СЕРСЕЯ
День выдался серый, холодный и мокрый. Все утро лил дождь, и даже когда он перестал, тучи никак не желали расходиться. Солнце не показалось ни разу. Такая погода способна привести в уныние кого угодно, даже маленькую королеву. Она не поехала на прогулку и весь день сидела со своим курятником в Девичьем Склепе. Они поочередно читали вслух и слушали пение Лазурного Барда.
Серсея до самого вечера чувствовала себя не лучше, но когда серые небеса стали чернеть, ей доложили, что «Прекрасная Серсея» пришла в порт с вечерним приливом и Аурин Уотерс просит его принять.
Королева тотчас же послала за ним. Он вошел в ее горницу, и она сразу поняла, что он привез добрые вести.
— Ваше величество, — сказал он с широкой улыбкой, — Драконий Камень ваш.
— Великолепно. — Она взяла вестника за руки и расцеловала его в обе щеки. — Томмен тоже обрадуется, я знаю. — Это значит, что флот лорда Редвина отныне свободен и сможет очистить Щиты от Железных Людей. — Послания из Простора с каждым вороном становятся все более скверными. Железные Люди не удовлетворились своей новой победой. Они совершают набеги вверх по течению Мандера — мало того, дерзают нападать на Бор и окружающие его острова. Редвины оставили дома не более дюжины боевых кораблей, и все они захвачены врагом либо потоплены. Пишут даже, что этот безумец по имени Эурон Вороний Глаз послал свои ладьи в Шепотный залив, к Староместу.
— Лорд Пакстер запасался провизией для обратного перехода, когда «Прекрасная Серсея» подняла паруса, — сказал лорд Уотерс. — Думаю, теперь основная часть его флотилии уже вышла в море.
— Будем надеяться, что его путешествие окажется недолгим и погода будет лучше, чем сегодня у нас. — Серсея усадила Уотерса рядом с собой у окна. — Этим триумфом мы обязаны сиру Лорасу?
Улыбка исчезла с его лица.
— Кое-кто ответил бы «да», ваше величество.
— Кое-кто… но не вы?
— Я в жизни не видел более храброго рыцаря, но то, что обещало стать бескровной победой, он превратил в бойню. Убито около тысячи человек, в основном наших. И это не просто латники, ваше величество, а рыцари и молодые лорды, цвет нашего воинства.
— А сам сир Лорас?
— Он тысяча первый. После битвы рыцаря внесли в замок, но раны его очень тяжелы. Он потерял столько крови, что мейстерам не понадобилось ставить пиявки.
— Как это грустно. Томмен будет безутешен. Он так восхищался нашим Рыцарем Цветов.
— Простой народ его тоже любит. Молодки будут ронять слезы в вино по всему Вестеросу, когда Лорас умрет.
В этом он прав. Три тысячи горожан собрались у Грязных ворот, чтобы проводить сира Лораса в день его отплытия, и трое из каждых четырех были женщины. У Серсеи это зрелище вызвало одно лишь презрение. Овцы вы этакие, с удовольствием крикнула бы она, — от Лораса Тирелла вам не дождаться ничего, кроме цветка и улыбки. Вместо этого она провозгласила его отважнейшим рыцарем Семи Королевств и улыбнулась, когда Томмен поднес ему меч, украшенный дорогими камнями. Король еще и обнял его, чего Серсея не предусматривала, но теперь это уже не имеет значения. Лорас Тирелл умирает, и она может себе позволить великодушие.
— Рассказывайте, — приказала она. — Я хочу знать все, с начала и до конца.
Когда он закончил, в комнате стало совсем темно. Королева зажгла свечи и послала Доркас на кухню за хлебом, сыром и вареной говядиной с хреном. За ужином она велела Аурину повторить все еще раз, чтобы лучше запомнить.
— Не годится нашей дорогой Маргери слушать эту историю из чужих уст, — заявила она. — Я сама расскажу ей.
— Ваше величество очень добры, — ответил Уотерс с улыбкой — ехидной, как показалось Серсее. Не так уж сильно он похож на Рейегара, как она сочла поначалу. Только волосами — но у половины лисских шлюх, если верить путешественникам, волосы точно такие же. Рейегар был мужчиной, а этот — всего лишь хитрый мальчишка, хотя и полезный по-своему.
Маргери и три ее кузины пили вино и разбирали какую-то новую волантинскую игру. Час был поздний, но стража пропустила Серсею беспрекословно.
— Ваше величество, — начала королева-регентша, — будет лучше, если вы услышите эту весть от меня. Аурин только что вернулся с Драконьего Камня. Ваш брат — герой.
— Я всегда это знала. — Маргери даже не удивилось как будто — видимо, она ожидала этого с того самого часа, как Лорас попросил доверить осаду замка ему. Но когда Серсея завершила свой рассказ, на щеках молодой королевы блестели слезы.
