Призрак Винтерфелла
Под внутренней стеной нашли мертвеца со сломанной шеей. Из-под валившего всю ночь снега виднелась только одна нога – если б не собаки Рамси, он, возможно, пролежал бы там до весны. Серая Джейна так обглодала бедолаге лицо, что в нем далеко не сразу опознали одного из латников Роджера Рисвелла.
– Пьяница, – презрительно заявил Роджер. – Ссал, поди, со стены, вот и сверзился. – С ним не спорили, но Теон Грейджой не совсем понимал, зачем было человеку карабкаться среди ночи по скользким ступенькам, чтобы справить нужду со стены.
Солдаты, которым дали на завтрак черствый, поджаренный на сале хлеб (ветчина досталась лордам и рыцарям), только об этом и говорили.
– У Станниса есть друзья в замке, – проворчал пожилой сержант, человек Толхартов с тремя соснами на камзоле. Это уже был полдень, и сменившиеся с караула топали ногами у входа, сбивая снег. На обед подали кровяную колбасу, лук-порей и черный свежевыпеченный хлеб.
– Станнис? – засмеялся кто-то из всадников Русе Рисвелла. – Да его уже замело с головой, если только он не улепетнул обратно к Стене.
– А может, он стоит в пяти футах от нас со стотысячным войском, – возразил лучник с эмблемой Сервинов. – Из-за этой завирухи ни шиша не видать.
Вьюга не унималась ни днем, ни ночью. Сугробы взбирались на стены и заполняли промежутки между зубцами, крыши напоминали подушки, палатки проваливались. Между зданиями протянули веревки, чтобы люди не заблудились, идя через двор. Часовые грели руки в башенках над жаровнями, а снеговики на стенах росли и делались все чуднее; копья, которыми их снабдили, украсились ледяными бородами. Хостин Фрей, хвастливо уверявший, что снег ему нипочем, отморозил себе ухо.
Больше всех страдали лошади во дворах. Обледеневшие попоны не успевали менять, а от костров было больше вреда, чем пользы. Боевые кони привыкли бояться огня и шарахались от него, калеча себя и других. Повезло лишь тем, кто стоял в заполненных до отказа конюшнях.
– Боги прогневались на нас, – говорил в Великом Чертоге старый лорд Локе. – Дует, как из самой преисподней, и снегу конца не видать.
– Может, они на Станниса гневаются, – спорил воин из Дредфорта. – У него-то вовсе никакого укрытия нет.
– Это еще как посмотреть, – встрял в спор вольный всадник. – Его колдунья умеет огонь вызывать, а ее красный бог хоть какой снег растопит.
«Ох и дурак же ты, – подумал Теон, – городить такое при Желтом Дике, Алине-Кисляе и Бене Бонсе». Те, конечно, доложили обо всем лорду Рамси, а тот велел вытащить болтуна наружу. «Любишь Станниса, так и чеши к нему». Дамон-Плясун пару раз ожег несчастного своим длинным кнутом; пока его тащили к Крепостным воротам, Свежевальщик и Дик спорили, скоро ли кровь на рубцах застынет.
Главные ворота так вмерзли в снег, что подъемную решетку пришлось бы долго откапывать. То же относилось и к воротам Королевского тракта – там еще и цепи подъемного моста обледенели намертво. Охотничьи, которые не так давно открывались, успело основательно замести; оставались лишь Крепостные – скорее калитка во внутренней стене, чем ворота. Через ров за ними был перекинут мостик, но во внешней стене какие-либо проемы отсутствовали.
Злополучного вольного всадника протащили через мост и загнали на стену. Там Алин со Свежевальщиком взяли его один за руки, другой за ноги, раскачали и швырнули с восьмидесятифутовой высоты. Он ухнул в высокий сугроб, но лучники на стене говорили, что он все-таки сломал себе ногу и полз, волоча ее за собой – кто-то даже пустил ему в зад стрелу.
– Не пройдет и часу, как сдохнет, – предсказал Рамси.
– Или будет сосать хрен Станнису еще до заката, – рявкнул Амбер Смерть Шлюхам.
– Как бы не отломился хрен-то, – засмеялся Рикард Рисвелл. – Замерз небось, что твоя сосулька.
– Лорд Станнис заблудился в метели, – бросила леди Дастин. – Он за много лиг от нас, живой или мертвый. Пусть зима делает свое дело: через пару дней снег надежно похоронит все его войско.
