Так и оставшийся для меня безымянным бандит не обманул – ну прямо местный Робин Гуд.

Словно по заказу через два дня после разговора у моста барон объявил сбор своей тысячи. Охрану этого участка реки передали другой тысяче, от которой после боев осталась всего пара сотен. Что ж, пришло время отрабатывать свой жалкий гонорар. Впрочем, жаловаться грех – нашу полусотню поставили на общее довольствие, так что вопрос, чем кормить прожорливых, как кабаны, диких отпал сам собой. А вот на вооружение не дали ни данга, так что казна легиона была практически пуста. Гном ходил по лагерю смурной и постоянно косился на Утеса, явно желая умыкнуть у того дорогущий артефакт. Он вообще отдал магические побрякушки только после того, как усилил кулоны толстыми металлическими цепочками – чтобы не потеряли.

На закате к нашему лагерю подошла дородная дама в цветастом платье и в кричащих украшениях. Рядом с дамой шел грустный мальчишка. На первый взгляд мальцу было не больше тринадцати лет.

Местная цыганка быстро определила, кто здесь главный, и направилась прямо ко мне. И только когда они подошли вплотную, я понял, кто это такие. Мальчик был не совсем мальчиком.

– Хмурый сказал привести тебе… – Женщина запнулась, явно не зная, можно ли называть девочку девочкой. – В общем, привести.

– Плату передать тебе? – спросил я, жестом подзывая Турбо к себе.

Гном горестно закатил глаза и на ходу начал шарить в своем кошеле.

– Нет, – растянула ярко накрашенные губы мадам. – Хмурый сказал, что делать добро нужно бесплатно.

– Правильно сказал, – кивнул я, чем вызвал широчайшую улыбку на лице гнома.

Внезапно цыганка обняла девочку, которая тут же уткнулась ей в подол.

– Прощай, малышка, – прошептала дама и, утерев концом платка слезы, подтолкнула юную ведьму ко мне.

Та пыталась уцепиться за юбку своей временной опекунши, но дама отодрала ее от своего подола и быстро пошла к городу.

Девочка ссутулилась и затряслась от страха.

Я присел на корточки, чтобы мои глаза находились ниже ее.

– Привет, меня зовут Илья, и мне очень нужна твоя помощь.

От удивления девочка перестала дрожать и впервые посмотрела на меня.

Да уж, действительно, ведьма – глаза у нее были разного цвета. Это выглядело странно, но симпатично.

Улыбка в такой ситуации мне показалась лишней, и я грустно вздохнул:

– Видишь этих зеленоватых ребят?

Девочка перевела взгляд на замерших в отдалении диких и снова задрожала.

– Они большие и могут показаться страшными, но добрее существ я в жизни не встречал… – Заявление, конечно, спорное, но я успел узнать у Медведя, что в горных селениях к детям относятся очень заботливо. – Проблема в том, что их могут ранить, а лечить я их не умею. Хуже всего то, что злые колдуны могут легко управлять ими, и защитить этих страшных здоровяков может лишь маленькая девочка. Если, конечно, бабушка научила ее творить руны хаоса. Ну, что скажешь, сможешь ты защитить этих ребят?

Девочка еще раз посмотрела мне через плечо, и теперь в ее глазах не было страха – лишь любопытство с толикой жалости.

Бинго! Если удается вызвать в женщине хоть каплю жалости, общение с ней становится в разы проще, как и манипуляции. Только стоит заметить, что в амурных делах этот прием действует неоднозначно. Интим из жалости временами случается, но очень редко, и почти всегда носит временный характер.

– Я мало знаю рун, – тихо пискнула девочка и поспешно добавила, заметив досаду в моих глазах: – Но бабушка научила меня рунам отторжения. Они защищают от ментального контроля. И еще я хорошо разбираюсь в травах и умею зашивать раны.

Девочка так старалась убедить меня в своей полезности, что вызвала добрую улыбку. Эта улыбка и успокоила ее окончательно.

– Прекрасно, назначаю тебя архиятром легиона.

– Кем? – нахмурившись, спросила девочка.

– Главным лекарем. – Ну не объяснять же девочке, что я совсем заигрался и раскидываюсь направо и налево римскими терминами. – Теперь скажи мне, архиятр, как тебя зовут.

– Тирика.

– Прекрасно, могу я называть тебя Тири?

Внезапно губы девочки задрожали.

– Что случилось?

– Меня так называла бабушка, – вздохнула мой архиятр, но быстро успокоилась и даже вымученно улыбнулась. – Но вы тоже можете меня так называть.

– Но только я. – Грозно нахмурившись, я встал и приглашающим жестом указал в сторону нашего лагеря. – Для остальных ты архиятр Тирика, на «вы» и с максимальным уважением. По должности ты равна приору.

В глазах Тири мелькнул отблеск любопытства:

– А кто это?

Ну вот, раздутое новыми впечатлениями и терминами любопытство быстро выжигало нерешительность и страх. Надеюсь, мне удастся использовать это, чтобы создать стену между ее прошлым и будущим.

