ДЕЙЕНЕРИС
Гладко выбритые, намасленные танцовщики перекидывались горящими факелами под бой барабанов и переливы флейт. Когда два факела скрещивались, между ними, кружась, перелетала нагая девушка. Блестели руки, груди и ягодицы.
Все трое плясунов были возбуждены. Их пыл заражал Дени, но и смешил. Все они одного роста, длинноногие, с плоскими животами, каждый мускул точно из камня вырублен. Даже лица у них похожи, хотя это странно: один из них черен как сажа, другой бледен как молоко, у третьего кожа медная.
Они призваны воспламенить ее, можно не сомневаться. Безупречные в острых шапках стояли как статуи вдоль колонн, полноценные мужчины вели себя не столь сдержанно. Резнак мо Резнак приоткрыл влажные губы, Гиздар зо Лорак разговаривал с соседом, не сводя глаз с танцовщиц. Лысый был суров, как всегда, но не упускал ничего.
Мечты и желания почетного гостя, сидящего с Дени за высоким столом, разгадать было не столь легко. Белокожий, с блестящим черепом, одетый в парчу и багряный шелк, он ел фигу, надкусывая ее понемногу. Вдоль ястребиного носа Ксаро Ксоана Даксоса сверкали опалы.
Ради него Дени облачилась в квартийский наряд — платье из лилового шелка, обнажающее левую грудь. Ее серебряные с золотом волосы падали почти до соска. Многие мужчины украдкой бросали на нее взгляды, только не Ксаро. То же самое было и в Кварте: таким способом магната ей не пронять, но какой-то ключик к нему подобрать все же надо. Он пришел из Кварта на «Шелковом облаке» и привел с собой еще тринадцать галей, не иначе в ответ на ее молитвы. Миэринская торговля совсем захирела с тех пор, как она отменила рабство, но Ксаро вполне способен ее возродить.
Барабаны забили громче, и три девушки перескочили через огонь. Танцовщики ловили их за талии и насаживали на свои члены, девушки выгибались и обнимали мужчин ногами. Флейты рыдали, тела юношей двигались в такт. Дени уже доводилось видеть такое: дотракийцы совокуплялись столь же открыто, как их кобылы и жеребцы, но похоть, положенную на музыку, она наблюдала впервые.
Щеки у нее пылали — от вина, конечно же от вина, мысли возвращались к Даарио Нахарису. Утром он прислал к ней гонца: Вороны-Буревестники возвращаются из Лхазарина. Ее капитан завязал дружбу с овечьим народом. Наладится обмен, минует угроза голода. Даарио не подвел ее в настоящем и не подведет в будущем. Поможет ей спасти город. Королеве не терпелось увидеть его, погладить троезубую бороду, рассказать о своих заботах… но Вороны-Буревестники пока еще далеко, за Хизайским перевалом, а государством приходится управлять каждый день.
Дым повис меж пурпурных колонн. Танцовщики, пав на колени, склонили головы.
— Великолепно, — сказала им Дени. — Такая красота и грация — редкое зрелище. — По ее знаку подошел сенешаль с каплями пота на лысой морщинистой голове. — Проводи наших гостей в баню, чтобы они освежились. Принеси им еды и питья.
— Почту за честь, ваше великолепие.
Дени подставила Ирри чашу. Вино, сладкое и крепкое, отдавало восточными пряностями — не то что гискарская кислятина, которую приходилось пить последнее время. Ксаро, обозрев фрукты на поданном Чхику блюде, выбрал хурму такого же цвета, как коралл у него в носу, надкусил, поджал губы:
— Вяжет.
— Не взять ли милорду что-то послаще?
— Сладкое приедается, но терпкие фрукты и терпкие женщины придают жизни вкус. Дейенерис, королева моя, не могу выразить, как приятно мне снова погреться в твоих лучах. Из Кварта отплывала девочка, растерянное дитя. Я боялся, что она плывет навстречу своей погибели, и вот я вижу ее на троне, владычицей древнего города и предводительницей войска, рожденного из ее мечты.
«Из огня и крови», — мысленно поправила Дени.
— Я рада, что ты приехал. Рада видеть тебя вновь, друг мой. — Доверять ему она не намерена, но ей нужны его Тринадцать, его товары, его корабли.
