57
Лори и я держались на волне разговора, который становился все более интимным благодаря удивительному взаимопониманию, возникшему между нами. За последние десять лет я не припомню в своей жизни подобного вечера, и ни в одной из задушевных бесед, которые я в эти годы вел, я не ощущал такого реального контакта.
Утверждение, что ваш личный опыт частенько воспроизводит опыт другого, что все сказанное будет понято, подтверждалось каждым мгновением общения. Я, конечно же, не рискнул быть слишком откровенным. Лори тоже. Я боялся ее встревожить, застать врасплох – я не хотел, чтобы она сочла меня сумасшедшим.
Если бы подобные разговоры не содержали определенной доли лжи, они не были бы такими проникновенными.
Мы умудрились выпить полторы бутылки вина, а стол по-прежнему полнился тарелками с закусками.
– Может, унесем все это? – предложил я.
– Не бери в голову. – Лори откинулась на спинку стула и запустила руку в волосы. – Поузи унесет.
– У нее еще полно работы, давай ее немного разгрузим. – Я собрал тарелки, отнес их в раковину и сгреб листья артишоков в мусорную корзину.
Лори помогла мне загрузить посудомоечную машину и заполнила контейнеры моющим средством.
– Я чувствую себя одним из эльфов башмачника. Что у нас было по плану дальше, не помнишь?
– Хочешь послушать концовку того рассказа Райнхарта?
– Ладно, пойдем разделаемся с Райнхартом. – Лори долила остатки вина в наши бокалы и повела меня к дивану в гостиной.
Устроившись рядом и опустив голову на вытянутую вдоль спинки дивана руку, Лори спросила:
– Это тот рассказ, что ты читал, когда я подъехала?
– Да, я почти его закончил. Она отпила глоток:
– Профессор Арбатнот нашел книгу невероятной древности и редкости. У трех стариков, убитых в притоне курильщиков опиума, были одинаковые татуировки на левых ягодицах, содержащие древнее арабское проклятие. По пути на встречу со зловещим карликом наш герой мимолетом замечает ребенка с желтыми глазами и раздвоенным языком.
– Нет, здесь немного по-другому, – сказал я. – Похоже, вся первая половина почти автобиографична.
Я уместил начальный этап жизни Годфри Деммимана в паре предложений и коротко описал его приключения в деревне Маркхэм, вступление во владение домом его предков, бегство и преследование Другого, которое привело к тому, что ночью он оказался в библиотеке на верхнем этаже дома.
Придя к убеждению, что именно нынешней ночью произойдет встреча с тем, кто постоянно прятался от него, Деммиман вошел в старую библиотеку. Дверь вдруг захлопнулась у него за спиной. В то же мгновение Деммиман понял, что его уверенность – не иллюзия. Присутствие Другого запечатлелось на кончиках его нервных окончаний, и как только он понял это, он тут же понял и другое – в каком состоянии он найдет своего неприятеля.
По окончании приготовлений, не менее полных страха, не менее неуверенных, чем его собственные, другой ожидал его прихода с тем же ужасом, с каким стыла в жилах кровь Деммимана. Однако Годфри нашел в себе силы двинуться вперед и бросить скорый взгляд через заплесневелую пустоту.
– Кто ты, нечестивый дух? – с трудом проговорил он.
Последовала полная нерешительности и сомнений пауза.
– Заклинаю тебя: выйди из мрака и покажись.
Давление сгустившейся вокруг Деммимана тишины едва не швырнуло его назад, к двери. Когда у него уже не осталось сил переносить это, из самого дальнего угла темной библиотеки донесся звук шагов.
– Чувствую, ничего хорошего не будет, если этот тип покажется. Причем выяснится, что это очередной монстр.
– Сейчас узнаем, – сказал я и продолжил чтение.
Медленно-медленно, еле волоча ноги, смутная фигура выплыла из темноты. Деммиман вдруг ощутил, что не может дышать. Он знал: наконец настало время, и его сейчас ждет либо избавление, либо поражение. Горячечное любопытство подсказывало ему неясный силуэт мужчины на десятки лет старше его и умудренного жизненным опытом, не идущим ни в какое сравнение с опытом его собственным, даже постичь масштабы которого ему не хватало воображения.
Темная строгая одежда незнакомца выдавала в нем провинциального делового человека, достигшего небывалого успеха. Едва успел Деммиман сделать шаг навстречу ему и заметить светлый клочок его бороды, как понял, отчего лицо незнакомца казалось неразличимым: его закрывали прижатые в жесте отчаянного стыда руки.
Широко расставив в стороны ноги на пыльном полу, Деммиман занял позицию.
Мужчина поднял голову и раздвинул пальцы, будто пытаясь ощутить перемену настроения Деммимана. Затем, словно приняв мгновенное решение, уронил руки и обнажил лицо с такой враждебностью, какая, Деммиман знал, ему самому была не по силам. Ужас тут же сковал его. Тысячи грехов, тысячи преступлений вдруг отразились на челе незнакомца. Это была летопись его тайной жизни, омерзительной и зловещей. Но самым поразительным было то, что черты лица Другого были омерзительной и зловещей копией лица самого Деммимана.
