Глава 22
Задняя дверь.
Единственное, о чем Эмма могла думать, завершив разговор.
Тело ее переключилось в режим бегства, усталость как рукой сняло, а голова даже прояснилась. Страх быть обнаруженной разогнал туманную пелену диазепама.
По крайней мере, на какое-то время.
Здесь должен быть задний выход, подумала она.
Только не через переднюю дверь. Снова перешагнуть через почту на полу, сбежать по ступеням вниз и угодить прямиком в руки владельца манекена для парика, который вернулся домой и как раз вылезает из машины?
Значит, назад.
И только прочь.
Если этот дом, как и большинство в поселке, построен в двадцатых годах прошлого века, то у него такой же план с выходящей на террасу гостиной.
Эмма побежала по коридору и открыла первую дверь справа, за которой находилась просторная, еще более темная комната.
Сначала она испугалась, что наружные жалюзи опущены, но это были всего лишь тяжелые, пропахшие пылью и дымом портьеры, которые она раздвинула одним рывком.
И действительно, большие французские окна вели в длинный, узкий сад.
Окна были старые, и мир за волнистыми стеклами представал, как в объективе «рыбий глаз». Но искаженный вид могучих ив, корявых фруктовых деревьев и лежащих повсюду заснеженных валунов абсолютно не интересовал Эмму.
Она услышала шаги в прихожей, втянула застоявшийся пыльный воздух, подавив кашель, и попыталась как можно бесшумнее повернуть ручку окна против часовой стрелки.
Когда она потянула заклинившую дверь, раздался пронзительный звук, от которого грозили лопнуть барабанные перепонки. Трезвонило на весь дом. Громче любого школьного звонка, который возвещает начало большой перемены.
Сигнализация?
Но не мог же Паландт оставлять входную дверь незапертой, а выход в сад поставить на электронную сигнализацию?
Это не имело смысла, да и, судя по бедности гостиной, здесь нечего охранять.
Диван справа от Эммы был наполовину прикрыт старыми газетами, на другой половине из подушки торчала пружина. Журнальным столиком служил перевернутый ящик из-под пива. Со стен смотрели примитивно нарисованные лошадиные головы, в комнате не было ни стола, ни книжных полок, ни ковров или стульев. Зато сразу у двери на половике стояла уродливая статуя собаки. Фарфоровый лабрадор в сидящей позе, который мог использоваться в качестве подставки для зонтов. Эмма подумала о Самсоне.
Если бы он был сейчас рядом!
Кроме этого, поперек комнаты стояла витрина из шпона, криво, как будто при переезде рабочие в спешке поставили ее куда попало.
Определенно ничего, что было бы интересно ворам, но все-таки резкий звон только что пронзил тишину.
Эмма вспотела, во рту пересохло, но диазепам и адреналин отлично работали в связке. Страх окрылил ее, усталость отошла на второй план. Эмма даже заметила, что прозвонило только один раз – необычно для сигнализации.
Она выпустила оконную ручку и уже собиралась надавить плечом на заклинившую раму, как услышала голоса.
Иностранные голоса.
Албанцы, словенцы, хорваты?
Этого она не могла сказать точно, лишь то, что ни один из голосов не принадлежал А. Паландту, потому что оба мужчины, которые, видимо, сначала позвонили в дверь и теперь с агрессивными воплями шли по коридору, выкрикивали фамилию владельца дома.
– ПАААЛАНДТ??? ПААААЛАНДТ!!!
Один, хриплый и осипший, звучал как после операции на гортани. Другой, лающий, голос, казалось, шел прямо из брюха бультерьера.
Между выкриками они шипели друг другу что-то на родном языке, но звучало это далеко не дружелюбно.
– АААНТОН???!!!
Итак, Эмма выяснила его имя, но по-прежнему не знала, как выбраться отсюда.
Она тщетно дергала и толкала дверь террасы. Ее заклинило, или она была забита гвоздями, в отличие от двери, через которую Эмма попала в гостиную. И которую сейчас пнули с такой силой, что та едва не слетела с петель.
Не обернись один из мужчин к своему спутнику из-за неразборчивого комментария, Эмму немедленно бы обнаружили. А так у нее была секунда, чтобы шмыгнуть в сторону, мимо пустого шкафа-витрины, за которым она хотела спрятаться и который, как оказалось, закрывал вид на то, что было ее спасением: проходную дверь.
Она стояла открытой, и Эмма проскользнула в нее, пока мужчины ругались на своем языке.
«Они меня видели?»
Эмма не стала терять время на раздумья, не смотрела назад, только вперед, где обнаружилась лестница.
Она вела вдоль стены наверх.
«Наверх» – это хорошо…
Во всяком случае, лучше, чем вниз… в подвал, куда спускаются только в фильмах ужаса, когда угрожает опасность. Но не в чужом доме, спасаясь от незнакомых мужчин, которые ищут незнакомого соседа, чтобы сделать с ним то, для чего им, вероятно, не нужны свидетели.
Поэтому Эмма взялась за узкие перила и постаралась бесшумно, насколько это было возможно, подняться по стертым деревянным ступеням.
За спиной у нее раздался грохот – видимо, типы опрокинули витрину. Зазвенело стекло, но еще громче было ее собственное дыхание.
Добравшись до второго, еще более темного этажа, Эмма на ощупь направилась вдоль стены с грубыми обоями к двери.
Заперта. Как и другая дверь, напротив.
Этого не может быть.
