Глава 23
Crocodylus niloticus: ловушки на дорогах

Следующей в нашем списке возможных мест для исследований значилась страна Малави. Она вытянута вдоль длинного, узкого озера Ньяса, которое малавийцы называют озером Малави. Мне очень хотелось, чтобы одна из моих “точек” была на каком-нибудь из великих африканских озер.

Пересечение границ в Африке редко бывает рутинной процедурой. На каждой границе чиновники с обеих сторон пытаются содрать с вас множество разных налогов и сборов, в основном собственного изобретения. Во время моей первой поездки в Африку четырьмя годами раньше самым популярным был “сертификат об отсутствии СПИДа”. Теперь мода изменилась, и с нас требовали уплатить за выброс парниковых газов. Мы пользовались нашими журналистскими карточками и пачкой важного вида бумаг на русском языке, чтобы отбиться от поборов, а иногда просто молча уезжали, прежде чем нам успевали что-то сказать.

На границе Малави с нас потребовали особенно большой налог. Стася, как обычно, взявшая на себя переговоры, потеряла терпение и немного повысила голос. Иммиграционный чиновник рассвирепел, заорал, что в его лице мы оскорбляем весь малавийский народ, и попросту закрыл погранпереход. Подождав полчаса (очередь по обе стороны границы успела вырасти на километр), мы с Шурой пошли извиняться. В таких случаях всегда удается сыграть на сексистских стереотипах. “Вы ж понимаете, она женщина, – сказали мы, – чего от нее ожидать? Баба-дура, язык без костей”. Это сработало.

В столице Лилонгве мы задержались на пять дней. Город небольшой и симпатичный, автомеханики берут недорого, а офис, выдающий разрешения, работает быстро и эффективно. К тому времени “Шакал Туре” перестали отвечать на наши письма и оплачивать ремонт, так что новые рессоры для “Колумба” нам пришлось покупать самим.

Для меня каждая остановка в большом городе была долгожданным шансом поговорить с Настей. Связь через интернет всегда была плохой и ненадежной, так что я заранее набирал на компьютере отчет о наших новостях и быстро шлепал его в свой блог, как только удавалось установить соединение. Если после этого связь продолжала работать, я пытался позвонить Насте по скайпу или поговорить в чате. Иногда удавалось только послать письмо. Настя огорчалась, когда ей приходилось читать новости в блоге, вместо того чтобы услышать их от меня лично. Ей трудно было представить, что можно двадцать минут ждать, пока загрузится первая страница почтового сервиса. И конечно, ей было обидно, что она не участвует в таком интересном путешествии. Как я ни старался описывать его со всеми подробностями, оно все равно выглядело менее утомительным и более приятным, чем на самом деле.

Из Лилонгве мы спустились к озеру Ньяса. Там очень здорово отдохнуть от жары, пыли и тряски африканских дорог. Озеро лежит в древнем разломе земной коры и, подобно двум другим необычно старым озерам – Байкалу и Танганьике, – населено множеством уникальных существ. Нырять с аквалангом в его прозрачные глубины было фантастически интересно. Как только мы погружались под воду, нас окружали косяки рыбок мбуна – голубых, ярко-желтых и полосатых цихлид, относящихся к десяткам разных видов. Крутые скальные стены спускались к песчаному дну, усеянному похожими на кратеры гнездами цихлид. Там был даже затонувший корабль – ржавый буксир, который стерегли огромные, похожие на акул сомы.

Не было в озере только крокодилов. Я знал, что место для них подходящее, потому что не раз встречал их, ныряя с маской в похожих заливах на озере Танганьика. Но оказалось, что в Ньясе их всех перестреляли. Мы проверили популяции крокодилов в трех национальных парках дальше к югу, но они были слишком маленькими. Пришлось перебираться в Мозамбик.

