Глава девятая

Риссберг предстал взору ни грозным, ни даже импонирующим. Так, зáмочек, каких множество, размером средний, ловко вписанный в отвесный склон горы; прижимаясь к скале, светлой стеною контрастировал с вечной зеленью ельника; над шатрами дерев возвышались крыши двух четырехугольных башен, одна повыше, другая – пониже. Окружающая замок стена не была, как оказалось вблизи, слишком высока, и не венчали ее зубцы, размещенные же по углам и над воротами башенки имели характер скорее декоративный, чем защитный.

Вьющаяся вокруг горы дорога носила следы интенсивного использования. Все потому, что и была используема – весьма интенсивно. Вскоре ведьмаку пришлось обгонять возы, телеги, всадников и пеших. Много путников двигалось и в обратном направлении, от замка. Геральт догадывался о цели паломничества. И оказался прав – все прояснилось, едва он выехал из леса.

Плоскую вершину горы под занавесом стены занимало возведенное из дерева, камыша и соломы местечко – целый комплекс бóльших и меньших строений да навесов, окруженных плетнями и загородками для коней и скота. Доносился оттуда гомон, а движение царило весьма оживленное, точнехонько как на ярмарке или базаре. Ибо это и была ярмарка, базар, большое торжище, только вот торговали здесь не мелкой животинкой, рыбой или овощами. Выставленным под замком Риссберг товаром была магия – амулеты, талисманы, эликсиры, опиаты, фильтры, декокты, экстракты, дистилляты, благовония, кадила, сиропы, порошки и мази, а к тому же еще и различные напитанные магией предметы, инструменты, домовый инвентарь, украшения, даже детские игрушки. Сей ассортимент и притягивал к замку толпы покупателей. Был спрос – были продажи, и деньги тут, похоже, крутились немалые.

Дорога раздваивалась. Ведьмак свернул на ту, что шла к воротам замка, куда меньше наезженную, чем другая, ведшая посетителей на торговую площадь. Он проехал мощеным предвратьем, все время меж специально поставленными здесь менгирами, в большинстве своем – повыше всадника на коне. Вскоре уткнулся в двери, по типу своему скорее дворцовые, чем замковые, поскольку – с изукрашенными пилястрами и фронтоном. Медальон ведьмака задрожал сильнее. Плотва заржала, стукнула в камень подковой и встала, как вкопанная.

– Личность и цель визита.

Он поднял голову. Скрипучий и пригромыхивающий, но несомненно женский голос доносился, казалось, из широко распахнутых уст изображенной на тимпане головы гарпии. Медальон дрожал, кобылка фыркала. Ведьмак чувствовал странное давление в висках.

– Личность и цель визита, – раздалось вновь из дыры в барельефе. Чуть громче, чем в прошлый раз.

– Геральт из Ривии, ведьмак. Меня ждут.

Голова гарпии издала звук, напоминавший трубный рев. Блокирующая арку магия исчезла, давление в висках моментально пропало, а кобылка без понуканий зашагала вперед. Копыта стучали о камень.

Он выехал из арки на окруженный галереями cul-de-sac. Сразу же подскочили к нему двое прислужников, парней в рабочей бурой одежде. Один занялся лошадью, второй выступил в роли проводника.

– Туда, господин.

– И всегда у вас так? Такая суета? Там, под замком?

– Нет, господин, – прислужник бросил на него встревоженный взгляд. – Токмо по средам. Среда – торговый день.

Над верхушкой арки очередного портала виднелся картуш, на нем – очередной барельеф, несомненно магический же. Этот изображал пасть амфисбены. Портал перекрывала узорчатая, но крепкая решетка, которая, однако, легко и плавно открылась от толчка прислужника.

Второе подворье было более просторным. И только отсюда стало возможным оценить наконец замок. Вид издали, так уж вышло, оказался обманчив.

Риссберг был намного крупнее, чем могло показаться с первого взгляда. Ибо он вгрызался в горную стену, врезался в нее комплексом домов, зданий суровых и отвратительных, какие обычно не встречались в архитектуре замков. Дома напоминали фабрики – и наверняка ими и являлись. Ибо торчали из них дымовые и вентиляционные трубы. Можно было обонять запах гари, аммиака и серы, можно было ощутить и легкую дрожь скалы – доказательство работы неких подземных механизмов.

