КНИГА II
Глава I
НЕОЖИДАННЫЕ ГОСТИ
Фродо проснулся, открыл глаза — и сразу понял, что лежит в кровати. Сначала он подумал, что немного заспался после длинного и очень неприятного сновидения, — ему и сейчас еще было не по себе. Так, значит, он дома и путешествие ему снилось? Или, может, он долго болел? Но потолок над ним выглядел непривычно и странно: высокий, плоский, с темными балками, украшенными искусной узорчатой резьбой. Фродо совсем не хотелось вставать; спокойно лежа в уютной постели, он разглядывал солнечные блики на-стенах и прислушивался к шуму отдаленного водопада.
— Где это я? И который теперь час? — спросил он вслух, обращаясь к потолку.
— В замке Элронда, — прозвучал ответ. — И сейчас у нас утро, десять часов. Утро двадцать четвертого октября, если ты это хочешь узнать.
— Гэндальф? — приподнявшись, воскликнул Фродо. Так оно и было: у открытого окна в удобном кресле сидел старый маг.
— Да, я здесь, — отозвался он. — Но самое удивительное, что и ты тоже здесь — после всех твоих нелепых глупостей в пути.
Фродо промолчал и опять улегся. Ему было слишком покойно и уютно, чтобы спорить, а главное, он прекрасно знал, что ему не удастся переспорить Гэндальфа. Он проснулся окончательно и постепенно припомнил страшные вехи недавнего путешествия — путь «напрямик» по Вековечному Лесу, бегство из трактира «Гарцующий пони» и свой поистине безумный поступок, когда он надел на палец Кольцо в лощине у подножия горы Заверть. Пока он размышлял обо всех этих происшествиях и старательно, однако безуспешно вспоминал, как же он попал сюда, в Раздол, Гэндальф молча попыхивал трубкой, выпуская за окно колечки дыма.
— А где Сэм? — после паузы спросил Фродо. — И все остальные… с ними ничего не случилось?
— Успокойся, все они живы и здоровы, — отвернувшись от окна, ответил Гэндальф. — А Сэм дежурил у твоей постели, покуда я не прогнал его отдохнуть — он ушел спать полчаса назад.
— Так что же приключилось возле Переправы? — осторожно спросил у Гэндальфа Фродо. — Когда мы тайком пробирались к Раздолу, мир казался мне каким-то призрачным, а сейчас я почти ничего не помню.
— Еще бы! Ведь ты уже начал развоплощаться, становился призраком-из-за раны в плече. Эта рана тебя едва не доконала. Появись ты у Переправы часа на два позже, и тебя никто не сумел бы спасти. А все же ты оказался поразительно стойким — честь тебе и хвала, мой дорогой хоббит! В Могильнике ты держался просто молодцом. Жаль, что ты поддался Врагу у Заверти.
— Тебе, я вижу, многое известно. — Фродо с удивлением посмотрел на Гэндальфа. — Про Могильник я еще никому не рассказывал: сначала боялся об этом вспоминать, а потом нам всем стало не до рассказов. И вдруг оказывается, что ты все знаешь…
— Ты разговаривал во сне, — объяснил ему Гэндальф, — и я без труда обследовал твою память. Зато сейчас тебе беспокоиться не о чем. Вы вели себя прекрасно — и ты, и твои друзья, — хотя порою не очень-то мудро. Но от вас потребовалось немало мужества, чтоб совершить это далекое и опасное путешествие с Кольцом, за которым охотится Враг.
— Мы не добрались бы сюда без Бродяжника, — признался Фродо. — Но где же был ты? Без тебя я не знал, на что мне решиться.
— Меня задержали, — ответил Гэндальф. — И это могло нас всех погубить… А впрочем, теперь я ни в чем не уверен: возможно, все обернулось и к лучшему.
— А что тебя задержало?
— Не торопись — узнаешь. Сегодня тебе нельзя много разговаривать… и много слушать — чтобы не утомляться. Так считает Элронд, — заключил маг.
— Да ведь говорить и слушать легче, чем думать. Думать-то утомительнее, — возразил Фродо. — Я уже, как видишь, пришел в себя и помню уйму непонятных событий. Что тебя задержало? Объясни мне хоть это!
— Всему свое время, — ответил Гэндальф. — Когда ты поправишься, мы соберем Совет, и там ты узнаешь решительно все. А сейчас я скажу тебе только одно — меня предательски заманили в ловушку.
— Тебя? — недоверчиво переспросил Фродо.
— Да, меня, Гэндальфа Серого, заманили в ловушку, — подтвердил маг. — В мире много могущественных сил, есть среди них и добрые, и злые. Перед некоторыми даже мне приходится отступать. С некоторыми я еще никогда не сталкивался. Но теперь великой битвы не минуешь. Черные Всадники переправились через Андуин. А это значит, что приближается война.
— Выходит, ты знал про Всадников и раньше — еще до того, как я с ними встретился?
— Знал и однажды говорил тебе о них, ибо Черные Всадники — это Кольценосцы, девять прислужников Черного Властелина. Но я не знал, что они опять появились, иначе увел бы тебя из Хоббитании. Мне стало известно про Вражьих прислужников, когда я расстался с тобой, в июне… но об этом тоже узнаешь чуть позже. Меня задержали далеко на юге, и от гибельных несчастий нас избавил Арагорн.
— Да, — сказал Фродо, — без него мы погибли бы. И ведь когда он появился, мы его испугались. А Сэм, тот ему так и не поверил — по крайней мере до встречи с Гориславом.
— Слышал я и про это. — Гэндальф улыбнулся. — Ну да теперь-то Сэм ему верит.
— А вот это замечательно! — воскликнул Фродо. — Потому что мне очень нравится Бродяжник. Даже больше — я его по-настоящему полюбил… хотя он, конечно же, странный человек, а временами казался нам просто зловещим. Но-знаешь? — он часто напоминал мне тебя. Скажи, неужели у Большого Народа не редкость такие люди, как Бродяжник? Я-то считал, что они просто большие-большие, грубоватые и не слишком умные: добрые, бестолковые, вроде Лавра Наркисса, или глупые, но опасные, вроде Бита Осинника. Ведь у нас, в Хоббитании, людей почти нет, и мы встречаем их только в Пригорье.
— Вы и пригорян очень плохо знаете, если ты считаешь Лавра бестолковым, — мимолетно усмехнувшись, заметил Гэндальф. — Язык у него работает проворней, чем голова, но по-своему он очень толковый, не сомневайся. Ему свои выгоды ясно видны, даже сквозь три кирпичные стены — есть такое пригорянское присловье. Но в Средиземье редко встречаются люди, подобные Арагорну, сыну Араторна. Витязей Нуменора почти не осталось. И возможно, в Великой войне за Кольцо погибнут последние соплеменники Арагорна.
