– Скив! Эй, Скив! Ты не мог бы немного потише?

Слова наконец пробились сквозь вызванный мной самим туман, и я замедлил шаг, давая Кальвину догнать меня.

– Уф! Спасибо, – произнес джинн, паря на своем уже привычном месте. – Я ж тебе говорил, что не очень силен. Даже парение, знаешь ли, требует энергии. Ты что, рекорды устанавливаешь?

– Извини, – коротко отозвался я, больше по привычке, чем по какой-то иной причине.

По правде говоря, в тот момент удобства джинна занимали меня далеко не в первую очередь. После того как мы вышли от Мотылька, я попросил Эдвика отвезти нас к отелю. Однако, вместо того чтобы подняться к себе в номер, я направился вперед по тротуару. Уличный торговец, с которым я ранее разговаривал, дружески помахал мне рукой в знак приветствия, но я ответил на это лишь кивком головы. Замечание Мотылька о моей жизни вызвало у меня в голове целый взрыв мыслей, и я счел, что быстрая прогулка поможет мне их упорядочить.

Уж не знаю, долго ли я шел, прежде чем мольба Кальвина резко сорвала меня с мысленной карусели. У меня остались лишь смутные воспоминания о том, как я проталкивался сквозь поток пешеходов и рычал на тех, у кого не хватало проворства вовремя убраться с моего пути. Полиция порадовалась бы при виде этого… всего два дня на Извре, и я уже ходил по улице словно местный.

– Слушай, ты не хочешь поговорить об этом? Присели бы где-нибудь, что ли?

Я посмотрел на джинна пристальней. Он действительно выглядел усталым, лицо у него сделалось полосатым от струек пота, а грудь так и вздымалась, когда он пытался перевести дух. Странно, сам я совсем не чувствовал переутомления.

– О чем поговорить? – буркнул я, сознавая, что слова выходят из меня с натугой и напряжением.

– Брось, Скив. Сказанное Мотыльком расстроило тебя. Не знаю почему, но мне его слова показались очень неплохим советом, но если ты выговоришься, будет легче.

– С чего мне расстраиваться? – огрызнулся я. – Он всего-навсего бросил вызов тем принципам, по которым я жил, и предположил, что мой лучший друг – самое худшее обстоятельство в моей жизни. С какой стати это должно меня волновать?

– Ни с какой, – невинно отозвался Кальвин, – если, конечно, он не прав. А то бы я понял, почему это все-таки тебя взволновало.

Я открыл было рот, чтобы опять сердито огрызнуться, но промолчал. Мне действительно нечего было сказать. Джинн огласил то, в чем сам я боялся себе признаться.

– …И никуда от этого не убежишь! Тебе придется с этим разобраться прежде всего ради себя самого… да и не только, если уж на то пошло.

Голос Кальвина долетал до меня откуда-то сзади, и я сообразил, что снова ускорил шаг. И в тот же миг я понял, что он прав, я и в самом деле пытался убежать от вопросов, убежать в прямом и переносном смысле слова. С осознанием этого на меня одновременно обрушились психологическая и физическая усталость, и я сбавил скорость, почти остановившись посреди тротуара.

– Вот так-то лучше. Можем мы теперь поговорить?

– Разумеется. Почему бы и нет? К тому же у меня сильное желание чем-нибудь наполнить желудок.

Джинн театрально вздрогнул:

– Уй! Ты хочешь сказать, нам предстоит опять посетить ресторан? Призабыл, что случилось в прошлый раз?

Я невольно улыбнулся его иронии:

– Вообще-то я думал больше о выпивке.

Говоря это, я оглядывался по сторонам в поисках бара. На Извре одно хорошо: где бы ты ни оказался, всегда поблизости найдется хотя бы одно заведение, подающее спиртные напитки. Место, где оказались мы, не стало исключением. К тому же я настолько здесь освоился, что легко обнаружил такое заведение совсем рядом.

– Это местечко не хуже любого другого, – заметил я, взявшись за ручку двери. – Пошли, Кальвин, первый круг за мой счет.

Мое предложение было, конечно, шуткой, так как я не видел, чтобы джинн чего-нибудь ел или пил с тех пор, как я выпустил его из бутылки. Однако эта идея почему-то его взволновала, и он немного от меня поотстал, вместо того чтобы двигаться рядом.

– Подожди, Скив, по-моему, нам не следует…

Я не стал задерживаться, чтобы дослушать его. Какого черта, мысль-то эту подал он… в какой-то степени. Борясь с волной раздражения, я протолкался в помещение бара.

