САНСА

Однажды, когда она была маленькой, в Винтерфелл пришел странствующий певец и прожил с ними полгода. Он был стар, с обветренным лицом и белыми волосами, но пел о доблестных рыцарях и прекрасных дамах. Когда он уходил, Санса горько плакала и просила отца не отпускать его. «Он уже трижды пропел все песни, которые знает, — мягко сказал дочери лорд Эддард. — Я не могу держать его здесь против воли. — Не надо плакать, к нам придут другие певцы».

Но минуло больше года, а они все не приходили. Санса молилась Семерым в септе и старым богам под сердце-деревом, прося их вернуть старика, а еще лучше прислать другого певца, молодого и красивого. Но боги не отвечали ей, и в чертогах Винтерфелла по-прежнему было тихо.

Тогда она была маленькой и глупой, теперь она взрослая девушка — и молит о тишине среди песен, звучащих каждую ночь.

Будь Орлиное Гнездо таким же, как другие замки, только крысы да тюремщики слышали бы пение мертвеца. Стены темниц надежно глушат и песни, и крики. Но небесные камеры открываются прямо в воздух, и каждый аккорд мертвеца отражается эхом от каменных плеч Копья Гиганта. А как он поет! О Пляске Драконов, о прекрасной Джонквиль и ее дураке, о Дженни из Старых Камней и Принце Стрекоз. Поет об изменах, о жестоких убийствах, о повешенных и кровной мести. Горе и печаль, вот о чем все его песни.

Нет в замке такого места, где Санса могла бы спастись от его музыки. Звуки поднимаются за ней по ступенькам винтовой лестницы, вторят плеску воды в ее ванне, ужинают с ней вечером и пробираются в спальню, когда она наглухо запирает ставни. Они пронизывают ее холодом, как здешний разреженный воздух. Снегопада в Гнезде не было со дня падения леди Лизы, но по ночам стоят жестокие холода.

Голос певца, красивый и сильный, стал даже как будто лучше, чем прежде, — боль, страх и тоска обогатили его. Санса не понимала, за что боги наделили таким голосом этого подлого человека. Он взял бы ее силой в Перстах, если бы Петир не приставил сира Лотора охранять ее. Он играл, заглушая крики Сансы, когда тетя Лиза хотела убить ее.

Санса постоянно напоминала себе об этом, но слушать его песни по-прежнему было невыносимо.

— Пожалуйста, — взмолилась она, придя к лорду Петиру, — заставьте его замолчать!

— Я дал ему слово, милая. — Петир Бейлиш, лорд Харренхолла, верховный лорд Трезубца, лорд-протектор Гнезда и Долины Аррен, поднял глаза от письма. После падения леди Лизы он написал не меньше ста писем. Санса видела, как улетают и прилетают вороны. — Уж лучше терпеть его песни, чем слушать его рыдания.

Да, пусть уж лучше поет, но…

— Но не всю же ночь напролет, милорд. Лорд Роберт плачет, потому что не может уснуть…

— Он горюет по матери — но что ж делать, раз она умерла. — Лорд Петир пожал плечами. — Осталось недолго. Завтра сюда поднимется лорд Нестор.

Санса уже встречалась однажды с лордом Нестором Ройсом после того, как Петир женился на ее тетке. Ройс — хранитель Ворот Луны, самого большого замка у подножия горы, охраняющего подходы к Гнезду. Свадебный кортеж остановился у него на всю ночь, прежде чем подняться к себе. Лорд Нестор едва взглянул на нее, но его предстоящий приезд вселял в Сансу ужас. Он к тому же Высокий Стюард Долины, доверенный вассал Джона Аррена и леди Лизы…

— Вы ведь… не допустите лорда Нестора к Мариллону, правда?

Петир отложил перо — видимо, лицо Сансы красноречиво выражало ужас, который она испытывала.

— Напротив. Буду настаивать, чтобы лорд его посетил. — Он жестом пригласил Сансу сесть рядом с собой. — Мы с Мариллоном пришли к согласию. Морд умеет убеждать весьма хорошо. Если же наш певец вопреки ожиданиям пропоет песенку, которая нам не придется по вкусу, мы с вами попросту скажем, что он лжет. Кому, по-вашему, лорд Нестор скорее поверит?