— Ты хочешь сказать, что предки Бродяжника — это и есть Витязи Нуменора? — не веря своим ушам, воскликнул Фродо. — Значит, их род до сих пор не угас? А ведь я считал его просто бродягой.
— Бродягой?! — гневно переспросил Гэндальф. — Так знай же: дунаданцы-северные потомки великого племени Западных Витязей. В прошлом они мне иногда помогали, а в будущем нам всем понадобится их помощь: мы благополучно добрались до Раздола, но Кольцу суждено упокоиться не здесь.
— Видимо, так, — согласился Фродо. — Но я-то думал — попасть бы сюда… и надеялся, что дальше мне идти не придется. Месяц я провел на чужбине, в пути — и этого для меня совершенно достаточно. Теперь мне хочется как следует отдохнуть. — Фродо умолк и закрыл глаза. Но, немного помолчав, заговорил снова: — Я тут подсчитывал, и у меня получается, что сегодня только двадцать первое октября. Потому что мы вышли к Переправе двадцатого.
— Хватит, — сказал Гэндальф, — тебе вредно утомляться. Элронд был прав… А как твое плечо?
— Не знаю, — ответил Фродо. — Вроде бы никак. — Он пошевелился. — И рука вроде двигается. Наверно, я уже совсем поправился. И она уже не холодная, — добавил хоббит, дотронувшись правой рукой до левой.
— Превосходно, — сказал Гэндальф. — Ты быстро выздоравливаешь. Скоро Элронд разрешит тебе встать — все эти дни он врачевал твою рану…
— Дни? — удивленно перебил его Фродо.
— Ты лежал здесь три дня и четыре ночи. Эльфы принесли тебя двадцатого, под вечер, а уснул ты, так и не придя в сознание. Ну и сейчас тебе, естественно, кажется, что сегодня только двадцать первое октября. Мы очень тревожились, а твой верный Сэм не отходил от тебя ни ночью, ни днем — разве что исполнял поручения Элронда. Элронд — искусный и опытный целитель, но оружие Врага беспощадно и смертоносно. Я подозревал, что обломок клинка остался в твоей зарубцевавшейся ране, и, по правде сказать, не слишком надеялся, что его удастся обнаружить и вынуть. Элронд нащупал этот гибельный обломок только вчера — он уже ушел глубоко и с холодной неотвратимостью приближался к сердцу.
Фродо вспомнил зазубренный нож, исчезающий в руке Бродяжника, и содрогнулся.
— Не бойся, — сказал Гэндальф. — Он исчез навеки, когда Элронд извлек его из твоего плеча. Но ты сумел доказать нам, что хоббиты цепко держатся за этот мир. Многие могучие и отважные воины из Большого Народа, которых я знал, меньше чем в неделю стали бы призраками от раны, нанесенной моргульским клинком, — а ведь ты сопротивлялся семнадцать дней!
— Объясни мне, почему они такие опасные, эти Черные Всадники, — попросил Фродо. — И что они хотели сделать со мной?
— Они хотели пронзить твое сердце моргульским клинком, — ответил Гэндальф. — Обломок клинка остается в ране и потом неотвратимо двигается к сердцу. Если бы Всадники своего добились, ты сделался бы таким же призрачным, как они, но слабее — и попал бы под их владычество. Ты стал бы призраком Царства Тьмы, и Черный Властелин тебя вечно мучил бы за попытку присвоить его Кольцо… хотя вряд ли найдется мука страшнее, чем видеть Кольцо у него на пальце, и вспоминать, что когда-то им владел ты.
— Хорошо, что я не знал об этой опасности, — снова содрогнувшись, прошептал Фродо. — Я и без того смертельно перепугался, но если б я знал тогда, чем я рискую, у меня не хватило бы сил пошевелиться. Не понимаю — как мне удалось спастись?
— У тебя, по-видимому, особая судьба… или участь, — негромко заметил Гэндальф. — Я уж не говорю про твою храбрость и стойкость. Благодаря твоей храбрости Черному Всаднику не удалось всадить клинок тебе в сердце, и ты был ранен только в плечо. Но и раненный, ты на редкость стойко сопротивлялся-вот почему обломок клинка за семнадцать дней не дошел до сердца. И все же ты был на волосок от гибели. Враг приказал тебе надеть Кольцо, и, надев его, ты вступил в Призрачный Мир. Ты увидел Всадников, а они — тебя. Ты как бы сам отдался им в руки.
— Я знаю, — сказал Фродо. — И всю жизнь буду помнить, какие они страшные, особенно ночью… А почему мы видим их черных коней?
— Потому что они живые, из плоти и крови. Да и плащи у Всадников самые обычные — они лишь маскируют их бесплотную призрачность.
— А тогда почему эти живые кони ничуть не боятся своих призрачных седоков? Всех других животных охватывает страх, если к ним приближаются Черные Всадники. Собаки скулят, гуси в ужасе гогочут… даже конь Горислава и тот испугался!
— Потому что их кони выращены в Мордоре, чтоб служить вассалам Черного Властелина. Не все его подданные — бесплотные призраки. Ему подвластны и другие существа: орки и тролли, варги и волколаки, даже многие люди — короли и воины — выполняют его лиходейскую волю. И он покоряет все новые земли.
— А Раздол? А эльфы? Над ними-то он не властен?
— Сейчас — нет. Но если ему удастся покорить весь мир, не устоят и эльфы. Многие эльфы — хотя отнюдь не все — страшатся воинства Черного Властелина, им приходится отступать перед его могуществом… однако он уже никогда не сумеет заставить их подчиниться или заключить с ним союз. Мало этого, здесь, в Раздоле, до сих пор живут его главные противники, почти такие же могучие, как он, — я говорю о Преображающихся эльфах, древних владыках Эльдара-Заморского. Они не боятся Призраков Кольца, ибо рождены в Благословенной Земле, а поэтому им доступен и Призрачный Мир. Эти воины в прошлом не раз побеждали и зримых, и незримых — призрачных — врагов.
— Когда у Переправы я оглянулся назад, — не очень уверенно припомнил Фродо, — мне почудилось, что рядом с Черным Всадником появилась белая сверкающая фигура. Это и был Горислав, да?
— Да, — сказал маг. И, помолчав, добавил: — Горислав объединил для тебя два мира, реальный и призрачный, невидимый живым, потому что он-Преображающийся эльф, великий витязь из Перворожденных. Словом, в Раздоле отыщутся силы, способные на время сдержать Врага, — да и в других местах такие силы есть, даже у вас, в мирной Хоббитании. Но если течение событий не изменится, свободные земли превратятся в островки, окруженные океаном Черного воинства — его собирает Властелин Мордора… А пока, — перебил он себя, вставая, и его борода грозно встопорщилась, — мы должны сохранять спокойное мужество. Через несколько дней ты совсем поправишься — если я не заговорю тебя сегодня до смерти. Здесь, в Раздоле, нам ничто не угрожает… до поры до времени. Так что не тревожься.