— Редвин велел саперам прорыть туннель под стенами замка, но наш Рыцарь Цветов счел это слишком медленным способом. Ему, без сомнения, не давала покоя судьба подданных вашего лорда-отца на Щитовых островах. Лорд Уотерс говорит, что он назначил штурм всего через полдня после своего прибытия, когда кастелян лорда Станниса отклонил его предложение решить дело поединком. Лорас первым ворвался в проломленные тараном ворота. Въехал в самую пасть дракона, весь в белом, с высоко поднятой булавой, убивая всех на своем пути.
Мегга Тирелл к этому времени плакала в три ручья.
— Как он умер? — спросила она. — Кто убил его?
— Эта честь не принадлежит никому. Сир Лорас получил один арбалетный болт в бедро и другой в плечо, но продолжал биться, обливаясь кровью. Удар палицей сломал ему несколько ребер, а после… но о худшем я умолчу.
— Говорите все, — сказала Маргери. — Я приказываю.
Приказывать мне?! Серсея на миг умолкла, но решила пропустить это мимо ушей.
— После взятия крепостной стены защитники отошли в замок. Лорас вновь возглавил атаку, и его облили кипящим маслом.
Леди Элла, побелев, выбежала из комнаты.
— Лорд Уотерс заверил меня, что мейстеры делают все возможное, но боюсь, что ожоги вашего брата слишком серьезны. — Серсея обняла маленькую королеву и поцеловала в щеку, ощутив соленый вкус ее слез. — Он наш спаситель. Джейме запишет его подвиги в Белую Книгу, и барды будут воспевать его тысячу лет.
Маргери вырвалась из ее объятий так, что Серсея чуть не упала.
— Он еще жив, — сказала она.
— Да, но мейстеры говорят…
— Он еще жив!
— Я хотела лишь пощадить вас…
— Я знаю, чего вы хотели. Выйдите вон.
Теперь ты знаешь, что я чувствовала в ту ночь, когда умер мой Джоффри. Серсея поклонилась с холодной учтивостью.
— Я соболезную вам, дочь моя. Оставляю вас с вашим горем.
Леди Мерривезер в эту ночь не пришла, и Серсее не спалось.
Если бы лорд Тайвин видел ее теперь, он понял бы, что у него есть наследник, достойный Утеса. Джаселина Свифт тихо похрапывала рядом. Отольются теперь Маргери те слезы, которые ей следовало пролить по Джоффри. Мейс Тирелл тоже скорее всего будет плакать, но Серсея не дала ему никакого повода порывать с ней. Она всего лишь почтила Лораса своим доверием, ничего больше. Он сам просил ее об этом, склонив колено, и половина двора это видела.
Когда он умрет, надо будет поставить где-нибудь его статую и устроить такие похороны, каких Королевская Гавань еще не видывала. Народу это понравится, и Томмену тоже. Мейс, бедняга, еще и поблагодарит ее. Что до леди-матери, она, по милости богов, не переживет смерти сына.
Столь прекрасного солнечного восхода Серсея не видела уже много лет. Вскоре пришла Таэна и рассказала, что всю ночь утешала Маргери и ее дам, пила с ними вино, роняла слезы и вела разговоры о Лорасе.
— Маргери уверена, что он не умрет, — говорила она, пока королева одевалась для выхода. — Собирается послать к нему своего мейстера. А кузины молят Матерь сохранить ему жизнь.
— Я тоже помолюсь. Завтра мы пойдем с тобой в Септу Бейелора и поставим за Рыцаря Цветов сотню свечей. Подай мне корону, Доркас, — новую. — Этот венец был легче старого. Серсея повернула голову, сверкнув изумрудами в оправе из бледного крученого золота.
Джаселина открыла дверь сиру Осмунду, и он доложил:
— Утром по поводу Беса явились четыре человека. — Это приятно удивило Серсею. В Красный Замок постоянно приходили люди, будто бы знавшие что-то о Тирионе, но чтобы четверо сразу… — Один принес голову, — добавил сир Осмунд.
— Его я приму первым. Проводите его в мою горницу. — Пусть на сей раз ошибки не будет. Да свершится наконец месть, чтобы Джофф упокоился с миром. Семь — священное число, говорят септоны; пусть же седьмая голова принесет и ей желанный покой.
Доставивший ее человек оказался тирошийцем, коренастым, потным, с раздвоенной зелено-розовой бородой и елейной улыбкой, напомнившей королеве Вариса. Серсея невзлюбила его с первого взгляда, но приготовилась простить ему все недостатки, если в ларце у него действительно лежит голова Тириона. Ларец был кедровый, инкрустированный слоновой костью в виде цветов и лоз, с петлями и застежками из белого золота. Красивая вещица, но королеву занимало лишь то, что внутри. Шкатулка по крайней мере достаточно велика. Голова у Тириона была до смешного большая для такого короткого тельца.
— Ваше величество, — промолвил тирошиец с низким поклоном, — я вижу, что вы в самом деле так прекрасны, как о вас говорят. Даже к нам за Узкое море дошли вести о вашей сказочной красоте и о горе, терзающем ваше нежное сердце. Не в силах человеческих вернуть вам любимого сына, но я надеюсь предложить вам средство для смягчения ваших страданий. — Он опустил руку на крышку ларца. — Я принёс вам голову вашего валонкара.