Прислужник, прокашлявшись, отвлек внимание Геральта от фабричного комплекса. Ибо они-то шли в другую сторону – к замковой башне, той, что пониже, встающей над постройками более классического, дворцового характера. Внутри все оказалось тоже довольно классическо-дворцовым – пахло пылью, деревом, воском и тряпьем. Было светло – под потолком, сонно, будто рыбы в аквариуме, плавали окруженные сверкающими ареолами магические шары, стандартное освещение чародейских замков.

– Приветствую, ведьмак.

Приветствующими оказались двое магов. Знал он обоих, хотя и не лично. Харлана Тзару показала ему как-то Йеннефер, он – запомнил, поскольку тот, чуть ли не единственный средь магов, брил голову налысо. Альджернона Джианкампо по прозвищу Пинетти он помнил со времен Оксенфурта. По академии.

– Приветствуем в Риссберге, – произнес Пинетти. – Мы рады, что ты захотел прибыть.

– Смеешься? Я здесь не по собственной воле. Чтобы принудить меня к прибытию, Литта Нейд впутала меня в преступление…

– Но ведь после из него вытащила, – прервал Тзара. – И щедро вознаградила. Компенсировала дискомфорт с изрядным, хм, привеском. Слухи ходят, что ты по крайней мере неделю как находишься с ней в весьма хороших… отношениях.

Геральт едва совладал со всепобеждающим желанием двинуть ему в морду. Пинетти, похоже, это заметил.

– Pax, – поднял он руку. – Pax, Харлан. Хватит ссор. Давай обойдемся без взаимных колкостей и иронии. Мы знаем, что Геральт относительно нас предубежден, это слышно в каждом его слове. Мы знаем, отчего так вышло, знаем, как завершилось его приключение с Йеннефер. И реакцию окружающих на то приключение. Этого нам не изменить. Но Геральт – профессионал, он сможет быть выше этого.

– Смогу, – саркастически подтвердил Геральт. – Вопрос в том, захочу ли. Перейдем, наконец, к сути дела. Зачем я здесь?

– Ты нам нужен, – сухо произнес Тзара. – Именно ты.

– Именно я. Мне чувствовать себя польщенным? Или же начинать беспокоиться?

– Ты знаменит, Геральт из Ривии, – сказал Пинетти. – Твои дела и деяния нынче повсеместно полагают воистину эффектными и достойными удивления. На удивление наше, впрочем, не слишком-то рассчитывай, мы не настолько скоры к проявлению восхищения, особенно в отношении подобных тебе. Но мы умеем признавать профессионализм и уважать опыт. Факты говорят за себя. Ты, рискнул бы я утверждать, выдающийся… хм…

– Ну?

– Элиминатор. – Пинетти подыскал слово без труда, похоже, заготовил его заранее. – Тот, кто элиминирует угрожающих человеку чудищ и тварей.

Геральт не стал комментировать. Ждал.

– Нашей целью, целью чародеев, тоже являются достаток и безопасность людей. Потому можно вести речь об общности наших интересов. Случайным недоразумениям не следует перечеркивать этого обстоятельства. Недавно дал нам сие понять хозяин замка. И он о тебе слышал. Хотел бы познакомиться лично. Пожелал этого.

– Ортолан.

– Гроссмейстер Ортолан. И его ближайшие помощники. Ты будешь представлен. Позже. Слуги покажут тебе твои комнаты. Освежись после дороги. Отдохни. Мы скоро пришлем за тобой.

Геральт думал. Вспоминал все, что когда-либо слышал о гроссмейстере Ортолане. Бывшем, как нынче повсеместно полагали, живой легендой.

Ортолан был живой легендой, персоной, чрезвычайно заслуженной в чародейском искусстве.

Его страстью являлась популяризация магии. В отличие от большинства чародеев, он полагал, что выгода и польза, вытекающие из сверхъестественных сил, должны быть общим благом и способствовать всеобщему достатку, комфорту и счастливой повседневности. Всякий человек, мечтал Ортолан, должен обладать гарантированным бесплатным доступом к магическим лекарствам и эликсирам. Чародейские амулеты, талисманы и разнообразные артефакты должны сделаться доступными всем и задаром. Привилегиями всякого гражданина должны быть телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы достичь этого, Ортолан непрерывно что-то изобретал. То есть – создавал изобретения. Порой настолько же легендарные, как и он сам.

Реальность довольно болезненно скорректировала мечтания старого волшебника. Ни одно из его изобретений, должных сделать магию повседневной и демократичной, ни разу не миновало стадию прототипа. Все, что Ортолан придумывал, и что, как идея, было простым, на практике оказывалось невероятно сложным. Чему следовало делаться массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, однако, не падал духом, фиаско, вместо того, чтобы отвращать его, лишь подталкивали к дальнейшим усилиям. Ведущим к очередным фиаско.