— Мужества у меня нет, и сохранять мне нечего, — отозвался Фродо, — но я не тревожусь. Расскажи мне, пожалуйста, о моих друзьях, и тогда уж я окончательно успокоюсь. Меня почему-то клонит ко сну, но, пока ты не расскажешь, что с ними сталось, я все равно не смогу уснуть.
Гэндальф пододвинул кресло к кровати и окинул Фродо испытующим взглядом. На щеки хоббита вернулся румянец, а глаза у него были ясными и спокойными. Он весело улыбался и выглядел здоровым. Но все же маг с тревогой подметил некоторые почти неуловимые изменения: дело в том, что левая рука хоббита, неподвижно лежащая поверх одеяла, казалась бледной и странно бесплотной.
— К несчастью, этого избежать невозможно, — пробормотал Гэндальф себе под нос. — А ведь он не прошел даже половины пути… и что с ним случится, когда он его закончит, не сумеет, наверно, предсказать сам Элронд. Что ж, будем надеяться на лучшее. Возможно, он станет полупрозрачным, как хрустальный сосуд, светящийся изнутри, — для тех, чьи глаза способны отличить внутренний, истинный свет от призрачного… Выглядишь ты здоровым, — сказал он вслух. — Думаю, тебе и правда не повредит, если ты услышишь о своих друзьях. Я не буду спрашивать разрешения у Элронда, но расскажу лишь вкратце, а потом уйду, чтобы не помешать тебе уснуть снова. Вот что случилось возле Переправы — насколько мне удалось разобраться. Как только ты поскакал к реке. Черные Всадники ринулись за тобой. У горы Заверть ты вступил в их мир — поэтому они тотчас же тебя увидели и не должны были полагаться на зрение коней. А кроме того, их притягивало Кольцо. Их кони растоптали бы твоих друзей — им пришлось уступить Всадникам дорогу. Задержать Всадников они не могли: ведь те преследовали тебя вдевятером, так что даже Арагорн с Гориславом не выстояли бы в бою против их отряда. Потом, когда Кольценосцы умчались, твои друзья побежали к реке. Неподалеку от Переправы, у самой дороги, есть полускрытая деревьями лощина; спустившись в нее, твои друзья и Горислав быстро развели небольшой костер, ибо Гориславу было известно, что если Всадники сунутся в реку, то Элронд взъярит ее буйным разливом, и они не смогут тебя догнать, но с оставшимися на суше придется драться. Как только разбушевались волны разлива, Горислав, а за ним Арагорн и остальные выскочили с горящими головнями на дорогу. Всадники оказались между водой и огнем, узнали в Гориславе Преображающегося эльфа и потеряли свое бесноватое мужество, а их кони мгновенно взбесились от страха. Трое Всадников, преследуя тебя, попытались на конях переплыть реку — их смела первая же волна разлива. Шестерых остальных взбесившиеся кони затащили в реку немного попозже — их всех захлестнули бурные волны.
— Так они погибли? — обрадовался Фродо.
— К сожалению, нет, — ответил Гэндальф. — В разливе погибли только их кони… но без коней — какие же они теперь Всадники? Им пришлось поспешно убраться восвояси. И хотя их самих так просто не уничтожишь, они, я думаю, сгинули надолго… Когда разлив окончательно схлынул, твои друзья переправились через реку и нашли тебя на этом берегу — ты лежал ничком, холодный и бледный, а под тобой валялся твой сломанный меч. Конь Горислава стоял рядом. Арагорн опасался, что ты убит, — о худшем ему даже думать не хотелось. Тебя подняли и понесли в Раздол, и на полпути вам встретились эльфы.
— А чем Всадники прогневили реку?
— Они исконные враги эльфов, а Элронд — владыка здешнего края. Когда враги подступают к Раздолу, река, по велению Элронда, разливается, и все живое гибнет в волнах. Как только Предводитель Кольценосцев спустился к воде, река разлилась. Ну и, если так можно выразиться, я немного подогрел ее гнев — не знаю уж, успел ты заметить или нет, что первые, самые свирепые, валы вспенивались могучими белыми всадниками, а за конницей, подгоняемые ревущими волнами, катились огромные серые валуны. Когда я увидел силу разлива, мне показалось, что мы переусердствовали и не сможем обуздать водяное воинство, но все обошлось: вас река не тронула.
— Да-да, припоминаю, — проговорил Фродо, — я услышал страшный грохочущий рев и решил, что нам всем суждено утонуть — и мне, и Всадникам, и моим друзьям. Зато теперь нам ничто не угрожает!
Гэндальф остро глянул на Фродо, но тот уже умолк и закрыл глаза.
— Ты прав, — сказал маг, — нам ничто не угрожает… пока. Как только ты встанешь на ноги, мы пышно отпразднуем победу у Переправы, и праздник будет посвящен вам — тебе, Арагорну и твоим спутникам.
— Неужели нам? — изумился Фродо. — Знаешь, меня до сих пор поражает, что о нас позаботились Горислав и Элронд — причем, похоже, без всякой причины.
— Ну, причина-то у них была, и, сказать по правде, даже не одна, — с легкой улыбкой возразил Гэндальф. — Во-первых, я попросил их об этом. Во-вторых, тебе доверено Кольцо. В-третьих, ты родственник и наследник Бильбо, а он вытащил Кольцо на свет.
— Милый Бильбо! Где-то он сейчас? — сонным голосом пробормотал Фродо. — Вот бы рассказать ему о наших неурядицах, они бы наверняка его позабавили… — С этими словами Фродо уснул.
Итак, Фродо благополучно добрался до Последней Светлой Обители на востоке. В этой Обители, как говаривал Бильбо, было приятно и есть, и спать, и рассказывать о своих недавних приключениях, и петь песни, и читать стихи, или размышлять, сидя у камина, или ровно ничего не делать. Тот, кто туда попадал, рассказывал Бильбо друзьям в Хоббитании, мигом вылечивался от усталости и треки, от забот, страхов и всех болезней.
Под вечер, когда Фродо проснулся снова, он почувствовал себя совершенно здоровым и понял, что ему очень хочется есть, а может быть, выпить бокал вина, чтобы потом почитать стихи, или попеть веселые песни, или рассказать о своем путешествии. Он откинул одеяло, соскочил на пол и с радостью ощутил, что его левая рука действует почти так же хорошо, как раньше. У кровати на стуле лежала одежда — ее, видно, сшили, пока он спал, и она пришлась ему как раз впору. Одеваясь, он глянул на себя в зеркало и с удивлением обнаружил, что очень исхудал: он опять напоминал того юного Фродо, которого некогда приютил Бильбо; но глаза, смотревшие на него из зеркала, были глазами зрелого хоббита.
