнь казалась ему лишь прекрасным сном.

– Чет, – сказал Гэвин, и что-то в его голосе заставило Чета открыть глаза. – Расскажи мне о Синтии, твоей матери. Как ей удалось… То есть, я думал, она умерла. Я думал, они все умерли. Что произошло?

Чет сел, зло глядя на Гэвина.

– Ты их убил. Вот что произошло. Пытался убить их всех, а теперь делаешь вид, что тебе не плевать?

Гэвин поморщился.

– Это не так. Это не то, что…

– Слушай, ты, задница. Я здесь не для того, чтобы ты мог облегчить свою совесть, или чего еще тебе там надо. Не дашь мне ключ – можешь отправляться в Ад.

Гэвин опустил глаза. Потом, спустя долгую минуту, он заговорил опять:

– Ключ. Что для тебя этот ключ?

– Мне он нужен. Нужен, чтобы спасти мою жену. И мою дочь.

– Дочь? У тебя есть дочь? – И, шепотом: – У меня есть правнучка? – Тут лицо у него застыло. – Спасти их от чего?

Чет не ответил.

– Поговори со мной, Чет. Хочешь ключ – тебе придется со мной разговаривать. Как ключ должен помочь твоей дочери?

– Ключ мне нужен, чтобы вернуться.

– Вернуться? То есть, обратно на Землю?

– Да, потому что ты облажался, – сказал Чет. – Ты оставил Ламию в живых. Короче, если ты сейчас…

– Ламия? – Гэвин явно был ошарашен. – Чет, погоди, в этом нет никакого смысла. Ламия до сих пор жива? До сих пор на Земле?

– Да, до сих пор. И у нее моя Триш.

У Гэвина был такой вид, будто весь мир только что перевернулся вверх тормашками.

– Ламия? – выплюнул он. – Будь проклят тот день, когда я впервые увидел эту ведьму. Скажи мне, Чет, почему ты думаешь, что ключ вернет тебя на Землю?

Чет зло расхохотался.

– Что, пытаешься выкрутиться? Знаешь, Сеной предупреждал меня о тебе. Сказал, что ты будешь лгать и изворачиваться.

– Сеной – это кто?

– Хватит строить из себя идиота, – рявкнул Чет. – Я знаю, что произошло. Он мне все рассказал. Рассказал, как ты украл у него ключ. Что ты продал души собственных детей.

Гэвин зажмурился так, будто хотел отгородиться от всего мира.

– Слушай, – сказал Чет. – Я тут не затем, чтобы вершить возмездие или еще из-за какой херни. Мне на тебя плевать. Я просто хочу спасти жену. Так что давай сделаем так: ты отдаешь мне ключ, а я – клянусь – я дам тебе сколько угодно ка-монет, и мы разойдемся, каждый своей дорожкой. Как тебе это?

– Сеной, – сказал Гэвин. – Ты говоришь о человеке с черной, как сажа, кожей и золотым обручем на голове? – Он смерил Чета взглядом. – Да, явно о нем. Так этот самый Сеной, он послал тебя сюда по мою душу, да? Ключ добыть?

Чет не ответил.

– Чет, Сеной… Он использует тебя.

– Да, забавно, что ты это говоришь, потому что Сеной так и сказал…

– Чет, твою мать! – заорал Гэвин. – Да плевал я, что там тебе Сеной наболтал! – Он понизил тон. – Я не ищу ни сочувствия, ни прощения, мне только нужен шанс кое-что исправить. И… и… черт, спасти мою правнучку. А теперь, если ты тоже хочешь ее спасти, тебе придется послушать, что я скажу. Тебе придется выслушать правду. Потому что твоя жена и дочь, они умрут, и самой худшей смертью, если ты этого не сделаешь. – Гэвин поглядел Чету в глаза. Он ждал.

Помолчав секунду, Чет резко выдохнул.

– Давай, я слушаю.

– Я застрелил их. Это правда. Давай сразу с этим покончим. Я застрелил Ламию. Я застрелил обоих моих мальчиков. Что ты должен знать, так это почему я их застрелил.

Впервые я увидел Ламию на венгерской границе. Это еще на войне было. Наш патруль проезжал мимо лагеря беженцев, и ее как раз собирались сжечь заживо. Наши глаза встретились, и она взяла меня за душу, сразу, намертво. Я попал под ее чары. Освободил ее, конечно, угрожая застрелить всякого, кто попробует мне помешать. Был там один старик, он умолял меня оставить ее, говорил, она ведьма, она пьет у детей кровь. Господи Всемогущий, не было потом ни дня, чтобы я не пожалел о том, что не послушал того старика.

Привез ее с собой домой, на Моран-Айленд. У нас пошли дети, двое мальчишек, потом Синтия. Нельзя сказать, чтобы я был хорошим человеком. Можно, конечно, винить во всем войну, то, что она сделала со мной, или Ламию. Но мне кажется – по большей части меня просто вечно тянуло на неприятности. Если чья душа и заслуживает вечного проклятья, так это моя. Но когда дело касалось детей, особенно моей девочки, я поступал правильно. Всегда.

– А потом настала та ночь. Та проклятая ночь. – Гэвин помолчал, глядя перед собой невидящими глазами. – Я услыхал ее, знаешь, еще когда из машины выходил. Ее крики. До костей меня пробрало. «Папа, папа», – раз за разом. Никогда в жизни так не бегал. Подумал, может, медведь, или собака бешеная в дом пробралась. Вот так она кричала. Вытащил пистолет, вбежал… К тому, что там увидел, я, конечно, готов не был.