Старое валирийское слово заставило ее вздрогнуть, но в то же время зажгло в ней искру надежды.
— Бес мне больше не брат, если когда-либо и был им. И я не желаю называть его имени. Оно было славным некогда, пока он не обесчестил его.
— У нас в Тироше его называют Красные Руки, ибо на них кровь короля и кровь его родного отца. Мать свою он, можно сказать, тоже убил, разодрав ее чрево при появлении на свет.
Что за чушь, подумала Серсея, но вслух ответила:
— Это правда. Если в твоем ларце лежит голова Беса, я сделаю тебя лордом и пожалую тебе богатые земли и замки. — Титулы нынче дешевле грязи, а в речных землях полно разрушенных замков, неубранных полей и сожженных деревень. — Мой двор ждет — открой же ларец.
Тирошиец картинно откинул крышку и отошел немного назад. Из синих бархатных глубин на Серсею смотрела голова карлика.
— Это не мой брат, — присмотревшись, объявила она. Рот ее наполнился горечью. Незачем было и надеяться, особенно после Лораса. Милость богов имеет свои пределы. — У него глаза карие, а у Тириона один глаз был черный, другой зеленый.
— Видите ли, ваше величество… прежние глаза не совсем хорошо сохранились, и я взял на себя смелость заменить их стеклянными, другого цвета, как вы изволили заметить.
Это привело ее в еще большее раздражение.
— У твоей головы, может, глаза и стеклянные, но у меня нет. На Драконьем Камне есть горгульи, больше похожие на Беса, чем этот карлик. Он лысый и вдвое старше моего брата. А зубы его куда делись?
Тирошиец съежился под натиском ее ярости.
— У него были прекрасные золотые зубы, ваше величество, но мы, к сожалению…
— Погоди сожалеть. У тебя еще все впереди. — Удавить бы тебя медленно, чтобы ты ловил воздух и стал весь черный, как мой бедный сын. Приказ о казни уже готов был слететь с ее губ.
— Я неповинен в этой ошибке. Все карлики так похожи. И носа у него нет, как изволит видеть ваше величество…
— Носа нет, потому что ты отрезал его.
— Нет! — Но крупный пот на лбу свидетельствовал, что тирошиец лжет.
— Да, да, — с ядовитой сладостью сказала Серсея. — У тебя хотя бы на это хватило ума. Последний дуралей пытался внушить мне, что какой-то деревенский колдун отрастил ему нос заново. Я полагаю, однако, что ты задолжал этому карлику недостающую часть лица. Ланнистеры платят свои долги, и ты тоже заплатишь. Отведите этого мошенника к Квиберну, сир Меррин.
Трант взял тирошийца под руку и повел прочь, невзирая на его бурные возражения.
— Уберите от меня эту вещь, сир Осмунд, — сказала Серсея, когда они вышли, — и приведите трех остальных, которые якобы что-то знают.
— Слушаюсь, ваше величество.
Эти трое, увы, принесли не больше пользы, чем тирошиец. Один уверял, что Бес прячется в староместском борделе, удовлетворяя мужчин с помощью рта. Забавная была бы картина, но Серсея ни на миг в это не поверила. Второй сказал, что видел Беса среди представляющих в Браавосе скоморохов. По словам третьего, Тирион жил отшельником в речных землях, на каком-то пользующемся дурной славой холме.
— Приведи моих храбрых рыцарей к своему карлику и будешь щедро вознагражден, — отвечала Серсея каждому. — Если это, конечно, действительно Бес. Если же нет, то мои рыцари не слишком терпеливы к обманщикам и глупцам, вынуждающим их гоняться за тенью. Подобный лжец может лишиться своего языка. — После этого все трое сразу засомневались и стали говорить, что карлик, может быть, и не тот.
Неужели на свете столько карликов?
— Можно подумать, эти маленькие чудовища так и кишат повсюду, — пожаловалась она, когда последнего доносчика вывели. — Сколько еще их осталось?
— Во всяком случае, меньше, чем было, — заметила леди Мерривезер. — Могу ли я иметь честь сопровождать ваше величество ко двору?
— Если скука вас не пугает. Роберт был глуп в большинстве вещей, но в одном я с ним согласна: управлять государством — дело скучное и утомительное.
— Мне грустно видеть ваше величество отягощенной заботами. Развлекайтесь, веселитесь, а нудные прошения пусть слушает ваш десница. Давайте переоденемся служанками и проведем день среди простого народа. Послушаем, что они говорят о падении Драконьего Камня. Я знаю одну гостиницу, где Лазурный Бард поет, когда не услаждает слух маленькой королевы, и погребок, где фокусник превращает свинец в золото, воду — в вино, девочек — в мальчиков. Быть может, он и с нами сотворит чудо — разве не забавно побыть одну ночь мужчиной?
Если уж становиться мужчиной, так только Джейме. Будь Серсея мужчиной, она правила бы страной сама, а не от имени Томмена.
