Теперь Колумб собирался вернуться в Испанию – что являлось храбрым и даже безрассудным поступком, учитывая плохую весеннюю погоду в тех местах. Плывя на «Нинье» на восток вдоль северного берега Гаити, Колумб и пятнадцать его людей повстречались со странствовавшим на «Пинте» Алонсо Пинсоном возле места, ныне известного как городок Монтекристи в Доминиканской Республике. Пинсон и его двадцать шесть человек воссоединились с экспедицией, принеся с собой золота на 900 песо – которое, как сообщил Пинсон, получили торговлей. Хотя его попытки оправдать свое дезертирство были неубедительными, Колумб притворился, что поверил ему.

В начале 1513 года некоторые заявляли, что Пинсон достиг Магуаны, где посетил дома нескольких принцев, одного из которых звали Бехечио, второго Каонабо, и где «удалось найти много золота». Поговаривали, что он также нашел перец чили, корицу, жемчуг, ананасы и табак. Поскольку каноэ и гамаков везде было предостаточно, Колумб взял с собой домой на «Нинье» десять индейцев, один из которых, по словам Петера Мартира, умер по пути в море. Он подтвердил в своем журнале 1 января, что действительно нашел то, что искал.

Обратный путь в Испанию не обошелся без происшествий. 13 января, когда воссоединившиеся экспедиции «Пинты» и «Ниньи» достигли полуострова Самана, испанцы впервые столкнулись в вооруженном конфликте с коренным населением Нового Света. Возможно, европейцы в поисках рабов напали на индейцев и те стали защищаться. Во всяком случае, разрисованные таино использовали длинные и упругие тисовые луки, стрелы из тростника с наконечниками из заостренного дерева, а порой из рыбьей кости, некоторые были еще и смазаны ядом. Сопротивление убедило адмирала в том, что это «те карибы, что едят людей». Ведь его друзья-аборигены сказали ему, что «каннибалы, так же называвшиеся карибами, порой высаживались к ним и преследовали их по лесам, словно охотники, гнавшиеся за зверями. Каннибалы берут в плен детей, которых они кастрируют так же, как мы кастрируем свиней и куриц, которых мы хотим откормить для стола; а потом, когда они вырастают, они съедают их. Тех, кто постарше, они убивают и разрезают на мелкие кусочки, чтобы съесть; они также едят внутренности и конечности, которые они засаливают. Они не едят женщин… Если они захватывают женщин, они хранят и берегут их, заботятся о них, как мы заботимся о курицах-несушках, овцах, лошадях и других животных. Женщины постарше становятся рабынями… Остров, населенный этими чудовищами [на самом деле полуостров], находится к югу и немного в сторону других островов».

Так родился новый миф. Следующее поколение испанцев, встречавшее сопротивлявшихся коренных жителей, считало их каннибалами, которых допустимо было брать в рабство. Колумб назвал залив и мыс «де лас Флехас» – «залив стрел».

Сначала Колумбу было тяжко найти путь среди ветров, несших его с востока. Потом он плыл на северо-восток через Саргассово море, где морской травы было так много, что некоторые из его людей стали думать, что они застрянут. Так или иначе, он поплыл на восток, к Азорским островам. По пути эскадра попала в шторм, и вновь два «прославленных» корабля разделились. Это была худшая погода, в которую они попали с того момента, как они покинули Палос в прошлом году.

14 февраля Колумб написал два письма: одно – Луису де Сантанхелю, казначею и своему главному покровителю, и второе – арагонскому казначею, Габриелю Санчесу. Письмо Сантанхелю описывало, как он за тридцать три дня достиг Индийских островов, как он нашел множество населенных островов, назвав их Сан-Сальвадор, Санта-Мария-де-ла-Консепсьон, Фердинанд, Изабелла, Хуана (Куба) и Эспаньола (Гаити). Возвращаясь, он нашел еще шесть островов, но не материк. Колумб поместил это письмо в бочонок с запиской, что тот, кто найдет это письмо, должен доставить его королю Фердинанду и королеве Изабелле.

Целью этих действий было то, что «если его корабль погибнет во время урагана, монархия узнает о его достижении…» Эта предосторожность оказалась ненужной, поскольку 17 февраля 1493 года «Нинья» достигла гавани Санта-Мария на Азорских островах. Но «Пинта» вместе с Мартином Пинсоном вновь пропала.