— Да, кое-что ты повидал с тех пор, как глядел на меня из зеркала в Хоббитании, — сказал Фродо своему двойнику. — А теперь посмотри-ка на здешний праздник! — Он раскинул руки и сладко потянулся.
В это время кто-то постучал в дверь, и на пороге комнаты появился Сэм. С радостной улыбкой он подошел к Фродо, бережно погладил его левую руку, а потом смущенно отвернулся в сторону.
— Здравствуй, Сэм, — проговорил Фродо.
— Вишь ты — теплая! — воскликнул Сэм. — Это я про вашу левую руку. Ведь она была у вас ледышка ледышкой: мало что холодная, так еще и прозрачная. Ну да теперь уже все позади! Гэндальф послал меня, чтобы я у вас спросил, готовы ли вы к сегодняшнему празднику… Мне подумалось, что он надо мной надсмехается.
— Вполне готов, — сказал ему Фродо. — И мне не терпится повидать друзей.
— Я отведу вас, — предложил Сэм. — Ведь этот замок — огромный и удивительный. Кажется, ты все уже здесь разведал, а потом сворачиваешь в какой-нибудь закоулок и находишь кучу новых неожиданностей. А эльфы-то, эльфы! Ведь они тут хозяева, куда ни пойдешь, везде их встречаешь! Одни-как короли, прекрасные и строгие, так что на них даже боязно глядеть. Зато другие — ну чистые дети! И всюду музыка, всюду песни… Я тут, конечно, не совсем освоился — у меня и времени было маловато, да и храбрости, по правде сказать, не хватало…
— Я знаю, почему у тебя не было времени, — с благодарностью в голосе перебил его Фродо. — Зато уж сегодня мы всласть повеселимся! Идем, покажи мне здешние «закоулки».
Они миновали множество переходов, спустились по нескольким пологим лестницам и вышли в огромный тенистый парк, разбитый на высоком берегу реки. И здесь, у восточного торца дома, на просторной веранде, обращенной к востоку, Фродо увидел своих друзей. В долине за рекой уже сгущались сумерки, но далекие пики восточных гор еще освещало заходящее солнце. Предвечерний сумрак был прозрачным и теплым, звучно шумел отдаленный водопад, а воздух был напоен ароматом цветов, запахом трав и свежей листвы, как будто здесь, в парке у Элронда, остановилось на отдых отступающее лето.
— Ур-р-р-ра! — вскакивая, закричал Пин. — Вот он — наш благородный родич! Да здравствует Фродо — Властелин Кольца!
— Уймись! — резко оборвал его Гэндальф, сидевший в глубине затененной веранды, так что Фродо не сразу его заметил. — Эта долина недоступна для зла — и все же не следует его сюда призывать. Властелином Колец величают не Фродо, а хозяина Черного Замка в Мордоре — его тень снова простерлась над миром. Мы-то укрылись в надежной крепости. Но и вокруг нее уже сгущается мрак.
— Ну, началось, — пробурчал Пин. И потом, обращаясь к Фродо, добавил: — Так вот он нас беспрестанно и утешает. Я знаю, что нам всем надо быть начеку. Но в этом доме почти невозможно думать о мрачном или грустном. Мне тут все время хочется петь — только не знаю я подходящей песни.
— Да и у меня тоже песенное настроение, — радостно рассмеявшись, заметил Фродо. — Но сначала мне хочется поесть и выпить.
— С этим здесь просто, — сказал ему Пин. — Тем более что тебе не изменил твой нюх: ты сумел проснуться как раз к обеду.
— Не к обеду, а к пиршеству, — поправил его Мерри. — Едва только Гэндальф торжественно объявил, что ты выздоравливаешь, началась подготовка-я думаю, нас ждет роскошный пир. — Не успел он договорить, как зазвонили колокольчики, сзывающие гостей к праздничному столу.
Гости собрались в Трапезном зале, уставленном рядами длинных столов. Элронд сел во главе стола, стоявшего отдельно от остальных, на возвышении, а возле хозяина, лицом друг к другу, привычно расположились Горислав и Гэндальф.
Фродо смотрел на них — и не мог насмотреться: ведь Элронда, героя бесчисленных легенд, он видел впервые, а Горислав и Гэндальф — даже Гэндальф, которого он вроде бы знал, — обрели рядом с Элрондом свой подлинный облик, облик непобедимых и достославных витязей.
Ростом Гэндальф был ниже, чем эльфы, но белая борода, серебристые волосы, широкие плечи и благородная осанка придавали ему истинно королевский вид, а его зоркие глаза под снежными бровями напоминали приугасшие до времени угольки… но они могли вспыхнуть в любое мгновение ослепительным-если не испепеляющим — пламенем.
Горислав — могучий, высокий и статный, с волосами, отливающими огненным золотом, — казался юным, но спокойно-мудрым, а глаза его светились решительной отвагой.
По лицу Элронда возраст не угадывался: оно, вероятно, казалось бы молодым, если б на нем не отпечатался опыт бесчисленных — и радостных, и горестных — событий. На его густых пепельных волосах неярко мерцала серебряная корона, а в серых, словно светлые сумерки, глазах трепетали неуловимо проблескивающие искры. Он выглядел мудрым, как древний властитель, и могучим, как зрелый, опытный воин. Да он и был воином-властителем, этот исконный Владыка Раздола.
Напротив Элронда, в кресле под балдахином, сидела прекрасная, словно фея, гостья, но в чертах ее лица, женственных и нежных, повторялся или, вернее, угадывался мужественный облик хозяина дома, и, вглядевшись внимательней, Фродо понял, что она не гостья, а родственница Элронда. Была ли она юной? И да, и нет. Изморозь седины не серебрила ее волосы, и лицо у нее было юношески свежим, как будто она только что умылась росой, и чистым блеском предрассветных звезд лучились ее светло-серые глаза, но в них таилась зрелая мудрость, которую дает только жизненный опыт, только опыт прожитых на Земле лет. В ее невысокой серебряной диадеме мягко светились круглые жемчужины, а по вороту серого, без украшений, платья тянулась чуть заметная гирлянда из листьев, вышитых тонкой серебряной нитью.
Это была дочь Элронда, Арвен, которую видели немногие смертные, — в ней, как говорила народная молва, на Землю возвратилась красота Лучиэни, а эльфы дали ей имя Андомиэль; для них она была Вечерней Звездой. Андомиэль недавно вернулась из Лориэна — там, за горами, в лесной долине, жила ее родня по материнской линии. А сыновья Элронда, Элладан и Элроир, странствовали где-то далеко на севере, потому что поклялись отомстить мучителям матери, северным оркам.