— При условии, что ты останешься женщиной, — сказала она, зная, что Таэна хочет услышать именно это. — Ты делаешь дурно, что так искушаешь меня. Хороша бы я была королева, если бы вверила государство трясущимся рукам Хариса Свифта.
— Ваше величество слишком верны своему долгу, — надулась Таэна.
— Да — и к концу дня пожалею об этом. — Серсея взяла наперсницу под руку. — Идем.
Джалабхар Ксо обратился к ней первый, как приличествовало его титулу принца в изгнании. Его великолепный, сшитый из перьев плащ плохо сочетался с ролью смиренного просителя. Серсея, выслушав обычный призыв дать ему людей и оружия, чтобы он мог отвоевать Долину Красных Цветов, ответила:
— Его величество ведет собственную войну, принц Джалабхар, и не может сейчас выделить вам людей. Вернемся к этому на будущий год. — То же самое всегда говорил ему Роберт. На будущий год она скажет, что этому никогда не бывать, но день, в который Драконий Камень перешел под ее руку, омрачать незачем.
Лорд Таллин из Гильдии Алхимиков попросил, чтобы им позволили вывести драконов из яиц, которые могут найтись на Драконьем Камне.
— Если таковые и сохранились, Станнис наверняка продал их, чтобы поднять свой мятеж, — сказала ему королева, умолчав о безумии подобного замысла. С тех пор, как умер последний дракон Таргариенов, все попытки вывести новых кончались смертью, несчастьем или позором.
Депутация купцов обратилась с прошением защитить их от браавосского Железного банка. Браавосийцы требовали срочного погашения всех долгов и отказывали в выдаче новых ссуд. Нам нужен собственный банк, решила Серсея. Золотой банк Ланниспорта. Возможно, она учредит его, когда трон Томмена станет крепче. В ожидании этого она посоветовала купцам уплатить требуемое.
Депутацию духовенства возглавлял ее старый друг септон Рейнард. В замок его сопровождали шесть Сынов Воина — итого семь, священное число. У нового верховного септона — его воробейства, по меткому слову Лунатика, — без семерок ничего не обходится. Пояса рыцарей были раскрашены в семь цветов Веры, на эфесах мечей и шлемах сверкали кристаллы. Большие треугольные щиты, вышедшие из моды со времен Завоевания, украшала столь же прочно забытая эмблема — сверкающий радужный меч на темном поле. Около ста рыцарей, по словам Квиберна, уже принесли присягу ордену Сынов Воина, и каждый день прибывали новые. Кто бы мог подумать, что в стране найдется столько святош?
В основном это были домашние и межевые рыцари, но встречались и отпрыски знатных домов: младшие сыновья, мелкие лорды, старики, желающие искупить былые грехи. И Лансель. Когда Квиберн сообщил ей, что ее дурачок-кузен, бросив замок и жену, вернулся с намерением посвятить себя святой вере, Серсея подумала, что советник решил пошутить. Однако вот он, Лансель, — стоит вместе с другими, такими же полоумными.
Серсее это совсем не нравилось, а грубость и неблагодарность его воробейства начинали выводить ее из терпения.
— Где верховный септон? — спросила она Рейнарда. — Я звала его, а не вас.
— Его святейшество послал меня вместо себя, — начал Рейнард, старательно выражая сожаление лицом и голосом. — И просил передать вашему величеству, что сам он по зову Семерых ушел сражаться со злом.
— Каким это образом? Проповедуя на Шелковой улице? Он полагает, что его молитва вернет шлюхам невинность?
— Отец и Матерь создали нас так, чтобы жены, сочетаясь со своими мужьями, рождали детей, — ответил Рейнард. — Грешно и недостойно продавать священные детородные органы за презренные деньги.
Королева лучше восприняла бы сие поучение, если б не знала, что у Рейнарда имеются близкие души в каждом доме на Шелковой улице. Он, безусловно, заключил, что повторять бредни его воробейства предпочтительней, чем скрести полы.
— Я не просила вас читать проповедь мне, — сказала Серсея. — Содержатели публичных домов жалуются, и жалобы их справедливы.
— Зачем праведникам слушать речи грешников?
— Эти грешники пополняют нашу казну, — напрямик заявила королева. — Их медяки помогают мне выплачивать жалованье золотым плащам и строить галеи для защиты наших берегов. Приходится думать и о торговле. Если в Королевской Гавани не станет борделей, торговые суда пойдут в Синий Дол и Чаячий город. Его святейшество обещал мне навести порядок на улицах — но без уличных девок это неосуществимо. Простолюдины, если лишить их доступных женщин, обратятся к насилию. Посему пусть его святейшество отныне молится в септе, которая для того и существует.
Далее она ожидала услышать доклад лорда Джайлса, но вместо него явился великий мейстер Пицель с известием, что Росби слишком слаб и не может подняться с постели.
— Боюсь, как это ни грустно, что лорд Джайлс скоро присоединится к своим благородным предкам. Да рассудит его Отец по справедливости.
В случае смерти Росби Мейс Тирелл с маленькой королевой снова попытаются навязать Серсее Тучного Гарта.
