По иронии судьбы, в этом же году скульптура удушения змеями Лаокоона, троянского жреца, изваянная скульптором I века с Родоса, была найдена в римском винограднике, принадлежащем Феличе ди’Фредди, на месте, где находились бани Тита. Папа Юлий отправил своего любимого архитектора, флорентийца Джулиано Сангалло, чтобы осмотреть находку, Сангалло сопровождали его девятилетний сын и Микеланджело. Сын вспоминал, что его отец сразу сказал: «Это тот Лаокоон, что упоминается Плинием…» Папа Юлий выкупил его и установил в Бельведере. Его сочли «наиболее совершенным воплощением жизни и духа Древнего мира, какого еще не находили» (Pastor [1: 7], VI, 489). Эта скульптура повлияла на Рафаэля, Микеланджело и Браманте. Лессинг сделал ее темой эссе, в котором обсуждалась разница между поэзией и изобразительным искусством (1766). Таким образом, два мира изменились в этом году – но только изменение римского было замечено сразу.