Десять человек из команды Колумба сошли на берег Азорских островов в Пепельную среду, чтобы поблагодарить Деву Марию. Они были быстро арестованы Хуаном де Кастанедой, португальским капитаном острова. Адмиралу пришлось попотеть, чтобы добиться их освобождения, поскольку отношения между Португалией и Испанией были натянутыми. Но в конце концов ему это удалось. Он показал португальским представителям власти «с расстояния» свою «грамоту о предоставлении привилегий» от 30 апреля 1492 года. Колумб покинул Азорские острова 20 февраля и 4 марта достиг Лисабона, ближайшего европейского порта. В тот день Колумб писал в постскриптуме своего письма к Сантанхелю, что он остановился в Португалии из-за плохой погоды. Он повторил, что он «достиг Индийских островов за тридцать три дня и вернулся за двадцать восемь».

Он также написал письмо королю и королеве, сообщая о своем открытии. Оно было почти таким же, как и письмо к Сантанхелю. В нем была любопытная просьба к королю: потребовать от папы сделать его сына Диего (который все еще был пажом инфанта) кардиналом, когда Фердинанд (как предполагал Колумб) напишет Иннокентию VII об открытиях, «ибо и юный Джованни ди Медичи, сын Лоренцо, получил кардинальство в 1489-м, когда ему было лишь четырнадцать…». Он не отсылал этого письма, пока не достиг Испании. Колумб написал еще несколько писем, рассказывавших о его подвигах: одно своему другу с 1490 года, герцогу Мединасели, другое – Джуанотто Берарди, флорентийскому торговцу из Севильи.

Перед возвращением в Испанию, 6 марта, адмирал встретился с королем Жоаном Португальским в монастыре Санта-Мария-дас-Вертудес в Валле-дель-Параисо, в тридцати милях от Лисабона. Король уехал туда из-за эпидемии чумы в столице. Позднее в Кастилии Колумб, естественно, попал под подозрение из-за этого визита, поскольку Жоан его радостно приветствовал и потом, что довольно предсказуемо, утверждал, что открытые Колумбом новые земли должны принадлежать Португалии, а не Испании, следуя соглашениям между двумя странами. Колумб также встретился с королевой Изабеллой Португальской, которая была испанкой по происхождению и старшей дочерью Фердинанда и Изабеллы, в монастыре Сан-Антонио, на Вила-Франка-де-Зира. Король Жоан предложил адмиралу лошадей, чтобы тот мог добраться до Кастилии по суше, ежели пожелает, но Колумб предпочел идти морем.

После того как Колумб 13 марта отбыл в Испанию, король Жоан тщательно допросил двух португальцев, что ходили в плавание с Колумбом и решили остаться на своей родной земле. Он решил немедленно послать флот под командованием Франсишку де Алмейды искать земли, найденные Колумбом. Один из португальских летописцев, Руй де Пина, писал, что некоторые из придворных Жоана предлагали убить Колумба до того, как он достигнет Испании, чтобы они могли воспользоваться успехом экспедиции.

Новости о возвращении Колумба достигли короля, королевы и двора Испании 9 марта. Миланский торговец, Анибал Дзеннаро, будучи в Барселоне, написал об экспедиции своему брату, который был послом в Милане. Он доложил, что Колумб вернулся, сошел на берег в Лисабоне и написал королю, который призвал его в Барселону.

Текст этот весьма интересен:

«Прошлым августом эти монархи, после просьб некоего Колумбуса, согласились, что он должен взять четыре каравеллы, чтобы отправиться через Великий океан и плыть в западном направлении… пока он не приплывет на Восток, поскольку из-за того, что мир круглый, он так или иначе должен был достичь Востока. Так и случилось. И за тридцать три дня он достиг огромного острова, где жили те, чья кожа была цвета оливок, ходившие нагишом и не желавшие сражаться».

В конце марта новости распространились повсеместно. Флорентинец Трибальдо де Росси описал открытие Индии в своей «Либро де Конти» – чем-то вроде ранней газеты, предназначенной для доставки информации одному из многих его соотечественников в Севилье.

Монархи покинули Гранаду и Санта-Фе в конце мая 1492 года, во время десятимесячного отсутствия Колумба при дворе. Сначала они направились в Кордову, а потом на север, порой останавливаясь, пока 18 октября не достигли Барселоны, где остались до конца января 1493-го – во многом лишь для того, чтобы курировать дипломатические переговоры по возвращению Руссильона и Серданьи, которые отец Фердинанда, Хуан II, заложил французскому королю Людовику XI в 1460-х годах. Королева тем временем подготавливала свою реформу монастырей, которая в дальнейшем привела к реформации и роспуску излишних для Испании монастырей. Прочла ли Изабелла бестселлер года, «Карсель де Амор» («Тюрьма Любви») Диего де Сан-Педро? Это было бы неудивительно, поскольку книга была посвящена одному из самых близких ее друзей – начальнику королевских пажей (alkaide de los donceles) Диего Фернандесу де Кордова.