Красота Андомиэли ошеломила Фродо — он с трудом верил, что живое существо может быть таким ослепительно красивым; а узнав, что ему приготовлено место за столом Элронда, он почти испугался: его всполошила столь высокая честь. В особом кресле с несколькими подушками он был не ниже других гостей, но самому-то себе он казался крохотным и недостойным своих замечательных сотрапезников. Однако это чувство вскоре прошло. За столом царило непринужденное веселье, а обильная и поразительно вкусная еда была под стать его аппетиту, так что он смотрел главным образом в тарелку.
Но, утолив первый голод, он поднял голову, отыскивая взглядом своих друзей. Они сидели за соседним столом — и его верный Сэм, и Пин, и Мерри. Фродо вспомнил, как Сэма убеждали, что здесь он не слуга, а почетный гость, он хотел прислуживать Фродо за столом. Однако Бродяжника Фродо не увидел.
Справа от Фродо восседал гном — необычайно важный и богато одетый. Его раздвоенная седая борода ниспадала на ослепительно белый камзол, закрывая пряжку серебряного пояса. В массивную золотую цепочку-ожерелье были вправлены ярко сверкающие бриллианты. Заметив, что Фродо на него смотрит, гном повернулся к нему и сказал:
— Здравствуй и процветай, уважаемый хоббит! — Он встал с кресла и, поклонившись, добавил: — Гном Глоин. Готов к услугам. — А потом отвесил еще один поклон.
Фродо удивился, однако не растерялся. Он встал и, не обратив ни малейшего внимания на посыпавшиеся с кресла подушки, ответил:
— Фродо Торбинс. Готов служить — и тебе, и твоим уважаемым родичам. — Он поклонился гному и с интересом спросил: — Скажи, пожалуйста, ты тот самый Глоин — спутник знаменитого Торина Дубощита?
— Совершенно верно, — подтвердил гном. Он поднял с пола упавшие подушки и помог Фродо забраться в кресло. — Тебе я подобного вопроса не задаю, — с церемонной учтивостью заметил он, — мне уже сообщили, что ты родственник и наследник всеми почитаемого Бильбо Торбинса. Поздравляю тебя с прибытием в Раздол!
— Спасибо, — искренне поблагодарил его Фродо.
— Я слышал, что тебе и всем твоим спутникам встретились в пути странные испытания… Странные и страшные, — поправился гном. — Хотел бы я знать, что могло заставить четверых — не одного, как когда-то Бильбо, а четверых хоббитов отправиться в путешествие! Впрочем, может быть, я слишком назойлив? Элронд и Гэндальф дали мне понять, что они не желают об этом распространяться.
— Их мудрость не вызывает у меня сомнений, — осторожно, но вежливо ответил Фродо. Он решил, что даже в гостях у Элронда о Кольце следует говорить с осторожностью; да ему и не хотелось о нем говорить. — Должен сознаться, — добавил он, — что мне в свою очередь не терпится узнать, зачем это всеми уважаемый гном пустился в долгое и опасное путешествие, покинув свой замок в Подгорном Царстве.
— Мудрость Элронда и Гэндальфа несомненна, — тонко усмехнувшись, заметил Глоин. — Они намеренны собрать Совет, и на нем, я думаю, мы многое узнаем. А сейчас… — Глоин опять усмехнулся. — …не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?
Они понимающе посмотрели друг на друга и завели разговор об их родных местах, который не иссяк до конца застолья. Вернее, говорил главным образом Глоин, потому что Хоббитанию, как считал Фродо, серьезные происшествия обходили стороной (он твердо решил не упоминать о Кольце), а гному было что порассказать про последние события на севере Глухоманья. Он поведал Фродо, что владыкой земель, лежащих между Мглистыми горами и Лихолесьем, стал теперь Гримбеорн, сын Беорна, и границы его обширных владений не смеют нарушать ни орки, ни волколаки.
— Я уверен, — оживленно рассказывал Глоин, — что по старой дороге из Дола в Раздол можно путешествовать без опаски только благодаря воинам Гримбеорна. Они охраняют Горный Перевал и Брод у Крутня… Но их пошлины высоки, и они по-прежнему не жалуют гномов, — покачав головой, добавил Глоин. — Зато в них нет ни капли вероломства, а это сегодня многого стоит. Но лучше всего к нам относятся люди, основавшие в Доле Приозерное королевство. Сейчас там правит внук Барда Лучника, старший сын Беина, король Бранд. Он искусный правитель, и его королевство простирается далеко к югу и востоку от Эсгарота на Долгом озере.
— А как твой народ? — спросил его Фродо.
— У нас произошло множество событий, — ответил Глоин, — и хороших, и плохих. Но хороших, пожалуй, все-таки больше: нам до сих пор постоянно везло. Хотя и мы, разумеется, ощущаем черное дыхание зловещей тучи, нависшей над всем Средиземным миром. Если хочешь, я расскажу тебе про нас поподробней. Но как только устанешь, сразу же оборви меня. На гнома, говорят, не найдешь угомона, когда он растолкуется про свою кузницу.
И Глоин начал подробный рассказ о судьбе Подгорного Царства гномов. Он встретил внимательного и чуткого слушателя: Фродо не прерывал его, не показывал, что устал, ни разу не попытался заговорить сам, хотя уже через четверть часа перестал улавливать смысл рассказа, потерявшись среди многих странных имен и земель, о которых он и слыхом не слыхивал. Его, правда, порадовала весть о Дайне — тот по-прежнему правил Подгорным Царством. Ему шел двести пятьдесят первый год, он пользовался всеобщим уважением и любовью, а богатства гномов постоянно приумножались. Из десяти участников его похода, сражавшихся в Битве Пяти Воинств у Одинокой, семеро жили в Подгорном Царстве: Двалин, Глоин, Дари, Кори, Бифур, Бофур и толстяк Бомбур. Бомбур стал теперь таким толстым, что не может перебраться с дивана за стол — перед трапезой шестеро молодых гномов подымают его и несут к столу.
— А что случилось с тремя остальными — Опием, Ори и Валяном? — спросил Фродо.
— Сгинули. — Лицо Глоина омрачилось. — Но мне не хочется про это вспоминать. Давай поговорим о чем-нибудь веселом… — И Глоин пустился в описание ремесел, которыми по праву гордятся гномы: — У нас есть на редкость искусные мастера. Но наши оружейники уступают древним. Многие старинные секреты утеряны. Оружие и доспехи, сработанные гномами, до сих пор славятся на все Средиземье, однако до захвата горы драконом щиты и кольчуги получались прочнее, а мечи и кинжалы — острей, чем сейчас. Зато в добыче даров земли и строительстве мы превзошли наших предков. Посмотрел бы ты на наши каналы и мощенные цветными плитами дороги, на туннели-улицы с каменными деревьями, проложенными внутри Одинокой горы, или сторожевые и дозорные башни, возведенные снаружи, на ее склонах! Тогда бы ты смог воочию убедиться, что в Подгорном Царстве времени не теряли.
