– Ты об этом пришел поговорить?

– И об этом тоже.

Он провел маленькой плотной ладонью по лицу:

– С чего начинать-то?

– Все знают больше, чем я. И все отказываются хоть что-то рассказывать.

– Стар не хотела, чтоб ты знал об этих штучках.

– О каких таких штучках?

– Которые у вашей родни передаются по наследству, начиная от Омара и Сильвэйна. Ты слышал об Омаре и Сильвэйне?

– О да, – кивнул я. – От Джой. Во всех подробностях.

Слабый голос Джой зазвучал вновь: «Мои дедушки! Дедушками моими были оставшиеся в живых языческие боги, вполне возможно правившие в доминионах, однако заботившиеся лишь о богатстве и удовольствиях. Чтобы построить тот самый дом на Нью-Провиденс-роуд, Сильвэйн разобрал дом своих предков в Англии, привез на корабле все эти кирпичи да камни и сложил их заново, действуя в точности так, как строили в старину. С таким же успехом он мог бы все свои деньги спустить в унитаз. Мой батюшка был абсолютно таким же. C'estdommage».

– Могла бы из приличия и не распускать язык.

– Мама же не захотела посвящать меня в семейную тайну. Вот Джой и посвятила.

Тоби сделал еще глоток виски и прижал стакан к густым седым волосам на груди, торчавшим из расстегнутой рубашки.

– Мама хотела уберечь тебя. И я бы сказал, ей это удалось.

С удивлением я молча смотрел на него.

Тоби поднял левую руку и перевернул ее ладонью вверх – дым сигареты вился вокруг пальцев. Жест его означал: нет проблем, все объясняется просто.

– Ты был нормальным. Потому кое-чего тебе знать не полагалось.

– Я был нормальным…

– Когда Джой была ребенком, она, по-моему, орала как резаная, если ее вовремя не кормили, верещала так, что стекла едва не трескались… Что же до тебя – ты рос нормальным ребенком, за исключением разве что этих припадков. А припадки – явление довольно обычное. Кстати, как сейчас, бывает?

Какие-то контуры понимания стали смутно формироваться у меня в голове.

– Я всегда надеялся, что с возрастом это у тебя пройдет.

– Тоби, вы только что сказали: «За исключением твоих припадков».

– Ну, так было ж дело! Как раз в тот день, когда тебе исполнилось три годика.

– Однако все считали, что со мной может произойти что-то другое. Вы все ждали, что я смогу заставить мебель летать по комнате.

Хмурое и мрачное неодобрение будто съежило его лицо.

– Мы говорим о том, что передается по наследству у Данстэнов. Когда это перешло ко мне, то выглядело достаточно обыкновенным, чтобы казаться нормальным. Так?

– Тебя можно было и не обучать в колледже, – сказал Тоби. – Ты все схватываешь на лету.

– Как много от Говарда перешло к Куинни?

– Честно, говоря, жена моя много чего унаследовала от Данстэна. – Он отпил из стакана и улыбнулся своим мыслям. – Иногда она поднималась в воздух на пару футов над кроватью и зависала. И при этом крепко спала. Покрывало поднималось вместе с ней. Жуткое зрелище, скажу я тебе. И еще она видела людей насквозь. – Воспоминание заставило его рассмеяться. – В первый год после нашей свадьбы дважды совершенно независимо друг от друга две пары идиотов заваливались в наш магазин поживиться наличными. Они, видать, думали: что со старухи возьмешь, покажешь пушку, она и лапки кверху. Люди называют это «ошибкой в суждении». – Тоби хихикнул. – В ту же секунду, когда они заявляются, Куинни вытаскивает из-под прилавка ружье. Пугает до смерти этих малолеток. «Леди, – говорят они, – вы совершаете ошибку, уберите ружье, а то будет худо». Куинни им отвечает: «Если вы не умотаете отсюда до того, как я досчитаю до трех, вот тогда уж точно будет худо, да только вы не успеете узнать об этом». Больше никогда никаких проблем у нас с грабителями не было.

– Вот молодец, – сказал я.