В декабре 1492 года Фердинанд подвергся нападению вооруженного ножом убийцы на Пласа-дель-Рей в столице Каталонии. К счастью, король носил тяжелую золотую цепь, которая остановила удар, и он остался жив. Нападавший, явно сумасшедший, Хуан де Канамарес, признался в том, что дьявол велел ему убить короля, поскольку королевство по праву принадлежало ему. Королева «помчалась к мужу» – но не раньше, чем приказала всем военным галерам прибыть в порт, чтобы защитить инфанта. «Созвали целый батальон докторов и хирургов, – писал Мартир, – мы мечемся между страхом и надеждой». После нескольких дней лихорадки Фердинанд поправился, а убийца умер ужасной смертью, подробности которой скрывали от Изабеллы до самого момента казни. Изабелла написала своему исповеднику Талавере: «Так мы и убедились, что короли тоже смертны».

В январе 1493 года двое монархов подписали мирный договор с Францией, по которому та возвращала завоеванные провинции Руссильон и Серданью. Взамен монархи согласились позволить французскому королю Карлу VIII пройти в Италию, дабы сразиться с племянником Фердинанда, Ферранте (Фердинанд), королем Неаполя. Фердинанд и Изабелла направились в Перпиньян, дабы присутствовать на праздновании в честь возвращения провинций, хотя Изабелла в длинном письме жаловалась на утомительность столь частых обедов с французскими послами.

В течение всех этих месяцев монархам не было никакого дела до возможных достижений Колумба, и они были столь же равнодушны, когда их ушей достигли известия о страданиях их недавних подданных, упорствующих евреев. Многих из них похитили и продали в рабство корсары, их продавали в тех же портах, откуда они отплывали, в то время как других продавали на рынках рабов в Фесе или Танжере. Немногие вернулись и обратились добровольно.

Однако монархов заинтересовало известие о том, что после смерти папы римского Иннокентия VIII в конце июля 1492 года и его скорого погребения в гробнице, спроектированной Поллайоло, конклав в Риме избрал папой кардинала Борджиа, который принадлежал к той же валенсийской семье, что и Каликст III (его дядя). Борджиа принял папскую тиару как Александр VI, ему был шестьдесят один год. Как говорил Гвиччардини, «его победа получена потому, что он открыто купил многие голоса, частично обещаниями санов и мест».

Все знали, что Борджиа не окажется «святым папой римским», чье появление в 1493 году предрекали мечтатели, – человеком, который станет не гнаться за властью, а будет заботиться о благополучии душ. Да, он был развратником, гедонистом, светским и весьма очаровательным человеком, непростительно чувственным женолюбцем, он покровительствовал своей семье, в том числе своему сыну-убийце Чезаре, – но он являлся наполовину испанцем, что было на руку Фердинанду и Изабелле. Петер Мартир довольно грубо прокомментировал это, сказав, что если Борджиа сделал своего старшего сына герцогом Гандиа, будучи всего лишь кардиналом, то теперь он его точно возведет в короли. Он писал, что хотя Александр VI и испанец, монархам очень не по душе его «лукавство, непристойность и амбициозность по отношению к своим детям».

Но, несмотря на это, монархам было на руку то, что Александр был папой: основным языком в Риме теперь был валенсийский, и так оставалось во время его правления. Фердинанд, которому Борджиа нравился, был не из тех, кто будет спорить с кем-либо из-за моральных убеждений. Как вице-канцлер папы Сикста IV, Борджиа влиял на то, чтобы политика Рима шла на пользу Фердинанду и Изабелле с тех самых пор, как он посетил Испанию, будучи папским представителем в 1472 году, надеясь заручиться активной поддержкой Испании против турок. Это Борджиа убедил юного кардинала Мендосу встать на сторону Фердинанда и Изабеллы в 1472 году и предать короля Энрике. Он издал буллу, позволившую этим троюродным брату и сестре пожениться, и он разрешил Фердинанду взять главенство в ордене Сант-Яго в 1472 году после смерти Родриго Манрике. Также, по мнению флорентийского историка Франческо Гвиччардини, Александр обладал завидной хитростью и дальновидностью, прекрасной рассудительностью, великолепной способностью убеждать людей, а также невероятной сноровкой и внимательностью к важным делам. Правда, Гвиччардини считал, что эти качества перевешивались его «непристойным поведением, нечестностью, бесстыдностью, богохульной склонностью ко лжи, непочтительностью, безудержной и ненасытной амбициозностью, более чем варварской жестокостью и пламенным желанием возвеличить своих бесчисленных детей». Историк Инфессура заметил, что сразу после того, как Борджиа стал папой, он раздал свои богатства небогатым кардиналам, что проголосовали за него, и лидером которых был Асканио Сфорца.

