Интерлюдия

Фонтан тихонько журчал, облицовка пахла мокрым камнем. Пахли цветы, пах плющ, взбиравшийся по стенам патио. Пахли яблоки на блюде на мраморной столешнице. Два бокала потели от охлажденного вина.

У столика сидели две женщины. Две чародейки. Окажись случайно рядом некто с артистическим вкусом, преисполненный художественного воображения и склонный к лирическим аллегориям, у него не было бы проблем с описанием обеих. Пламенно-рыжая Литта Нейд в киноварно-зеленом платье была словно закат солнца в сентябре. Йеннефер из Венгерберга, черноволосая, одетая в черное и белое, вызывала мысли о декабрьском утре.

– Большинство соседних вилл, – прервала молчание Йеннефер, – лежит в обломках под обрывом. А твоя – нетронута. Ни одна черепица не упала. Счастливица ты, Коралл. Подумай, советую, не испытать ли судьбу в лотерее.

– Священники, – улыбнулась Литта Нейд, – не назвали бы это счастьем, упомянув о защите богов и небесных сил. Божества защищают справедливых и оберегают добродетельных. Награждают почтительность и праведность.

– Конечно. Награждают. Если захотят и если случайно окажутся поблизости. Твое здоровье, подруга.

– Твое здоровье, подруга. Мозаика! Налей госпоже Йеннефер. Ее бокал уже пуст.

– Что касается виллы, – Литта отправила Мозаику прочь – взглядом, – то ее можно купить. Продаю, поскольку… Поскольку должна я отсюда выехать. Аура Керака перестала мне служить.

Йеннефер приподняла брови. Литта не заставила себя ждать.

– Король Вираксас, – сказала с едва заметным сарказмом, – начал свое правление с воистину королевских эдиктов. Primo, день его коронации станет в Кераке государственным праздником и днем, свободным от работы. Secundo, оглашается амнистия… для уголовников, политические же преступники продолжают сидеть – причем без права свидания и переписки. Tertio, возрастают на сто процентов пошлины и портовые сборы. Quarto, в двухнедельный срок Керак должны покинуть все нелюди и полукровки, мешающие экономике страны и лишающие работы людей чистой крови. Quinto, в Кераке запрещается применение любой магии без согласия короля, и магам не позволено обладать землей либо недвижимостью. Обитающие в Кераке чародеи должны лишиться недвижимости и получить лицензию. Или покинуть королевство.

– Чудесное доказательство благодарности, – фыркнула Йеннефер. – А ведь поговаривают, что чародеи-то и вознесли Вираксаса на престол. Что организовали и профинансировали его переворот. И что помогли прийти к власти.

– И верно поговаривают. Вираксас обильно заплатит за это Капитулу – для того-то он повышает пошлины и рассчитывает на конфискации имений нелюдей. А эдикт касается меня лично, ни у кого больше из чародеев в Кераке дома нет. Это месть Ильдико Брекль. А также реванш за оказываемую мною здешним дамам медицинскую помощь, каковую советники Вираксаса полагают аморальной. Капитул мог бы оказать давление, чтобы поддержать меня, но делать этого не станет. Капитулу мало полученных от Вираксаса торговых привилегий, доли в верфи и морском промысле. Он продолжает вести переговоры и не желает ослаблять своих позиций. И потому мне, признанной persona non grata, придется эмигрировать в поисках новых пажитей.

– Что, как полагаю, сделаешь ты безо всякого сожаления. С нынешними правителями Керак, думаю, вряд ли выиграет в конкурсе на самое теплое место под солнцем. Эту виллу продашь, купишь новую. Хотя бы и в Лирии, в горах. Нынче лирийские горы в моде. Много чародеев перебралось туда, поскольку там и красиво, и налоги умеренные.

– Не люблю я гор. Предпочитаю море. Переживать не о чем, без труда найду какую-нибудь пристань – при моей-то специализации. Женщины есть всюду, и всем я необходима. Пей, Йеннефер. Твое здоровье.

– Приглашаешь выпить, а сама едва губы смачиваешь. Быть может, ты нездорова? Выглядишь не слишком хорошо.

Литта театрально вздохнула.

– Последние дни были тяжелыми. Дворцовый переворот, эта ужасная буря, ах… К тому же, утренняя тошнота… Знаю, она пройдет после первого триместра. Но до того – еще целых два месяца…

В тишине, которая воцарилась, можно было услышать жужжанье осы, кружившей над яблоком.