— Лорд Джайлс кашляет уже очень давно, но умирать никогда и не думал, — посетовала она. — Он прокашлял половину царствования Роберта и все правление Джоффри. Если он собрался наконец умереть, то лишь оттого, что его смерть кому-то желательна.
— Но кто же может хотеть смерти лорда Джайлса, ваше величество? — недоверчиво заморгал Пицель.
— Его наследник, быть может. — Или маленькая королева. — Женщина, которой он пренебрег когда-то. — Маргери, Мейс и Королева Шипов, почему бы и нет? Джайлс им мешает. — Старый враг. Новый враг. Вы.
— Ваше величество изволит шутить, — побледнел почтенный старец. — Я дал его милости слабительное, пустил ему кровь, лечил его примочками и целебным паром… лорд Джайлс чувствует некоторое облегчение, вдыхая его, а «сладкий сон» смягчает приступы кашля, но с кровью у него теперь выходят также частицы легких…
— Довольно. Возвращайтесь к больному и скажите, что я не давала ему позволения умирать.
— Как прикажет ваше величество, — чопорно поклонился Пицель.
Так оно и продолжалось — прошение за прошением, одно скучнее другого. Вечером, ужиная без затей вместе с сыном, королева сказала ему:
— Когда будешь молиться перед сном, Томмен, поблагодари Отца с Матерью за то, что ты еще не вышел из детского возраста. Быть королем — тяжкий труд. Ты сам увидишь, как мало в этом приятного. Они налетят на тебя, как воронье, норовя урвать для себя по куску твоей плоти.
— Да, матушка, — с грустью ответил мальчик. Ясно, что маленькая королева уже рассказала ему про сира Лораса. Сир Осмунд сказал Серсее, что Томмен плакал. Ничего. Он совсем еще дитя — к возрасту Джоффа он и думать забудет о Лорасе. — Только я не боюсь их. Я хотел бы каждый день принимать просителей вместе с вами и слушать. Маргери говорит…
— …слишком много, — перебила его Серсея. — Я бы охотно укоротила ей язычок.
— Не говорите так! — закричал вдруг Томмен, весь покраснев. — Вы не смеете ее трогать. Я король, а не вы.
— Что ты сказал? — не веря своим ушам, проговорила Серсея.
— То, что я король. Я решаю, кому отрезать язык, а не вы. Я не позволю вам тронуть Маргери. Я запрещаю.
Серсея за ухо потащила вопящего Томмена к двери, где стоял на страже сир Борос Блаунт.
— Сир Борос, его величество забывается. Извольте проводить его в спальню и вызовите к нему Пейта. Я хочу, чтобы на сей раз Томмен собственноручно высек этого мальчика. До крови. Буде его величество откажется или молвит хоть слово против, позовите Квиберна и прикажите ему отрезать Пейту язык, чтобы его величество узнал цену дерзости.
— Как вам будет угодно, — нерешительно поглядывая на короля, ответил сир Борос. — Прошу вас, ваше величество, пойдемте со мной.
Когда настала ночь, Джаселина развела огонь в очаге, а Доркас зажгла свечи. Открыв окно, чтобы подышать воздухом, Серсея увидела, что тучи набежали снова и скрыли звезды.
— Как темно, ваше величество, — промолвила Доркас.
Да, темно… но все же не так, как в Девичьем Склепе, или на Драконьем Камне, где лежит обожженный, израненный Лорас, или в темницах под замком. При чем здесь темницы? Она дала себе слово больше не думать о Фалисе. Поединок, подумать только! Фалиса сама виновата — нечего было выходить замуж за такого болвана. Из Стокворта известили, что леди Танда скончалась от воспаления в груди, последовавшего за переломом бедра. Теперь леди Стокворт — полоумная Лоллис, а Брони — ее лорд. Танда мертва, Джайлс умирает — хорошо хоть, Лунатик здоров, иначе при дворе дураков бы вовсе не стало. Королева улыбнулась, опустив голову на подушку. Поцеловав Маргери в щеку, она ощутила вкус ее слез.
Ей приснился старый сон — три девочки в бурых плащах, старуха, пахнущий смертью шатер.
В шатре, высоком, с острым верхом, тоже было темно. Серсее очень не хотелось туда заходить — так же, как в десять лет, — но подружки смотрели на нее, и она не могла отступить. Во сне, как и в жизни, их было трое. Толстая Жанея Фармен держалась позади, как всегда. Чудо, что она до сих пор не сбежала. Мелара Гетерспун была смелее, старше и красивее, хотя и пестрела веснушками. Они втроем ночью потихоньку встали с постелей, завернулись в грубые плащи с капюшонами и прокрались через турнирное поле. Мелара слышала, как шептались между собой служанки: колдунья, мол, может проклясть человека и заставить его влюбиться, умеет вызывать демонов и предсказывать будущее.
В жизни девочки хихикали и переговаривались на ходу, испуганные и взволнованные в равной мере. Во сне дело обстояло иначе. Рыцарские павильоны стояли темные, а сами рыцари и их слуги, попадавшиеся навстречу, были сотканы из тумана. Девочки шли долго, их факелы совсем догорели. Серсея видела, как они жмутся друг к дружке. Поворачивайте назад, не ходите туда, хотела сказать она — и не могла выговорить ни слова.