— Нам? — Сансе очень хотелось в это поверить.

— Ну конечно. Наша ложь ему только на пользу.

Огонь весело трещал в натопленной горнице, но Санса дрожала.

— Да… но что, если…

— Если лорд Нестор поставит честь выше выгоды? — Петир обнял Сансу за плечи. — Если он предпочтет истину и захочет воздать по закону за смерть своей госпожи? Я хорошо знаю лорда Нестора, милая. Не думаешь же ты, что я позволю ему причинить вред моей дочери?

Яне ваша дочь, думала Санса. Я Санса Старк из Винтерфелла, дочь лорда Эддарда и леди Кейтилин. Но вслух она этого не сказала. Если бы не Петир Бейлиш, это она, а не Лиза Аррен, улетела бы в холодное синее небо и разбилась о камни шестьюстами футами ниже. Он такой смелый — ей бы его отвагу. Сансе хотелось одного — лечь в постель, забиться под одеяло, спать и не просыпаться. После смерти Лизы она не проспала толком ни одной ночи.

— А не могли бы вы сказать лорду Нестору, что я нездорова или…

— Он захочет выслушать твои показания относительно гибели Лизы.

— Милорд, если Мариллон скажет, что было на самом деле…

— То есть солжет?

— Солжет? Ну да, если он солжет… это будет мое слово против его, а лорд Нестор посмотрит мне в глаза и увидит, как я напугана…

— Страх в твоем случае вполне уместен, Алейна, ведь ты видела нечто ужасное. Нестор будет тронут. — Петир сам посмотрел ей в глаза, будто видел их в первый раз. — У тебя глаза твоей матери, честные и невинные. Голубые, как море в солнечный день. Многие мужчины будут тонуть в них, когда ты подрастешь немного.

Санса не нашлась с ответом, и Петир добавил:

— Все, что от тебя требуется, — это сказать лорду Нестору то же самое, что ты сказала лорду Роберту.

Но Роберт — маленький мальчик, а лорд Нестор — зрелый муж, суровый и подозрительный… Роберта, слабого здоровьем, приходится оберегать от всего, даже от правды. «Порой мы вынуждены лгать из любви», — убеждал ее Петир.

— Лорду Роберту мы солгали, щадя его, — напомнила ему Санса.

— А на сей раз солжем, щадя себя. Иначе нам с тобой придется покинуть Гнездо через ту же дверь, что и Лиза. — Петир снова взялся за перо. — Мы попотчуем его ложью и борским золотым, а он проглотит все это и попросит еще, ручаюсь тебе.

Он и меня потчует ложью, подумала Санса, хотя и с самыми лучшими намерениями, желая утешить. Утешительная ложь не так уж страшна — если бы только в нее можно было поверить…

То, что наговорила ей тетка перед тем, как упасть, до сих пор не давало Сансе покоя. «Бред, — уверял ее Петир. — Моя жена была сумасшедшая, ты сама убедилась в этом». Да, верно. Я ничего не сделала, только построила замок из снега, а она хотела выбросить меня в Лунную Дверь. Меня спас Петир. Он любил мою мать и…

И ее тоже любит? Как может она сомневаться в этом? Он ведь спас ее.

Он спасал Алейну, свою дочь, нашептывал Сансе внутренний голос. Да, но ведь Алейна в то же время и Санса… а порой ей кажется, что и в самом лорде-протекторе живут два человека. Он Петир, ее защитник, умеющий развеселить и успокоить… и в то же время Мизинец, лорд, знакомый ей по Королевской Гавани — лорд, с хитрой улыбкой поглаживающий бороду и нашептывающий что-то королеве Серсее. Тот, Мизинец, не был ей другом. Когда Джофф велел побить Сансу, за нее вступился Бес, не Мизинец. Когда чернь хотела надругаться над ней, ее увез Пес, не Мизинец. Когда Ланнистеры против воли выдали ее за Тириона, ее утешал сир Гарлан Галантный, а не Мизинец. Мизинец ни разу даже пальцем не шевельнул ради нее, даже мизинцем.

