Глава одиннадцатая

Я опасался, что бандиты будут осматривать землю и камни по ту сторону шахты и активируют светошумовые мины до того, как вся банда выберется на поверхность. Это автоматически значило бы, что разведчики попадут к нам в руки, временно слепые и глухие, а остальные не вылезут, и нам придется стрелять в шахту из огнемета «Шмель-М». Это уже будет не бой, а простое уничтожение банды. Массовое уничтожение.

Честно говоря, мне самому применять огнемет приходилось только однажды, когда бандиты засели в бронированном кузове грузовика. Мы, не имея бронебойных патронов, никак не могли их оттуда выбить. Тогда хватило одного выстрела «Шмеля», чтобы от бандитов, как и от самого грузовика, остались только обгоревшие скелеты. Мне это не понравилось. Слишком страшным показалось это оружие. Я, как солдат, как офицер спецназа, уважаю классические виды оружия и потому предпочел бы, чтобы банда появилась на поверхности в полном составе.

И она появилась. Бандиты выбирались один за другим. Выпрыгивали из колодца шахты легко, почти по-спортивному. Видимо, были хорошо подготовлены физически. Наверное, и боевую подготовку имели неплохую. Но это еще следовало проверить.

Я поднял автомат. Резиновый наглазник оптического прицела прижался к брови. Тепловизионная приставка делала людей в прицеле зелеными, но это не мешало мне прицеливаться. Я ждал, пока бандиты перестанут выпрыгивать из шахты. А они все выпрыгивали и выпрыгивали. К тому времени, когда поток прекратился, я насчитал тридцать три человека.

— Огонь! — дал я команду, хотя хорошо понимал, что меня никто из солдат не слышит. И первым дал две короткие прицельные очереди. Очереди были точными — двое бандитов свалились сразу.

Тут же стали стрелять и мои солдаты. Звук выстрелов до меня не доносился — беруши свое дело делали, тем не менее стало сразу светлее от вспышек, что вырывались из стволов.

Очереди оказались настолько точными, что даже я удивился, когда обнаружил, что только трое бандитов успели забежать за каменную кладку колодца, где одного за другим их тут же «положил» снайпер. Видимо, «стимулятор Горохова» помогал и стрелять идеально точно. Мой взвод и раньше неплохо стрелял, но такая скоростная стрельба со стопроцентным попаданием впечатлила даже меня, видевшего в своей жизни немало боев и перестрелок.

Светошумовые мины не сработали — просто никто не успел наступить на нужный камень.

Я снял шлем, положил его перед собой на каменный естественный бруствер, вытащил беруши, убрал их в пакетик и демонстративно показал старшему сержанту Лохметьеву. Тот понял, кивнул, вытащил свои беруши и показал соседу. Тот выполнил то же самое и молча передал мой приказ дальше по цепи. Бойцы слева от меня сделали то же самое. Когда все надели шлемы, я спросил Лохметьева:

— Мины снять без риска взрыва реально?

— Нет проблем, товарищ старший лейтенант. Шарифисламов! За мной! Мины снимать. — Старший сержант сразу начал действовать и шагнул туда, где лежали бандиты. Взводный сапер бегом побежал за ним.

— Осторожнее там. Кто-то может быть просто ранен, — предупредил я.

Поскольку бандиты были в бронежилетах, я лично стрелял в головы. В своей стрельбе я был уверен. А если кто-то из солдат стрелял в корпус, удар пули мог просто повалить человека в бронежилете, перебить ему дыхание и даже временно лишить сознания.

Мне самому пуля однажды попала в бронежилет. С переломом двух ребер я тогда попал в госпиталь, больше месяца дыхание было затруднено. Особенно трудно было бегать. Но я заставил себя, заставил свой организм вылечиться и окрепнуть. Мне это удалось. Но я хорошо запомнил, что тогда, получив пару пуль в бронежилет, я еще почти полчаса вел бой. Я опасался, что и сейчас может произойти что-то похожее. И потому дал общую команду:

— Взвод! Вперед! Проверить, кто из бандитов живой. Добить!

