Глава 33
Как-то раз Артур рассказал ей о переключателе погоды, который родители прятали в подвале. К тому времени Эмма уже давно перестала бояться своего воображаемого спутника, потому что он больше ни разу не показался ей в своем ужасающем шлеме. Эмма беседовала с голосом в шкафу тайно, чтобы родители не узнали.
С той ночи, когда она впервые увидела Артура, Эмма больше никогда не заходила в спальню родителей. Даже днем.
И мама перестала приходить к ней в комнату, чтобы рассказать сказку перед сном. Это прекратилось в тот день, когда она потеряла ребенка, в чем Эмма долгое время винила себя, хотя и не знала почему. Артур успокаивал ее и объяснял, что она не виновата в том, что у нее не будет братика. И взял на себя роль вечернего сказочника. Во всяком случае, до тех пор, пока ее отец как-то вечером не заметил, что Эмма говорит со шкафом, и на следующее же утро договорился о приеме у детского психотерапевта.
После более двадцати сеансов отец был рад, что его дочь избавилась от больных фантазий. А Эмма чувствовала себя так, словно потеряла друга. Она скучала по голосу, который рассказывал ей веселые истории о переключателе погоды, способном менять времена года, чтобы отцы, не желающие идти с дочками на игровую площадку, могли сменить солнце на дождь.
И поскольку эта теория звучала так же убедительно, как и история о старике с белой бородой, который за одну ночь успевает развезти миллионы подарков детям по всему миру, в один прекрасный день Эмма отправилась в подвал на поиски этого легендарного переключателя.
К сожалению, она нашла только запирающий вентиль термостата в котельном отделении, и в доме длительное время было холодно, после того как она успешно отключила отопление.
Переключатель погоды так и не удалось обнаружить. К сожалению. Потому что сегодня Эмма с удовольствием выключила бы ранние сумерки, мороз и колючий ветер, который начал покусывать ее лицо, как только она закрыла дверь и вышла из-под защиты навеса.
– Ну и погодка, – возмущался Паландт, идущий впереди.
Она подняла воротник своего пуховика и последовала за соседом, с трудом поспевая. Эмма не могла не восхищаться его прямой походкой и хорошей осанкой. С раком или без, прежнее артистическое занятие Паландта и сегодня приносило свои плоды. В отличие от нее он не шаркал неуверенно ногами, не семенил и не сопротивлялся порывам ветра, нагнувшись вперед с видом побитой собаки. Он переложил пакет с медикаментами из одной руки в другую и бросил взгляд через плечо:
– Это очень мило с вашей стороны. Но вы не обязаны делать это для меня.
«Забрать свой сотовый, пока вы его не вычислили? О, если бы вы только знали, как необходимо мне это сделать».
Правда, о «хочу» не могло быть и речи. Эмме было достаточно ужасов внешнего мира, которые она уже пережила сегодня, и она имела в виду не погоду, а улицы, фонари, незнакомых людей!
Действие диазепама ослабевало, и Эмма уже не зевала беспрестанно, но зато в ее затылке снова поселился страх.
В каждом припаркованном автомобиле на заднем сиденье поджидала тень. Фонари освещали не те отрезки пути и специально оставляли целый мир, полный опасностей, в темноте. А ветер, поднимающий снег с земли, завывал так громко лишь для того, чтобы поглотить все звуки, которые могли предупредить ее о грозящей беде. Ветер и правда так сильно ревел в ее незащищенных ушах (впопыхах Эмма забыла надеть на голову платок), что перекрывал даже транспортный шум Хеерштрассе.
Они как раз проходили мимо углового дома, чьи владельцы догадались посыпать дорожку песком, как Паландт до смерти напугал Эмму. Он неожиданно обернулся к ней и громко спросил:
– А вы уже были у меня?