Работорговля веками держалась на трех родственных городах — Астапоре, Юнкае и Миэрине. Дотракийские кхалы и корсары с островов Василиска свозили сюда своих пленников, а весь прочий мир съезжался их покупать. Помимо рабов Миэрину предложить почти нечего. В гискарских холмах много меди, но этот металл стал далеко не столь ценным, как в бронзовый век. Кедры, некогда росшие здесь, вырублены Старой Империей или выжжены драконьим огнем во времена войны Гиса с Валирией. Почва, защищенная прежде кедровыми лесами, печется на солнце и уносится прочь тучами красной пыли. «Именно эти бедствия превратили моих сограждан в работорговцев», — говорила Дени Галацца Галар в Храме Благодати. «Ну, а я — то бедствие, которое превратит работорговцев обратно в людей», — поклялась себе Дени.
— Я не мог не приехать, — томно произнес Ксаро. — Даже в Кварт долетают страшные вести — я рыдал, слыша их. Говорят, что твои враги обещают богатство, славу и сто рабынь-девственниц тому, кто убьет тебя.
— Да. Сыны Гарпии. — «Откуда он о них знает?» — Ночью они рисуют кровью на стенах и режут во сне честных вольноотпущенников, а с восходом солнца прячутся как тараканы, боясь моих Бронзовых Бестий. — Скахаз мо Кандак по ее приказу учредил новую стражу из равного числа вольноотпущенников и бритоголовых миэринцев. Они расхаживали по улицам днем и ночью в темных капюшонах и бронзовых масках. Сыны Гарпии сулили лютую смерть всем предателям, служащим королеве драконов, а также их семьям, поэтому лысые скрывались под личинами сов, шакалов и прочих хищников. — Я боялась бы этих Сынов лишь в том случае, если б вышла на улицу ночью одна, нагая и безоружная. Это скопище трусов.
— Трус может вонзить в королеву нож не хуже героя. Я спал бы спокойнее, зная, что отраду моего сердца по-прежнему охраняют злые табунщики. В Кварте тебя никогда не покидали три кровных всадника — где же они?
— Агго, Чхого и Ракхаро по-прежнему служат мне. — Ксаро ведет с ней какую-то игру — что ж, Дени ему подыграет. — Я совсем еще юна и мало смыслю в таких вещах, но люди старше и мудрее меня говорят так: чтобы удержать Миэрин, мало овладеть побережьем — я должна углубиться на запад от Лхазарина к югу, до самых Юнкайских холмов.
— Меня заботят не твои земли, а ты сама. Если с тобой что-то случится, жизнь утратит для меня всякий вкус.
— Благодарю за твою заботу, милорд, но меня хорошо охраняют. — Дени показала на Барристана Селми, державшего руку на эфесе меча. — Его имя Барристан Смелый. Он дважды спасал меня от наемных убийц.
Ксаро бросил на него беглый взгляд.
— Ты, верно, хотела сказать «Барристан Старый»? Твой рыцарь-медведь моложе и был предан тебе.
— Я не хочу говорить о Джорахе Мормонте.
— Вполне понятно — стоит лишь вспомнить этого волосатого дикаря. — Ксаро наклонился к Дени. — Поговорим лучше о любви, о мечтах и желаниях. О прекрасной Дейенерис, пьянящей меня одним своим видом.
— Тебя опьянило вино, — ответила Дени, привычная к преувеличенным любезностям Кварта.
— Никакое вино не пьянит так, как твоя красота. Мой дом стал похож на гробницу с тех пор, как уехала Дейенерис, и все удовольствия Короля Городов оставляют во рту вкус пепла. Зачем ты меня оставила?
Вот так вопрос. Она тогда опасалась за свою жизнь!
— Так нужно было. Кварт не хотел больше давать мне приют.
— Ты о Чистокровных? В их жилах течет вода, а не кровь, у всей Гильдии Пряностей сыворотка вместо мозгов, а Бессмертные все мертвы. Ты должна была заключить брак со мной. Я уверен, что предлагал тебе руку и даже молил о согласии.
— Раз пятьдесят, — поддразнила Дени. — Ты слишком скоро сдался, милорд. Все сходятся на том, что я должна выйти замуж.
— У кхалиси должен быть кхал, — вставила Ирри, подливая Дени вина. — Это все знают.
— Быть может, мне попросить еще раз? О, как я знаю эту улыбку. Жестокая королева играет в кости мужскими сердцами. Ничтожные купцы вроде меня — всего лишь булыжник под твоими золотыми сандалиями. — Одинокая слеза скатилась по бледной щеке магната.