Они лежали на полу, подстелив под себя красное одеяло. Ламия, голая, вся в поту, лицо и руки в крови, глаза закрыты. Вид у нее был утомленный. Рядом лежал человек, мужчина, которого я прежде не видел, кожа гладкая, будто смазанная жиром, черная, как ночь, и тонкий золотой обруч на голове. Он тоже был весь в крови – лицо, шея, грудь. А потом я увидел моих ребят, вот только они больше не были моими ребятами, кожа покрыта чешуей, вместо глаз – какие-то провалы. И они что-то прижимали к полу.

Гэвин помолчал; глаза у него были влажными.

– Это была Синтия, моя девочка. Бледная, неподвижная. Я подумал, она мертва. – Он прочистил горло и продолжил звенящим от эмоций голосом: – Нож, вот этот самый, который сейчас у тебя, лежал рядом с ней. Видно было, где они ее порезали, вверху с внутренней стороны бедер. Еще они ее расписали, ее собственной кровью – она вся была покрыта какими-то знаками. Не знаю, сколько я там простоял. Помню только, что не мог шевельнуться, не мог даже дышать. А потом один из ребят заметил меня и издал какой-то адский вой, и, клянусь, у меня просто крышу снесло. Я выстрелил в него, выстрелил прямо в грудь, потом – в его брата, Дэйви. Ламия приподнялась, села, и тогда я выстрелил и в нее тоже, два раза. Потом тот странный человек открыл глаза, и я увидел, что это не человек. Он попытался сесть, попытался что-то сказать, но он почему-то был очень слаб, еле двигался. Две последние пули я вогнал ему в грудь, но он все смотрел на меня этими своими глазами. Моя жена с ребятами, все трое, убежали – вон из комнаты и через заднюю дверь… А я остался, стоял и смотрел на это создание. Взял с пола нож, который лежал рядом с моей несчастной Синтией, вот этот твой нож, и всадил ему прямо в сердце. Убил его. Вот только, похоже, не совсем.

Гэвин опять помолчал, нахмурившись.

– Взял винтовку, фонарь, и пошел за Ламией. После этого все стало каким-то мутным, будто меня там и не было, будто отчасти я уже был мертв. Она была сильно ранена, и я отыскал ее по кровавому следу – она была у ручья, неподалеку от форта, который я для ребят выстроил. Стояла на коленях и царапала что-то на земле красным квадратным ключом, покрытым какими-то странными символами. Я выстрелил ей в голову, а потом просто стоял и смотрел на эти странные знаки, которые она нарисовала, пока из нее вытекала кровь.

А потом я услышал их голоса, голоса моих ребят. Они были в форте. Я просто не мог вынести этого – не мог взглянуть на них хоть еще раз. Боялся, что дам слабину. Поэтому я просто поджег форт и сжег их. Сжег заживо своих собственных сыновей. – Гэвин прикрыл глаза, будто пытаясь избавиться от видения. – После этого… Все, чего я хотел – это чтобы боль кончилась. Сунул дуло винтовки под подбородок и нажал на курок.

Он замолчал; ветер снаружи набирал силу. Гэвин открыл глаза.

– Вот только – как тебе, думаю, уже прекрасно известно – никто не может вот так просто взять и сбежать от своих грехов. Урок, который до многих тут, внизу, доходит слишком поздно. Я очнулся, стою, смотрю на собственное мертвое тело, а пламя лижет небо над фортом моих ребят. Я услышал какой-то странный звук, который шел от того места, где лежал ключ. Я наклонился, поднял ключ и тогда тот квадрат, который Ламия нарисовала на земле, вдруг открылся, как дверь в самую черную темноту, какую я когда-либо видел.

И тут я услышал вой со стороны болота. Луна и звезды исчезли, и я почувствовал страх, какого никогда не знал. Я был уверен, что Сатана идет забрать меня. И я заполз в ту дверь. Из одного кошмара в другой. С тех пор я только и делал, что старался забыть ту ночь… Пока не появился ты.

Вдалеке грохотал гром. Чет пристально глядел в лицо Гэвину, стараясь разглядеть, что там, за этими резкими чертами, стараясь найти ответ – правда ли то, что говорит ему этот человек.

– Ты должен это знать, – сказал Чет. – Моя мать умерла, покончила с собой.

Гэвин стиснул зубы, и в его глазах Чет увидел боль, настоящую боль. «Что бы он ни задумал, – подумал Чет, – маму он любил. Это, по крайней мере, действительно так».

– Демоны Ламии, – сказал Чет. – Это они свели ее с ума. Довели ее до этого.

– Чет, револьвер. Возьми его.

– Что?

– Пистолет. Тот, что в моей сумке.

Чет, нахмурившись, поглядел на котомку.

– Давай, доставай.

Чет достал, повертел пистолет в руках.

– Вставь ноготь в тот большой винт. И поворачивай.

Чет сделал, как ему было сказано, выкрутил винт. Накладка на рукоятке отошла; внутри лежал ключ, красный медный ключ.

– Я тебе не враг, Чет. Другого способа доказать это у меня не было. Я хочу… того же, что хочешь ты… спасти твою дочь и убить Ламию. Это все, чего я желаю. Подумай, прежде чем бросать меня здесь. Если есть хоть какие-то шансы спасти твою дочь, вместе у нас их будет больше.