На этот раз мы проехали через дальний пограничный переход, которым обычно пользовались только местные жители. Дорога к следующему городу была совершенно пустынной. Через несколько часов впереди показался встречный джип. Когда до него оставалось метров сто, я вдруг осознал, что понятия не имею, по какой стороне дороги полагается ехать. Обычно в бывших британских колониях ездят по левой стороне, а в прочих странах Африки – по правой. Мозамбик – бывшая португальская колония, но со всех сторон окружен бывшими британскими. Что же делать? К счастью, водитель джипа настолько удивился, увидев на дороге другую машину, что съехал на обочину.

Мы пересекли широкую Замбези и продолжали двигаться на юг. Нам не везло. Почти всех местных крокодилов перебили за годы гражданской войны. В одном национальном парке их оставалось еще много, но плата за пребывание там была слишком высокой, а никаких разрешений на исследования в этой стране у нас не имелось.

Между тем “Колумб” продолжал потихоньку разваливаться на части. Чтобы завести мотор, надо было залить бензин прямо в карбюратор. Шура на глазах превращался в квалифицированного автомеханика. Он даже изобрел новый метод заделывания проколов в шинах с помощью изоленты. Но многого он починить не мог. Один раз нам удалось дозвониться до директора “Шакал Туре”, но он только сказал, чтобы мы постарались доехать до Кейптауна. “Мы гарантируем, что вы останетесь довольны нашим сервисом”, – туманно пообещал он.

Чтобы как-то разнообразить долгий путь, мы несколько раз сворачивали к побережью. Мы решили, что в нашем путеводителе будет большая, подробная глава про дайвинг, и ознакомились с услугами многих местных дайв-операторов. Больше всего нам понравилось нырять в городке Тофо, где в течение часа удалось поплавать сначала с десятком скатов манта размером с маленький самолет, а потом с пятью китовыми акулами.

Чем ближе мы подъезжали к границе ЮАР, тем труднее становилось проезжать через многочисленные блокпосты. Все полицейские хотели денег. Иногда они утверждали, что у нас что-то не в порядке с номерами или документами на машину, иногда говорили, что мы превысили скорость (мы действительно ездили быстро, но у них не было радаров), иногда придирались к тому, что у “Колумба” не было ремней безопасности (нам пришлось их снять, потому что они были неудачной конструкции и в случае аварии могли сломать шею), а иногда ничего не могли придумать, но взятку требовали все равно. Видимо, южноафриканские туристы в таких случаях слишком легко расставались со своими деньгами: даже суммы штрафов везде были прописаны в южноафриканских рандах. Мы твердо решили никогда ничего не платить, потому что знали: достаточно дать паразитам хотя бы ранд, и они сообщат по радио всем остальным блокпостам, что едут лохи. Девять раз из десяти мне удавалось просто сделать вид, что я не заметил полицейских, и нагло проехать без остановки. Если у них были автоматы или они стояли цепью, перегородив дорогу, мы притворялись, будто говорим только по-русски, или требовали вызвать из Мапуту (столицы) американского консула, или размахивали портретом Обамы (он как раз баллотировался в президенты), или говорили, что у Стаей лихорадка Эбола и она вот-вот помрет у них на руках.

Добравшись наконец до ЮАР, мы обнаружили, что по тамошним законам не имеем права получить новые визы, не вернувшись сначала в страну проживания. Я привык к тому, что визовые законы и правила являются абсолютной вершиной человеческой тупости, но бессмысленность этого запрета была неожиданностью даже для меня. Нам все-таки удалось выбить какие-то “специальные” визы, потратив кучу денег и проведя целый день в туристском хостеле, где мы распечатывали на принтере поддельные банковские справки и договоры на аренду недвижимости. У нас не оставалось выбора: мой билет обратно в США был из Йоханнесбурга, а “Колумба” надо было вернуть в Кейптаун.