Дени знала его слишком хорошо и потому не растрогалась. Квартийские мужчины способны лить слезы, когда только захотят.
— Перестань. — Она взяла из вазы вишню и бросила ему в нос. — Я, конечно, юна, но не так глупа, чтобы выйти за человека, которого фрукты занимают больше, чем моя грудь. Я видела, какого пола танцовщиками ты любовался.
— Такого же, что и ваше величество. — Ксаро вытер слезу. — Видишь, у нас есть нечто общее. Если не хочешь взять меня в мужья, сделай своим рабом — я согласен.
— Рабы мне ни к чему. Освобождаю тебя. — Унизанный драгоценностями нос был заманчивой целью — на сей раз Дени запустила в него абрикосом.
Ксаро поймал плод в воздухе и надкусил.
— Откуда это безумие? Полагаю, мне следует радоваться, что ты не освободила моих рабов, когда гостила у меня в Кварте.
Она тогда была королевой-нищенкой, а Ксаро входил в число Тринадцати и хотел одного: ее драконов.
— Твои рабы, похоже, были довольны своей судьбой. Только в Астапоре у меня открылись глаза. Знаешь, как создают Безупречных?
— Жестоко, не сомневаюсь. Кузнец, закаляя клинок, помещает его в огонь, бьет молотом и погружает в воду со льдом. Если хочешь вкусить сладкий плод, нужно поливать дерево.
— То дерево орошалось кровью.
— Иначе солдата не вырастить. Твоей блистательности понравились мои плясуны; что бы ты сказала, узнав, что это рабы, взращенные и обученные в Юнкае? Они танцуют с тех пор, как научились ходить — как еще можно достигнуть подобного совершенства? — Ксаро выпил глоток вина. — Они и в искусстве любви знают толк. Не соизволит ли ваше величество принять их от меня в дар?
— Охотно. Я их сразу освобожу.
— Твоя свобода им что рыбе кольчуга, — поморщился Ксаро. — Танец, вот для чего ни созданы.
— Кем созданы? Их хозяевами? Возможно, они предпочли бы строить, печь хлеб, возделывать землю — ты их просто не спрашивал.
— Твои слоны, возможно, предпочли бы стать соловьями, и миэринские ночи вместо сладкого пения оглашались бы трубными звуками, а деревья ломались под тяжестью столь крупных птиц. Дейенерис, прелесть моя, под этой чудесной юной грудью бьется нежное сердце, но позволь старому опытному купцу напомнить тебе, что вещи не всегда бывают такими, как кажутся. Нет худа без добра — возьмем для примера дождь.
— Дождь? — Он принимает ее за ребенка или за полную дуру.
— Мы проклинаем его, когда он льет нам на голову, но без него нам бы пришлось голодать. Мир нуждается в дожде… и в рабах. Не строй гримасу, ведь это правда. Вспомни Кварт. В искусстве, музыке, магии и торговле — во всем, что отличает нас от животных, — Кварт настолько же выше всего остального мира, как ты на вершине своей пирамиды, только его превосходство зиждется не на кирпичах, а на спинах рабов. Если все люди будут вынуждены рыться в грязи, добывая пищу, кто из них найдет время взглянуть на звезды? Если каждому придется строить для себя хижину, кто будет воздвигать храмы во славу богов? Одни должны быть порабощены для того, чтобы другие стали великими.
Дени не нашлась с ответом, но знала, что Ксаро неправ.
— Дождь нельзя сравнивать с рабством, — сказала она с саднящим чувством в груди. — В этом я кое-что смыслю: мне доводилось мокнуть под дождем и быть проданной. Ни один человек не хочет принадлежать другому.
Ксаро томно повел плечами.
— Высадившись в твоем славном городе, я случайно увидел на берегу человека, некогда гостившего у меня, — купца, торговавшего пряностями и редкими винами. Он был гол до пояса, весь обгорел на солнце и рыл какую-то яму.
— Канаву, чтобы отвести воду из реки на поля. Мы хотим разводить бобы, которым требуется полив.
— Как мило со стороны моего приятеля помогать тебе в прокладке канав. И как это на него не похоже. Возможно, у него не осталось выбора? Нет, конечно же нет. Рабство в Миэрине отменено.
— Твой приятель получает за работу еду и кров, — вспыхнула Дени. — Богатство я ему вернуть не могу. Бобы Миэрину нужнее, чем специи, и на поля нужно привести воду.
— Ты и моих танцовщиков поставишь канавы копать? При виде меня мой приятель пал на колени, умоляя купить его и увезти в Кварт.