«И нас заодно», – подумал Теон, дивясь ее неразумию. Как леди Барбри, северянка, не боится говорить такое при старых богах?
На ужин была гороховая каша с вчерашним хлебом. Люди роптали, видя, что выше соли опять едят ветчину.
Когда Теон трудился над своей деревянной миской, кто-то прикоснулся к его плечу.
– Не тронь меня! – крикнул он, подбирая упавшую ложку, пока какая-нибудь из девочек Рамси не утащила. – Не смей меня трогать!
Еще одна прачка Абеля уселась рядом с ним, совсем близко. Эта была юная, лет пятнадцати-шестнадцати, с копной давно не мытых белокурых волос и пухлыми губками, которые так и тянет поцеловать.
– Уж нельзя девушке и потрогать. Я Холли, с позволения вашей милости.
Холли-потаскушка… однако хорошенькая. Раньше он сразу посадил бы ее к себе на колени, а теперь дудки.
– Чего тебе?
– Крипту хочу поглядеть – не покажете? – Холли намотала локон на пальчик. – Там, говорят, темно – трогай что хочешь. А мертвые короли смотрят.
– Тебя Абель послал?
– Может, он, а может, сама пришла. Если вам нужен Абель, я его приведу. Он споет милорду красивую песню.
Каждое слово убеждало Теона в том, что здесь что-то нечисто, но что? Чего надо от него этому Абелю? Певец-сводник с лютней и фальшивой улыбкой хочет знать, как Теон взял замок, но не затем, чтобы песню об этом сложить. Не иначе, удрать отсюда задумал; лорд Болтон спеленал Винтерфелл, как хорошая нянька, – никто не входит и не выходит без его позволения. Теон не упрекал Абеля за такие намерения, но и помогать ему не желал.
– Не надо мне ни Абеля, ни тебя, ни твоих сестричек. Оставьте меня в покое.
Снаружи крутились снежные вихри. Теон, держась за стену, пришел к Крепостным воротам. Часовых он принял бы за пару снеговиков, если б не пар от дыхания.
– Хочу по стене пройтись, – сказал он, сам дыша паром.
– Там наверху холодрыга зверская, – предупредил один.
– Внизу тоже, – сказал другой. – Хочешь погулять – вали, Переметчивый, воля твоя.
Подняться по заснеженным ступенькам было не просто. Наверху Теон быстро отыскал место, откуда сбросили вольного всадника. Сбив свежий снег, он высунулся в промежуток между зубцами. Спрыгнуть, что ли? Всадник-то выжил. Вопрос в том, что будет с ним дальше. Сломанная нога и мучительная смерть? Милосердная смерть на холоде?
Он, видно, спятил. Рамси со своими девочками выследит его очень быстро. Если боги смилуются, Рыжая Джейна, Джез и Гелисента порвут его на куски, если нет, он будет взят живым.
– Вспомни свое имя, – прошептал он.
Утром на замковом кладбище был найден пожилой оруженосец сира Эйениса Фрея – мертвый, голый, с заиндевелым лицом. Сир Эйенис решил, что тот напился и заплутал, но никто не мог объяснить, с чего ему вздумалось раздеваться. Еще один пьяница… каких только подозрений не топит в себе вино.
В тот же день в конюшне обнаружился арбалетчик Флинтов с проломленным черепом. «Лошадь его лягнула», – сказал лорд Рамси. Больше похоже на дубинку, подумал Теон.
Все это казалось ему знакомым, как не раз виденное представление, только лицедеи сменились. Русе Болтон играл теперь роль Теона, а недавние мертвецы – роли Аггара, Гинира Красноносого и Гелмарра Угрюмого. Участвовал в представлении и Вонючка, тоже другой – с окровавленными руками и сладкой ложью на устах. Вонючка, хитрая штучка.
Лорды в Великом Чертоге ссорились на глазах у своих людей.
– Долго ли нам дожидаться этого короля, который никогда не придет? – вопрошал сир Хостин. – Надо самим завязать сражение и покончить с ним наконец.
– Выйти из замка?! – Тон однорукого Харвуда Стаута давал понять, что он скорее даст отрубить себе уцелевшую руку. – В такую-то непогоду?