Подозревали – хотя самому Ортолану подобная мысль никогда не приходила в голову, – что причиной неудач изобретателя часто оказывался банальный саботаж. И дело здесь было не в привычной для чародейского братства зависти – по крайней мере не только в ней, – и не в нежелании популяризовать искусство, кое волшебники предпочитали видеть в руках элиты, сиречь, в собственных. Опасались они изобретений военных и смертоносных. И опасались обоснованно. Как у любого изобретателя, у Ортолана случались периоды увлечения веществами взрывчатыми и зажигательными, бомбардами, бронированными повозками, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием достатка, доказывал старик, является всеобщий мир меж народами, а мир достигается вооружением. Самый верный метод избежать войны – это ужасать ужасным оружием, и чем оружие ужасней, тем мир крепче и устойчивей. Поскольку же Ортолан к аргументам прислушиваться не привык, в его изобретательской команде скрыли саботажников, которые оные изобретения торпедировали. Почти ни одно из них не увидало света дня. Исключением стал ославленный и ставший предметом многочисленных анекдотов шаромет. Было сие разновидность телекинетической арбалесты с большой емкостью под свинцовые шарики. Шаромет – соответственно с названием – должен был метать шарики в цель очередями. Прототип вышел – о, чудо! – за стены Риссберга, был даже протестирован в какой-то битве. Однако с жалким эффектом. Использовавший изобретение стрелок, спрошенный о пригодности оружия, якобы заявил, что шаромет – он навроде его тещи. Тяжелый, мерзкий, совершенно бессмысленный и ничего более: вот просто взять бы да и утопить в речке. Старый волшебник не стал переживать, когда ему об этом доложили. Шаромет – лишь игрушка, якобы заявил он, а у него уже есть планы на проекты куда более многообещающие, способные уничтожать массово. Он, Ортолан, принесет человечеству мир, пусть даже сперва придется для этого половину человечества повыбить.

Стену комнаты, куда его ввели, покрывал огромный гобелен, шедевр ткачества, аркадийская вердюра. Гобелен портил недостиранный потек, слегка напоминавший большую чернильницу. Некто, прикинул ведьмак, совсем недавно на этот шедевр ткачества, похоже, сблевал.

За столом, что занимал середину комнаты, сидело семеро.

– Мастер Ортолан. – Пинетти легко поклонился. – Позволь представить тебе. Геральт из Ривии. Ведьмак.

Геральта внешний вид Ортолана не удивил. Говаривали, что это самый древний из живущих чародеев. Может, так, может – нет, но уж по крайней мере Ортолан был чародеем, который выглядел как самое что ни на есть ископаемое. Было это странным еще и потому, что никто иной как он сам изобрел прославленный альраунов декокт, эликсир, который чародеи использовали, сдерживая процессы старения. Сам Ортолан, когда наконец доработал верно действующую формулу магического напитка, не очень-то им сумел воспользоваться, поскольку был к тому времени уже слишком стар. Эликсир предотвращал старение, но, увы, не омолаживал. Именно поэтому Ортолан, хотя издавна принимал лекарство, всё же выглядел древним старцем – особенно на фоне собратьев: преклонных годами чародеев, которые обладали внешностью мужчин в расцвете сил, и поистертых жизнью чародеек, что более напоминали девиц. Лучащиеся молодостью и очарованием чародейки и чародеи с легкой сединой, чьи истинные даты рождения исчезали во мраке истории, берегли секрет эликсира Ортолана как зеницу ока, порой отрицая и само его существование. Ортолана же удерживали в уверенности, что эликсир повсеместно доступен, благодаря чему человечество почти что бессмертно и – как из этого следует – абсолютно счастливо.

– Геральт из Ривии, – повторил Ортолан, теребя клок седой бороды. – Как же, как же, слышали мы. Ведьмак. Дефенсор, так сказать, защитник, людям от Злого спасенье несущий. Противу всякого чудовищного Зла презерватив и антидот консидированный.

Геральт принял скромное выражение лица и поклонился.

– Как же, как же… – продолжал волшебник, подергивая бороду. – Знаем, знаем. Сил, дабы людей боронить, согласно ассерциям, не щадишь ты, парень, не щадишь. И воистину эстимации достоин твоей процедер, эстимации достойно и ремесло твое. Приветствуем тебя в замке нашем, рады мы, что тебя сюда фатум привел. Ибо хотя сам ты сего можешь и не знати, но вернулся ты, аки птаха во гнездо… Воистину аки птаха. Рады мы и тщим себя надеждою, что и ты рад. А?