Дени показалось, что Ксаро дал ей пощечину.
— Так купи.
— С твоего позволения — он-то готов. — Ладонь Ксаро легла Дени на руку. — Есть вещи, которые может сказать тебе только друг. Я помогал тебе, когда ты пришла в Кварт неимущей, и пересек бурное море, чтобы снова тебе помочь. Найдется здесь место, где мы могли бы поговорить откровенно?
Какие теплые у него пальцы. В Кварте он тоже относился к ней очень тепло — пока не понял, что никакой пользы от нее не дождется.
— Пойдем, — сказала она и повела Ксаро к мраморной лестнице.
— О прекраснейшая из женщин, за нами кто-то идет…
— Пусть мой старый рыцарь не пугает тебя. Сир Барристан поклялся хранить мои тайны.
Над верхней террасой стояла луна, воздух благоухал ночными цветами.
— Пройдемся? — Дени взяла Ксаро под руку. — Раз ты заговорил о помощи, давай торговать. В Миэрине есть соль, есть вино…
— Гискарское? — покривился Ксаро. — Соль Кварт добывает из моря, а вот оливки и масло я взял бы охотно — все, что предложишь.
— Нечего мне предложить. Рабовладельцы сожгли все рощи. — Оливы росли на берегах залива веками, но при подходе вражеского войска миэринцы предали их огню, оставив Дени черную бесплодную землю. — Мы вновь сажаем деревья, но плодоносить они начнут только через семь лет, а доход дадут разве что через тридцать. Что скажешь о меди?
— Этот металл ненадежен, как женщина. Золото — дело иное. Кварт с радостью даст тебе золота… за рабов.
— Миэрин — город свободных людей.
— Этот город был богат, а теперь обеднел. Объедался, а теперь голодает. Был мирным, а теперь залит кровью.
Обвинения Ксаро были правдивы и потому больно жалили.
— Миэрин вновь будет богатым, сытым и мирным. И свободным в придачу. Если тебе нужны рабы, ступай к дотракийцам.
— Дотракийцы берут рабов, гискарцы их обучают. Чтобы достичь Кварта, табунщикам пришлось бы гнать пленных через пустыню и потерять сотни, если не тысячи. Уморить множество лошадей, на что ни один кхал не пойдет. Кроме того, Кварт не желает, чтобы под его стенами толклись кхаласары. Не обижайся, кхалиси, но лошадиный навоз…
— У него честный запах, чего не скажешь о многих знатных лордах и торговых магнатах.
Ксаро пропустил шпильку мимо ушей.
— Дейенерис, позволь мне быть с тобой искренним, как подобает другу. Ты не сделаешь Миэрин богатым, сытым и мирным — ты приведешь его к гибели, как привела Астапор. Известно тебе, что у Рогов Хаззат произошла битва и король-мясник удрал к себе во дворец вместе со своими новыми Безупречными?
— Известно. — Эту весть прислал ей Бурый Бен Пламм. — За Юнкай сражается много наемников и два легиона из Нового Гиса.
— Где два, там и четыре, а вскорости будут все десять. В Мир и Волантис тоже послано за наемниками: Дикие Коты, Длинные Копья и Сыны Ветра набирают новых бойцов. Говорят, будто мудрые господа и Золотых Мечей тоже наняли.
Брат Дени Визерис задал когда-то пир вождям Золотых Мечей в надежде, что они станут на его сторону. Капитаны ели, слушали его просьбы и смеялись над ним. Дени была тогда маленькая, но помнила всё.
— У меня есть свои наемники.
— Всего два отряда против двадцати, которые может собрать Юнкай. Не считая сил Толоса и Мантариса, которые заключают союз с юнкайцами.
Дурная весть, если она верна. Дени тоже отправила посольства в Мантарис и Толос, надеясь найти новых друзей на западе против враждебного Юнкая на юге, но ее посланники не вернулись.
— Миэрин тоже заключил союз. С Лхазарином.
— Дотракийцы называют лхазарян ягнячьим народом, — усмехнулся на это Ксаро. — Их стригут, а они в ответ только блеют. Воины из них никудышные.
«С невоинственным другом лучше, чем совсем без друзей».
— Мудрые господа могли бы взять с них пример. Я пощадила Юнкай однажды, но больше этой ошибки не повторю. Если они посмеют напасть, я сровняю Желтый Город с землей.