– Это тот, кто управляет декурионами и командует манипулой. – Вытянувшееся лицо девочки позабавило меня. – Разберешься в этом позже. Прежде всего, нам предстоит решить, как ты будешь защищать наших легионеров от липких щупалец тальгийских магов.

Тири моментально стала серьезной, и мне это очень понравилось.

– Мне нужны вещи бабушки. Там книга и инструменты.

– Хорошо, – улыбнулся я девочке. – Сейчас мы за ними и отправимся, а с нами пойдет очень Хитрый Кот.

– Кот? – удивилась Тири.

– Ну, так его зовут, и мне кажется, что совершенно справедливо. Он даже внешне похож на кота.

– Кот, ко мне! – крикнул я.

Когда к девочке приблизился наверняка первый в ее жизни дикий, она не испугалась, а явно попыталась рассмотреть в нем сходство с семейством кошачьих.

Я не большой спец в детской психологии, скорее всего, просто угадал с правильными словами.

Темнота еще не сгустилась, так что мы без особых проблем нашли стоявшую на отшибе избушку ведьмы. Точнее, то, что от нее осталось. Тири погрустнела, и только наше присутствие не дало ей расплакаться. Тряхнув головой, мой новый архиятр шмыгнула носом и побежала к зарослям кустов. Забравшись внутрь, она некоторое время шуршала там, а затем вылезла с сундучком в руках.

На этом силы девочки явно закончились, так что к лагерю я вел ее за руку, а Кот нес сундучок. Оказавшись в отдельной палатке, которую мы специально купили для нее, Тири моментально уснула.

А утром начался бардак сборов, хотя глядя на то, как вытекала конница из города, я порадовался относительному порядку в моем лагере. Зародыш легиона хоть и был еще сырым и необученным, но уже начинал радовать глаз.

Впереди колонной по три легионера в ряд выстроились дикие. Позади обеих располовиненных центурий встали знаменосцы, над которыми трепыхались новенькие алые флаги с вышитыми на них «Веселыми Роджерами».

Разведчики, которыми сейчас командовал Хитрый Кот, пока разошлись по сторонам.

За легионерами менее стройными рядами веселой гурьбой шагали штурмовики. Вот за них мой взгляд зацепился как за заусеницу. Увы, Ларсу так и не удалось совершить чуда. Утес и его парни выглядели как выходцы из постапокалиптического мира – эдакие Безумные Максы. Броня на их телах больше напоминала творение художников-мусорщиков, работающих с металлоломом. Жуть, да и только, но при этом штурмовики выглядели до предела счастливо и гордо поглядывали на легионеров, которым достались лишь усиленные металлом кожаные шлемы.

Ничего, я еще приведу свое войско в подобающий вид.

В арьергарде колонны пристроились три телеги. Третью я докупил вчера, вспомнив о том, что существует такая вещь, как походная кухня. Оборудовали ее впопыхах и наверняка коряво.

Руководить гужевым транспортом пришлось недикой части отряда. К счастью, Тири прекрасно ладила с лошадьми, но все же пришлось приглашать одного из горожан, чтобы разобраться во всех этих шлеях, постромках и подпругах.

Теперь передовой телегой, которая отдаленно напоминала полевую кухню, управляла Тири, второй – гном, а третьей – Лек. Себе я отвел место ближе к кухне. Увы, от начальства, как и от самого себя, в данном случае далеко не убежишь.

Дождавшись, когда конная полутысяча окончательно покинет город, а длинный обоз пристроится ей в хвост, я окликнул Медведя и широким жестом махнул рукой в сторону пылившего обоза.

– Манипула! – заорал Медведь. – Шагом марш! Запевай.

Ну, они и запели, да так, что залаяли все собаки ближней части пригорода, а может, и дальней.

На первый взгляд все было очень неплохо. Три дня мы споро двигались за медленным обозом полутысячи, боевая часть которой ушла далеко вперед. Терпимый темп марша давал нам возможность время от времени делать остановки и проводить короткие тренировки. С каждым разом маневры как отдельных центурий, так и манипулы проходили все лучше и лучше. Также легионеры сильно прибавили в метании дротиков. И все же беспокойство не покидало меня. Недавний бой показал, что вся эта идиллия может расползтись по швам под первым же ударом противника.

Я с опасением ждал момента, когда манипула доберется до линии фронта, но неприятности начались раньше. Через двое суток мы добрались до очередного городка на берегу Зуры. Он находился в излучине, где в реку впадал крупный приток. Если я правильно прочел купленную гномом карту, мы вступили в район под названием долина Тысячи рек. На карте это выглядело, как очень кучерявое дерево: корень – это дельта Зуры, ствол – ее русло, а кружево большого количества рек, речушек и родников, впадающих в Зуру, – крона.