Геральт не мог решить, как обращаться к Ортолану. Чародеи не признавали форм вежливости и не ожидали их от других. Однако он не знал, достойно ли подобное обращение к седовласому и седобородому старцу, к живой легенде. Вместо того чтобы отозваться, он снова поклонился.

Пинетти поочередно представил прочих сидевших за столом чародеев. Некоторых Геральт знал. Понаслышке.

Аксель Эспара, больше известный как Аксель Рябой, и вправду имел битые оспой лоб и щеку и не убирал эти следы, как утверждала сплетня, исключительно из чувства противоречия. Майлз Трезевей, с легкой проседью, и Стукцо Зангенис, с проседью более обширной, поглядывали на ведьмака со сдержанным интересом. Интерес Бируты Икарти, умеренно красивой блондинки, казался чуть большим. Тарвикс Сандовал, плечистый, со статью, скорее, рыцаря, нежели чародея, глядел в сторону, на гобелен, будто удивляясь потеку и размышляя, откуда оный взялся и кто виноват.

Место рядом с Ортоланом занимал самый младший на вид среди присутствующих, Сорель Дегерлунд, длинноволосый и оттого обладавший несколько женственной красотой.

– Мы тоже, – произнесла Бирута Икарти, – приветствуем прославленного ведьмака, защитника людей. Рады тебя приветствовать, поскольку и мы здесь, в этом замке, под ауспицией гроссмейстера Ортолана трудимся, дабы благодаря прогрессу делать жизнь людей более легкой и безопасной. И для нас достаток людей – цель наиглавнейшая. Возраст гроссмейстера не позволяет затягивать аудиенцию. Потому спрошу как полагается: есть ли у тебя какие пожелания, Геральт из Ривии? Есть ли нечто, что мы можем для тебя сделать?

– Благодарю гроссмейстера Ортолана – склонился Геральт снова. – И вас, уважаемые. И коль вы предлагаете мне спрашивать… Да, есть нечто, что вы могли бы для меня сделать. Могли бы вы разъяснить мне… это. Эту вещь. Я содрал ее с убитого мною вигилозавра.

Он положил на стол овальную пластину размером с детскую ладонь. С выбитыми на ней знаками.

– RISS PSREP Mk IV/002 025, – прочел громко Аксель Рябой. И передал пластину Сандовалу.

– Мутация, сотворенная здесь, у нас, в Риссберге, – желчно произнес Сандовал. – В секции псевдорептилий. Ящер-охранник. Модель четвертая, серия вторая, экземпляр двадцать пятый. Староват, мы уж давно выпускаем куда лучших. Что тут еще объяснять?

– Он говорит, что вигилозавра – убил, – скривился Стукцо Зангенис. – А значит, не в объяснении здесь дело, а в претензии. Рекламации, ведьмак, принимаем и рассматриваем только от легальных покупателей, исключительно на основании подтверждения купли-продажи. Лишь при таком условии мы обслуживаем и исправляем сбои…

– Гарантия на эту модель давно закончилась, – добавил Майлз Трезевей. – И ни одна не учитывает поломки, случившиеся в результате неосторожного или несообразного с инструкцией обслуживания изделия. Если изделием пользовались недолжным образом, Риссберг не несет ответственности. Никакой.

– А за это, – Геральт вынул из кармана и бросил на стол вторую пластину, – несете вы ответственность?

Вторая пластина была сходных с предыдущей формы и размера, но выглядела потемневшей и покрытой патиной. В бороздки въелась грязь. Но знаки все еще оставались различимы:

Установилось долгое молчание.

– Идарран из Уливо, – сказал наконец Пинетти, удивительно тихим и неуверенным голосом. – Ученик Альзура. Я не думал…

– Откуда это у тебя, ведьмак? – Аксель Рябой склонился над столом. – Каким образом ты его раздобыл?

– Ты спрашиваешь, словно не знаешь, – ответил Геральт. – Я выковырял ее из панциря твари, которую убил. И которая успела умертвить по меньшей мере дюжину людей в тамошних окрестностях. По меньшей – поскольку, полагаю, было их куда больше. Полагаю, что убивала она многие годы.