Брать кого-то в плен мы обычно не стараемся. Особенно это касается местных бандитов. Как-то так получалось много раз, что пленника сдашь в МВД, его осудят и посадят, а через месяц он в другой банде в плен попадает. После многочисленных подобных случаев была получена устная инструкция — работать без пленников. Пленники бывают нужны только для того, чтобы допросить их. В нашей ситуации допрос бесполезен. Допрашивать можно тех, кто духом слаб. А бандиты, пришедшие из Сирии или Ирака, — не такие. Их допрашивать бесполезно. Боль они презирают и ничего, как правило, не говорят. Одно слово — фанатики.

Я первым побежал догонять своего заместителя и сапера. Солдаты среагировали быстро и легко меня догнали. Осмотр уничтоженной банды занял несколько минут. Собирали документы. Ни одного выстрела я не услышал. Добивать было некого. У тех, кого я сам осматривал, были прострелены головы. Солдаты стреляли предельно точно и быстро. Конечно, оптические прицелы позволяют вести точную стрельбу. Но ведь следует еще найти в оптику противника, а это не так просто, как кажется, следует еще прицелиться так, чтобы единственный выстрел оказался решающим. Я сам несколько раз встречал людей с поврежденным пулей лицом. Пробиты щеки, выбиты зубы, а человек жив. Мои солдаты стреляли лучше. Раненых не осталось…

— Вениамин, что у тебя? — спросил я по связи.

— Ведем наступательный бой. Бандитов оказалось больше, чем я предполагал. Я слышал, что ты удачно отработал…

— Да. Банда тоже оказалась неприлично крупной. Тридцать три бандита. Большинство уйгуры. Сейчас соберем документы и выходим в тоннель. Двинемся к тебе в поддержку. У тебя сложности есть?

— Мы пробили стену. По моим подсчетам, под ней похоронили восемь бандитов. Но на стене еще больше двух десятков. Слишком большая банда. Дерутся хорошо. Отступать не желают. Патронов не жалеют. Мне бы еще несколько «выстрелов» к «Вампиру». Я стену еще в двух местах повредил, но пробить не сумел. Там, видимо, скалы крепкие. Шатаются, но не падают. Сейчас вынуждены продвигаться вперед пошагово, понемногу вытесняем их с позиций. Да и тебя ждем. Потому сильно быстро на стену не лезем.

— «Двухсотые», «трехсотые» есть?

— Один «трехсотый». Простое касательное рикошетное в голову, прямо в лоб. Не совсем касательное, но похоже на это. Удар был сильным. Кожа рассечена основательно. Кровь глаза заливает, стрелять сложно. И потеря крови большая. В связи с этим, видимо, головокружение. Возможно, есть сотрясение мозга. Потому что сильная головная боль и тошнота.

— Кто? — спросил я, словно знал всех солдат пятого взвода. Просто машинально спросил, даже не думая, что это может оказаться кто-то мне известный.

— Я…

Кажется, именно такого ответа я и ожидал. Словно предчувствие было. Или в голосе Простолюдинова что-то почувствовал. Но старший лейтенант не жаловался. Он вообще не из тех, кто жалуется. Тем не менее я чувствовал, что его взводу необходима срочная помощь. Он атакует хорошо защищенную противником позицию. И на этой позиции более двух десятков бандитов.

Такое соотношение сильно отличается от классического, когда силы атакующих должны как минимум в три раза превышать силы обороняющихся. Надеяться на успех старшему лейтенанту Простолюдинову сложно. Успех может прийти только тогда, когда я смогу неожиданно ударить бандитов сзади. Правда, история знает немало случаев успешных атак малыми силами. Но для этого, как правило, должны существовать особые условия. Самое лучшее из них — неожиданность. Этого взвод Простолюдинова лишен, потому что бандиты установили перед входом в ущелье тепловизионные камеры и знали о предстоящей атаке.