Следующим на нашем маршруте был национальный парк Крюгер, расположенный в северо-восточном углу ЮАР. Это один из самых больших, старых и хорошо охраняемых национальных парков в мире. Почти везде в Африке десятилетия охоты за слоновой костью привели к тому, что в результате отбора бивни у слонов стали меньше, но в Крюгере все еще попадаются старые самцы с бивнями до трех метров в длину

Мы пошли к старшему рейнджеру, чтобы получить разрешение на ночевку в удаленных частях парка. Момент оказался не самый удачный: его близкий друг, тоже рейнджер, находился при смерти. Он повел туристов в пеший поход и неожиданно вышел прямо на львицу с маленькими львятами. У него было ружье, но он до последней секунды надеялся, что удастся обойтись без стрельбы, а потом было уже поздно. Сотрудники африканских парков нередко самоотверженно преданы своему делу и ежедневно рискуют жизнью, особенно там, где много вооруженных браконьеров (то есть почти везде в Африке). И они обычно на редкость симпатичные люди. Разрешение нам выдали за пять минут.

Крюгер такой огромный, что там пять растительных поясов. Большинство крупных зверей и почти все туристы сосредоточены на юге, где лучше пастбища и проще доступ. Но мы постепенно добрались до севера, где климат суше и крокодилы пережидают сухой сезон в маленьких прудах, остающихся на дне речных русел. На севере, впрочем, тоже не скучно: нам попадалось множество носорогов, буйволов, слонов и прочего зверья, даже очень редкие лошадиные антилопы.

До начала дождей оставался почти месяц. Пруды, в которых жили крокодилы, были последними источниками питьевой воды в пропеченной солнцем саванне. Поэтому добычи крокодилам хватало, и они быстро росли. Как-то раз мы нашли самца пяти метров длиной. Его рев был настолько низким, что звучал как раскаты грома. Однажды утром я увидел, что он держит в зубах рваный кусок материи. Поймал ночью человека? Вполне возможно. Многие жители Зимбабве и Мозамбика пытаются нелегально попасть в ЮАР через Крюгер, и как минимум несколько десятков становятся жертвами диких зверей – в основном, правда, не крокодилов, а львов. Приближаться пешком к львам, живущим в пограничной полосе на крайнем севере Крюгера, не рекомендуется – для них вы привычная добыча.

Нильский крокодил охотился на наших предков с тех пор, как человекообразные обезьяны спустились с деревьев и начали осваивать саванну. Новости из маленьких африканских деревень редко попадают в газеты и официальную статистику, но, по приблизительным оценкам, этот вид становится причиной гибели 600–800 человек в год. Это в пять-шесть раз больше, чем число жертв всех остальных крокодиловых, вместе взятых. Три из пяти нападений нильского крокодила приводят к смертельному исходу. Для миссисипского аллигатора соотношение всего лишь один к двадцати, но нильские крокодилы чаще превышают три метра в длину и чаще охотятся на крупных млекопитающих. Интересно, что даже нападение пятиметрового крокодила – не всегда смертный приговор. Известны случаи, когда жертвам удавалось вырваться, с силой ткнув хищника пальцами в глаз или прижав клапан, перекрывающий его глотку под водой. Конечно, без жутких увечий в таких случаях не обходится. И даже один укус метрового крокодила может привести к смерти от потери крови.

Самый знаменитый крокодил-людоед – Густав, огромный самец, живущий в мелководной северной части озера Танганьика. В основном он держится на территории Бурунди, но каждый раз, как за ним отправляется очередная охотничья экспедиция, перебирается в Танзанию или Конго-Заир, благо Бурунди страна маленькая и до границы всегда недалеко. Вот уже несколько десятков лет он успешно избегает многочисленных ловушек и выработал привычку дразнить охотников, прежде чем подкрасться к ним и убить. Когда за ним не охотятся, он не особенно осторожен и стал героем нескольких документальных фильмов. Местные жители боятся его до такой степени, что, по слухам, приносят ему человеческие жертвы и молятся. Они утверждают, что Густав убил свыше трехсот человек и нередко истребляет людей просто ради развлечения, оставляя тела нетронутыми. Говорят также, что это самый большой нильский крокодил в мире, длиной около семи метров, хотя измеряли его только по фотографиям. Нильские крокодилы, живущие дальше от экватора, такими большими не вырастают – видимо, потому, что почти перестают расти зимой. Густав настолько силен, что может охотиться на взрослых бегемотов. Об этом, наверное, мечтает каждый крокодил в Восточной Африке, где бегемоты часто задирают крокодилов и иногда убивают их. Было бы очень интересно услышать, как Густав “поет”, но в 2004 году, когда я приезжал на Танганьику и видел Густава на его любимом пляже, был не брачный сезон. К тому же он вряд ли громко ревет, поскольку живет в большом озере.