– Идарран… – пробормотал Тарвикс Сандовал. – А прежде Маласпина и Альзур…

– Но это не мы, – сказал Зангенис. – Не мы. Не Риссберг.

– Девятая экспериментальная модель, – задумчиво добавила Бирута Икарти. – Версия «бета». Двенадцатый…

– Двенадцатый экземпляр, – подхватил Геральт не без раздражения. – А сколько их было всего? Скольких создали? Об ответственности вы промолчите, понятно, поскольку это не вы, не Риссберг, вы же – чисты и желаете, чтобы я тому поверил. Но выдайте хотя бы, поскольку наверняка вам это известно, сколько еще подобных тварей прячется в лесах и убивает людей. Скольких еще нужно отыскать. И зарубить. То есть, я хотел сказать: элиминировать.

– Что это, что это? – оживился внезапно Ортолан. – Что там у вас? Покажите! Ах…

Сорель Дегерлунд склонился к уху старика, долго шептал. Майлз Трезевей, предъявив пластину, шептал с другой стороны. Ортолан дернул себя за бороду.

– Убил? – крикнул внезапно тоненьким голоском. – Ведьмак? Уничтожил гениальное творение Идаррана? Убил? Бессмысленно уничтожил?

Ведьмак не выдержал. Фыркнул. Уважение к изрядному возрасту и сединам вдруг оставило его. Он фыркнул снова. А потом засмеялся. Искренне и неудержимо.

Окаменевшие лица волшебников, сидевших за столом, вместо того, чтобы удержать его смех, ввергли его в еще большую веселость. Вот ведь, подумалось ему, не помню даже, когда я в последний раз смеялся так искренне. Разве что в Каэр-Морхене, вспомнил, да, верно, в Каэр-Морхене. Когда под Весемиром подломилась трухлявая доска в отхожем месте.

– Еще и смеется, сопляк! – выкрикнул Ортолан. – Ржет, словно осел! Неразумный юнец! Подумать только, а я тебя оправдывал, когда прочие напраслину на тебя возводили! Что из того, говорил я, если он к малышке Йеннефер аморы питает? И что из того, если малышка Йеннефер любит его? Сердцу не прикажешь, не трогайте их обоих!

Геральт перестал смеяться.

– А ты что сотворил, глупейший из живодеров? – ярился старик. – Что ты сотворил? Понимаешь ли ты, какой шедевр, какое чудо генетики разрушил? Нет-нет, этого тебе, профану, своим крохотным умишком не уразуметь! Не уразуметь тебе замыслов гениальных! Таких людей как Идарран, и как Альзур, учитель его, кои одарены были гением и экстраординарным талантом! Кои великие чудеса инвентировали и сотворяли, те, что для благости человечества служить назначены, а вовсе не прибыль и не мамону недостойную в виду имели, не развлеченья да забавы, но – прогресс и всеобщее счастье! Однако что б ты в делах таких разумел! Ничего не разумеешь, ничего, ничего, ни крохи!

– И вот что я еще скажу, – продолжал сопеть Ортолан, – ты ведь отцов своих труд неумным убийством опозорил. Потому как се Косимо Маласпина, а после ученик его Альзур, именно Альзур, ведьмаков сотворили. Никто иной, как они мутацию инвентировали, ту самую, благодаря коей тебе подобных креацинировали. Благодаря коей ты существуешь, благодаря коей – по миру ходишь, неблагодарный. Эстимировать бы тебе Альзура, наследников его и творения их – а не уничтожать! Ой… Ой…

Старый волшебник замолчал внезапно, завращал глазами и заохал тяжело.

– Нужно мне на стульчак, – сообщил со стоном. – Нужно мне на стульчак скоренько! Сорель! Милый мальчик!

Дегерлунд и Трезевей сорвались с места, помогли старикану встать и вывели из комнаты.

Чуть погодя встала и Бирута Икарти. Окинула ведьмака весьма красноречивым взглядом, после чего без единого слова удалилась. За ней, совершенно не глядя на Геральта, направились Сандовал и Зангенис. Аксель Рябой встал, скрестил руки на груди. Смотрел на Геральта долго. Долго и, похоже, без восторга.

– Ошибкой было приглашать тебя, – произнес он наконец. – Я об этом знал. Тщил, однако, себя надеждою, что сохранишь ты хотя бы видимость сдержанности.