— Пока ты будешь уничтожать Юнкай, дорогая, Миэрин восстанет против тебя. Не закрывай глаза на то, что тебе угрожает. Твои евнухи — солдаты отменные, но их слишком мало по сравнению с войском, которое пошлет на тебя Юнкай после падения Астапора.
— Мои вольноотпущенники…
— Рабы для утех, цирюльники и кирпичники не выигрывают сражений.
Дени надеялась, что Ксаро ошибается хотя бы на этот предмет. Она составила несколько отрядов из молодых вольноотпущенников и наказала Серому Червю сделать из них солдат.
— Ты забыл о моих драконах.
— Отчего же. В Кварте тебя всегда видели с одним из них на плече, но сейчас твое плечико столь же голо, как и прелестная грудь.
— Мои плечи больше их не выдерживают. Драконы вылетают далеко в поле охотиться. — «Прости меня, Хазея. Кто знает, какие слухи дошли до Ксаро». — Спроси о них добрых господ Астапора, если у тебя есть сомнения. — «Глаза у одного господина лопнули и стекли по щекам». — Скажи правду, мой друг: зачем ты приехал, если не для торговли?
— Я привез королеве моего сердца подарок.
— Какой? — «Уж не новая ли это ловушка?»
— Тот самый, который ты так хотела получить в Кварте. Корабли, тринадцать галей. Они ждут в заливе, чтобы отвезти тебя в Вестерос.
Флот! На это она и надеяться не могла, поэтому сразу насторожилась. В Кварте Ксаро предлагал ей целых тридцать кораблей… за дракона.
— А что ты хочешь взамен?
— Ничего. Драконы меня больше не манят — я видел, что натворили они в Астапоре, где «Облако» пополняло запас воды. Корабли — твои, сладчайшая королева, тринадцать галей вместе с гребцами.
Все ясно. Ксаро входит в торговую гильдию, называемую Тринадцать. Без сомнения, он уговорил каждого из своих сотоварищей дать ей по одному кораблю: трудно предположить, зная его, что он пожертвовал тринадцатью собственными судами.
— Я должна подумать. Можно мне посмотреть на них?
— Ты стала подозрительной, Дейенерис.
«Всегда была».
— Я поумнела, Ксаро.
— Смотри сколько хочешь. Потом поклянись мне, что немедленно отплывешь в Вестерос, и корабли твои. Поклянись своими драконами, своим семиликим богом и прахом своих отцов.
— А если я сочту за лучшее выждать год или два?
— Это будет печально, прелесть моя… ибо, несмотря на твои цветущие лета, так долго ты не протянешь. Во всяком случае, здесь.
Одной рукой он сует ей пряник, другой кажет кнут.
— Твой Юнкай не настолько страшен.
— Не все твои враги живут в Желтом Городе. Остерегайся тех, у кого холодные сердца и синие губы. Не прошло и двух недель с твоего отплытия из Кварта, как Пиат Прей еще с тремя колдунами отправился за тобой в Пентос.
Это больше рассмешило Дени, чем испугало.
— Значит, я хорошо сделала, не поехав туда. Миэрин и Пентос стоят на разных концах земли.
— Верно, но рано или поздно они услышат о драконьей королеве в заливе Работорговцев.
— Хочешь меня напугать? Я четырнадцать лет прожила в страхе, милорд. Начинала бояться, когда просыпалась, и засыпала, боясь… но огонь, в котором я побывала, выжег из меня страх. Теперь меня пугает только одно.
— Что же это, сладчайшая королева?
— Я всего лишь глупая девочка… но не настолько глупая, чтобы тебе об этом сказать. — Дени, встав на цыпочки, чмокнула Ксаро в щеку. — Я дам тебе ответ, когда мои люди осмотрят твои корабли.
— Позволь мне тебя убедить, — попросил он шепотом, коснувшись ее голой груди.
На миг она почувствовала искушение — возможно, танцовщики все же воспламенили ее. Можно закрыть глаза и притвориться, что это Даарио. Мнимый Даарио безопаснее настоящего.
— Нет, милорд. Спасибо, но нет, — отстранилась Дени. — Как-нибудь в другой раз.
— Хорошо. — Он печально опустил губы, но глаза выражали скорее облегчение, нежели грусть.
«Будь я драконом, полетела бы в Вестерос, — подумала Дени, когда он ушел. — Обошлась бы без Ксаро и его кораблей». Сколько человек можно перевезти на тринадцати галеях? В переходе от Кварта до Астапора ее кхаласар уместился на трех, но тогда у нее еще не было восьми тысяч Безупречных, тысячи наемников и несметной орды бывших рабов. И куда ей девать драконов?