Об этом говорили результаты наших наблюдений: крокодилы, жившие в небольших прудах, ревели громко и часто, а жившие в больших реках и озерах только шлепали головой и иногда “кашляли”. Мы слышали много таких “кашляющих песен” в нашем следующем районе исследований – лагуне Сент-Люсия на восточном побережье ЮАР. Добрались мы туда через Свазиленд, маленькую, аккуратную страну с одним-единственным национальным парком под названием Хлане. Вход в парк украшала пирамида из конфискованных у браконьеров проволочных петель. Высотой она была с трехэтажный дом.

Буйволовые скворцы на бегемоте. Малави

Лагуна Сент-Люсия представляет собой широкое устье реки, отгороженное от океана широкой песчаной косой. Крокодилы нередко выплывают в океан поиграть в прибое и иногда становятся жертвами белых акул. Это одно из самых южных мест, где водятся нильские крокодилы. Зимой там так холодно, что они впадают в спячку в глубоких норах на три – пять месяцев. Чтобы легче переносить голодовку, они замедляют обмен веществ, дыхание и сердцебиение. Кроме того, они меняют расположение сердечных клапанов, так что сердце из четырехкамерного становится трехкамерным и неиспользованный кислород повторно прогоняется по жилам. В теплое время года способность менять структуру сердца позволяет дольше нырять. Больше никто из животных такого не умеет; сердце крокодиловых – самое совершенное среди всех живых существ.

Лагуна – часть большого национального парка иСимангалисо (“и” – определенный артикль в зулусском языке). Поначалу зверей там попадалось мало, но однажды ночью на проселочной дороге через холмы мы увидели на склоне крупного леопарда-самца. “Колумб” в это время стоял в ремонте, так что мы ехали на предоставленном администрацией парка “сафарибусе”, микроавтобусе с открытыми боками без дверей. Африканские леопарды обычно очень скрытные, и увидеть их непросто, но этот направился прямиком к нам и принялся ходить вокруг машины, пытаясь заглянуть внутрь. Мы с Шурой светили на него фонариками, пока Стася снимала. Мне, как бывшему владельцу домашних кошек, было ясно видно, что леопард не охотился, а просто любопытствовал. Потом он изготовился прыгнуть в машину. Этого нельзя было допускать. Всего месяцем раньше мы разговаривали с гидом, которому во время ночного сафари леопард запрыгнул в открытый джип с туристами. Гид вытолкал зверя из джипа прикладом ружья, но леопард успел махнуть лапой и когтями оторвал ему нос и два пальца на руке. Нам, конечно, очень хотелось поиграть с диким леопардом, но все же пришлось направить ему лучи фонариков прямо в глаза. Он заморгал и отвернулся, потом еще раз обошел вокруг машины. Я потихоньку поехал вперед, но котик продолжал идти за нами еще пару минут.

Закончив наблюдения за крокодилами, мы поехали в другой национальный парк под названием Шлушлуве-иМфолози, чтобы отдохнуть среди прохладных холмов и суммировать данные. К этому времени мы уехали из тропиков, где сухой сезон с апреля по ноябрь, в субтропики, где все наоборот. Стоял октябрь, так что холмы были ярко-зелеными, у всех зверей были маленькие детеныши, а на лугах повсюду торчали алые соцветия гемантусов размером с волейбольный мяч.

Результаты наблюдений получились странные. Крокодилы во всех популяциях одинаково часто шлепали головами. Но в местах, где они жили в маленьких прудах, почти каждая “песня” включала громкий рев, а там, где они жили в больших озерах и реках, они ревели редко, и звук больше напоминал негромкий кашель.