– Ошибкой было принять ваше предложение, – холодно ответил Геральт. – Я тоже знал об этом. Но тщил себя надеждою, что получу ответ на свой вопрос. Сколько еще пронумерованных шедевров на свободе? Сколько еще подобных чудес сотворили Маласпина, Альзур и Идарран? Сколько сотворил их достойный Ортолан? Скольких еще носящих пластины тварей мне придется убить? Мне, ведьмаку, презервативу и антидоту? Я не получил ответа и прекрасно понимаю – отчего. Относительно же сдержанности: а не пошел бы ты в задницу, Эспара?

Выходя, Рябой хлопнул дверью. Аж побелка посыпалась.

– Хорошего впечатления, – оценил ведьмак, – я, похоже, не произвел. Но и не ожидал, что произведу, потому и не разочарован. Хотя это, похоже, еще не конец, верно? Столько сделать, чтобы меня сюда затащить… И чтоб на том все и закончилось? Ну, если так… Найдется в вашем пригороде какой-нибудь постоялый двор с кухней? Могу я уже пойти восвояси?

– Нет, – ответил Харлан Тзара. – Не можешь пойти восвояси.

– Потому что на этом еще ничего не закончилось, – добавил Пинетти.

Комната, куда его проводили, не была типичным помещением, в каких чародеи привыкли принимать посетителей. Обычно – Геральт успел ознакомиться с тем обычаем – маги давали аудиенции в залах, обставленных весьма строго, порой сурово и угнетающе. И помыслить было нельзя, чтобы чародей принял кого-нибудь в комнате приватной, личной, могущей дать информацию о характере, вкусах и интересах чародея – особенно о роде и специфике используемой им магии.

Однако нынче все было совсем иначе. Стены комнаты украшали многочисленные рисунки и акварели, все эротического, а то и без малого порнографического характера. На полочках красовались модели парусников, радующие глаз точностью деталей. Маленькие кораблики в бутылках раздували миниатюрные паруса. Многочисленные витрины и витринки были полны фигурок солдат, конницы и пехоты, в различнейших построениях. Напротив входа, также под стеклом, висела препарированная ручьевая форель. Изрядных, как для форели, размеров.

– Садись, ведьмак. – Пинетти, это сразу сделалось ясно, был здесь хозяином. Геральт уселся, поглядывая на препарированную форель. При жизни рыба, должно быть, весила добрых пятнадцать фунтов. Если не являлась искусно выполненной из гипса имитацией.

– От подслушивания, – Пинетти повел рукой вокруг, – нас защитит магия. Потому можем разговаривать спокойно и, наконец-то, об истинных причинах, ради которых мы завлекли тебя сюда, Геральт из Ривии. Форель, которая так тебя интересует, была поймана на мушку у речки Ленты, весила четырнадцать фунтов и девять унций. Была отпущена живой, в витрине находится ее магически воссозданная копия. А теперь сосредоточься, прошу. На том, что будет сказано.

– Я готов. Ко всему.

– Нам интересно, какой у тебя опыт сражений с демонами.

Геральт приподнял бровь. К этому он готов не был. А ведь еще недавно полагал, будто нечем его удивить.

– А что оно такое – демон? По-вашему?

Харлан Тзара скривился и зябко вздрогнул. Пинетти унял его взглядом.

– В оксенфуртском университете, – сказал, – имеется кафедра сверхъестественных явлений. Мастера магии бывают там с гостевыми лекциями. Каковые касаются, кроме прочего, темы демонов и демонизма, многих аспектов того явления, включая физический, метафизический, философский и моральный. Но, полагаю, мне можно тебе об этом не рассказывать, ты ведь лекции слушал. Я помню тебя, хотя как вольнослушатель ты обычно сидел в заднем ряду. Оттого снова задам вопрос о твоем опыте с демонами. А ты – будь добр ответить. Не морочь нам головы, будь так любезен. И не разыгрывай притворное удивление.

– В моем удивлении, – сухо ответил Геральт, – нет ни крохи притворства, я до боли искренен. И как может не удивлять тот факт, что об опыте, связанном с демонами, задают вопрос мне, обычному ведьмаку, простому презервативу и банальному антидоту. А вопросы задают мастера магии, которые о демонизме и его аспектах читают в университете лекции.

– Ответь на поставленный вопрос.

