– А ну, не подходи, чтоб тебя! – крикнула Триш, резко развернулась – прочь от Ламии, – увидела на дальней стороне крыльца, позади Чета, высокую темную фигуру.

– Берегись! – крикнула она, но Джером уже схватил Чета сзади, обхватив его, как медведь, и, прижав его руки к бокам, оторвал от земли.

Выстрел. Пуля проделала дыру в настиле крыльца. Чет испустил вопль, похожий, скорее, на рычание, он бился и брыкался изо всех сил, но здоровенный садовник даже не вздрогнул.

– Беги! – проорал Чет.

Пальцы, жесткие, как древесные корни, вцепились Триш в руку, вывернули ее, и выдернули ребенка из ее объятий. Триш сопротивлялась изо всех сил, но она была совершенно беспомощна против этой женщины, этого существа.

Ребенок заорал.

– Отпусти ее! – закричала Триш, пытаясь отнять дочку.

Ламия толкнула Триш и та покатилась вниз по ступенькам крыльца. Нога девушки застряла между двумя досками. В колене что-то щелкнуло, и ногу Триш пронзила острая боль. У нее вырвался крик, и она стиснула колено руками.

Ламия принялась укачивать ребенка, легонько прикоснулась к ее ротику одним пальцем, и проворковала:

– Ну, ну, тихо. Все хорошо. Мы у мамы.

Ребенок перестал плакать, как бывало всегда, стоило ей только оказаться у Ламии на руках.

– Мама, – послышался голос, много голосов. Это были дети; сотни и сотни теней двигались вверх по склону холма.

Ламия подошла к Чету.

– Чет, милое мое дитя, ты оставил меня. Почему ты ушел от меня? – Ее серебряные глаза пульсировали.

Лицо Чета исказила ярость.

– Пошла ты на… – Он не закончил.

Гнев, ярость вдруг ушли прочь, исчезли, а им на смену пришло… «Что? – подумала Триш. – Любовь? Жажда?» Тот же, да, тот же взгляд, что и у детей, которые уже успели заполонить весь двор, глядя, как один, на Ламию так, будто она была любовью всей их жизни.

– Я так соскучилась, – промурлыкала Ламия.

Чет рассеянно кивнул. Его взгляд ни на секунду не отрывался от глаз Ламии. Она провела пальцем по его шее, по руке, аккуратно вынула пистолет у него из руки и бросила с крыльца во двор. Потом забрала нож, жадно стиснула, точно давно утраченное сокровище. Кивнула Джерому, и он усадил Чета на пол, продолжая придерживать за плечо.

– Чет, а ключ?

Чет сунул руку в карман плаща, вынул ключ на кожаном шнурке и отдал его Ламии.

– Мама, – не переставая, бубнили дети. Они были уже на ступеньках, теснились у самых колокольцев, подступая так близко, как только осмеливались. Один из них задел за нити; послышался еле слышный, нежный звон, и все они разом отшатнулись.

«Колокольчики, – подумала Триш. – Колокольчики!» Она дернула за нити. Колокольцы зазвонили, и дети отступили еще дальше, зажимая ладонями уши. Старые нити рвались легко, чуть ли не расползаясь у нее под пальцами.

– Что это ты делаешь? – прикрикнула Ламия. – А ну, прекрати!

Обрывки ниток упали на ступеньку. Барьера больше не было. Детские лица засветились радостью, и они бросились вверх по лестнице, смеясь, хихикая, и зароились вокруг Ламии. Каждый старался прикоснуться к ней, провести рукой по волосам, по платью, пальцам, губам и глазам.

– Пошли прочь, – прошипела Ламия. – Вы все. – Ее лицо исказилось, превратившись в ужасную маску, злобную и жесткую. – Прочь от меня!