– Его еще найти надо, Станниса, – указал Русе Рисвелл. – Из тех разведчиков, что уходили последнее время через Охотничьи ворота, никто пока не вернулся.
– Белая Гавань хоть сейчас пойдет с вами, сир Хостин, – похлопал себя по животу Виман Мандерли. – Ведите.
– Чтоб сподручнее было проткнуть мне спину копьем, – отозвался Фрей. – Где мои родичи, Мандерли? Где ваши гости, доставившие вам сына?
– Кости сына, вы хотите сказать. – Мандерли подцепил кинжалом ломоть окорока. – Я их всех помню наперечет. Сутулый краснобай Рейегар. Храбрый сир Джаред, чуть что обнажающий меч. Подкупающий чужих слуг Саймонд. Они привезли домой кости Вендела, а Вилиса мне живым и здоровым вернул, как и обещал, Тайвин Ланнистер. Лорд Тайвин, да упокоят Семеро его душу, был человеком слова. – Он шумно прожевал мясо. – В пути опасностей много, сир. После отъезда из Белой Гавани я вручил вашим братьям дары, и мы простились, чтобы свидеться вновь на свадьбе. Тому есть немало свидетелей.
– Кто же они? Ваши люди? – съязвил Эйенис.
– Что ты хочешь этим сказать, Фрей? – Лорд Виман вытер рот рукавом. – Не по вкусу мне намеки, которыми ты нас угощаешь.
– Выходи во двор, мешок с салом – там я тебя угощу на славу.
Лорд Виман только посмеялся в ответ, но около дюжины его рыцарей тут же вскочили на ноги – Роджер Рисвелл и Барбри Дастин с трудом успокоили их. Русе Болтон все это время молчал, но Теон углядел в его белесых глазах то, чего никогда не замечал прежде, – тревогу, а то и страх.
Ночью новая конюшня рухнула под тяжестью снега. Погибли два конюха и двадцать шесть лошадей – трупы откапывали из-под обломков почти все утро. Лорд Болтон вышел, поглядел и приказал поставить уцелевших животных и лошадей со двора прямо в чертоге. Когда убитых коней разделали на мясо, отыскалось еще одно тело.
Эту смерть уже нельзя было приписать ни падению с высоты, ни норовистой лошади. Золотушный коротышка, один из любимчиков Рамси, носил прозвище Желтый Дик. Был ли его член, то есть дик, в самом деле желтым, судить было трудно: его отрезали и затолкали мертвецу в рот с такой силой, что сломали три зуба. Повара нашли покойника у кухни по шею в снегу, когда он и его мужской признак уже посинели от холода.
– Сожгите его, – приказал Русе Болтон, – и чтоб не болтать об этом.
К полудню, однако, об этом услышал весь Винтерфелл – порой из уст самого Рамси Болтона.
– Как поймаю виновника, – сулил лорд Рамси, – сдеру с него шкуру, зажарю ее до хруста и заставлю сожрать. – За имя убийцы, по слухам, обещали награду – один золотой дракон.
К вечеру Великий Чертог наполнился смрадом. Лошадиное, собачье, а то и человечье дерьмо перемешивалось на полу с тающим снегом. Помимо него, здесь разило псиной и промокшими попонами. Утешением служила только еда. Повара отваливали всем по куску кровавой, подрумяненной сверху конины с жареным луком и репой; простые солдаты в кои-то веки поели не хуже лордов и рыцарей.
Для прореженных зубов Теона конина оказалась чересчур жесткой. Он налегал на лук с репкой, которые ел с ножа, а мелкие кусочки мяса обсасывал и выплевывал, наслаждаясь вкусом крови и жира. Брошенную им кость уволокла Серая Джейна, преследуемая Сарой и Ивой.
Абель по приказу лорда Болтона спел «Железные копья» и «Зимнюю деву», а по просьбе леди Дастин, желавшей чего-то повеселее, исполнил «Снял король корону, королева башмачок». Фреи подхватили «Медведя и прекрасную деву» – даже несколько северян молотили по столам кулаками, выкрикивая: «Медведь! Медведь!» Впрочем, певцам вскоре пришлось замолчать, чтобы не пугать лошадей.
Бастардовы ребята сбились в кучку под дымным факелом. Лютон и Свежевальщик метали кости, Молчун держал на коленях женщину и тискал ей грудь, Дамон-Плясун насаливал кнут.