– Я ведьмак, не чародей. А это значит, что относительно демонов мой опыт не сопоставим с вашим. Я слушал твои лекции в Оксенфурте, Джианкампо. Конечно, то, что долетало до последнего ряда аудитории. Демоны – суть существа из иных, нежели наш, миров. Элементарных Планов… измерений, плоскостей, времяпространства или как там его назвать. Чтобы получить хоть какой-то опыт насчет него, демона нужно сперва вызвать, то есть насильно вытащить из его плана. Свершить сие возможно лишь с помощью магии…

– Не магии, но гоэтии, – прервал его Пинетти. – Разница фундаментальна. И не рассказывай нам то, что мы и так знаем. Ответь на поставленный вопрос. Прошу тебя об этом уже в третий раз. Сам удивляясь своей терпеливости.

– Отвечаю на вопрос: да, у меня был опыт сражения с демонами. Дважды нанимали меня, чтобы таковых я… элиминировал. Я совладал с двумя демонами. С одним, который вселился в волка. И с другим, который одержал человека.

– Совладал.

– Совладал. И это не было просто.

– Но, однако же, выполнимо, – вмешался Тзара. – Противу того, что утверждают. А утверждают, будто демона вообще невозможно уничтожить.

– Я не утверждал, что когда-либо уничтожал демона. Я убил одного волка и одного человека. Вас интересуют подробности?

– Весьма.

– В случае волка, который средь белого дня загрыз и разорвал одиннадцатерых людей, я действовал совместно со священником – магия и меч, заключив союз, восторжествовали. Когда я после тяжелого боя наконец-то убил волка, сидевший в нем демон вырвался на свободу в образе большого светящегося шара. И уничтожил изрядный кусок леса, кладя деревья покатом. На меня и священника вообще не обратил внимания, корчевал он пущу в противоположном направлении. А потом исчез – наверняка вернулся в свое измерение. Священник настаивал, будто это его заслуга, дескать, экзорцизмами он экспедировал демона в замирье. Однако я полагаю, что демон ушел, поскольку ему сделалось скучно.

– А второй случай?

– Там вышло интересней. – И он продолжил прежде, чем его поторопили: – Одержимого человека я убил. И ничего. Никаких нарочитых побочных эффектов. Никаких шаров, молний, смерчей, никакого смрада даже. Понятия не имею, что случилось с демоном. Убитого исследовали жрецы и маги, ваши собратья. Ничего не нашли и ничего не решили. Тело сожгли, поскольку процессы разложения начались в свой час, а стояла жара…

Он прервался. Чародеи переглянулись. Лица у них были каменными.

– Как я понимаю, это единственный действенный способ против демона, – произнес наконец Харлан Тзара. – Убить, уничтожить энергумена, сиречь – человека одержимого. Человека, подчеркиваю. Надлежит убить его сразу же, не ожидая и не раздумывая. Рубить мечом, сколько будет сил. И все. Таков ведьмачий метод? Ведьмачий инструментарий?

– Плохо у тебя выходит, Тзара. Не умеешь. Чтобы кого-то хорошенько оскорбить, не достаточно желания, энтузиазма и запала. Необходим еще и инструментарий.

– Pax, pax, – повторно унял ссору Пинетти. – Для нас важны лишь факты. Ты сказал, что убил человека, это твои собственные слова. Ваш же ведьмачий кодекс вроде бы убийство людей запрещает. Убил, утверждаешь ты, энергумена, человека, которого одержал демон. После того факта, то есть, после убийства человека, и тут я снова тебя процитирую, не наблюдалось никаких нарочитых побочных эффектов. Откуда же тогда уверенность, что это не был…

– Хватит, – прервал Геральт. – Довольно, Джианкампо, эти аллюзии ведут в никуда. Хочешь фактов? Прошу, они таковы. Я убил, потому что так было необходимо. Я убил, чтобы спасти жизни других людей. А диспенсию на это в тот раз я получил от закона. Предоставили мне ее поспешно и в довольно громких словах. Высшая необходимость, обстоятельства, исключающие незаконность запрещенного деяния, пренебрежение одним благом во имя спасения блага иного, угроза реальная и непосредственная. И она, воистину, была реальна и была непосредственна. Жаль, что вы не видывали одержимого вживую, и того, что он вытворял, на что был способен. Я мало знаю о философских и метафизических аспектах демонов, однако их физический аспект воистину подразумевает нарочитые эффекты. Удивительные, поверьте мне на слово.

– Верим, – подтвердил Пинетти, повторно обменявшись с Тзарой взглядами. – Верим весьма и весьма. Поскольку и мы видывали кое-что.