Монархи послали поздравительное письмо Колумбу, когда тот был на пути в Барселону. Они были довольны тем, что «Господь позволил вам закончить так же хорошо, как и начать, дабы вы послужили и Ему, и нам, и королевства наши получат великие блага». Они попросили Колумба поспешить в Барселону и называли его всеми титулами, что он попросил, – адмирал Океана, вице-король и губернатор Индии.

Но сначала Колумб направился в Палос, а потом в Севилью, где его радостно встречали на улицах. Среди встречавших был юный Бартоломе де Лас Касас, будущий историк, поборник справедливости и апостол Индии. Потом он с триумфом вернулся в Барселону, пройдя через Кордову, Мурсию, Валенсию и Таррагону. При нем еще были семь оставшихся в живых индейцев, которых он собирался показать в Барселоне.

Мартин Алонсо Пинсон также прибыл в Испанию на «Пинте», в город Байона, что в Галисии, недалеко от Виго, за пару дней до того, как Колумб достиг Севильи. Он был готов устроить Колумбу проблемы, опровергнув его историю; к тому же он вполне мог бы заявить, что он первым достиг Европы по возвращении из Нового Света. Он написал монархам о том, что нашел материк (Китай?), а также острова, в то время как Колумб считал, что он нашел лишь острова. Но Пинсон умер, как только достиг Севильи, – возможно, от сифилиса; монархи же в любом случае были рады видеть своего адмирала. Все же, сложись ситуация иначе, Америка, возможно, называлась бы Пинсония.

Колумб явился в Барселону примерно 21 апреля. Лас Касас сказал, что улицы были полны народу, что монархи принимали Колумба как героя, позволив ему ехать вместе с ними в процессии. Он добавил, что внешность адмирала была похожа на внешность сенаторов древней Римской империи. Петер Мартир, который там присутствовал, написал, что «Колумб был принят с почестями королем и королевой, ему было позволено сидеть в их присутствии, что было знаком великой почести и любви среди испанцев». Он также добавил, что он был «как один из тех, кого древние величали богами». Картограф Хайме Ферре, который также был там, уподоблял адмирала апостолу, который сделал для Запада то же, что и святой Фома для Индии. В королевской часовне распевали «Te Deum», и Лас Касас говорил, что «королевские глаза были полны слез», когда оба монарха вдохновенно преклонили колена. Изабелла получила в подарок от Колумба хутий – маленьких крысообразных зверьков с Карибских островов, перцы чили, сладкий картофель, обезьянок, попугаев, некоторое количество золота и шесть человек, носивших золотые кольца в носу и серьги, «чья кожа была не белой, а цвета айвы». Этих туземцев тайно крестили, королевская семья была их крестными родителями, а один из них, «Хуан Кастильский», стал пажом – но, к сожалению, «Господь вскоре призвал его к себе».

Все эти события произошли в Салон-дель-Тинель, в тронном зале королевского дворца, на том месте, которое сейчас известно как Пласа-дель-Рей и где так недавно была попытка покушения на жизнь Фердинанда. Зал был сооружен Гильермо Карбонелем в середине XIV века и так и не изменился с тех пор. Первооткрыватель Америки наверняка видел эти диковинные готические фрески на стенах. Когда монархи отсутствовали, этот дворец уже использовался инквизицией.

Копия письма Колумба Габриэлю Санчесу была опубликована Педро Поссе в Барселоне несколькими днями позже. Версия на латыни, переведенная Леандро дель Коско, вскоре появилась в Риме и была отпечатана не меньше восьми раз в 1493 году (три раза в Барселоне, три раза в Париже, один раз в Антверпене и один раз в Базеле). Столь широкое распространение письма не было бы, конечно, возможно, если бы не изобретение печатного станка, которое в следующем поколении помогло повсюду возбудить интерес к географическому открытию.