А потом устроил ее побег. Она думала, что это придумал Донтос, старый пьяница, ее бедный Флориан, но замысел с самого начала принадлежал Петиру. Мизинец — всего лишь маска, которую он вынужден был носить. Санса, правда, порой затруднялась определить, где маска, а где истинное лицо. Они так похожи, Мизинец и лорд Петир. Она бы охотно сбежала от них обоих, но куда ей бежать? Винтерфелл сожжен, Бран и Рикон мертвы, Робб предательски убит в Близнецах вместе с их леди-матерью. Тирион осужден на смерть за убийство Джоффри — если Сансе вздумается вернуться в Королевскую Гавань, королева казнит и ее. Тетя, на чью помощь и защиту она надеялась, чуть не стала ее убийцей. Дядя Эдмар в плену у Фреев, двоюродный дед, Черная Рыба, осажден врагами в Риверране. Нет у нее места на всей земле, кроме Долины, и ни единого друга нет, кроме Петира.

В эту ночь мертвец спел «День, когда вешали Черного Робина», «Материнские слезы» и «Рейны из Кастамере». Потом замолчал, но, как только Санса начала засыпать, музыка полилась снова. Он спел «Шесть скорбей», «Опавшие листья» и «Алисанну» — грустные песни, одна грустнее другой. Санса представляла себе Мариллона в небесной келье, как он жмется в углу под шубой, подальше от черного неба, прижимая к груди свою лютню. Не нужно его жалеть, говорила она себе. Он тщеславен, жесток, и его ждет скорая смерть. Избавить его от этой участи она все равно не может, да и зачем? Он хотел взять ее силой. Петир спас ее не однажды, а дважды. Ложь порой бывает необходима. Только ложь и позволила ей остаться живой в Королевской Гавани. Если бы она не лгала Джоффри, его королевские гвардейцы избили бы ее в кровь.

После «Алисанны» певец снова умолк, и это позволило Сансе урвать час спокойного сна. Но как только рассвет проник сквозь ставни, ее разбудил тихий перебор струн. «Туманным утром» — песня для женского голоса, жалоба матери, отыскивающей единственного сына среди павших наутро после жестокой битвы. Понятно, однако, почему Мариллон ее выбрал. Мать оплакивает своего сына, а он — свои пальцы, свои глаза. Слова пронзали Сансу, как стрелы.

Санса накрыла голову подушкой, чтобы не слышать больше, — но она уже проснулась, и настал день, когда лорд Нестор Ройс должен был подняться на гору.

Высокий Стюард со своими присными добрался до Гнезда во второй половине дня. Долина, золотая и алая, лежала внизу, ветер крепчал. С лордом приехал его сын сир Албар, не считая дюжины рыцарей и двадцати латников. Санса всматривалась в лицо незнакомых ей людей, гадая, друзья они или враги.

Петир встречал гостей в черном бархатном дублете с серыми рукавами и в серых бриджах. Черное делало его зеленовато-серые глаза чуть более темными. Рядом стоял мейстер Колемон с цепью, висящей свободно на длинной костлявой шее. Несмотря на то что мейстер был много выше, все взоры притягивал к себе лорд-протектор. От улыбок ради такого дня он решительно отказался. Выслушав имена рыцарей, которых представлял ему Ройс, он сказал:

— Добро пожаловать в замок, милорды. Мейстера Колемона вы знаете, а лорд Нестор, думаю, помнит и Алейну, мою побочную дочь.

— Разумеется. — Лорд Нестор, с наметившейся плешью, бычьей шеей, выпуклой грудью и сединой в бороде, на полдюйма склонил голову в знак приветствия.

Санса молча, боясь сказать что-нибудь не то, сделала реверанс. Петир помог ей встать.

— Будь умницей, милая, приведи лорда Роберта в Высокий Чертог для приема гостей.

— Да, отец, — ответила она тонким и напряженным голосом. Голос лгуньи, говорила себе она, торопливо поднимаясь по лестнице и проходя по галерее в Лунную башню. Голос преступницы.

Гретчель и Мадди помогали Роберту Аррену натянуть бриджи. Лорд Орлиного Гнезда плакал снова. Глаза покраснели, ресницы слиплись, под распухшим носом блестели сопли, а нижнюю губу он прикусил до крови. Нельзя, чтобы лорд Нестор видел его таким, в отчаянии подумала Санса.