– С тобой все в порядке?
– А что?
– Мне показалось, у тебя пересохло в горле. Выпей немного вина, полегчает.
Неужели все усилия – лишь ради того, чтобы встретиться с чудовищной версией самого себя? Часть унижения Деммимана составляло понимание того, что сила этого страшного создания намного превосходила его собственную. Другой сделал шаг вперед, весь кипя от ярости, и швырнул в лицо Годфри требование – и Деммимана оставило мужество: развернувшись, он бросился бежать.
Деммиману послышалось, что в спину ему полетел смех, однако смех тот был эхом его собственного смеха; ему чудилось, что за спиной раздаются шаги преследователя, но на самом деле это были удары его сердца. Из темных проемов полуоткрытых дверей, из потаенных уголков – отовсюду, чудилось, пристально следят за ним извивающиеся уродливые существа и ждут его капитуляции.
Однако о капитуляции Годфри и не помышлял. Он был рожден для великой цели, на пути к которой встреча в темной комнате была не чем иным, как ключом, открывшим замок. В его судьбе, решил Деммиман, таилось величие, суть которого он только-только начал постигать.
Деммиман добежал до дверей в галерею, распахнул их и нащупал в своем кармане картонку спичек, которыми он обычно зажигал тоненькие свечи в склепе. Язычок пламени дрожал, когда он опускался на колени перед одной из длинных занавесей. Крохотный, трепещущий огонек родился и осторожно потянулся вверх. Деммиман передвинулся ко второй занавеси и зажег еще одну спичку. Когда загорелась вторая штора, он проделал то же самое со всеми занавесями. Затем, в кольце танцующего разгорающегося огня, он внимательным взглядом окинул плоды своих трудов.
Огненные ручейки разбегались от оснований колонн по половицам, растекались по потолку. Пламенные разведчики и гонцы перескочили на одну из полусгнивших панелей, и ручейки красного огня крались вдоль поверхности стены. Стены с радостью встречали пламя; пол занялся ярким огнем в десятках мест. Деммиман попятился в задымленный вестибюль и вышел в ночь.
По обеим сторонам узкой улочки грязный кирпич и черные глазнш§ы окон брошенных домов бесстрастно смотрели на красные отблески, мечущиеся рядом. Тревогу поднимут много-много позже, когда языки пламени взметнутся к темному небу. Деммиман укрылся в нише дверного проема.
Окна первого этажа разлетелись вдребезги, вместе с осколками выплеснув сполохи таких темных оттенков красного, словно желали укрыть от взглядов разгулявшееся внутри пламя. Пожар неумолимо и быстро охватил второй этаж. Жаркое пламя взметнулось вверх и исчезло, поглощенное широченным столбом дыма.
Занялся третий этаж, а за ним и четвертый. Деммиману почудилось, будто в реве мощного пожара он услышал пронзительно высокие крики тварей, загнанных огнем в ловушку на верхнем этаже дома, и мысль об этом вызвала звериное ликование в его груди.
Темное одеяло плотного дыма перед фронтоном дома укрыло от взгляда самые верхние окна, и Деммиман поспешно перебежал в дверной проем соседнего здания, где укрылся и стал наблюдать за финалом. Лишь только он поднял глаза, чтобы взглянуть на окна пятого этажа, за ними загуляли первые отсветы огня – поначалу желтые, а затем кроваво-красные.
В раме ближайшего окна показался силуэт – человек выглянул наружу с поистине восхитительным спокойствием. Все здание издало стон надвигающегося конца. Силуэт у окна устремил на Деммимана взгляд невидимых глаз. Издалека донесся крик сирены, затем – поближе – еще один. Дрммиман чувствовал, что глаза Другого не сводили с него тяжелого взгляда.
Обрамлявшая силуэт оконная рама вспыхнула, бросая отсветы на опустошенное лицо, так похожее и не похожее на его собственное. Другой вновь швырнул свое безжалостное требование. Огонь перекинулся на его волосы. За спиной Другого пламя потемнело – от красного к темно-синему, однажды виденному в глубине древнего леса. Деммиман шагнул из ниши на булыжник мостовой. В требовании Другого, вдруг осенило Деммимана с грозной убедительностью величественного парадокса, таился неожиданный поворот судьбы, и внезапно воспаривший дух Деммимана с радостной готовностью устремился навстречу.
Рванувшись из своего укрытия, Деммиман кинулся в горящее здание. Мгновением позже все, что составляло интерьер дома, обрушилось, и внушительное сооружение уступило: мягко охнув, складываясь как карточный домик, оно повлекло самое себя вниз, рухнуло и содрогнулось, будто бы от экстатического освобождения Годфри Деммимана.
– Ему что, пришлось избавить мир от себя? Не говоря уж о фамильном доме и тех маленьких страшненьких тварях?
– Бедняга Годфри.
– А мы с тобой могли бы придумать финал повеселее. Хочешь попробовать? Ага… По всему видно, что хочешь. Много ли знал Эдвард Райнхарт об «экстатическом освобождении»?