Во всех своих письмах того времени Колумб говорил о даре Господа Кастилии. Как славно, что столь чудесный подарок находится так близко к Канарам! Как хорошо приняли индейцы христианскую веру! Колумб написал, что он слышал повсюду на Кубе пение соловьев. Он говорил, что на Эспаньоле у людей нет религии, но они верят, что наверху есть нечто божественное и могущественное. Он не нашел чудовищ, но видел хороших людей и все они говорили на одном языке, что было бы полезно при обращении их в христианство. Он докладывал, что оставил там мощную крепость, Навидад, и завладел большим городком, где сумел установить хорошие отношения с местным королем. Что это был за город – говорилось весьма смутно. Он также рассказывал о карибах, которые плавали на каноэ, круша все на своем пути, а также удовлетворяя женщин «Матитино» – скорее всего, острова Мартиники, который он в тот год ни разу не видел и не посещал.

Колумб заключал, что в результате своих открытий он сможет дать их высочествам столько золота, сколько им нужно, «если они окажут мне одну небольшую милость». Также:

«Я дам им столько пряностей и хлопка, сколько они смогут пожелать, и привезу им огромный груз мастики (как с Хиоса), если так пожелают их высочества. Я также привезу столько алоэ, сколько они попросят, и много рабов, которых возьму из идолопоклонников. Я также уверен, что нашел ревень и корицу. Таким образом Господь, Наш Владыка, дарит тем, кто идет по пути Его, победу над теми трудностями, что кажутся невозможными… И да возрадуются все христиане тому, что наш Спаситель подарил нашим блистательным королю и королеве и их королевствам триумф. Они должны возликовать и торжественно благодарить Святую Троицу многочисленными торжественными молитвами за предстоящий великий подвиг обращения множества людей в нашу веру, и за те блага, которые это принесет не только Испании, но и всем христианам».

Колумб, конечно, думал, что он побывал в Азии. Но наиболее сообразительные из итальянских комментаторов немедленно предположили, что его открытия были сделаны в совершенно другой части земного шара: он принес имя Христа на острова антиподов, «которые, как мы думали, даже не существуют». Кто-то во Флоренции говорил об открытых землях как о «другом мире, противоположном нашему». Это было следствием идеи, широко распространенной среди итальянских гуманистов 1490-х. Церковный писатель V века Макробий предполагал в комментариях к Цицерону, что «материк антиподов может существовать как в Северном, так и в Южном полушариях». Его работы были недавно изданы. В то же время энциклопедист V века, Марциан Капелла из Северной Африки, предполагал то же самое в своей любопытной аллегорической новелле «De Nuptis Mercurii et Philologia», теперь так же доступной; космограф Пьер Д’Айи предполагал, что земли антиподов могут быть продолжением известной суши.

Петер Мартир в Испании также писал, что Колумб был «на Антиподах»: «Вернулся с западных Антипод Колумб из Лигурии, что едва смог выпросить у моих повелителей три корабля для путешествия, так как принимали они его россказни за выдумки». Поскольку «Антиподы» подразумевают находящееся что-то прямо напротив, было бы трудно найти «западные Антиподы»!

Мартир также говорил, что Колумб побывал в «неизвестных местах», то есть он не считал, что это точно была Азия. Он написал в сентябре своему бывшему покровителю, графу Тендилье и архиепископу Талавере, без чьего совета (льстиво, добавлял он, хотя это было не так) Колумб не сделал бы всего этого: «Воспряньте духом, мудрецы, и услышьте о новом открытии! Помните, ибо это ваш долг, что Колумб из Лигурии путешествовал по новому полушарию западных антиподов». Месяцем позже он писал уже более должным образом архиепископу Браги в Португалии о том, что Колумб вряд ли нашел Индию. «Я не отрицаю это полностью, хотя размер земного шара подразумевает, что это нечто иное». В письме кардиналу Асканио Сфорца от 1 ноября 1493 года, говоря о тех местах, где был Колумб, Мартир использовал более точное обозначение «нового мира» – novi orbis.

Сам адмирал в своем письме Луису де Сантанхелю говорил о том, что «за тридцать три дня я достиг Индий». В том же письме он писал, что «шел через Индии острова с флотом, что дали мне блистательные король и королева, наши повелители». Почему не «Индия» – в единственном числе? Потому что, скорее всего, Колумб хотел «избежать разрушения образа, сложившегося в представлении тех, кто остался дома», и Фернандо Колон, смышленый сын адмирала, подумал, что он использовал эту фразу, поскольку «это были земли в восточной части Индии, за Гангом, куда ни один географ не ступал…».

Колумб продолжал считать, что это были Индийские острова, и никто не пытался это оспорить. Но он, конечно же, обнаружил нечто другое. Фердинанд и Изабелла, так же, как и двор, знали, что случилось. Вскоре они начали действовать так, как хотел бы и Петер Мартир.