– Куинни была чертовски талантлива. И не стала первоклассной сорокой-воровкой только из-за того, что руки У нее были на месте.

– Вот как, – вставил я.

Улыбка Тоби обнажила его выцветшие зубы.

– Бывало, сидим на кухне, судачим о том о сем, Куинни за столом, напротив. Встаю, иду к холодильнику принести льда, например. Оглядываюсь – она скрывается через черный ход. Иду на кухню, ору: «Куинни!» Открывается дверь спальни, и появляется она с метелкой для пыли в руках. «Какого черта?» – говорю. А она: «На кухне над окном паутина, и, чтоб ты знал, метелка для пыли будет лежать в шкафу в спальне». Или, например, ты думаешь о покупке нового телевизора и вдруг выясняешь, что платить за него уже не надо, – согласись, чертовски удобно.

– Таланты отца переходили по наследству по женской линии.

Тоби наполнил стаканы.

– Больше всего досталось Куинни, затем – Джой и Нетти. Мэй тоже перепало. – Он глянул на коллаж из обнаженных красоток на стене. – Когда Мэй было лет тринадцать, она как-то раз ехала по Вэгон-роуд – теперь это Кордуэйнер-авеню – на заднем откидном сиденье спортивного автомобиля Говарда. Куинни рассказала, что Мэй увидела двух девчонок, показывавших на нее пальцами из проезжавшего мимо автомобиля. Они якобы потешались над ней. Я, правда, всегда считал, что дело было не совсем так, поскольку выезд в город семейки Говарда не мог остаться без внимания. Я раз даже спросил Мэй напрямик, но толком ничего не добился. Что Мэй там померещилось, не знаю, но она так разбушевалась, что выдала настоящее шоу. По всей улице вылетели оконные стекла и взорвались шины автомобилей. Повредились телефонные линии. Кошмар, короче.

Прозрачный голосок Джой прошелестел мне в ухо: «В итоге моя сестрица Мэй устроила настоящий погром на Вэгон-роуд, хотя, если послушать моего батюшку, так от Данстэнов в ней мало что было, а сестра моя эти его слова всегда воспринимала как ложь и мерзкую клевету.

– Я что-то слышал о женихе, пытавшемся ее изнасиловать, – сказал я.

– Ох уж эта Джой, – вздохнул Тоби. – Мы умолчим, так каменья возопиют.

Я спросил, не знает ли он чего-либо об отце Стар.

– Куинни говорила, отец Стар был барабанщиком в джаз-группе, но имени его не называла. Отсюда и музыкальные таланты Стар, говорила она. Я, знаешь, иногда подумывал, может, он тоже был кем-то вроде Данстэнов, барабанщик-то. И вот еще что: я всегда считал, что Этель Бриджес, женщина из Нового Орлеана, которая вышла замуж за Сильвэйна после убийства Омара, из той же породы. – Он ухмыльнулся мне. – Ты, кстати, тоже в музыке преуспел: я слышал, в Напервилле на гитаре играл, а?

Стар разболтала Тоби о моем увлечении гитарой.

– Да так, баловался, – пожал плечами я.

– Пару раз сюда приходили клиенты с фотографиями больших джазовых оркестров, ну, Дюка Эллингтона или Бенни Гудмана, и на них были автографы музыкантов. Я сразу искал на этих фото барабанщиков и думал: если это ты, то знай, что дочерью своей, о которой ты и слыхом не слыхивал, можешь гордиться.

– Красиво сказано, – сказал я, удивленный его сентиментальностью. – Похоже, люди заблуждаются относительно ростовщиков.

– Хочешь, скажу, кто мы такие? Мы есть защита для людей, в защите нуждающихся. Или были таковыми, пока банки не начали раздавать направо-налево кредитные карточки.

И тут, озаренный запоздалым пониманием, я воскликнул:

– Бог ты мой! – Мороз побежал у меня по коже. – Только сейчас до меня дошло! Мама отдавала меня приемным родителям, чтобы уберечь от своей родни.

– Ну да… – кивнул Тоби с таким видом, будто я заявил, что иметь кучу денег и жить в особняке было куда приятнее, чем нищенствовать в съемной квартирке, питаясь на продовольственные талоны.