— Я обязательно к вам наведаюсь… если удастся, — пообещал Фродо. — Представляю, как изумился бы Бильбо, если б увидел все эти перемены!
— Ты его, наверно, очень любил? — полуутвердительно заметил Глоин и, посмотрев на Фродо, лукаво улыбнулся.
— Еще бы! — пылко воскликнул хоббит. — Да за одну, пусть даже мимолетную, встречу с ним я отдал бы все чудеса на свете!
Между тем обед подошел к концу. Элронд и Арвен, встав из-за стола, направились к выходу из Трапезного зала, а за ними чинно последовали гости. Они миновали широкий коридор и вступили за хозяевами в следующий зал, освещенный пламенем пылающего камина. Фродо осмотрелся и подошел к Гэндальфу.
— Эльфы называют этот зал Каминным, — негромко сказал ему старый маг. — Сейчас ты услышишь множество песен и занимательных историй… если не уснешь: здешняя обстановка хорошо убаюкивает. В камине тут всегда поддерживают огонь, он и обогревает этот зал, но по будним дням зал обычно пустует — сюда приходят лишь очень немногие, чтобы отдохнуть и поразмышлять в тишине.
Когда Элронд занял свое обычное место, эльфы-менестрели начали петь, мелодично аккомпанируя себе на лютнях. Зал постепенно наполнялся гостями, и Фродо, радостно оглядываясь вокруг, видел удивительно разные от природы, но одинаково веселые и оживленные лица, на которых золотились отсветы пламени, ярко полыхавшего в огромном камине. Рядом с камином, у резной колонны, Фродо заметил одинокую фигурку и сочувственно подумал, что видит больного: тот сидел, опустив голову на грудь, так что его лица Фродо не разглядел, а рядом стояла чашечка для воды и лежал недоеденный ломтик хлеба. Бедный, он не смог пойти на пиршество, подумал Фродо… но разве здесь болеют?
Вскоре лютни менестрелей умолкли, а Элронд встал и приблизился к камину.
— Пробудись, мой маленький друг, — сказал он. Потом обернулся к Фродо и добавил: — Приготовься. Мне кажется, наступает мгновение, о котором ты уже давно мечтаешь.
Тот, кто сидел у камина, пошевелился и, подняв голову, посмотрел на гостей.
— Бильбо! — радостно вскричал Фродо.
— Здравствуй, малыш, — отозвался Бильбо. — Я знал, что ты сможешь пробраться в Раздол. Сегодняшний праздник посвящен тебе — и ты заслужил эту честь. Надеюсь, тебе понравился обед?
— Конечно, понравился! — воскликнул Фродо. — Но скажи — почему же ты-то не пришел? И почему я тебя до сих пор не видел?
— Потому что ты спал, — ответил Бильбо. — А я навещал тебя каждый день и сидел с Сэмом у твоей постели. Что же до праздника, то последнее время я редко принимаю участие в пирах — у меня есть много дел поважнее.
— А что ты делаешь?
— Сижу и размышляю. Это чрезвычайно важное дело. Я давно заметил, что Каминный зал — наилучшее в мире место для размышлений… Если тебя от них не пробуждают, — добавил он, покосившись на Элронда, и глаза у него были вовсе не заспанные. — «Пробудись!..» Я не спал, уважаемый Элронд. Вы слишком быстро закончили пир и оторвали меня от важнейших раздумий: когда вы пришли, я сочинял песню и напряженно обдумывал последние строки — они у меня почему-то не складывались, а теперь уж, наверно, никогда и не сложатся. Пение эльфов настолько прекрасно, что я забываю о собственных песнях. У меня осталась одна надежда — на помощь Дунадана. А кстати, где он?
— Мы обязательно его отыщем, — с улыбкой пообещал хоббиту Элронд. — Вы уединитесь где-нибудь в уголке, и ты завершишь свои важнейшие раздумья, а потом споешь нам новую песню, чтобы мы могли сравнить ее с нашими. — Элронд распорядился найти Дунадана, хотя никто не понимал, где он и почему его не было на праздничном обеде.
Фродо подсел к своему старшему другу, а около них пристроился Сэм. Они принялись оживленно болтать, не обращая внимания на праздничный гомон и удивительно мелодичные песни эльфов. Но у Бильбо было не много новостей. Он ушел из Хоббитании куда глаза глядят, и оказалось, что они глядят в Раздол: ему хотелось жить среди эльфов.
— Я добрался сюда без всяких приключений, — рассказывал он, — и, немного отдохнув, отправился навестить своих друзей гномов. Это было мое последнее путешествие. Старина Балин куда-то сгинул, и я пожалел, что явился к гномам. Меня опять потянуло в Раздол, и, вернувшись, я обосновался здесь. Ведь надо же мне написать мою Книгу! Ну и порой я сочиняю песни, а эльфы изредка их поют — только чтоб доставить мне удовольствие: песни эльфов гораздо лучше. Я часто сижу в Каминном зале и размышляю о мире, о нашем времени… Но, знаешь, время здесь вроде бы не движется, как будто оно не властно над эльфами…
В Раздол стекаются все важные новости, но я ничего не слышал о Хоббитании — только последние вести про Кольцо. Гэндальф часто бывал в Раздоле, однако от него не много узнаешь: он стал даже более скрытным, чем раньше. Правда, кое-что мне рассказывал Дунадан. Трудно поверить, что мое Кольцо принесло в Средиземье столько тревог! И Гэндальф так поздно его разгадал… ведь я мог доставить Кольцо к эльфам без всяких затруднений много лет назад. Мне приходила мысль вернуться за ним, но я уже старый, и меня не пустили. Элронд с Гэндальфом твердо уверены, что Враг повсюду меня разыскивал.
Я помню, Гэндальф мне как-то сказал: «У Кольца теперь новый хранитель, Бильбо. И если оно возвратится к тебе, нам не избежать величайших бедствий». Гэндальф часто говорит загадками. Но он сказал, что позаботится о тебе, и я положился на его обещание. И вот ты тут, живой и здоровый… — Бильбо вдруг странно посмотрел на Фродо. — Оно у тебя? — спросил он шепотом. — Знаешь, после стольких поразительных событий мне хочется еще раз на него взглянуть.
— У меня, — помедлив, ответил Фродо. Ему — он и сам не понимал отчего-очень не хотелось вынимать Кольцо. — Оно осталось таким же, как было, — отвернувшись от друга, добавил он.
— А мне все же хочется на него посмотреть!