С миссисипскими аллигаторами было наоборот: часто и громко ревели они везде, а головой шлепали в основном в больших водоемах. Из двух предсказаний моей теории одно работало только для крокодилов, а другое – только для аллигаторов. Никаких объяснений этому мне в голову не приходило. Все, что мне оставалось, – продолжать собирать данные.

Но сначала надо было вернуть “Колумба” “Шакал Туре”. Машина доставляла нам все больше хлопот. Хуже всего получилось с гиеновыми собаками. Нам очень хотелось их увидеть, но они нуждаются в больших территориях для охоты и легко цепляют разные болезни от бродячих собак, поэтому стали очень редкими. В Шлушлуве-иМфолози нам наконец-то удалось отыскать стаю, но как только мы поехали следом, постепенно сокращая расстояние, карбюратор в очередной раз поломался. Мы сумели кое-как его починить, но в дальнейшем нам приходилось каждый вечер искать склон, чтобы поставить машину, потому что утром завести ее можно было, только катясь под горку. Фары, дворники, вентиляция кабины, задние тормоза и все приборы вроде спидометра уже не работали, а выхлопная труба едва держалась, подвязанная тросиком.

За время пути мы встретили еще несколько человек, арендовавших машины у “Шакал Туре”, и поддерживали с ними контакт. У всех постоянно что-нибудь ломалось, и всем последнее время не удавалось дозвониться до офиса компании. Одна американская пара, Джим и Нэнси, всерьез собиралась подавать на “Шакала” в суд.

Мы пересекли Драконовы горы – мезозойского вида горную цепь, северо-восточный склон которой представляет собой вертикальную стену в три тысячи метров высотой. В горных ущельях там скрыты тысячи наскальных рисунков, оставленных предками нынешних бушменов, и чудесные тропинки для дальних прогулок пешком. Узкая, скользкая, очень крутая грунтовка поднимается на гребень хребта, за которым лежат холодные, засушливые, удивительно похожие на Тибет высокогорья королевства Лесото. Оттуда мы вернулись к теплому, необыкновенно живописному побережью и ехали вдоль него до самого Кейптауна. В город мы прибыли за шесть часов до срока возвращения машины. Аккумулятор уже не держал заряд, так что пришлось спать в кабине, оставив мотор включенным на всю ночь.

Наши друзья Джим и Нэнси вернули свой пикап днем раньше. Директор “Шакала” пообещал отдать им больше денег, чем полагалось по контракту, в компенсацию за все время, которое они потратили на ремонт. Выплату полагалось произвести не позднее чем через три дня.

Я не мог дождаться, когда наконец избавлюсь от “Колумба”. Водить машину в Африке и так непросто, а когда она ломается каждые несколько часов и в любой момент может потерять управление на скорости, выдержать постоянное напряжение еще труднее. Из нас троих я был самым опытным водителем, поэтому проводил почти все время за рулем. Под конец пути крутить баранку надоело невыносимо. К тому же, несмотря на богатые приключениями биографии, мы уже полностью исчерпали запас историй, которыми можно было бы развлекать друг друга в пути.

К разговору с директором “Шакала” мы подготовились всерьез. Мы собирались потребовать возмещения стоимости всего ремонта и большой скидки за перенесенные неприятности. За четыре месяца у нас было восемь крупных поломок и около ста мелких, не считая спущенных шин, которые пришлось примерно сорок раз залатывать и двадцать раз менять. Обычно подобные переговоры входили в обязанности Стаей, но в этот раз мы собирались участвовать втроем.

Мы подъехали к офису. Ворота были открыты настежь. Внутри не было ничего. Ни людей, ни машин, ни компьютеров, ни шкафов с бумагами, ни лампочек под потолком. Только голые стены.

Мы расспросили соседей, но никто ничего не знал. Один охранник сказал нам, что накануне вечером персонал “Шакала” погрузил мебель в грузовик и отбыл в неизвестном направлении. Мы остались с полупарализованным пикапом, на который у нас даже не было нормальных документов. Компания “Шакал Туре”, которая была нам должна минимум двенадцать тысяч долларов, исчезла без следа.

Нильский крокодил