– Не сомневаюсь, – скривил рот ведьмак. – И не сомневался в Оксенфурте, на твоих лекциях. Ясно было, что ты разбираешься в подобных вещах. Теоретический фундамент вполне пригодился мне тогда, с тем волком и человеком. Я знал, в чем там дело. Оба эти случая имели схожую основу. Как ты там говорил, Тзара? Метод? Инструментарий? А это ведь были магический метод и магический инструментарий. Некий чародей заклинаниями призвал демона, силой вытащил его из родного измерения, с очевидным намереньем использовать для своих магических целей. В том и состоит демоническая магия.

– Гоэтия.

– В том и состоит гоэтия: вызвать демона, использовать его, а затем освободить. Так гласит теория. Поскольку на практике случается, что чародеи, вместо того, чтобы после всего освободить демона, магически заключают его в тело некоего носителя. В тело волка, например. Или человека. Потому как чародей, по примеру Альзура и Идаррана, любит поэкспериментировать. Понаблюдать, что станет демон делать в чужой шкуре, если отпустить его на свободу. Поскольку чародей, подобный Альзуру, – больной извращенец, который радуется и веселится, когда смотрит на сеемую демоном смерть. Так оно и было, верно?

– Всякое бывало, – сказал, растягивая слова, Харлан Тзара. – Неразумно обобщать и низко – вспоминать. Напомнить ли тебе ведьмаков, кои не отступали перед грабежом? Не гнушались наниматься платными убийцами? Мне напомнить тебе психопатов, которые носили медальоны с головой кота и которых тоже радовала сеемая вокруг смерть?

– Господа, – вскинул руку Пинетти, удерживая ведьмака от ответа. – Это не сессия городского совета, потому не соревнуйтесь в попреках об изъянах и патологиях. Разумней, полагаю, посчитать, что никто не совершенен, изъяны есть у всякого, а патологии не чужды и персонам неземным. Как говорят. Сосредоточимся на проблеме, которая стоит перед нами и которая требует решения.

– Гоэтия, – продолжил после длительного молчания Пинетти, – запрещена, поскольку сие процедура безумно опасная. Сам вызов демона, увы, не требует ни большого знания, ни наивысших магических способностей. Хватит владения одним из некромантских гримуаров, а их-то на черном рынке предостаточно. Без знания и умений, однако, овладеть вызванным демоном непросто. Доморощенный гоэт может считаться счастливцем, ежели вызванный им демон попросту вырвется на свободу и сбежит. Многие же заканчивают свою жизнь, будучи разорванными в клочья. Поэтому вызов демонов и любых иных существ из планов стихийных и парастихийных окружен запретами и угрозами суровых наказаний. Существует система контроля, которая гарантирует исполнение запретов. Однако есть место, которое из-под контроля было выведено.

– Замок Риссберг. Разумеется.

– Разумеется. Риссберг нельзя контролировать. Поскольку система контроля над гоэтией, о которой я говорил, была создана именно здесь. В результате выполняемых тут экспериментов. И благодаря проводимым здесь тестам система все еще совершенна. Но у нас проводятся и другие исследования, выполняются другие эксперименты. Различного характера. Здесь исследуют различные вещи и явления, ведьмак. Различные вещи здесь делают. Не всегда легальные, не всегда моральные. Цель оправдывает средства. Такая надпись могла бы висеть над вратами.

– Но под девизом таким, – добавил Тзара, – надлежало бы добавить: «Что возникло в Риссберге, в Риссберге и остается». Эксперименты здесь производятся под присмотром. Всё контролируется.

– Очевидно, не всё, – едко сказал Геральт. – Поскольку нечто присмотра избежало.

– Избежало. – Пинетти лучился спокойствием. – В замке нынче трудится восемнадцать мастеров. А еще – более полусотни учеников и адептов. Львиную долю этих последних от уровня мастера отделяют лишь формальности. Мы опасаемся… У нас есть основания полагать, что некто из этой большой группы стал развлекаться гоэтией.

– Не знаете, кто именно?

– Не знаем. – Харлан Тзара не моргнул даже. Но ведьмак знал: лжет.

– В мае и в начале июня, – чародей не ждал дальнейших расспросов, – в округе совершили три массовых убийства. В округе – значит здесь, на Плоскогорье, от двенадцати до двадцати миль от Риссберга. Каждый раз случалось это в лесных хуторах, домах лесорубов и прочих работников. В селениях убивали всех обитателей, живым не остался никто. Осмотр тел убедил нас, что эти убийства совершил демон. Вернее, энергумен, носитель демона. Демона, коего вызвали здесь, в замке.

– У нас проблема, Геральт из Ривии. Мы должны ее решить. И рассчитываем, что ты нам в этом поможешь.