— Дрогон, где ты? — прошептала она. Ей ясно представилось, как он летит по небу, закрывая черными крыльями звезды.
Оставив ночь за спиной, Дени повернулась к безмолвному Барристану Селми.
— Визерис как-то раз загадал мне вестеросскую загадку: «Кто слышит все, ничего не слыша?»
— Рыцарь Королевской Гвардии, — без запинки ответил Селми.
— Вы слышали, что предложил мне Ксаро?
— Слышал, ваше величество. — Старый рыцарь очень старался не смотреть на ее голую грудь.
Сир Джорах таких усилий не прикладывал бы. Он любил Дени как женщину, а сир Барристан — только как королеву. Мормонт был шпионом и доносил на Дени ее врагам в Вестеросе, но и хорошие советы не раз давал.
— Что вы думаете об этом? О нем?
— О нем я невысокого мнения, а вот корабли… Мы могли бы вернуться домой еще до конца года, ваше величество.
Понятие «дом» было Дени неведомо… разве что браавосский дом с красной дверью.
— Опасайтесь квартийцев, дары приносящих, особенно если это Тринадцать. Тут какой-то подвох. Либо суда прогнили насквозь, либо…
— В таком случае они вряд ли дошли бы сюда из Кварта, — резонно заметил сир Барристан, — но ваше величество поступили мудро, настояв на досмотре. Как рассветет, я отправлюсь в гавань с адмиралом Гролео, его капитанами и полусотней матросов. Мы облазим каждый дюйм на этих судах.
— Хорошо, так и сделайте. — Вестерос… Дом. Но что станет с ее городом, когда она отплывет на запад? «Миэрин никогда не был твоим, — зашептал на ухо голос брата. — Твои города там, за морями, в Семи Королевствах, где тебя ждут враги. Ты рождена, чтобы обрушить на них кровь и огонь».
Сир Барристан кашлянул.
— Тот колдун, о котором упоминал купец…
— Пиат Прей. — Дени попыталась вспомнить его лицо, но вспомнила только губы. Это колдовское вино делает их синими, «вечерняя тень». — Если б чары могли убивать, я давно была бы мертва. Я сожгла дотла их дворец. — Дрогон спас ее от чародеев, желавших выпить из Дени жизнь. Они погибли в его огне.
— Да, ваше величество, но я все же буду настороже.
— Я знаю. — Дени поцеловала рыцаря в щеку. — Идемте же, вернемся на пир.
Утром она проснулась преисполненная надежд, чего с ней еще не бывало после высадки в заливе Работорговцев. Скоро с ней снова будет Даарио, и они вместе поплывут домой, в Вестерос. Одна из маленьких заложниц, застенчивая пухленькая Мезарра из дома Мерреков, принесла Дени завтрак. Королева, обняв ее и поцеловав от души, сказала Ирри и Чхику:
— Ксаро Ксоан Даксос дает мне тринадцать галей.
— Тринадцать — плохое число, кхалиси, — ответила Чхику на дотракийском. — Это все знают.
— Это все знают, — откликнулась Ирри.
— Тридцать было бы лучше, — согласилась Дени, — не говоря уже о трехстах. Но для путешествия в Вестерос нам и тринадцати хватит.
Девушки переглянулись.
— Дурная вода проклята, кхалиси, — сказала Ирри. — Кони не пьют ее.
— Я тоже не собираюсь, — заверила Дени.
Этим утром к ней явились всего четыре просителя. Лорд Шаэль, еще несчастней обычного, говорил, как повелось, первым.
— Ваша блистательность, — простонал он, распростершись у ее ног, — на Астапор идет юнкайское войско. Молю вас поддержать юг всеми своими силами!
— Я предупреждала вашего короля, что эта война безумна, — напомнила Дени, — но он не послушал.
— Клеон Великий хотел покарать злых рабовладельцев Юнкая.
— Клеон Великий сам владеет рабами.
— Я знаю, Матерь Драконов не покинет нас в час нужды. Пошлите своих Безупречных оборонять наши стены.
«А кто же будет оборонять наши?» — подумала Дени.
— У меня много вольноотпущенников из астапорских рабов. Может быть, кто-то из них захочет прийти на помощь вашему королю — им решать. Я дала Астапору свободу, защищать ее должны вы.
