Профессия «ректор» не предполагает, что нужно читать огромное количество обязательных курсов, много напрямую работать со студентами и быть великим ученым. И уж тем более советский ректор не должен способствовать преподаванию лженауки генетики и приглашать в университет весьма сомнительных специалистов вроде Льва Гумилева. Однако все это не имеет никакого отношения к ректору ЛГУ имени Жданова – Александрову, который все делал наоборот. И это рискованное «наоборот» десятилетиями спасало наш университет.

Петербургский университет существует очень давно: по одним сведениям, с 1725 года, по другим – с 1819 года. За всю историю у университета был, пожалуй, один великий ректор – Александр Данилович Александров.

В начале 1950-х Ленинградский университет переживает глубочайший кризис. Борьба с космополитами и Ленинградское дело обернулись увольнением, арестом и гибелью десятков блестящих профессоров, закрытием целых научных направлений, административным хаосом. С конца 1940-х ректоры меняются каждый год – это временщики, которые боятся собственной тени. В эту логику совершенно не вписывается очередное кадровое решение. В апреле 1952 года ректором ЛГУ назначают Александрова, блестящего математика-геометра без всяких заслуг перед властью, молодого, жесткого и принципиального. Что это – чудовищный недосмотр или изощренный ход конем?

Александр Данилович Александров, ректор ЛГУ с 1952 по 1964 годы

Игорь Кон, социолог: «Он был абсолютно неподходящий для этого времени человек. Как он на это согласился, тоже непонятно».

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Когда его вызвали в Москву и проводили с ним беседу, он сказал: “У меня есть один крупный недостаток”. “Какой?” – спросили у него. “Я мало управляем, я стараюсь делать то, что считаю нужным”. “Ну, мы с этим разберемся”, – сказали ему спокойно в Москве, и назначили ректором».

На момент назначения Александрову 40 лет. Он самый молодой ректор в истории университета, но в его жизни все было рано. В 24 года – доктор наук, в 30 – лауреат Сталинской премии. Член-корреспондент – в 34 года, ректор – в 40 лет. Сумасшедшая карьера, тем более удивительная, что Александров – человек с небезупречной анкетой – он потомственный дворянин, на стенах рабочего кабинета развешаны портреты предков, еще мастер спорта по альпинизму, а еще англоман – на досуге переводит Шекспира. На дворе же начало холодной войны и пик послевоенных репрессий.

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Не прошло и полугода его работы на посту ректора, как на него пошли доносы. Например, он, по мнению некоторых, недостаточно борется с космополитизмом в университете. Его вызывали в Москву и наставляли на путь истинный, говорили, что он должен всех космополитов выгнать. Его спас министр образования Столетов, который решил, что если в ЛГУ будут непрерывно меняться ректоры, то под ним самим может кресло зашататься».

Хрущевская оттепель стала для Ленинградского университета эпохой Александрова. Он был полон сил. Читал лекции в объеме рядового доцента. Вел аспирантов. Не оставлял науку – в эти годы совершил ряд важнейших геометрических открытий. Летом ходил в горы. Зимой вместе со студентами катался на лыжах в Кавголово под Ленинградом. Университет при нем ожил. На филфаке проходили открытые диспуты, куда стекался весь город. На матмехе – философский семинар. Человек на своем месте – так говорили про Александрова в Ленинграде.

Каждый год 1 мая и 7 ноября на Марсовом поле около дома Адомини собиралась огромная толпа студентов, которые кричали: «Александр Данилович, Александров Данилович, ректор, ректор!» Александров выходил на балкон, удовлетворенно смотрел на собравшихся – это были студенты, которые ждали его на демонстрацию. А после праздничной демонстрации его часто качали. Александров был настоящий любимец студенчества – такой вождь, человек скорее 1920–1930-х, чем послевоенного времени.

Анатолий Вершик, математик: «Его действительно качали на руках, я в этом участвовал. Это было наше любимое занятие. На демонстрацию он всегда приходил со студентами, иногда приводил дочку. Я очень хорошо помню одну из демонстраций, где мы вели откровенные разговоры, и он мне сказал: “Знаете что, давайте мы здесь не будем об этом. Позвоните мне, поговорим в другой обстановке”. Он был человеком открытым, в нем абсолютно не было чиновного чванства».