Эмма совершила ошибку и подняла на него глаза, из-за чего не заметила запорошенную выбоину в земле и споткнулась. Она почувствовала резкую боль до самого колена, взмахнула руками и потеряла равновесие. В следующее мгновение вокруг ее запястья железным наручником сомкнулось кольцо, и невероятная сила дернула ее вверх, где она наткнулась на что-то твердое, что снова обхватило ее.
Паландт!
Он схватил ее за руку, рванул к себе и спас от падения.
– Спасибо! – произнесла Эмма, слишком тихо для такого ветра и слишком испуганно от того, что находится в руках костлявого соседа, чью силу она, похоже, недооценила. Она попыталась нащупать в кармане скальпель и застонала, когда поняла, что не найдет его в своем пуховике. Потому что скальпель лежит в корзине для грязного белья, куда она машинально бросила свой влажный халат, прежде чем переодеться в пуховик.
«Я безоружна», – подумала она.
И от этой мысли страх стал еще сильнее.
«Думаю, это была не самая удачная идея. Я лучше вернусь домой» – вот что она хотела сказать Паландту, прежде чем развернуться и побежать к своему дому.
– Думаю, это было… на грани, – единственное, что она смогла выдавить из себя.
В глазах у нее стояли слезы, от боли, от страха и, конечно, от холода. Эмма заморгала, испугавшись, что вода может замерзнуть прямо на ее линзах.
– Я имею в виду, у моей мамы, – продолжил Паландт, отпуская Эмму, но держа руки наготове, чтобы в любой момент подхватить, как отец, который учит ребенка кататься на велосипеде.
– Вы когда-нибудь бывали в гостях у моей мамы, когда она еще жила здесь?
Эмма помотала головой.
– Ничего, – сказал Паландт и, если Эмма не ослышалась, тихо рассмеялся, но ветер поглотил все звуки. – Она всегда была чудачкой.
Остаток пути они молча шли рядом друг с другом, пока Эмма во второй раз за день не оказалась перед домом номер 16а. Во второй раз поднялась по крытой лестнице, чтобы всего через несколько секунд увидеть дом изнутри при свете.
– Мне очень жаль, но у меня не так уютно, как у вас, – извинился Паландт и хотел взять у Эммы пуховик, но ей показалось, что в доме слишком холодно.
Если верить старому ртутному термометру на стене, в прихожей было около шестнадцати градусов. В остальных комнатах не лучше, как заметил сам Паландт.
– К сожалению, мои финансовые возможности не позволяют мне постоянно топить во всех помещениях. Но мы можем сесть в гостиной перед камином, я приготовлю нам чай.
Эмма поблагодарила, но отказалась.
– Вы хотели дать мне телефон.
– Конечно, разумеется. Подождите, пожалуйста.
Паландт положил пакет с медикаментами на комод и исчез за дверью, которая располагалась слева от прихожей и, как предполагала Эмма, вела в ванную комнату.
«Он там хранит мой сотовый телефон?»
Эмма воспользовалась его коротким отсутствием и еще раз осмотрелась в прихожей.
Почта уже не лежала на полу перед входной дверью, вешалка для одежды по-прежнему пустовала. Как и стиропоровая голова без рта и глаз, которая, видимо, предназначалась для парика Паландта.
В колеблющемся свете старой лампочки, которая свисала с потолока, голова манекена отбрасывала человеческую, почти живую тень. Эмма подошла ближе и увидела, как сверкнуло что-то светлое; слабое поблескивание на матовой поверхности.
Она протянула руку, провела по грубому стиропору и затем посмотрела на свои пальцы.
«Нет!» – мысленно вскрикнула она. Взмахнула рукой, потерла ладонь о бедро, потом еще раз о куртку, но волос, длинный светлый ЖЕНСКИЙ ВОЛОС, который прилип к ней с манекена, никак не хотел отцепляться от пальца.
– Все в порядке? – услышала она за спиной Паландта, который как раз вышел из ванной.
Эмма повернулась к нему, к его очкам, к его натянутой улыбке – и к его тонким пальцам хирурга, которые были одеты в облегающие латексные перчатки и держали пакетик для заморозки.