Другое условие — когда отступать некуда, когда отступление равняется гибели. Это заставляет мобилизовать все силы. И это условие для пятого взвода не подходит…

Есть еще третье, самое мощное условие — умение действовать «методом вытеснения». Мы на занятиях время от времени отрабатываем такие действия. Видимо, этим методом сейчас и пытается работать взвод атакующих, медленно продвигаясь вперед. Но им требуется поддержка моего взвода!

Сам этот метод был разработан советскими спецназовцами специально для штурма Дворца президента Амина в Кабуле. Время от времени он использовался во время Афганской войны. Потом, особенно после развала Советского Союза, метод был успешно забыт, как и многое из боевого опыта Советской армии. Кому-то тогда казалось, что сильная, подготовленная армия не нужна новой России.

«Метод вытеснения» был изучен и воспринят многими западными спецслужбами. Русские же спецназовцы, выброшенные в то же время из армии, полиции и других силовых структур, искали себе применение в иных регионах. Русский, так называемый «черный батальон» в армии боснийских сербов при освобождении сербского городка от боснийцев только за счет «метода вытеснения» без поддержки других сил сумел выбить занимающий городок боснийский полк.

Сам метод достаточно прост. Подразделение разбивается на тройки. Каждый член тройки имеет собственный сектор ответственности. У двух крайних этот сектор составляет семьдесят градусов, у центрального бойца — только шестьдесят. Крайние захватывают еще и по несколько градусов у центрального, обеспечивая двойной контроль на определенных участках и несколько градусов сбоку. Продвигаются плечом к плечу, держа оружие в полной боевой готовности. Очередь следует даже в пролетающий кирпич, даже в стремительного воробья. За каждый угол сначала летит граната, потом следует очередь. Напряжение при этом зашкаливает. Постоянно воевать таким методом невозможно. Тем не менее на один бой сил, как правило, хватает.

— Товарищ старший лейтенант, мины дезактивированы, — доложил старший сержант Лохметьев. — Взрыватели вывинтили. Они в рюкзаке у Шарифисламова. Сами мины у меня, чтобы вместе с взрывателями их не носить…

— Нормально, Юра, спасибо…

Я посветил фонарем в шахту выхода. Лестница была на месте, но мне она доверия не внушала. И потому я решил проводить спуск привычным методом.

— Спускаемся по веревке. Первое отделение — вперед!

Веревку из своего рюкзака вытащил командир первого отделения младший сержант Луговиков, ее тут же закрепили, и первое отделение начало спуск.

— Сережа, как там? — спросил я у командира отделения, который спустился, естественно, первым.

— Одна сторона — чисто. — Младший сержант, видимо, смотрел в тепловизионный прицел. И именно этим была вызвана пауза между двумя докладами. — Вторая сторона — чисто… Можно спускаться.

Следом за первым вниз устремилось второе отделение. Спуск совершался привычным образом — руки захватывали веревку, ноги упирались в стену и быстро переставлялись. Перчатки позволяли не «сжечь» ладони веревкой. Последним спустилось третье отделение.

Я остался один, осмотрелся по сторонам, открепил веревку, которую сразу потянул Луговиков.

Я спускался по лестнице. Только природная ловкость, вызванная тренированностью, позволила мне не свалиться. Бандиты, видимо, были более привычны к подобного рода лестницам, поскольку пользовались ею без проблем. Но к любому делу требуется приспособиться. Под конец я уже легко находил ногами ступени и не ступал на край, чтобы не оторвать их. А последний метр вообще лестницу презрел и спрыгнул, как мне советовал Луговиков.

Взвод выстроился вдоль стены.

— Карамурзин! — позвал я.

Ефрейтор выступил вперед.

— «Глушилка» работает?