– Вонючка! – крикнул он, хлопнув кнутом по ляжке, будто собаку звал. – Ты никак опять завонял?
– Да, – сказал Теон, не найдя другого ответа.
– Когда все это кончится, лорд Рамси тебе губы отрежет, – известил Дамон.
Губы, побывавшие между ног его леди-жены. Это, конечно, не останется безнаказанным.
– Его воля.
– Да он не против, – заржал Лютон.
– Уйди, Вонючка, – сказал Свежевальщик, – блевать из-за тебя тянет.
Теон повиновался мгновенно, зная, что из теплого чертога от еды, выпивки и женщин мучители за ним не увяжутся. Когда он уходил, Абель пел «Девушки, что расцвели по весне».
Снаружи видно было не больше, чем на три фута вперед. Теон был здесь совсем один, снежинки касались щек мокрыми поцелуями. Из чертога слышалась новая песня, грустная и красивая. Мир и покой.
Человек, шедший навстречу, встретился с ним взглядом, взялся за кинжал и промолвил:
– Теон Переметчивый. Братоубийца.
– Неправда. Я из Железных Людей.
– Где уж там. И как только тебя земля еще носит?
– Видно, боги со мной еще не покончили. – Может, это и есть убийца, забивший член в рот Желтому Дику, столкнувший человека Рисвеллов со стены. Теон, как ни странно, совсем не боялся. – И лорд Рамси тоже, – сказал он, сняв перчатку с левой руки.
– Ладно, – засмеялся встречный, – оставляю тебя на него.
Пробившись сквозь вьюгу, Теон снова поднялся на внутреннюю стену. Зубцы совсем замело. Он сделал дырку, но дальше рва не смог разглядеть ничего, кроме нескольких мутных огней на внешней стене.
В мире ничего больше нет. Ни Королевской Гавани, ни Риверрана, ни Пайка. Все места, где он бывал и мечтал побывать, о которых читал, исчезли. Остался один Винтерфелл.
Он заперт здесь вместе с призраками. Старыми из крипты и новыми, которых создал он сам. Миккен, Фарлен, Гинир Красноносый, Аггар, Гелмарр Угрюмый, мельничиха с Желудевой и два ее сына – все они здесь и гневаются. Теон вспомнил о пропавших из крипты мечах.
Когда он снимал мокрое у себя в комнате, к нему пришел Уолтон Железные Икры.
– Пошли, Переметчивый. Его милость тебя требует.
Не имея на смену ничего сухого и чистого, Теон опять напялил мокрые тряпки. Уолтон привел его в горницу над Великим Чертогом, принадлежавшую ранее Эддарду Старку. Лорд Болтон был не один. Леди Дастин сидела бледная и суровая, Роджер Рисвелл запахнулся в плащ, сколотый конской головой, у огня грелся красный от холода Эйенис Фрей.
– Мне сказали, что ты бродишь по всему замку, – начал лорд Болтон. – Тебя видели на конюшне, в кухне, в казарме, на стенах. И у руин тоже, и у септы леди Кейтилин, и в богороще. Будешь отрицать это?
– Нет, млорд. – Теон произнес это слово так, чтобы угодить Русе Болтону. – Бессонница у меня, вот и гуляю. – Он не поднимал головы, глядя на усыпанный старым тростником пол – смотреть в лицо его милости было бы неразумно. – Я жил здесь мальчиком до войны, в воспитанниках у Эддарда Старка.
– В заложниках, – поправил лорд Болтон.
– Так точно, млорд, в заложниках. – И все же это был его дом… единственный родной дом.
– Кто-то убивает моих людей.
– Да, млорд.
– Не ты, надеюсь? – мягко осведомился Болтон. – Не мог же ты отплатить столь черной неблагодарностью за всю мою доброту?
– Нет, млорд, не я. Я… прогуливаюсь, ничего более.
– Сними-ка перчатки, – приказала вдруг леди Дастин.
– Не надо, прошу вас!
– Делай, как она говорит, – вмешался Эйенис Фрей. – Покажи свои руки.
Теон снял перчатки, поднял руки для всеобщего обозрения. Хорошо еще, что догола не велели раздеться. На левой недостает указательного и безымянного, на правой только мизинца.
– Это бастард сделал, – объяснила всем леди Дастин.
