Чет стоял над обрывом; внизу катил свои воды Стикс. На плече у него была метла, которую он нашел в амбаре, и с нее свисала голова. Это была голова его дочери, вот только это было не так. Это была Ламия. Он завернул ее в какие-то тряпки, чтобы не видеть – не видеть длинного, болтающегося черного языка, не видеть злых глаз. Ключ открыл им путь вниз, ключ помог Чету спуститься в своей нынешней, плотской форме; благодаря ключу Чет смог пронести с собой голову Ламии. Дети следовали за ним – или, скорее, за ними. Это было долгое путешествие – по крайней мере, несколько дней, а может, и недель. Трудно было сказать, потому что время в Эребе как-то теряло смысл. Но дети всю дорогу следовали за Ламией. У Чета было такое ощущение, что они пойдут за ней куда угодно, пусть даже в Ад. Но его путь лежал не в Ад.

Одного ребенка Чет нес на руках. Это была девочка, совсем еще малышка. Она была совершенно бесплотной, но все же льнула к нему, будто это не имело значения. У нее были глаза ее матери. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ – как делала каждый раз.

А еще на метле висел мешок. Он поставил метлу к крупному валуну, усадил дочь на землю и развязал мешок. Оттуда выкатились три головы: Билли, Дэйви и Сеной. Во плоти, как и он сам. Без ключа он бы их сюда не пронес. Билли и Дэйви злобно воззрились на него, а Сеной печально глядел на темные, подернутые туманом воды.

Чет поднял Билли и Дэйви, шагнул к обрыву. Они шипели на него и щелкали зубами, но, когда воды внизу, под ними, вспенились, когда тысячи искаженных страданием лиц поднялись, чтобы посмотреть на них, потянувшись к ним тысячью скрюченных рук – они притихли.

Чет бросил их в реку. Плеснула вода, головы зашипели, будто раскаленные угли, и, пуская струйки пара, пошли ко дну. Руки вцепились в них, терзая. Некоторое время еще были видны их глаза – светящиеся точки, которые, тускнея, погружались все глубже и глубже. А еще Чет слышал их крики – крики ярости.

Чет, наклонившись, поднял с земли Сеноя.

– Чет, пожалуйста. Понимаю, моя вина несомненна. Перед тобой, перед Богом. Но я, как и ты, был околдован. Ты должен это понимать. Не откажи мне, по крайней мере, в милосердии Леты. Чет, я умоляю тебя.

Чет поднял голову Сеноя так, чтобы они смотрели друг другу в глаза.

– Мне хотелось бы, чтобы ты взял кое-что с собой. Чтобы оно всегда было при тебе. Это имя – Гэвин Моран.

Сеной вздрогнул.

Чет швырнул голову ангела в реку. И смотрел, как ею играют волны, как руки ловят ее, вцепляются в глазницы и вырывают язык, как утягивают ее все глубже и глубже в черные, черные воды.

Чет взял на руки свою дочь, Эми, и долго стоял так, прижав к себе ее призрачную фигурку. Они оба просто глядели, как река медленно катит свои волны внизу. Торопиться больше было некуда, чувство спешки куда-то исчезло. «Смерть – это навсегда», – подумал Чет, и впервые позволил себе как следует взглянуть на эти земли. «Какое грандиозное и печальное место – Чистилище, – подумал он. – Прекрасное и ужасное. Хорошее место, чтобы искать себя».

– И, – сказал он тихо, поглядев на Эми, – может быть… однажды… место, где можно обрести покой.

Он забросил метлу на плечо, и дети, которые успели разбрестись, вновь собрались вокруг. Он в очередной раз попытался их пересчитать, но, как всегда, сбился. Их было, по крайней мере, две сотни. То есть, теперь, наверное, больше, потому что Чет подбирал каждого ребенка, который встречался им по пути. Тех, кто не мог идти сам, он роздал детям постарше, чтобы те их несли.

Он двинулся дальше по дороге, ведущей вдоль реки. Когда другие души видели его – мертвец, ведущий за собой сонм детских душ, с метлой на плече и чьей-то головой, болтающейся на метле, – они отступали в сторону и глядели вслед с изумлением и трепетом. В ответ на все вопросы Чет повторял только одно – идите следом.

Чет пришел к докам и принялся ждать. Ожидание не было долгим. В тумане проступили очертания баржи. Паромщик заметил Чета, детей, и его губы тронула еле заметная улыбка.