— Ты принесла нам не свободу, а смерть! — Шаэль взвился и плюнул Дени в лицо.
Силач Бельвас сгреб его за плечо и кинул на мрамор так, что хрустнули зубы. Лысый сделал бы еще и не то, но Дени остановила его.
— Довольно, — сказала она, вытирая щеку краем токара. — За плевок не карают смертью. Уберите его.
Посол отделался выбитыми зубами. Его потащили прочь за ноги, оставляя кровавый след на полу. Дени очень хотелось прогнать трех оставшихся, но она не перестала быть королевой и постаралась принять наилучшее решение по каждой из просьб.
Когда сир Барристан и адмирал Гролео вернулись из гавани, Дени собрала свой совет. Серый Червь представлял в нем Безупречных, Скахаз мо Кандак — Бронзовых Бестий. Голосом дотракийцев в отсутствие кровных всадников был старый джакка рхан Роммо, косоглазый и кривоногий. От вольноотпущенников пришли капитаны трех учрежденных Дени отрядов: Моллоно Йос Доб от Крепких Щитов, Саймон Исполосованный от Вольных Братьев, Марслин от Детей Неопалимой. За плечом королевы стоял Резнак мо Резнак, за спиной — Бельвас со скрещенными на груди ручищами. В советниках, короче говоря, недостатка не было.
Гролео, с тех пор как его корабль разобрали для постройки осадных машин, ходил как в воду опущенный. Титул лорда-адмирала, пожалованный ему Дени в утешение, был пустым звуком: миэринский флот, когда войско королевы приблизилось к городу, тут же ушел в Юнкай, и старый пентошиец стал адмиралом без единого корабля. Улыбки, игравшей сейчас в его просоленной бороде, Дени давненько не видела.
— Значит, корабли признаны годными? — с надеждой спросила она.
— В общем и целом, ваше величество. Они уже не новые, но за ними был хороший уход. «Чистокровную принцессу» поели черви — я бы ее далеко от суши не стал уводить. «Нарракке» нужен новый руль и новые снасти, на «Меченой ящерице» весла потрескались, а так все путем. Гребцы все рабы, но останутся на веслах, если мы предложим им хорошее жалованье, — больше ведь они ничего не умеют делать. Тех, кто все же уйдет, заменим моими людьми. Путь в Вестерос долог и труден, но эти галеи, насколько я могу судить, его выдержат.
— Так это правда, — жалобно простонал Резнак. — Ваше великолепие хочет покинуть нас. Как только вы это сделаете, Юнкай восстановит правление великих господ; нас, верно служивших вашему делу, казнят, наших прекрасных жен и невинных дочерей изнасилуют и отдадут в рабство.
— Только не моих, — громыхнул Скахаз Лысый. — Прежде я сам убью их. — Он хлопнул по рукояти меча, и Дени восприняла это как пощечину.
— Если боитесь остаться, плывите со мной.
— Дети Неопалимой последуют за своей Матерью, куда бы она ни держала путь, — объявил Марслин, уцелевший брат Миссандеи.
— Тринадцати кораблей нам не хватит, — возразил ему Саймон Исполосованный, не раз подвергавшийся бичеванию в Астапоре. — Я думаю, что и ста мало будет.
— Дотракийцы не сядут на деревянных коней, — подхватил Роммо. — Поедут на живых, из плоти и крови.
— Ваши слуги могут идти по берегу, — предложил Серый Червь. — Пусть флот держится вровень с нами и снабжает пеших провизией.
— Это возможно лишь до руин Бхораша, — заметил Скахаз. — Там флот повернет на юг в обход Валирии, мимо Толоса и Кедрового острова, а пехота пойдет на Мантарис старой драконьей дорогой.
— Теперь ее называют дорогой демонов, — сказал Моллоно Йос Доб. Дородный командир Крепких Щитов, с заметным брюшком и чернильными пятнами на руках, больше походил на писца, но ума ему было не занимать. — Много солдат погибнет на этом тракте.
— Оставшиеся в Миэрине им позавидуют, — продолжал стенать Резнак. — Нас сделают рабами, бросят в бойцовые ямы. Все пойдет как прежде, если не хуже.
— Где твое мужество? — хлестнул как плетью сир Барристан. — Ее величество сняла с вас оковы — точите мечи и защищайте свою свободу!
— Храбрые слова для того, кто намерен отплыть на запад, — огрызнулся Саймон. — Ты хоть оглянешься, когда нас убивать будут?