На первый взгляд заведение это казалось немного убогим. Так же как на второй и на третий, хотя мои глаза не сразу привыкли к тусклому свету. Зал был небольшим, места в нем едва хватало для полудюжины жавшихся друг к другу крошечных столиков. Стены украшали отклеивающиеся фотографии и вырезки, хотя что на них изображалось, я сказать не мог ввиду затемнявшей их поверхность глубоко въевшейся грязи. Вдоль одной стены шла небольшая стойка с табуретами, где сгорбились, беседуя с барменом, трое подозрительных на вид типов. Когда я обозревал заведение, они прекратили разговор и бросали в мою сторону холодные, недружелюбные взгляды, хотя было неясно, что, собственно, вызывало их враждебность – что я просто незнакомец или что из иного измерения. Мне пришло в голову, что я по-прежнему ношу вызванный чарами личины деловой костюм, который определенно выделялся на фоне темных, потрепанных нарядов завсегдатаев. Я даже подумал, что это не самое подходящее место для тихой выпивки.

– По-моему, нам следует убраться отсюда, Скив.

Не знаю, когда Кальвин опять присоединился ко мне, но он снова парил рядом. Слова его отражали мои мысли, но из упрямства я вдруг занял противоположную позицию.

– Не будь снобом, Кальвин, – прошептал я. – К тому же идея-то где-нибудь посидеть принадлежала тебе, не так ли?

Прежде чем он успел ответить, я подошел к одному из столиков и плюхнулся на стул, подняв руку, сигналя бармену. Тот проигнорировал мой жест и вернулся к разговору с выпивохами.

– Брось, Скив. Давай поймаем такси и вернемся в отель, там и поговорим, – принялся уговаривать меня Кальвин. – Ты не в таком душевном состоянии, чтобы начинать пить. Это лишь ухудшит дело.

В его словах содержалось много здравого смысла. К несчастью, при том настроении, в каком пребывал я, он не играл никакой роли.

– Ты же слышал, что сказал Мотылек, Кальвин. Я позволял слишком многим вертеть моей жизнью, выслушивая их доброжелательные советы. Мне надо было почаще делать то, что хочется мне… а в данную минуту мне хочется именно выпить… и именно здесь.

Мне подумалось, что он станет спорить, но он вздохнул и опустился на мой столик.

– Как скажешь, – покорился он. – Наверное, каждый имеет право время от времени свалять дурака.

– Что будем пить?

Над моим столиком обрисовался бармен, избавив меня от необходимости придумывать сокрушительный ответ на шпильку Кальвина. Очевидно, теперь, утвердившись в своем праве не подходить, когда его зовут, он решил-таки взять у меня заказ.

– Я…

Мне вдруг расхотелось вина. К несчастью, я разбирался в выпивке так же плохо, как и в противоположном поле.

– …О, дайте мне то, что пьют там у стойки.

Бармен крякнул, то ли одобрительно, то ли неодобрительно, и отбыл, вернувшись спустя несколько мгновений со стаканчиком жидкости, который бухнул на столик с такой силой, что часть содержимого выплеснулась через край. Может, я ничего и не разобрал, но стаканчик казался мне наполненным янтарной жидкостью с пузырьками, собиравшимися наверху в пену.

– Вам надо заплатить за порцию, – фыркнул он, словно это было оскорблением.

Я выудил из кармана пригоршню мелочи и, бросив ее на стол, потянулся рукой за стаканом.

Некоторые из вас, возможно, недоумевают, откуда у меня такая готовность экспериментировать с незнакомой выпивкой после всего сказанного мной о пище на Извре. Ну, по правде говоря, я в какой-то степени чувствовал, что моя затея кончится катастрофой. К тому времени я уже достаточно поостыл, чтобы признать правоту Кальвина насчет возвращения в отель, но помня, как только что шумел о независимости в решениях, не счел для себя удобным передумать. В какое-то мгновение мне пришло в голову, что если меня стошнит от новой выпивки, то это будет прекрасным предлогом для изменения прежнего решения. Вот с этим я и поднес стакан ко рту, и пригубил.

Ударившая мне по горлу ледяная вспышка вызвала такое удивление, что я невольно сделал еще один глоток… и еще один. Я и не сознавал, как мучит меня жажда после стремительной прогулки, пока не осушил стакан до дна, не отрываясь и не переводя дух. Чем бы там ни было это варево, оно показалось мне чудесным, а оставленный им слегка горьковатый привкус лишь напомнил мне, что я хочу еще.

– Прошу повторить мой заказ, – обратился я к все еще разбиравшему мои монеты бармену. – И нельзя ли принести его в сосуде побольше?

– Могу принести вам кувшин, – пробурчал он.

– Отлично… и возьмите тут немного лишнего за свои хлопоты.

– Ну… спасибо.

Настроение бармена и его мнение обо мне, похоже, улучшились, когда он проделал путь к стойке. Я поздравил себя с тем, что не забыл сказанное Эдвиком о чаевых.

– Думаю, будет назойливым указывать, что ты пьешь на пустой желудок, – сухо произнес джинн.

– Вовсе нет.

На сей раз я его опередил и, повысив голос, крикнул бармену:

– Послушайте! Вы не могли бы заодно принести мне немного воздушной кукурузы?

Большинство выложенных за стойкой закусок находилось в накрытых сеткой контейнерах – это исключало их выползание или выпрыгивание. Однако, войдя в бар, я заметил среди этих ужасов корзинку с воздушной кукурузой и специально взял ее на заметку, рассчитывая, что некоторые виды дрянной еды не меняются от измерения к измерению.