Именно здесь нас поджидало пополнение и, как оказалось, моя новая головная боль. Возле городка находился лагерь диких. Но, в отличие от нашего лагеря, это было поистине дикарское становище. Большая часть зеленокожих расположилась прямо на земле, и лишь немногие собрали себе укрытия из всяческого мусора. На первый взгляд зеленокожих было не меньше двух сотен. Мой уже привыкший к относительной дисциплине подчиненных взгляд раздражал вид воплощенной анархии.

Заметив родичей, мои легионеры побросали скутумы и с радостными воплями побежали здороваться. Точнее, так поступила большая часть диких. На месте остались все центурионы и половина декурионов. Кот за миг до этого приступа анархии успел свистом подозвать к себе разведчиков. Удивили штурмовики. Они лишь покосились на Утеса, который, в свою очередь, посмотрел на Медведя. Этой цепочки взглядов хватило, чтобы декурия здоровяков осталась на месте в полном составе, хотя парни нервно топтались на месте.

Ладно, сделаем вид, что все нормально, но уколоть моего старшего центуриона не помешает:

– Медведь, распускай манипулу. Пусть пообщаются с родичами. Но до заката лагерь должен стоять, а центурии – собраны для вечерних тренировок и ужина. В лагере не должно быть ни одного постороннего. Мне не хотелось бы считать, что я ошибся в твоих бойцах.

– Посторонних не будет, вождь, – истово грохнул кулаком в грудь Медведь и быстро пошел к чужому лагерю, где воцарился настоящий птичий базар.

Надеюсь, его увечье не станет причиной неосторожных слов чужих диких, а значит, крупных неприятностей. Впрочем, вряд ли – Утес быстро пристроился за своим кумиром, а штурмовики потянулись следом.

Гном начал размещать телеги на отмеченном флажками участке. Так было на всех предыдущих ночевках – либо барон оказался талантливым полководцем, либо просто работают вековые традиции доракской армии. Благодаря привнесенной из моего родного мира «новинке» в виде передвижной полевой кухни мы имели возможность готовить в пути, так что принялись ужинать сразу, как только разбили лагерь. Тири оказалась великолепной поварихой – каша, приправленная разными травами, получилась очень вкусной. Продукты нам выделили из армейского обоза, правда, доракский коллега Турбо долго ругался, не понимая, зачем нам продукты в начале марша, а не в его конце. И на него совершенно не произвела впечатления возможность готовить пищу прямо на ходу – похоже, сказывалась косность мышления.

Чтобы не смотреть на то, как Медведь будет восстанавливать дисциплину, я направился за указаниями к лагерю конников, которые разместились с другой стороны городка. В очередной раз пожалел, что так и не освоил езду верхом, – пилить пришлось больше километра.

Увы, мои надежды на то, что барон решит спихнуть мне всех диких, не оправдались. Меня вообще не пустили пред его светлые очи – его светлость, видите ли, отдыхают.

Ну и пусть. Обратно в лагерь я не торопился. Сумерки сменились ночью, стало темно, и в голову полезли разные нехорошие мысли. Причем все сразу. Верхом я ездить не умею, рубиться на мечах – тоже, даже нож могу использовать только как столовый прибор. Отсюда закономерный вопрос – какого лешего я поперся в ночь по незнакомой местности, причем в гордом одиночестве.

Словно подтверждая разумность моих опасений, ближайший куст качнулся.

Вот зараза!

Выдернув из ножен меч, я совершенно нелепым образам направил его на куст и выдал еще более нелепую фразу:

– Кто там? Выходи. – Хотелось добавить угрозу, но страх уже схлынул, оставив место для здравого смысла.

– Это я, Хитрый Кот, – прогудел знакомый голос, и под скудный свет звезд вышла фигура, которая только в темноте казалась большой.

– И чего ты шляешься так далеко от лагеря?

– Ну, хотел посмотреть, чтобы с вами было все в порядке.

Вместо испуга накатила злость, захотелось наорать на разведчика и заявить, что мне няньки не нужны. Но удалось вовремя сдержаться.

Дикий на сто процентов прав, а я что-то совсем расслабился после сомнительных успехов.

– Хорошо, – выдал я нечто нейтральное между одобрением и простым согласием с правотой подчиненного.

Затем молча направился к лагерю, чьи костры уже виднелись невдалеке. Кот так же молча двинулся следом. Увы, несмотря на гордую специальность разведчика легиона, двигался он шумно – дикие, что с них возьмешь.

Лагерь встретил нас ровными рядами палаток и сидевшими спиной к кострам часовыми. Кстати, эту фишку предложил Медведь. В общем, увиденное откровенно радовало глаз. Тяжело переваливаясь, к нам подошел Медведь:

– Вождь, все в сборе. Чужих в лагере нет.

– Благодарю, приор, я не сомневался, что все так и будет.

Растянувшаяся почти до ушей улыбка дикого обнажила острые зубы.

Интересно, почему это зрелище уже не вызывает во мне былого страха? Хотя чему удивляться – человек вообще очень адаптивное существо.