— Ваше величество… Ваше великолепие… Ваша блистательность…
— Довольно, — стукнула по столу Дени. — Мы никого не оставим на верную смерть. Вы все мой народ. — Мечты о любви и о доме ослепили ее, но теперь она вновь прозрела. — Я не допущу, чтобы Миэрин постигла судьба Астапора. С Вестеросом, как ни грустно, придется повременить.
— Если мы отвергнем предложенные в дар корабли… — ужаснулся Гролео.
Сир Барристан преклонил колено.
— Родина нуждается в вас, моя королева. Здесь вам не рады, а в Вестеросе простые люди, и лорды, и рыцари тысячами побегут под ваши знамена, восклицая: «Она идет! Сестра принца Рейегара наконец-то вернулась домой!»
— Раз они так любят меня, подождут еще, — поднялась Дени. — Резнак, пошли за Ксаро Ксоаном Даксосом.
Она приняла торгового магната с глазу на глаз, на устланной подушками тронной скамье. Четверо квартийцев несли вслед за ним свернутый гобелен.
— Еще один подарок для королевы моего сердца. Он хранился в наших фамильных подвалах задолго до Рокового Дня.
Моряки разостлали гобелен на полу — пыльный, поблекший, просто огромный. Дени пришлось встать рядом с Ксаро, чтобы разглядеть изображение на ковре.
— Карта? Какое чудо. — Ткань заняла половину тронного зала. Моря синие, суша зеленая, горы черные и коричневые, города в виде звезд вышиты золотой и серебряной нитью. Дымного моря нет, заметила Дени. И Валирия еще часть материка, а не остров.
— Астапор, Юнкай, Миэрин. — Ксаро указал на три серебряные звезды у синего залива Работорговцев. — А Вестерос где-то там. — Он махнул рукой в дальний конец чертога. — Ты повернула на север, хотя тебе следовало плыть на юго-запад через Летнее море, но мои галеи скоро доставят тебя домой. Прими мой дар с легким сердцем и правь на запад.
Если бы она только могла…
— Я охотно взяла бы твои корабли, милорд, но требуемого тобой обещания дать не в силах. — Дени взяла Ксаро за руку. — Отдай мне эти галеи, и я поклянусь, что Миэрин до конца времен будет преданным другом Кварта. С их помощью я налажу торговлю и буду отдавать тебе хорошую долю выручки.
Улыбка завяла на губах Ксаро.
— Что? Так ты не пойдешь на запад?
— Нет. Не могу.
С носа, унизанного изумрудами, аметистами и черными алмазами, закапали слезы.
— Я заверил Тринадцать, что ты прислушаешься ко мне, — выходит, я заблуждался? Бери корабли и отчаливай, если не хочешь умереть в муках. Ты еще не знаешь, сколько у тебя врагов, королева!
«И один из них проливает передо мной лицедеевы слезы». Дени поняла это, и ей стало грустно.
— Умоляя Чистокровных в Зале Тысячи Тронов, чтобы они оставили тебе жизнь, я сказал, что ты всего лишь дитя. «Глупое дитя, — возразил, поднявшись, Эгон Эменос Блистательный, — непослушное и слишком опасное, чтобы жить». В младенческом возрасте твои драконы были диковинкой. Взрослые чудовища — это смерть, разрушение, занесенный над миром огненный меч. — Ксаро вытер слезы. — Надо было мне убить тебя еще в Кварте.
— Я жила под твоим кровом, ела твою пищу, пила твой мед. В память о том, что ты для меня сделал, я прощу тебе эти слова, но впредь не дерзай угрожать мне.
— Ксаро Ксоан Даксос не угрожает. Он обещает.
Печаль Дени сменилась гневом.
— Я тоже обещаю тебе: если не уберешься отсюда еще до заката, мы посмотрим, способны ли лживые слезы погасить драконий огонь. Оставь меня, Ксаро. Без промедления.
Он вышел, не забрав с собой карту. Дени села, поглядела через шелковое море в сторону Вестероса и дала себе слово: «Когда-нибудь я приду».
На следующее утро галеон Ксаро ушел, но тринадцать «дареных» галей остались в заливе. На их мачтах развевались длинные красные вымпелы. Когда Дейенерис сошла в тронный зал, квартийский гонец молча положил к ее ногам черную атласную подушку, где лежала одинокая окровавленная перчатка.
— Что это? — не понял Скахаз.
— Нам объявляют войну, — ответила королева.