У Александрова была репутация либерального ректора. Брал на работу политически неблагонадежных. Не боялся конфликтов с партийным начальством. На биофаке поддерживал генетиков, которых травили по всей стране.

Людмила Вербицкая, ректор СПбГУ с 1994 по 2008 годы: «В нашем университете курс генетики читался всегда. Сотрудники кафедры генетики – настоящие герои. Тогда студенческое братство было просто удивительным. Лектор знал, есть ли кто-нибудь посторонний или нет в аудитории. Если нет – он читал генетику. Если кто-то появлялся – ему давали знак, и он читал о великом Лысенко. Это все знал Александр Данилович».

Дарья Медведева, дочь А. Д. Александрова: «На самом деле, еще в 1954 году Хрущев, будучи на совещании в Смольном, когда отец защищал генетику, кричал: “Как это ректор приказы не выполняет, за это с работы снимают, в военное время расстреливают!” Но в те годы отец мог перебороть это и надеялся, что еще многое и многое сможет сделать для университета, что ему и удавалось».

Анатолий Вершик, математик: «Он старался, чтобы в университете было больше сильных ученых. Он вытаскивал людей из провинции в Ленинград и давал им возможность быть профессорами университета. Один из таких примеров – Владимир Романович Рохлин, один из моих учителей, человек удивительной судьбы, который был в немецком лагере, потом – в сталинском. В конце концов, он долгое время работал в Архангельске, а Александров решил пригласить его сюда, в Ленинград».

Кадровая политика ректора встречала отчаянное сопротивление на факультетах, где в деканатах по-прежнему заправляли номенклатурные мракобесы, громившие университетскую науку в последние годы сталинского правления. Давило и партийное руководство. Для любого начальства благонадежность ценнее научных заслуг. Александров вынужден был идти на компромиссы. Он вел сложную игру, где-то уступая, где-то оставаясь непреклонным. Нажил врагов среди реакционеров, но при этом не в чести был у особенно рьяных либералов. Его не понимали. Мог взять на работу опального Льва Гумилева, а мог явиться на студенческий диспут и резко оборвать вольнолюбивое выступление неосторожного романтика.

Игорь Кон, социолог: «В университете была смертоносная для студентов традиция. Вдруг администрация факультета говорила: “Ребята, говорите свободно все, что вы думаете”. Ребята начинали говорить, никто из этой администрации не выступал против. Они тихо молчали. Потом донос шел куда следует, и после этого молодого человека убирали с "волчьим билетом”. Люди, которые все это разрешили и, больше того, провоцировали, уходили в кусты.

Несмотря ни на что, такой свободы в Ленинградском университете, как в период ректорства Александрова, не было никогда. Тон задавал сам Александр Данилович. Он был частым гостем в студенческих общагах. Известно, что с глазу на глаз с ним можно было говорить на любые темы. А еще ректор интересовался философией и взгляды у него свои – не из учебника диамата.

Про А. Д. Александрова, как и про всякого популярного человека, рассказывали массу анекдотов. Вот один из них. Однажды в большой аудитории матмеха на 10-й линии В. О. Александр Данилович принимал зачет. Тот затягивался. Студентов сидело много. Вдруг неожиданно ректор встал и сказал: «Вот три стула, если кто-то хочет сдать зачет автоматически, нужно перепрыгнуть через все». Студенты замерли в недоумении. Тогда ректор разбежался, перепрыгнул через три стула, правда, разбил очки при этом. Нашелся смельчак, который вызвался перепрыгнуть и сделал это. Он был единственным, кто получил автоматом зачет. Эту историю рассказывали много раз. Как-то на вечере встречи выпускников один из мемуаристов повторил ее. Все начали говорить, что про Данилыча столько мифов рассказывают, а это просто очередной. Тогда встал почтенный доктор физико-математических наук и сказал: «Да что вы говорите? Это именно я перепрыгнул через стулья и получил зачет досрочно!»