– Я… я сам его попросил. – Рамси делает это лишь после долгих молений.
– Зачем же было просить?
– Столько пальцев мне ни к чему.
– Довольно и четырех. – Фрей огладил жидкую бороденку, растущую из его слабого подбородка, словно крысиный хвост. – Меч, тем более кинжал, он удержит.
– Вы все, Фреи, такие дурни? – фыркнула леди Барбри. – Кинжал! Да он и ложку-то с трудом держит. Вы всерьез думаете, что он способен побороть того гнусного бастардова прихвостня и засунуть ему в глотку его мужское достоинство?
– Все убитые были сильные мужчины, – поддержал ее Рисвелл, – и ножевых ран ни на ком нет. Наш убийца – не Переметчивый.
Белесые глаза Русе Болтона вонзились в Теона, как нож Свежевальщика.
– Склонен согласиться. Дело не только в силе: у него не хватило бы духу предать моего сына.
– Если не он, то кто? – проворчал Рисвелл. – Ясно, что у Станниса в замке есть свой человек.
Вонючка не человек. Это не Вонючка. Не он. Рассказала ли им леди Дастин о крипте, о недостающих мечах?
– Надо присмотреться к Мандерли, – сказал Фрей. – Лорд Виман нас недолюбливает.
– Зато любит жаркое и пироги с мясом, – не согласился с ним Рисвелл. – Из-за стола он отлучается разве что в нужник, где просиживает часами.
– Я не утверждаю, что он сам это делает, но с ним приехали триста человек, сто из которых рыцари…
– Рыцарь не станет душегубствовать по ночам, – заявила леди Дастин, – а родных на Красной Свадьбе потерял не один лорд Виман. Думаете, Смерть Шлюхам очень вас любит? Не будь Большой Джон вашим заложником, он выпустил бы вам внутренности и заставил их съесть… вспомним, кстати, леди Хорнвуд, съевшую свои пальцы. Флинты, Сервины, Толхарты, Слейты – у всех у них кто-нибудь да был с Молодым Волком.
– Не забудьте и дом Рисвеллов, – сказал Роджер.
– Дастинов тоже следует помянуть, – с хищной улыбкой произнесла леди Барбри. – У Севера долгая память, Фрей.
У сира Эйениса от бешенства затряслись губы.
– Старк обесчестил нас – вот о чем нужно помнить вам, северянам.
Русе Болтон потер растрескавшиеся губы.
– Ссоры ни к чему нас не приведут. Можешь идти, – бросил он Теону, – да смотри в оба, не то и тебя найдут поутру с перерезанным горлом.
– Да, млорд. – Теон натянул перчатки на увечные руки и вышел, припадая на увечную ногу.
В час волка он все еще ковылял по внутренней стене, надеясь, что усталость поможет ему уснуть. Он весь покрылся снеговой коркой, ветер дул прямо в лицо, снег стекал с головы по щекам, будто слезы.
Потом он услышал рог.
Долгий стон точно повис над замком, пробирая до костей всех имеющих уши. Часовые на стенах оборачивались, крепко сжимая копья. В разрушенных зданиях Винтерфелла одни лорды шикали на других, лошади ржали, спящие пробуждались в своих темных углах. Как только умолк рог, забил барабан: БУМ-БУМ-БУМ. «Станнис, – перепархивало повсюду в белых облачках пара. – Станнис здесь. Станнис пришел. Станнис, Станнис, Станнис».
Теона передернуло. Что Болтон, что Баратеон, невелика разница. Станнис взял себе в союзники Джона Сноу, а тот мигом снес бы Теону голову. Вырваться из когтей одного бастарда, чтобы достаться другому, – славная шутка. Теон посмеялся бы, если б помнил, как это делается.
Барабан бил как будто в Волчьем лесу за Охотничьими воротами. Враг под самыми стенами! Теон и еще человек двадцать двинулись туда поверху, но даже у самых воротных башен ничего не было видно из-за метели.
– Они что, стены сдуть хотят? – сострил человек Флинтов, когда рог затрубил вновь. – Отыскали Рог Джорамуна?
– Хватит ли у Станниса ума штурмовать замок? – спрашивал часовой.
– Он не Роберт, – отвечал барроутонец. – Осаду начнет, помяни мое слово. Будет морить нас голодом.
– Раньше он яйца себе отморозит, – предсказывал другой часовой.