— Так точно, я проверил, забрал ее с собой. — Карамурзин показал себе под ноги и подсветил тактическим фонарем. Прибор стоял перед ним.

— До конца тоннеля сигнал достанет?

— Не могу знать, товарищ старший лейтенант. Не знаю длину галереи. Она под отрогами гор идет, может извиваться — это путь удлиняет. Кроме того, каменные стены могут экранировать.

Я тоже не знал длину галереи. Просчитать расстояние от объекта до объекта наверху просто. А здесь ничего не видно. Можно только гадать. И потому принял решение:

— Идешь первым. «Глушилку» несешь перед собой на руках.

— Есть, идти первым!

— Взвод, вперед!

Обгоняя других, я сам устремился по тоннелю в сторону ущелья. Солдаты сторонились, пропуская меня и ефрейтора Карамурзина.

Я давно уже заметил, как пропускают мимо себя мужчину мужчины и женщины. Мужчина поворачивается к мужчине лицом, а женщины большей частью спиной. А если женщина поворачивается лицом, это означает, что у нее сильный мужской характер. А если мужчина закрывается своей спиной, это говорит о превалирующей скрытности его натуры.

Но среди нас женщин не было, хотя в спецназе они иногда встречаются. Я лично знавал даже женщину — инструктора по рукопашному бою. Сначала это вызвало у меня улыбку, но после первых занятий улыбка исчезла, уступив место удивлению — вытянутому лицу и отвисшей челюсти.

Выбравшись вперед вместе с ефрейтором Карамурзиным, я, вспомнив, что командир пятого взвода ранен и ему, видимо, трудно осуществлять командование атакой на хорошо и грамотно укрепленную позицию бандитов, побежал быстрее, не отдавая взводу команду. Но взвод хорошо знает армейский принцип «Делай, как я…», и в большинстве ситуаций отдельный приказ никому отдавать не нужно.

Солдаты тоже перешли на легкий бег. Труднее всего было бегущему рядом ефрейтору Карамурзину, который нес на руках перед собой «глушилку», но она была нетяжелой, от силы килограмма полтора-два. Для солдата спецназа ГРУ это не вес.

На занятиях солдатам приходилось преодолевать на время стометровку, держа на руках перед собой пудовую гирю — это одно из тренировочных упражнений. А на время бегают солдаты только для того, чтобы создавался соревновательный эффект, азарт. Это всегда помогает. Но нормативов в таком беге быть не может.

Я все время пути светил тактическим фонарем не только себе под ноги, но и на стены. Попутно насчитал шесть установленных мин и столько же датчиков движения. Должно быть, бандиты не имели недостатка в вооружении. Но, пока работала «глушилка», у нас не было опасения, что мины взорвутся, если только они не снабжены электрическими взрывателями. Но датчики не срабатывали, и о нашем передвижении бандиты не знали.

Однако на последней четверти пути ефрейтор Карамурзин замедлил бег и стал внимательнее присматриваться к «глушилке» в своих руках. Поза его говорила сама за себя.

Я, естественно, заметил это и спросил:

— Что?

— Аккумулятор вот-вот сядет. Индикатор уже мигать начал.

— Что можно сделать?

Карамурзин пожал плечами:

— Только подзарядить. Зарядное устройство в корпусе.

— Где можно это сделать?

— Только на базе…

— Еще не легче. Соображай!

Ни мне самому, ни кому другому не хотелось, чтобы начали работать датчики движения, а потом взорвались мины. Я принял решение:

— Всем! Принять дозу стимулятора из флакончика. Потом побежим что есть сил, иначе нас взорвут.

Сам я тоже достал из кармана свой флакончик и поднес его к носу.

— Товарищ старший лейтенант, — предложил Карамурзин. — Мысль пришла в голову. Если снимем аккумуляторы со своих трубок и соединим параллельно, может, будет работать. Это не гарантия. Но хотя бы частичная подзарядка, может быть, будет.