Дочь лорда Тайвина вошла в шатер первая, Мелара Гетерспун — вторая, Жанея — последняя, прячась за спинами подруг, как всегда.
Внутри их встретили запахи. Корица, мускатный орех, перец — красный, белый и черный. Миндальное молоко, лук, гвоздика, лимонник, драгоценный шафран, еще более редкие пряности. Свет давала только железная жаровня в виде головы василиска. Тусклый зеленый свет, от которого стены шатра походили на мертвую гниющую плоть. В жизни тоже так было? Серсея уже не помнила.
Колдунья спала — как во сне, так и в жизни. Не тревожьте ее, хотелось крикнуть Серсее. Никогда не будите спящую колдунью, глупые вы девчонки. Но она ничего не могла сказать, а девочка сбросила плащ, пнула тюфяк, на котором лежала колдунья, и сказала: «Вставай и предскажи нам судьбу».
Магги-Жаба открыла глаза, и Жанея с визгом бросилась вон из шатра. Глупая толстушка Жанея, с лицом как тесто, боявшаяся всего на свете, на поверку оказалась умнее всех. Она до сих пор живет на Светлом острове, вышла за знаменосца своего брата и родила с дюжину ребятишек.
Желтые глаза старухи слиплись от какой-то дряни. Когда муж привез ее с востока вместе с грузом пряностей, говорили в Ланниспорте, она была молода и красива, но годы и колдовское ремесло оставили на ней след. Она была приземистая, вся в бородавках, с зелеными брылами. Зубы у нее все выпали, груди свисали до самых колен. Вблизи от нее пахло болезнью, дыхание тоже отдавало чем-то нечистым.
— Ступайте прочь, — сказала она хриплым шепотом.
— Мы пришли узнать свое будущее, — ответила на это маленькая Серсея.
— Уходите, — повторила старуха.
— Мы слышали, что ты умеешь предсказывать, — сказала Мелара. — Мы хотим только знать, за кого выйдем замуж.
— Уходите, — в третий раз повторила Магги. Послушайтесь ее, крикнула бы королева, если б могла. У васеще есть время. Бегите, глупые!
— Предсказывай, — подбоченилась девочка с золотыми кудряшками, — иначе я пойду к моему лорду-отцу и попрошу, чтобы тебя высекли.
— Ну пожалуйста, — умильно подхватила Мелара. — Скажи, что нас ждет, и мы сразу уйдем.
— Кое у кого будущего нет вовсе, — страшным низким голосом пробубнила Магги и поманила девочек к себе. — Что ж, подходите, раз такие упрямые. Подите сюда, мне нужна ваша кровь.
Мелара побледнела, а Серсея ни чуточки. Не станет львица бояться жаб, даже самых старых и безобразных. Ей бы послушаться колдуньи и убежать — вместо этого она взяла кинжал, который дала ей Магги, и провела кривым лезвием по большому пальцу — себе и Меларе.
В зеленом шатре кровь казалась не красной, а черной.
— Давайте сюда, — пожевав беззубым ртом, приказала Магги. Серсея протянула ей руку, и та припала к ранке деснами, мягкими, как у новорожденного младенца. Королева до сих пор помнила их холодное, ни на что не похожее прикосновение.
— Можешь задать мне три вопроса, — сказала затем колдунья. — Спрашивай или уходи. — Уходи, молила во сне королева, прикуси язык и беги. Но девочка была слишком неразумна, чтобы бояться.
— Когда я выйду замуж за принца? — спросила она.
— Никогда. Ты выйдешь за короля.
Девочка наморщила лоб под золотыми кудряшками. Годы спустя она решила, что станет женой Рейегара, лишь когда умрет его отец, король Эйерис.
— Так я буду королевой? — задала она свой второй вопрос.
— Будешь, — злобно поблескивая желтыми глазами, сказала Магги. — Будешь, пока не придет другая, моложе и красивее. Она свергнет тебя и отнимет все, что тебе дорого.
— Пусть попробует, — гневно вспыхнула девочка. — Я скажу брату, и он убьет ее. — Она и тогда не остановилась, упрямица, — ведь у нее остался еще один, последний, вопрос. — У нас с королем будут дети?
— О да. У него шестнадцать, у тебя трое.
Этого Серсея не поняла. Порезанный палец болел, кровь капала на ковер. Как же это возможно? — хотела спросить она, но вопросы все вышли.
Старуха, однако, еще не закончила с ней.
— Золотые короны для всех троих, золотые саваны. А когда ты утонешь в слезах, придет валонкар, и сомкнет руки на твоем белом горле, и выдавит из тебя жизнь.
Предсказание не понравилось девочке.
— Какой еще валонкар? Чудище из сказки? Лгунья, гадкая жаба, вонючая старая дикарка! Ни одному твоему слову не верю. Пойдем, Мелара, нечего слушать ее болтовню.
Она потянула Мелару за руку, но та вырвалась.