Эмма пошла дальше, на яркую полоску в конце коридора. Там оказалась еще одна дверь, из-под которой свет проникал в темный коридор, напоминающий ей туннель. Но и эту дверь не удалось открыть.
Эмме хотелось кричать от злости, страха и отчаяния, но это уже делали мужчины на первом этаже.
– ПАААЛАААНДТ!
Не только их крики, но и шаги становились все ближе. Грубые тяжелые сапоги, которые поднимались по ступеням намного быстрее, чем Эмма.
Она подалась влево, потеряв ориентацию и уже не зная, стоит ли в направлении улицы или сада, и подергала за очередную ручку.
Ничего.
В отчаянной последней попытке она со всей силы навалилась на дверь – и почти влетела в комнату.
Запнулась, отпустила дверную ручку, приземлилась коленями на пол, покрытый ковром. В последний момент успела выставить вперед локти, чтобы не удариться головой.
Она тут же поднялась и закрыла дверь изнутри.
«Они слышали меня?»
У Эммы закружилась голова. Пытаясь найти какую-либо опору, она схватилась за комод, рядом с которым и опустилась на колени – не осознавая, что всего несколько часов назад уже пыталась прятаться точно так же.
Спиной к стене, лицом к большой кровати.
Здесь было теплее, чем в остальном доме. Она чувствовала запах пота и еще какой-то другой, немного гнилостный запах.
Либо портьеры здесь были не такие плотные, как в гостиной, либо волнение обострило ее чувства. В любом случае Эмма видела больше, чем просто тени и очертания.
В спальне Паландта, где она, очевидно, находилась, доминировала древняя кровать с балдахином.
Кровать была красиво заправлена, из-под покрывала в стиле пэчворк выглядывали края пышного одеяла.
Подушки всевозможных размеров аккуратно стояли в три ряда в верхней трети кровати.
Как в отеле, подумала Эмма и возненавидела это сравнение.
– ПАААЛААААНДТ?
Мужчины, поднявшись наверх, дергали за ручки и ломились в те же двери, что и она, разве что делали это не так осторожно.
Дерево трещало, петли скрипели.
И Эмма не знала, куда спрятаться.
Под кровать?
Нет. Там они проверят в первую очередь.
Больших шкафов в комнате не было, только платяная штанга на колесиках, вешалка для пиджака у окна и ночной столик прямо перед Эммой, на котором стояло пол-аптеки: баночки с таблетками, спреи, блистеры и прочие медикаменты.
Неожиданно Эмма перестала воспринимать что-либо, кроме монотонного шума в ушах, но вскоре затишье перед бурей закончилось. Дверь спальни распахнулась, ударилась о край комода, рядом с которым она сидела на корточках, и Эмму ослепило.
Резким, ярким светом.
Потолочная лампа беспощадно освещала кровать и все вокруг.
И ее тоже.
Эмма закрыла глаза – не потому, что наивно полагала: раз она никого не видит, то и ее не увидят, а потому, что ошиблась.
Штуковина рядом с окном оказалась вовсе не вешалкой для пиджака, а еще одним манекеном для парика. Но уже не лысым, как тот внизу, в прихожей, – на этой пенопластовой голове был нахлобучен грубо выполненный длинный светлый парик.
«Что я, дура, наделала? Куда я только попала?»
С одной стороны два вышибалы, с другой – извращенец.
Она услышала, как пара сапог вошли в комнату, но все еще на решалась открыть глаза… и вдруг зазвонил ее сотовый.
Громко, пронзительно. Как сигнализация до этого.
Черт, черт, черт!
Пот выступил через все поры, словно это была не комната, а сауна.
Эмма знала, что теперь все кончено. Что она даже не успеет позвать на помощь, когда вытащит сотовый из кармана брюк и ответит на звонок, но все равно попыталась.
Слишком поздно.
Она держала телефон в руке. Смотрела на темный дисплей и проклинала того, кто выдал ее двумя звонками. Раздался грязный смех мужчины с басом бультерьера.
Эмма широко открыла глаза, почти ощущая дыхание смерти, но там никого не было.
И смех стал тише, удалился от спальни, вглубь коридора, вместе со стучавшими по половицам сапогами второго мужчины.
Лишь когда оба спустились вниз, до Эммы дошло, что звонил не ее телефон, а телефон бультерьера.
С таким же стандартным рингтоном, как у нее. Звонящий рассмешил мужчину, и, видимо сказал обоим нечто, что заставило их прервать поиски.
«Сваливайте, мы нашли Паландта».
Или:
«Забудьте про соседа, появился другой заказ».
Или:
«Привет, это я, Антон Паландт. Меня еще называют Парикмахером. Я знаю, что вы вломились ко мне домой, но не могли бы вы быстро подъехать в другое место? У меня тут проблемы с одной умирающей проституткой».
Что бы то ни было, Эмма чувствовала себя так, словно позвонивший спас ей жизнь.
Пока.
Она поднялась, держась за край комода, и задумалась, не схватить ли с тумбочки одну из баночек с таблетками – сейчас, при ярком свете лампы, она разглядела надписи предположительно на кириллице. Но претворить это решение в дело у нее уже не получилось.
Прямо перед ней колыхнулись подушки.
Покрывало изогнулось, образовав в нескольких местах бесформенные выступы, как живот беременной, внутри которого толкается малыш.
Затем из-под одеяла высунулась рука, и лысый, худющий мужчина сел в постели.