— Не будет толку, не так надо… — сказал по связи старший сержант Лохметьев. Он выступил из ряда солдат с флакончиком стимулятора в руках, при мне сделал еще один вдох, потом достал нож, присел и сковырнул глину в нижнем углу тоннеля, где стена сходилась с полом. Вытащил из-под слоя глины два провода. Значит, взрыватели на минах электрические, и мы в опасности.

— Здесь напряжение небольшое, но этого должно хватить. Провода к взрывателям мин идут. Подключай питание прямо сюда. — Из-за спины старшего сержанта выступил сапер взвода Шарифисламов, вытащил свой нож, обрубил провода и зачистил концы. Из своего рюкзака Шарифисламов вытащил еще несколько проводов, удлиняя концы, соединение выполнил скруткой.

— Давай «глушилку»…

Карамурзин в сомнении посмотрел на меня, я кивнул, не столько понимая ситуацию, сколько от безысходности, от поиска «соломинки», за которую хватается утопающий. Только после моего согласия ефрейтор протянул прибор саперу. Но принял «глушилку» Лохметьев. Ножом отвинтил боковую крышку и стал, не вытаскивая аккумулятор, подсоединять провода к контактам.

Когда замкомвзвода поставил «глушилку» на землю, Карамурзин посветил на нее фонарем. Маленькая красная лампочка индикатора заряда больше не мигала. Горела зеленая, говорящая о достаточности заряда. Однако было неизвестно, надолго ли хватит питания.

— Пока заряда хватает, — предложил Лохметьев. — Аккумулятор сядет совсем, силы тока сети может не хватить. Там слабый ток. Бежим в темпе. «Глушилка» остается здесь. Сигнала хватит…

Я успел еще сказать:

— Не вы управляете своим мозгом, а он управляет вами. Включите его чувство самосохранения. Не свое, а его. Он поможет бежать…

И побежал первым. Не забыл дать и команду «за мной». И к своему мозгу мысленно обратиться тоже не забыл, чтобы убедить его в необходимости быстрого безостановочного бега. Мозг, видимо, хорошо меня понял. Мы на одном языке разговаривали.

Сколько себя помню, наверху мне так никогда не доводилось бегать. Я не чувствовал ног. Они сами собой переставлялись и делали это с такой скоростью, что, случись мне споткнуться, я, наверное, разбился бы. Думаю, даже автомобилю соперничать с моим взводом в скорости передвижения в этом случае было бы сложно.

Мы никогда раньше так не бегали. Я на всякий случай достал и включил свой планшетник, для чего мне пришлось слегка притормозить и пропустить вперед несколько солдат. Я не смотрел программу профессора Горохова. Я смотрел свою программу, где указывалось месторасположение каждого бойца взвода. И увидел, что взвод бежит плотным быстрым строем, ни одного отстающего нет. Открывать программу Горохова я даже не стал. Все равно я мало в ней понимаю, а помочь так, как помогает стимулятор, она не в состоянии. Так зачем время терять?

За несколько секунд я снова вырвался вперед. Раньше мне потребовалось бы приложить для этого немалые усилия, потому что все бойцы бежали очень быстро. Сейчас я только подумал, что, как командир, должен быть впереди, и тут же оказался впереди.

Планшетник я все же не убрал, умудрился со второго раза найти на сенсорном мониторе нужную точку и включил навигатор. Навигатор показывал, что до конца тоннеля оставалось совсем немного. Вернее, сам тоннель навигатор не видел. Он только показывал мне, что мы приближаемся к месту, где в ущелье стоит первая защитная стена. Та самая стена, которую в настоящий момент штурмует взвод раненного в лоб старшего лейтенанта Простолюдинова.