— Я тоже хочу задать свои три вопроса, — заявила она и выпалила: — Выйду ли я замуж за Джейме?
Дура. Королева и теперь испытывала гнев, вспоминая об этом. Джейме даже не знал, что она есть на свете. В ту пору для брата Серсеи в жизни существовали только мечи, собаки и лошади… и сама Серсея, сестра-близнец.
— Ни за Джейме, ни за другого, — ответила Магги. — Твое девичество заберут черви. Твоя смерть сейчас здесь, с нами, малютка. Чувствуешь ее дыхание? Она совсем близко.
— Мы чувствуем только одно дыхание — твое. — Серсея схватила горшок с каким-то зельем, стоявший возле нее на столе, и метнула старухе в голову. В жизни Магги завопила на каком-то чужом языке и стала осыпать их проклятиями, когда они выскочили вон. Во сне лицо стало сползать с нее, таять, словно серый туман, и от него остались только два прищуренных желтых глаза — зеницы самой смерти.
«Валонкар сомкнет руки на твоем горле», — вновь услышала королева голос колдуньи, и руки явились из туманов ее сновидения, сильные, хваткие. Над ними маячило лицо, с ухмылкой глядевшее на нее разномастными глазами. Нет, хотела закричать королева, но пальцы карлика уже впились в ее шею, пережав голос. Она билась и хрипела, но тщетно. Вскоре ей стал доступен лишь тот страшный сосущий звук, который издавал перед смертью Джофф, ее сын.
Серсея проснулась в темноте, задыхаясь, с обмотавшимся вокруг шеи одеялом. Она яростно сорвала его и села, тяжело дыша. Всего лишь сон. Ее старый сон и злосчастное одеяло.
Таэна опять ночевала у маленькой королевы, и рядом с Серсеей спала Доркас. Королева потрясла ее за плечо.
— Вставай и приведи ко мне Пицеля. Он, должно быть, у лорда Джайлса. Пусть сейчас же идет сюда. — Полусонная Доркас сползла с кровати и стала искать одежду, шлепая босыми ногами по тростнику.
Век спустя приплелся великий мейстер. Он моргал своими тяжелыми веками и отчаянно старался сдержать зевоту. Казалось, что мейстерская цепь на его тощей шее своей тяжестью тянет Пицеля к полу. Пицель на памяти Серсеи всегда был стар, но прежде он нес свою старость с достоинством — богато одетый, величественный, безупречно учтивый. Длиннейшая белая борода придавала ему вид мудреца. Но Тирион сбрил эту бороду, а взамен нее у Пицеля отросли какие-то жалкие волосенки, не скрывавшие отвисшей розовой кожи ниже подбородка. Не человек, а развалина. Бритва Беса и темный каземат выпили из него те скудные силы, которые в нем еще оставались.
— Сколько вам лет? — спросила Серсея.
— Восемьдесят четыре, ваше величество.
— Многовато.
Пицель провел языком по губам.
— Мне было сорок два, когда конклав выбрал меня. Каэт принял эту должность в восемьдесят, Эллендор — почти в девяносто. Тяготы служения сокрушили их, и оба не прожили и года после избрания. Следующим стал Мерион, всего шестидесяти шести лет, но он умер от простуды на пути в Королевскую Гавань. После этого король Эйегон попросил Цитадель прислать кого-нибудь помоложе. Он был первым королем, которому я служил.
А Томмен будет последним, добавила про себя Серсея.
— Мне нужно какое-нибудь снадобье, чтобы уснуть.
— Чаша вина перед сном могла бы…
— Вино я уже пила, безмозглый ты дуралей. Мне требуется что-нибудь посильнее. Чтобы ничего не приснилось.
— Ваше величество не желает видеть сны?
— А я тебе что говорю? Мало того что хрен у тебя не встает, так еще и уши не слышат? Можешь ты дать мне такое питье, или позвать Квиберна, чтобы он в очередной раз тебя выручил?
— Обращаться к этому… к Квиберну нет нужды. Вы получите ваше снадобье.
— Хорошо, ступай. Нет, погоди. Что говорит Цитадель о пророчествах? Возможно ли предсказать будущее?
Старик задумался. Морщинистая рука шарила по груди, словно отыскивая бороду, которой там больше не было.
— Возможно ли предсказать будущее? — медленно повторил он. — Такая возможность есть. В старинных книгах встречаются способы… однако вашему величеству следовало бы спросить, нужно ли прибегать к таким предсказаниям. На это я ответил бы «нет». Есть двери, которые лучше не открывать.
— Закрой за собой мою, когда выйдешь. — Наперед было ясно, что толкового ответа от него не дождешься.
Утром она завтракала с Томменом. Мальчик стал намного послушнее — наказание, которое он совершил над Пейтом, явно достигло цели. Они ели яичницу, поджаренный хлеб, ветчину и красные апельсины, только что доставленные из Дорна. Томмен играл с котятами, которые резвились у его ног, и это зрелище немного развеселило Серсею. С Томменом ничего не случится, пока его мать жива. Ради его безопасности она готова перебить половину лордов Вестероса и все простое сословие.