Днем, когда Фродо окончательно проснулся, он нащупал Кольцо у себя на груди — видимо, кто-то, пока он спал, вынул Кольцо у него из кармана и повесил на цепочке ему на шею. Цепочка была очень тонкой, но прочной… Фродо неохотно вытащил Кольцо. Но едва Бильбо протянул к нему руку, Фродо испуганно и злобно отшатнулся. С неприязненным изумлением он внезапно заметил, что его друг Бильбо куда-то исчез: перед ним сидел сморщенный карлик, глаза у карлика алчно блестели, а костлявые руки жадно дрожали. Ему захотелось ударить самозванца.
Мелодичная музыка вдруг, взвизгнула и заглохла — у Фродо в ушах тяжко стучала кровь. Бильбо глянул на его лицо и судорожно прикрыл глаза рукой.
— Теперь я понимаю, — прошептал он. — Спрячь Кольцо и, если можешь, прости меня. Прости меня за это тяжкое бремя. Прости за все, что тебе предстоит… Неужели злоключения никогда не кончаются? Неужели любую начавшуюся историю кто-то обязательно должен продолжить? Видимо, так. А моя Книга? Вряд ли мне ее суждено закончить… Но давай не будем друг друга мучить. Расскажи мне, пожалуйста, про нашу Хоббитанию — ни о чем ином я не хочу сейчас думать!
Фродо с облегчением спрятал Кольцо. Перед ним снова сидел его друг, звонко и мелодично звучали лютни, а на лицах приятных и милых гостей играли веселые блики огня. Бильбо завороженно слушал Фродо: любые вести из родной Хоббитании, будь то вновь посаженное дерево или проказа малолетнего сорванца, доставляли ему огромное удовольствие. Увлеченные жизнью Четырех уделов, хоббиты не увидели рослого человека в просторном темно-зеленом плаще, который неслышно приблизился к ним и долго смотрел на них с доброй улыбкой.
Наконец Бильбо заметил пришельца.
— А вот и Дунадан, — сказал он племяннику.
— Бродяжник! — удивленно воскликнул Фродо. — У тебя, оказывается, много имен!
— Этого имени я не слышал, — вмешался Бильбо. — Почему Бродяжник?
— Потому что так меня прозвали пригоряне, — невесело усмехнувшись, ответил Арагорн. — Мы ведь познакомились с Фродо в Пригорье.
— А почему Дунадан? — спросил их Фродо.
— Так величают Арагорна эльфы, — объяснил ему Бильбо. — Ты забыл их язык? Ну-ка припомни мои уроки: дунадан — Западный Витязь. Впрочем, сейчас не время для уроков. — Бильбо опять посмотрел на Арагорна. — Где ты был, Дунадан? — спросил он его. — И почему это тебя не видели на пиру?
— Нам часто не хватает времени на радости, — серьезно ответил хоббиту Арагорн. — Неожиданно вернулись Элладам и Элроир. Мне надо было с ними поговорить — они привезли важные известия.
— Да-да, я понимаю, мой друг, — сказал Бильбо. — Но теперь, когда ты услышал их новости, у тебя найдется немного времени? Мне не обойтись без твоей помощи. Элронд сказал, что, завершая праздник, он хочет услышать мою новую песню, а я застрял на последних строчках. Давай отойдем куда-нибудь в уголок и попытаемся доработать мою песню вдвоем.
— Давай, — улыбаясь, согласился Арагорн.
Бильбо с Арагорном куда-то ушли, и Фродо остался совсем один, потому что Сэм тем временем уснул. Он чувствовал себя одиноким и заброшенным, хотя вокруг было много эльфов. Но они, не обращая на него внимания, отрешенно слушали песни менестрелей. Вскоре музыка ненадолго умолкла, а потом зазвучала новая песня, и тогда Фродо тоже стал слушать.
Поначалу красота старинной мелодии и музыка слов полузнакомого языка завораживали его, но смысла он не улавливал, хотя Бильбо, до ухода в Раздол, учил племянника языку эльфов. Ему казалось, что музыка и слова обретали очертания чужедальних земель, искрящиеся отблески каминного пламени сгущались в золотистый туман над Морем, вздыхающим где-то у края Мира, и завороженность Фродо преображалась в сон, и вокруг него вспенивались величавые волны никогда еще не виданных им сновидений.
А потом вдруг волны безмолвных сновидений снова обрели утраченный голос, и в звуках слов стал угадываться смысл, и Фродо понял, что слушает Бильбо, который декламировал напевные стихи:
В Арверниэне свой корабль
сооружал Эарендил;
на Нимбретильских берегах
он корабельный лес рубил;
из шелкового серебра
соткал, сработал паруса и
серебристые огни
на прочных мачтах засветил;
а впереди, над рябью волн,
был лебедь гордый вознесен,
венчавший носовой отсек.
На запад отплывает он,
наследник первых королей,
в кольчуге светлой, со щитом,
завороженным от мечей
резною вязью древних рун;
в колчане — тяжесть черных стрел,
упруг и легок верный лук —
драконий выгнутый хребет, —
на поясе — заветный меч,
меч в халцедоновых ножнах,
на голове — высокий шлем,
украшенный пером орла,
и на груди — смарагд.
В Заморье от седых холмов
у кромки Торосистых льдов
Эарендил на юг поплыл,
в мерцанье северных светил;
но вот ночные небеса
перечеркнула полоса
пустынных, мертвых берегов,
проглоченных Бездонной Мглой,
и он свернул назад, домой,
теснимый яростью ветров
и непроглядной тьмой.
Тогда, раскинув два крыла,
к Эарендилу на корабль
спустилась Элвин и зажгла
на влажном шлеме у него
живой светильник, Сильмарилл,
из ожерелья своего.
И вновь свернул Эарендил
на запад солнца; грозный шторм
погнал корабль в Валинор,
и он пробился, он проник
в иной, запретный смертный мир —
бесцветный, гиблый с давних пор,
по проклятым морям.
Сквозь вечно сумеречный мир,
сквозь вздыбленное буйство
лиг неисчислимых, над страной,
схороненной морской волной
в эпоху Предначальных Дней,
Эарендил все дальше плыл
и вскоре смутно услыхал
обвал валов береговых,
дробящих в пене между скал
блеск самородков золотых
и самоцветов; а вдали,
за тусклой полосой земли,
вздымалась горная гряда
по пояс в блеклых облаках,
и дальше — Заокраинный Край,
Благословенная Страна,
и над каскадами долин
цветущих, светлых — Илмарин,
неколебимый исполин,
а чуть пониже, отражен
в Миражном озере, как сон,
мерцал огнями Тирион,
эльфийский давний бастион,
их изначальный дом.
Оставив свой корабль у скал,
поднялся он на перевал
и неожиданно попал
в Благословенный Край,
где правит с Предначальных Лет
один король — король навек —
и где по-прежнему живет,
не зная ни забот, ни бед,
Бессмертный род — живой народ
из мифов и легенд.