– Ха-ха, – прервала молчание Коралл. – Я пошутила. Жаль, что ты не видишь своего лица. Позволила себя обмануть! Ха-ха.

Йеннефер глянула вверх, на поросшую плющом стену. И смотрела на нее долго.

– Позволила себя обмануть, – продолжила Литта. – И я готова поспорить, что у тебя сразу заработало воображение. Тотчас же, признайся, ты соотнесла мое благословенное состояние с… Не надо такого лица, не надо. Сплетня до тебя должна была дойти, слухи ведь разбежались, словно круги по воде. Но не переживай, в сплетнях нет и слова правды. К тому же, на беременность шансов у меня не больше, чем у тебя, здесь все по-прежнему. А с твоим ведьмаком меня связывают исключительно дела. Профессиональные. Ничего больше.

– Ах.

– Народ такой народ, обожает сплетничать. Увидят женщину с мужчиной – и мигом превращают это в любовное приключение. Ведьмак, признаюсь, бывал у меня частенько. И конечно, видывали нас вместе в городе. Но наши отношения, повторюсь, были исключительно деловыми.

Йеннефер отставила бокал, уперла локти в стол, соединила кончики пальцев, складывая ладони в домик. И взглянула рыжеволосой чародейке в глаза.

– Primo, – Литта легонько закашлялась, но взгляд не опустила, – я бы никогда не сделала чего-то подобного подруге. Secundo, твой ведьмак вовсе мною не интересовался.

– Вовсе? – Йеннефер приподняла бровь. – Правда? И чем же это объяснить?

– Может, – Коралл слегка улыбнулась, – перестали его интересовать женщины зрелые? Независимо от их нынешней внешности? Может, предпочитает он по-настоящему молодых? Мозаика! Подойди-ка к нам. Ты только погляди, Йеннефер. Цветущая юность. И – до недавнего времени – невинность.

– Она? – возмутилась Йеннефер. – Он – с ней? С твоей ученицей?

– Ну, Мозаика. Просим. Расскажи нам о твоем любовном приключении. Нам интересно послушать. Мы любим романы. Рассказы о несчастливой любви. И чем более несчастливой – тем лучше.

– Госпожа Литта… – девушка, вместо того, чтобы покраснеть, побледнела, словно покойница. – Прошу вас… Вы ведь уже меня за это наказали… Сколько раз можно наказывать за одну и ту же вину? Не приказывайте мне…

– Рассказывай!

– Тише, Коралл, – отмахнулась Йеннефер. – Не обижай ее. Не так уж это интересно.

– Вот в это я как раз не поверю, – зло усмехнулась Литта Нейд. – Но хорошо, девушку я прощаю, я ей действительно уже назначила наказание, извинения приняла и позволила продолжить обучение. Да и перестали меня радовать ее бубнеж и признания. Если коротко: она втюрилась в ведьмака и сбежала с ним. А он, когда наскучила, бросил Мозаику. Однажды утром она пробудилась в одиночестве. От любовника и постель остыла, и след пропал. Ушел, поскольку был должен. Развеялся, словно дым. Умчался с ветром.

Белокожая девушка, хотя и казалось это невозможным, побледнела еще сильнее. Руки ее тряслись.

– Оставил цветы, – тихо сказала Йеннефер. – Букетик цветов. Правда?

Мозаика подняла голову. Но ничего не ответила.

– Цветы и письмо, – повторила Йеннефер.

Мозаика молчала. Но румянец медленно возвращался на ее лицо.

– Письмо, – сказала Литта Нейд, глядя на девушку с интересом. – О письме она мне не говорила. Не вспоминала о нем.

Мозаика сжала губы.

– Значит, поэтому, – закончила с притворным спокойствием Литта. – Поэтому ты вернулась, хотя понимала, что наказание будет суровым, куда суровей того, что ты понесла на самом деле. Это он велел тебе вернуться. Если бы не он – ты бы не возвратилась.

Мозаика не ответила. Йеннефер тоже молчала, накручивая на палец черный локон. Внезапно подняла голову, взглянула в глаза девушке. И улыбнулась.

– Он приказал тебе ко мне вернуться, – сказала Литта Нейд. – Приказал вернуться, хотя представлял, что тебе может грозить. Этого я от него, признаюсь, не ожидала.

Фонтан журчал, пахло мокрым камнем. Пахли цветы, пах плющ.

– Этим он меня застал врасплох, – повторила Литта. – Этого я от него не ожидала.

– Потому что ты его не знаешь, Коралл, – спокойно ответила Йеннефер. – Совершенно не знаешь.