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Шел он по коридору, а навстречу ему – студент в шапке. Александров ему сказал: “Молодой человек, снимите шапку, здесь храм науки”. Тот ответил: “Не пошел бы ты на хрен!” Тогда ректор сбил с него шапку, они собирались драться, и их растащили какие-то профессора, после чего молодой человек пошел заниматься. Довольно быстро он был вызван к ректору и обнаружил в качестве ректора человека, которого он чуть не побил в коридоре. Александров ему сказал: “Больше так не делайте, снимайте шапку и идите”. Эту историю мне рассказывали студенты того времени».

С середины 1950-х Александров часто выезжал заграницу. Он видел, как организованы университеты в других странах, и многое ему нравилось. В ЛГУ не все шло благополучно – огромный ВУЗ требовал радикальной реформы, и дело было не только в учебных программах и кадровом дефиците.

В конце 1950-х годов ЛГУ стоял на распутье. Здесь училось уже 9000 человек, студенты и преподаватели просто не помещались в квартале вдоль Менделеевской линии. Александрову предстояло принять принципиальное решение. Нужно было или расширять площади в городе, чтобы университет превратился в своего рода ленинградскую Сорбонну, огромный квартал внутри города, или переселять весь университет в какой-то прекрасный тенистый город, чтобы это было что-то вроде ленинградского Кембриджа. Попытка увеличить площади на Стрелке не увенчалась успехом. Тогда Александров, исходя из обещаний городских властей, что в конце 1960-х в Петергоф придет метро, решил перевезти университет постепенно, факультет за факультетом за город.

Здание ЛГУ. 1960-е годы

В конце концов, только часть университета оказалась в Старом Петергофе, часть осталась на Стрелке. Какие-то факультеты разбросаны по всему городу. В результате Петербургский университет не образует компактного целого, за что многие до сих пор винят именно Александрова.

Никита Нецветаев, профессор, заведующий кафедрой геометрии матмеха СПбГУ: «Он объяснял это тем, что в Петергофе была инфраструктура, кроме того, там давали самые большие площади. С моей точки зрения, эти площади использованы абсолютно нерационально. Там построены малоэтажные здания, растянутые на километры. С другой стороны, органы вроде бы запрещали строить высокие здания, чтобы они не были ориентирами при стрельбе».

Заниматься строительством и переездом университета в Петергоф Александрову было не суждено. Малоуправляемый ректор в начале 1960-х вызывал все большее раздражение у городского начальства. Понятно было, что долго ему не продержаться.

Игорь Кон, социолог: «Был момент, когда в университете вдруг за неуплату отключили телефоны. Сомнений в том, что университет заплатит, ни у кого не было, это было в отместку за то, что где-то не приняли дочку какого-то “телефонного” начальника».

В сталинское время такие люди, как Александров, либо попадали в лагерь, либо становились начальниками. Это был властный человек, убежденный коммунист, который, что называется, умел решать вопросы. После смерти Сталина начальство стало мельчать. И хотя Александров ладил с разными первыми секретарями Ленинградского обкома – и с Адриановым, и с Козловым, и со Спиридоновым, и с Толстиковым – его независимая манера поведения постепенно начинала выводить такое присмиревшее партийное чиновничество из себя. В 1964 году, получив третий строгий выговор, он решил покинуть Ленинград и уехать в Новосибирск.

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Что бы ни происходило в университете – выступление студента, дискуссия на филфаке – его вызывали в обком и с порога кричали на него матом. 12 лет он уже был ректором и больше не выдержал. Он уже, по-видимому, думал об отставке, но тут ему предложили работу в Сибирском отделении Академии наук, в Академгородке, куда он и переехал».

Отставка сопровождалась избранием в академики. Такой ценой, наконец, официально были признаны его огромные заслуги перед наукой. Александрову непрозрачно намекали – занимайся своей геометрией, никуда не лезь, наслаждайся статусом. Александров, действительно, в Новосибирске сразу же с головой окунулся в науку и преподавание. Научить же он мог многому.

Анатолий Вершик, математик: «Он в геометрии, на самом деле, – целая эпоха. Его появление в конце 1940-х годов означало совершенно новую главу – то, что называется наглядной геометрией».