– Надо идти на вылазку. Дать ему бой, – говорил человек Фреев.
«Валяйте, – думал Теон. – Сделайте вылазку и сдохните там, в снегу. Оставьте Винтерфелл мне и призракам». Русе Болтон не будет против: ему нужен скорый конец. В замке слишком много ртов для долгой осады, слишком много лордов, чья верность вызывает сомнения. Толстяк Мандерли, Амбер Смерть Шлюхам, люди Хорнвудов и Толхартов, Локе, Флинты, Рисвеллы – все они северяне, много поколений подряд присягавшие дому Старков. Здесь их держит девочка, кровь лорда Эддарда – но ведь она лицедейка, ягненок в шкуре лютоволка. Почему бы не послать северян на бой со Станнисом, пока с нее не сорвали маску? Чем больше их погибнет, тем меньше будет врагов у Дредфорта.
Разрешат ли Теону принять участие? Умрет по крайней мере как мужчина, с мечом в руке. Рамси ему такого подарка не сделает, а вот лорд Русе может, если хорошо попросить. Теон выполнил все, что от него требовалось, сыграл свою роль, выдал девушку замуж.
Смерть – лучшее, на что он может надеяться.
Снег в богороще по-прежнему таял, едва коснувшись земли. От горячих прудов подымался пар, пахнущий мхом, илом и разложением. Теплый туман превращал деревья в высоких сумрачных стражей. Днем северяне часто приходили сюда помолиться, но сейчас Теон Грейджой был здесь один.
Сердце-дерево встретило его взглядом всезнающих красных глаз. Теон, стоя на краю пруда, склонил голову. Бой барабана слышался даже тут – он, точно дальний гром, шел со всех сторон сразу.
Здесь, внизу, ветра не было, и снег падал тихо, но красные листья все-таки шевелились.
– Теон, – шептали они. – Теон.
Старые боги признали его, вспомнили его имя. Теон из дома Грейджоев, воспитанник Эддарда Старка, названый брат его детям. Он упал на колени.
– Молю вас… Меч – вот все, о чем я прошу. Дайте мне умереть Теоном, а не Вонючкой. – Из глаз хлынули слезы, до невозможности теплые. – Я сын Пайка, во мне кровь Железных Людей…
Лист, задев его лоб, упал в пруд и поплыл – красный, пятипалый, как окровавленная рука.
– Бран, – прошептало дерево.
Они знают. Боги все знают. Они видели, что он сделал. Ему вдруг показалось, что это Бран смотрит на него со ствола глазами, полными мудрости и печали. Вздор! Зачем Бран стал бы являться ему? Теон любил мальчика и не делал ему никакого зла. Убитые дети были не Бран и Рикон, а простые сыновья мельника с Желудевой.
– Мне нужны были две головы, иначе меня бы высмеяли…
– С кем это ты разговариваешь? – спросил кто-то.
Теон обернулся в ужасе. Рамси? Нет, всего лишь три прачки – Холли, Ровена и еще одна, имени которой он не знает.
– С призраками, – вырвалось у него. – Они говорят со мной. Зовут меня по имени.
– Теон Переметчивый. – Ровена больно дернула его за ухо. – Тебе нужны были две головы?
– Иначе его бы высмеяли, – подхватила Холли.
Они ничего не поняли.
– Вы зачем пришли? – спросил, высвободив ухо, Теон.
– За тобой, – басом ответила третья, немолодая, с проседью в волосах.
– Я ведь говорила, что хочу потрогать тебя, – улыбнулась Холли. В руке у нее сверкнул нож.
Закричать, что ли? Кто-нибудь да услышит. Вовремя, правда, им не поспеть: его кровь впитается в землю под сердце-деревом. И что в этом плохого, если подумать?
– Давай трогай. – Он сказал это не с вызовом, скорее с отчаянием. – Убей меня. Прикончи, как Желтого Дика и остальных. Это ведь вы, я знаю.
– Мы? – засмеялась Холли. – Слабые женщины? Нас любить надо, а не бояться.
– Тебя бастард обидел, да? Пальчики отрезал тебе, зубки выбил? – Ровена потрепала его по щеке. – Бедненький. Больше он к тебе не притронется. Ты молился, вот боги нас и послали. Хочешь умереть как Теон – умрешь, больно не будет… Но сперва споешь Абелю.