– Каждый раз, когда я возвращался домой, она, наверное, просила всех держать язык за зубами. Я не должен был ничего знать о Данстэнах.

– Она хотела, чтоб ты жил как нормальный человек.

– А теткам это очень не нравилось. Они не видели в этом смысла, потому что не понимали ее.

Тоби положил локти на захламленный стол. Продолговатые выпуклые глаза его были удивительно ясными.

– Все время, пока ты был маленьким мальчиком, моя жена и ее сестры надеялись: вот-вот ты хоть как-то продемонстрируешь, что в тебе есть от Данстэнов. Когда ты стал старше, а Стар продолжала настаивать на своем, это стало препятствием.

– Вот почему я ни разу не был в Эджертоне после того, как мне исполнилось двенадцать. Она не доверяла Нетти и Мэй.

Тоби разлил остатки виски – в основном в свой стакан.

– Ну вот, самое время закругляться. Перед сном прими пару таблеток аспирина – Он улыбнулся мне. – Хочешь еще о чем-то поговорить?

– Только об одном.

– Валяй.

– Перед самым нашим уходом из больницы Стар удалось сказать пару слов. О моем отце.

Тоби медленно поднял голову.

– Она назвала его имя: Эдвард Райнхарт.

Шторы за толстыми стеклами очков медленно опустились и поднялись.

– Родственники вашей жены хотят, чтобы я даже не задумывался об этом. Они что-то знают, но не говорят.

– С чего ты взял? – спросил Тоби.

– Стар жила с этим парнем до того, как выйти за него замуж. Нетти наверняка знала его имя.

– Это ты так думаешь.

– Тоби, вы тоже знаете его имя.

– Изо дня в день ко мне приходит столько народу – разве упомнишь… – улыбнулся он.

– Тоби, не надо…

Он оттолкнулся от стола, поднялся, обошел его и остановился перед фотографией черноволосой женщины, поддерживавшей ладонями свои груди, как чуть сдутые пляжные мячи.

– Не думай только, что я придурок, проведший всю свою жизнь за этим прилавком. В сорок шестом, через год, как я демобилизовался, у меня был белый «кадиллак» с откидным верхом и семь тысяч баксов на счете в банке. Солидные люди приглашали меня в гости, обращались со мной, как с родным. Однажды я убил человека, потому что он не оставил мне выбора, и отсидел семь месяцев в Грин-хэвене за дело, в котором, по сути, был виновен кое-кто другой. Тоби Крафт – это тебе не Кларк Рутлидж.

– И где-то на том этапе вы познакомились с Эдвардом Райнхартом?

Он вперил в меня взгляд сквозь толстые стекла очков.

– Это имя ты услышал от Стар?

– Сршнно верно. – Язык подвел меня, и я попробовал еще раз: – Совершенно верно.

Заглянув в свой стакан, я заметил, что виски там осталось на полдюйма.

– Сдается мне, я кое-что припоминаю. – Последовала многозначительная пауза. – Может, после похорон поработаешь у меня недельку? Сто баксов в день. Наличными.

– Баш на баш?

– Да нет, просто предложение.

– А по-моему, баш на баш. Ну да ладно, согласен, – кивнул я.

Тоби сделал вид, что пытается вспомнить.

– Лично с этим Райнхартом я не был знаком, но такое впечатление, что где-то мы с ним пересекались. Ей-богу, никак не припомню. Но есть человек, который, возможно, тебе в этом поможет. – Он сел за стол, вытянул из бумажной неразберихи ручку и стопку записок-наклеек. Затем нацелился на меня указательным пальцем. – Я тебе ничего не говорил.

– Понял, – сказал я.

Тоби что-то нацарапал на листке, оторвал его, сложил пополам и протянул мне.

– Положи в карман. Завтра утром прочти и подумай, что будешь делать. Вижу, ты решил старое помянуть – ну что ж, давай…

Кабинет раскачивался, как палуба корабля.

– Hasta la vista, – сказал на прощание Тоби и, тоже качнувшись, встал из-за стола.