Дарья Медведева, дочь А. Д. Александрова: «Кроме того, он занимался теорией относительности всерьез. Он по образованию физик. У него были выдающиеся открытия в теории относительности, которые отразились в теоретической философской статье в 1958 году. Тогда постарались этого не заметить, потому что возражать Эйнштейну было не положено. В 1990-е годы американские физики просто доказали это экспериментально. Узнав об этом, он был совершенно счастлив и сказал: “Ну, я все-таки физик!”»

В Новосибирске неуживчивый характер Александрова тоже быстро дал о себе знать. Он вступил в конфликты с местной академической, а также партийной номенклатурой. Не готов был играть по правилам. В 1970-е в математике царил дух антисемитизма. По «пятому пункту» зарубали диссертации, оставляли без работы. Александров был марксист – национализм ему отвратителен. Он яростно вступался за ученых с неблагозвучными на начальственный слух фамилиями.

В Ленинграде Александрова никто не ждал. В брежневское время такие смутьяны были не в чести, даже если это заслуженные академики. В родном университете он оказался персоной нон грата. Здесь отчаянно пытались вытравить дух александровской вольницы. Его выдвиженцы давно переехали в Москву, либо притихли на своих кафедрах. Удавалось наездами читать лекции в Пединституте, но это был не масштаб Александрова. В начале 1980-х желание вернуться в родной город уже стало навязчивой идеей. Серьезно ухудшилось здоровье. В Ленинграде жили повзрослевшие дети, внуки, старые друзья.

Вельможа в опале – очень русская история. Это Суворов при императоре Павле или маршал Жуков при Брежневе и Хрущеве. Александров был научный вельможа в опале. Он академик, знаменитый математик, но в Ленинграде его на работу не брали даже в его родной университет. Он мог работать только в Институте математики имени Стеклова, причем не на руководящей должности, а просто ведущим научным сотрудником.

Возвращение Александрова в Ленинград совпало с началом перестройки, которую он воспринял с энтузиазмом, но путь, по которому пошла страна после 1991 года, казался ему катастрофой. Он не поменял своих взглядов, как не менял их никогда, воспринимая все происходящее как личную трагедию.

Михаил Медведев, внук А. Д. Александрова: «Деду представлялось, что жертвы советской власти оказываются как бы преданными. Зачем весь этот кошмар был, если к тому же тот позитив, который из него можно было бы извлечь, оказывается так же уничтожен?»

Только в 1990-е теперь уже не Ленинградский, а Петербургский университет восстановил отношения с Александровым. Бывшего ректора стали приглашать на официальные торжества, к его мнению прислушивались. Слишком поздно. Александров был тяжело болен. Вскоре он стал практически обездвижен. Пока силы окончательно не оставили этого могучего человека, он рвался в горы, разлука с которыми была невыносима для старого альпиниста.

Дарья Медведева, дочь А. Д. Александрова: «Я очень жалею, что его не удалось вывезти в горы. Он так мечтал о них в последние годы. К сожалению, это по многим причинам не удалось».

Людмила Вербицкая, ректор СПбГУ с 1994 по 2008 годы: «Летом умер Александр Данилович. Мы очень хотели попрощаться с ним в университетском актовом зале по всем нашим традициям. Но семья захотела, чтобы это было в Академии наук. Когда я пришла туда, подумала: бывает, что каких-то поп-звезд хоронит весь мир, а человека, который столько сделал для науки, для культуры, для молодежи, похоронили так тихо и скромно».

Александр Данилович Александров ушел из жизни в июле 1999 года. С легендарным ректором прощались друзья, семья, ближайшие ученики. Город и страна не были ажитированы. Как будто и не было 12 лет, когда имя Александрова гремело на весь город, а Ленинградский университет буквально возрождался из пепла. Как будто не было тысяч студентов, обожавших ректора и носивших его на руках. Сегодня об этом напоминает лишь бюст ректора Александрова, установленный в знаменитом коридоре в здании Двенадцати коллегий, среди бюстов других великих ученых, прославивших город и его главный ВУЗ.

Человек неудобный, мощный, порождающий легенды эпической силы. Поневоле вспоминаешь: «Да, были люди в наше время! Не то, что нынешнее племя…».