Мне самому ни разу не доставался пулевой рикошет. Но я однажды видел, как рикошетом раскрошило челюсть снайперу спецназа МВД. Дело было на моих глазах. Пуля летела под острым углом, ударила в башню боевой машины пехоты, срикошетила и ударила в челюсть снайперу, который как раз приложился к прицелу своего «Винтореза». В этом положении виден был только маленький участок челюсти, именно туда и угодила пуля. Не в руку, не в приклад винтовки, не в ствольную коробку, а именно в челюсть, расколов кости на крупные части. В тот момент я и другой спецназовец МВД подхватили падающего снайпера, чтобы он не свалился под гусеницу своей же машины, и дали команду к остановке.

Лицо раненого выглядело жутко. Я не знаю, что с ним стало, смогли ли хирурги восстановить челюсть или хотя бы привести лицо в божеский вид. Там пуля ударила в башню под острым углом. Значит, рикошет не намного снизил скорость полета пули, хотя и заставил ее кувыркаться. Но я ведь не знаю, какой был рикошет у пули, что попала в лоб Вениамину. И даже при ударе по касательной пуля, кувыркаясь, в состоянии вырвать целый кусок лобовой кости, несмотря на то что лобовая кость у человека самая крепкая во всем теле. Пуля все равно крепче!

Рикошет может оказаться не таким пустяковым ранением, как это хочет представить старший лейтенант Простолюдинов. Конечно, у него во взводе есть заместитель, тоже, кажется, старший сержант, и заместитель способен в случае чего взять на себя командование взводом. Но я не знаю, насколько Вениамин держал заместителя в курсе своих дел, насколько тот поставлен в известность о задаче, которую следует выполнить. И вообще на месте раненого командира взвода хорошо бы иметь офицера с опытом командования и с опытом проведения боевых операций.

В данном случае я был в состоянии и свои обязанности выполнять, и Простолюдинова подменить, если тот по причине ранения окажется недееспособен. И потому мне требовалось торопиться.

— Вениамин! — позвал я в микрофон. Ответа не услышал, позвал снова: — Вениамин! Мы уже под стеной…

То ли горные породы экранировали, то ли что-то с Простолюдиновым случилось. Однако, если бы с ним что-то случилось, мне бы ответили солдаты. Весь взвод одновременно потерять сознание не мог. Значит, проблемы со связью.

Это не радовало. Хотелось надеяться, что на поверхности связь будет более устойчивой. Там, если горы экранируют, передатчик и приемник в состоянии пользоваться отраженным сигналом. Что это такое, я плохо понимал, но так мне когда-то объясняли.

Я не выключил навигатор в планшетнике, хотя сам планшетник убрал. Еще два десятка широких шагов, и мы оказались прямо под стеной, за которой наверху идет бой. Здесь уже едва ли бандиты рискнут установить мины. Любой взрыв чреват обрушением стены. И потому я почувствовал некоторую безопасность. Оставалось преодолеть последнюю сотню шагов, чтобы добраться до выхода на поверхность. Мой взгляд упал на ствол автомата, я на бегу стал накручивать на него глушитель. И дал своим бойцам команду:

— Навернуть глушители! Выключить фонари. Пользоваться очками ночного видения.

Выполнение команды я привык не проверять. Знаю, что взвод команду слушает всегда и выполняет в точности.

— Первое отделение, вперед, к выходу! Занять позицию, без приказа — не стрелять. Второе и третье отделения ждут команды…

Но обогнать себя первому отделению я все же не позволил. Я его возглавил и побежал рядом с младшим сержантом Луговиковым.

Я помнил данные фотосъемки с беспилотника. Рядом с предполагаемым выходом из тоннеля места мало. Но одно отделение там поместиться в состоянии. Еще два десятка шагов… Еще десяток шагов…

Я остановился и перевел дыхание. Выход на поверхность был передо мной. Выход был в полный человеческий рост, но его закрывали три фигуры, которые хорошо были различимы в лучах лазерной подсветки очков ночного видения. Они были без очков, но держали в руках фонари. Пока выключенные…