— Ступай с Джаселиной, — сказала она после завтрака сыну и послала за Квиберном.
— Что леди Фалиса, жива еще? — спросила она, не успел он войти.
— Да, хотя не совсем… в добром здравии.
— Понимаю. — Серсея поразмыслила. — Этот Брони… не хочется, чтобы враг находился так близко. Свое лордство он получил через Лоллис. Если мы вернем старшую сестру…
— Увы. Леди Фалиса, боюсь, не способна более управлять Стоквортом. Она даже ложку до рта донести не может. Рад доложить вам, что много узнал благодаря ей, но эти уроки не прошли даром. Надеюсь, я не превысил полномочий, данных мне вашим величеством?
— Нет. — Ее план запоздал, и не стоит больше думать об этом. Фалиса все равно не смогла бы жить без своего мужа. Как ни странно, она, похоже, любила этого олуха. — Теперь о другом: ночью мне приснился кошмарный сон.
— Нам всем они снятся время от времени.
— Это сон о колдунье, у которой я побывала ребенком.
— Лесная ведьма? Большей частью они безобидны. Смыслят немного в травах и в повивальном деле, в остальном же…
— Эта была не так проста. Половина Ланниспорта ходила к ней за чарами и зельями. Ее сына, богатого купца, мой дед сделал лордом, а отец этого лорда нашел ее на востоке, куда ездил по торговым делам. Говорили, что она приворожила его, но я думаю, что все чары помещались у нее между ног. Если верить тем же разговорам, она не всегда была безобразной. Не помню, как ее звали — какое-то иноземное имя. В просторечии она звалась Магги.
— Мейега?
— Вот, значит, как это произносится. Она высасывала каплю крови у вас из пальца и предсказывала судьбу.
— Кровная магия — самая темная из всех видов чародейства. Говорят также, что и самая мощная.
Серсее не хотелось этого слышать.
— Так вот эта Мейега мне кое-что напророчила. Тогда я посмеялась над ней, но… она также предсказала смерть одной девочке, которая мне прислуживала. Той было всего одиннадцать лет, и она просто цвела здоровьем. Однако вскоре она упала в колодец и утонула. — Мелара умоляла ее никому не рассказывать о том, что они слышали в шатре у Мейеги. Если не говорить, то все скоро забудется, как дурной сон, говорила она. Мудрые слова для их тогдашнего возраста.
— Вы до сих пор грустите о подруге вашего детства? Именно это тревожит ваше величество?
— О Меларе? Нет. Я ее едва помню. Но эта Мейега знала, сколько у меня будет детей, и о бастардах Роберта тоже знала — задолго до того, как он зачал самого первого. Ты будешь королевой, сказала она, но после придет другая… — Моложе и красивее… — Придет другая и отнимет все, что тебе дорого.
— И вы хотите этому помешать?
Еще бы. Больше всего на свете.
— А разве это возможно?
— Вполне возможно.
— Но как?
— Думаю, ваше величество знает как.
Да, она знала. Всегда знала — еще тогда, в том шатре. «Пусть только попробует — я велю моему брату убить ее».
Однако знать, что нужно сделать, — одно, а знать, как это сделать, — другое. На Джейме больше полагаться нельзя. Внезапная болезнь была бы лучше всего, но боги редко бывают столь милостивы. Что же тогда? Нож, подушка, чаша с ядом? Во всем этом есть свои трудности. Когда старик умирает во сне, все принимают это как должное, но если шестнадцатилетнюю девушку найдут утром мертвой, это вызовет нежелательные вопросы. Притом Маргери никогда не спит в одиночестве, и даже после смерти Лораса ее будут охранять денно и нощно.
Но у каждого лезвия две стороны, и вчерашний страж может завтра обернуться орудием ее гибели. Нужны лишь доказательства — столь бесспорные, что даже лорд-отец Маргери вынужден будет дать согласие на ее казнь. Это непросто, совсем непросто. Какой же любовник сознается, понимая, что это будет стоить головы и ему? Разве что…
Назавтра королева вышла во двор, где Осмунд Кеттлблэк бился с одним из близнецов Редвинов — Серсея не умела их различать. Понаблюдав немного за поединком, она отозвала сира Осмунда в сторону.
— Пройдемся. Мне нужна правда без пустой похвальбы о том, что каждый Кеттлблэк втрое лучше любого другого рыцаря.
От твоего ответа зависит многое. Насколько хорошо владеет мечом твой брат Осни?
— Вы сами видели. Он не так силен, как я или Осфрид, но убивает весьма проворно.
— Сможет он в случае чего победить Бороса Блаунта?
— Бороса-пузана? — хмыкнул Осмунд. — Сколько там ему — сорок или все пятьдесят? К тому же этот толстяк почти всегда под хмельком. Если он и любил когда-то подраться, то давно потерял к этому вкус. С Боросом, если таково желание вашего величества, Осни справится без особого труда. Только зачем? Разве Борос повинен в измене?
— Нет. — Зато Осни повинен, добавила она про себя.