Пришелец был переодет
в одежды эльфов, белый цвет
искрился на его плечах,
а эльфы, снявши свой запрет,
поведали ему — в словах
и недоступных всем иным
виденьях — тайны старины,
преданья о былых мирах
и старины о том, как мрак
густел, но отступал в боях
перед Союзом Светлых Сил —
Бессмертных и людей.
Но даже здесь Эарендил
судьбы скитальца не избыл:
от Элберет он получил —
навечно — дивный Сильмарилл,
и два серебряных крыла
Владычица ему дала,
чтоб облететь по небу мир
за солнцем и луной.
И вот взлетел Эарендил,
навек покинув мир иной
над гордой горною грядой,
подпершей небеса.
Он устремляется домой —
рассветной искрой островной,
расцветившей перед зарей
туманный небосвод.
Пока была светла луна
и зажжена его звезда,
за много лет он много раз —
небесный страх вселенских тайн —
над Средиземьем пролетал,
где отзвуком былых веков
из Первой и Второй эпох
всегда звучал печальный стон
бессмертных дев и смертных жен.
И он не улетал домой:
он путеводною звездой
звал нуменорцев за собой,
указывая путь морской
в их отчие края.
На этом мелодическая декламация завершилась. Фродо открыл глаза и огляделся. Улыбающиеся эльфы дружно аплодировали. Когда аплодисменты смолкли, один из них сказал:
— А теперь нам надо послушать твою песню еще раз.
— Спасибо, Линдир. — Бильбо встал и раскланялся. — Но это было бы слишком утомительно.
— Для тебя-то? — со смехом переспросили эльфы. — Ты ж никогда не утомляешься от чтения своих стихов! А без повторного чтенья мы ничего не определим.
— Что-что? — вскричал Бильбо. — Вы не сможете отличить мою манеру от манеры Дунадана?
— Мы с трудом различаем творения смертных.
— Чепуха, Линдир, — вскинулся Бильбо. — Не верю я, что у вас такой грубый слух. Спутать творения человека и хоббита — все равно что не отличить яблоко от горошины!
— Возможно. И огороднику это было бы непростительно. Но у нас-то масса своих собственных дел, и сравнивать плоды земные нам недосуг.
— Не будем спорить, — отозвался Бильбо. — Меня почти усыпило столько пения и музыки. Я загадал вам загадку, а вы уж угадывайте… коли есть охота.
С этими словами он подошел к Фродо.
— Видимо, песня превзошла мои ожидания, — с невольной гордостью сказал он племяннику. — Они редко просят о повторном исполнении. Но, так или этак, свое я сделал. Ну а тебе удалось догадаться?
— Я даже и не пробовал, — улыбнулся Фродо.
— Да и незачем, — сказал Бильбо. — В песне все мое. Дунадан предложил мне только смарагд. Ему это почему-то показалось важно. А может, он решил, что я не справился с песней… или уж если взялся в доме у Элронда за создание песни про Эарендила, то это целиком и полностью мое дело. Ну и тут он, пожалуй, прав.
— Видимо, так, — согласился Фродо. — Но я не смог оценить твою песню. Перед тем, как ты начал петь, я уснул, и мне показалось, что это не песня, а просто продолжение моих сновидений. Я узнал твой голос только под конец.
— Да, для хоббита песни эльфов чересчур сладкозвучны, — согласился Бильбо. — Но, пожив среди них, к этому привыкаешь. Хотя я должен тебе сказать, что эльфы никогда не пресыщаются музыкой, как будто это хорошая еда. Знаешь, давай-ка уйдем отсюда, чтоб нам не мешали спокойно поговорить.
— А это не оскорбит их? — забеспокоился Фродо.
— Нисколько, — успокоил племянника Бильбо. — Здесь никого насильно не держат: приходи и уходи, когда пожелаешь, только не мешай радоваться другим.
Хоббиты встали и, стараясь не шуметь, начали пробираться к выходу из зала. Сэма они решили не будить — он спал с блаженной улыбкой на лице. У выхода Фродо грустно оглянулся, и, хотя его радовал предстоящий разговор, он понял, что не хочет отсюда уходить — здесь было удивительно спокойно и уютно. В это время послышалась новая песня:
А Элберет Гилтониэль
Сереврен Рейна мириэль
А мэрель эглер Элленас!
На-кэард раллан дириэль
А галаареммин эннорас,
Фаруилос, ле линнатон
Нэф аэр, си нэф азарон!
На пороге Фродо еще раз оглянулся. Элронд неподвижно сидел в своем кресле, и отблески огня, словно солнечные блики, золотили его спокойное лицо. Рядом с Элронд ом сидела Арвен, а возле нее стоял Арагорн, и это немного удивило Фродо. Под расстегнутым плащом с откинутым капюшоном на груди у Арагорна серебрилась звезда, оттененная тускло мерцающей кольчугой. Он о чем-то беседовал с Арвен, и в то мгновение, когда Фродо отворачивался, она посмотрела прямо на него — этот взгляд хоббит запомнил навеки. Он стоял, зачарованный взглядом Арвен, а слова песни, сливаясь с музыкой, звучали как звонкое журчание родника…
— Пойдем, — нетерпеливо позвал его Бильбо. — Они будут петь еще очень долго, и после этой песни, про Элберет, запоют о своей Благословенной Земле.
Хоббиты осторожно притворили дверь и отправились в маленькую комнату Бильбо — из ее окна, обращенного к югу, открывался вид на реку Бруинен. Им не захотелось предаваться воспоминаниям, не захотелось думать о зловещей туче, медленно наползающей с юго-востока, — сидя у распахнутого настежь окна, они толковали о сегодняшних радостях: об эльфах и прекрасных садах Раздола, о звездах и деревьях и ласковой осени…
— Прошу прощения, — прервал их Сэм, постучавшись и заглядывая в комнату. — Я хотел спросить, не надо ли вам чего?
— А может, ты хотел напомнить нам с Фродо, что ему пора спать? — откликнулся Бильбо.
— Да что ж, вроде бы и правда пора, — смущенно, но твердо объявил Сэм. — Ведь завтра с самого утра Совет, а это после раны-то разве легко?
— Ты прав, — усмехнувшись, поддержал его Бильбо. — Можешь пойти и доложить Гэндальфу, что Фродо послушно отправился спать. Спокойной ночи, — сказал он племяннику. — Как же я рад, что мы снова увиделись! По-моему, ни одно существо на свете не может поддержать приятной беседы так же хорошо, как хоббит из Хоббитании. Но вскоре мы опять надолго расстанемся. И боюсь, что главы о твоем путешествии ты будешь вписывать в мою Книгу сам — за последнее время я здорово одряхлел. Приятных снов, мой милый малыш! А я немного прогуляюсь по парку — мне хочется взглянуть на созвездие Элберет.