– Теперь доволен?

– Я был бы еще более доволен, если бы ты выбрал чего-нибудь менее соленое, – поморщился Кальвин. – Но полагаю, это лучше, чем ничего.

Бармен принес мне кувшин вместе с корзинкой воздушной кукурузы, затем отошел поздороваться с только что вошедшим новым посетителем. Я бросил в рот пригоршню воздушной кукурузы и принялся жевать ее, пока снова наливал себе из кувшина. На самом деле кукуруза была приятной на вкус и вовсе не соленой, что заставило меня пересмотреть свое мнение насчет универсальности дрянной пищи. Но я решил не упоминать Кальвину про это открытие. Он и так уже достаточно суетился вокруг меня.

– Итак, о чем ты хочешь поговорить? – обратился я к нему, заставляя себя не сразу заливать воздушную кукурузу большим глотком из стакана.

Джинн откинулся назад и поглядел на меня, подняв бровь.

– Я вижу, твое настроение улучшилось, но все равно считаю, что это тебе хочется поговорить о том полезном совете Мотылька.

Как только он заговорил, мой пузырь легкомыслия лопнул, и прежняя депрессия обрушилась на меня с новой силой. Я не думая выдул половину стакана.

– Не знаю, Кальвин. Мотылек вызвал у меня большое уважение, я уверен, у него были хорошие намерения, но сказанное им породило в моей голове множество вопросов… тех, которыми я раньше никогда по-настоящему не задавался.

Я быстро опрокинул стаканчик, надеясь, что джинн не заметит, как быстро я выпивал это варево.

– Вопросов вроде…

– Ну, например… Что такое друзья?.. На самом деле? В тех редких случаях, когда затрагивают эту тему, все обычно говорят о том, как хорошо быть нужным. А я не уверен, знаю ли, что это значит на деле.

Каким-то образом мой стакан снова опустел. Я опять наполнил его.

– Чем больше я думаю об этом, тем тверже убеждаюсь, что если ты действительно нуждаешься в друзьях, то это признак либо слабости, либо лени. Тебе нужно, чтобы люди думали за тебя, или дрались за тебя, или еще чего-то в этом роде. То есть делали бы то, что по всем правилам тебе следовало бы делать самому. Вот и получается, что ты – паразит, пиявка, высасывающая силу и щедрость других.

Я поднес ко рту стакан, но обнаружил, что там пусто. Я заподозрил в нем течь и отставил на время в сторону, собираясь потом для пробы наполнить его вновь.

– С другой стороны, если друзья тебе не нужны, то какой от них прок? Друзья отнимают большую часть твоего времени и вызывают сильнейшую головную боль, так что если ты по-настоящему в них не нуждаешься, то зачем утруждать себя, обзаводясь ими? В смысле, если это они нуждаются в тебе, то ты поощряешь их быть паразитами, вместо того чтобы позволить им развивать собственные способности. Не знаю. А ты как думаешь, Кальвин?

Я махнул ему стаканом, обнаружив при этом, что он снова полон. Вот и вся моя твердая решимость. Я понял, что кувшин почти пуст.

– Трудно сказать, Скив, – рассуждал между тем джинн, и я постарался сосредоточиться на его словах. – Думаю, каждый должен сам найти ответ, хотя редко кто даже задается такими вопросами. По-моему, будет слишком примитивно пытаться приравнять заботу о ком-либо к слабости, точно так же как, на мой взгляд, неверно считать, что если мы научимся чему-то у друзей, то они будут контролировать наше мышление.

Он остановился и уставился на мою руку. Я проследил за направлением его взгляда и сообразил, что пытаюсь наполнить пустой стакан из пустого кувшина.

– Я думаю, – вздохнул он, – нам теперь действительно следует вернуться в отель. Ты заплатил по счету? У нас здесь все улажено?

– Был… э… один вопросик, – произнес я, выталкивая слова заплетающимся языком, который внезапно, казалось, обрел самостоятельность в решениях. – Что-то там о деньгах. Я неправильно использовал свои деньги.

– Ради всего святого, Скив! Говори потише!

– Нет, в самом деле! Вот… эти деньги…

Я повозился с поясом и высыпал золото на столик.

– …И я что… счастливый, что ли? Пусть не я… все равно кто… в деньгах, что ли, счастье?

Никакого ответа не последовало, и я поморгал глазами, пытаясь вернуть в фокус Кальвина. Когда тот заговорил, голос его был напряжен, хотя и очень тих:

– По-моему, ты только что кого-то осчастливил, но, думаю, не себя.

Вот тут я и заметил, что во всем баре наступила тишина. Оглядевшись кругом, я с удивлением увидел, как много собралось народу, пока мы болтали. Смотрелась эта толпа малопривлекательно, никто не разговаривал друг с другом и ничего не делал. Они лишь стояли, глядя на меня… или, точнее, глядя на столик, покрытый моими деньгами.