— Принеси мне тазик для умывания, Гретчель. — Она взяла мальчика за руку и села с ним на кровать. — Хорошо ли мой зяблик спал нынче ночью?

— Плохо. — Роберт шмыгнул носом. — Совсем не спал, Алейна. Он опять пел, а мою дверь заперли! Я кричал, чтобы открыли, но никто ко мне не пришел. Они меня заперли!

— Как нехорошо. — Она обмакнула мягкую тряпицу в теплую воду и стала вытирать ему лицо — с большой осторожностью. Если тереть сильно, у мальчика начнется трясучка. Он слаб и очень мал для своего возраста. Ему уже восемь, но Санса видела пятилетних, которые были больше его.

— Я хотел пойти спать к тебе, — с дрожащими губами проговорил Роберт.

Знаю, что хотел. Зяблик привык забираться в постель к своей матери, пока она не вышла за лорда Петира. Когда она умерла, он стал бродить по Гнезду в поисках другого убежища. Постель Сансы он предпочитал всем остальным, потому она и попросила сира Лотора Брюна запереть его дверь прошлой ночью. Если бы он просто спал у нее, это еще ничего, но он все время старается зарыться носом ей в грудь, а во время припадков мочится прямо в кровать.

— Лорд Нестор Ройс приехал повидаться с тобой. — Санса вытерла мальчику нос.

— Не хочу. Хочу сказку. Про крылатого рыцаря.

— После. Сначала ты должен увидеться с лордом Нестором.

— У него бородавка. — Роберт съежился — он боялся родимых пятен и бородавок. — Мама говорила, он страшный.

— Бедный мой зяблик. — Санса пригладила ему волосы. — Ты скучаешь по ней, я знаю. И лорд Петир тоже скучает, он ведь любил ее, как и ты. — Снова ложь, и опять утешительная. Единственной женщиной, которую Петир любил, была покойная мать Сансы. Он сам так сказал леди Лизе, прежде чем вытолкнул ее в Лунную Дверь. Она лишилась разума и стала опасна. Она убила своего лорда-мужа и меня убила бы, если б не подоспел Петир.

Но Роберту этого знать не надо. Он всего лишь болезненный мальчик, который любил свою мать.

— Ну вот, теперь ты у нас настоящий лорд. Принеси его плащ, Мадди.

Санса закутала Роберта поверх кремового камзола в небесно-голубой плащ из шерсти ягненка, теплый и мягкий, застегнула его на плече серебряной пряжкой-полумесяцем. Мальчик вопреки обыкновению пошел с ней без капризов.

Высокий Чертог был закрыт со дня смерти Лизы, и Санса содрогнулась, войдя в него снова. Многие, возможно, нашли бы этот длинный бледный зал красивым — многие, но не она. Здесь даже в лучшие времена слишком бело и холодно. Тонкие колонны похожи на костистые пальцы, белый мрамор с голубыми прожилками заставляет вспомнить старушечьи ноги. При том, что на стенах имелось пятьдесят серебряных светильников, сейчас в чертоге горело меньше дюжины факелов. Тени плясали по мраморным плитам и скапливались в каждом углу. Шаги вошедших звучали гулко, и Санса слышала, как сотрясает ветер Лунную Дверь. Не надо смотреть туда, говорила она себе, иначе меня затрясет, как Роберта.

С помощью Мадди она усадила Роберта на его трон из чардрева, снабженный грудой подушек, и послала доложить, что его милость готов к приему гостей. Двое часовых в голубых плащах растворили двери на нижнем конце, и Петир во главе процессии двинулся по голубой ковровой дорожке между рядами бледных колонн.

Мальчик приветствовал лорда Нестора пискляво, но вполне вежливо, не сказав ни слова о его бородавке. Когда Высокий Стюард задал ему вопрос о его леди-матери, руки Роберта слегка задрожали.

— Мариллон погубил матушку. Выбросил ее в Лунную Дверь.

— Ваша милость видели это своими глазами? — спросил сир Марвин Бельмор, долговязый и рыжий. Он служил у Лизы капитаном гвардии, пока Петир не взял на его место сира Лотора Брюна.

— Алейна видела. И мой лорд-отчим.

Лорд Нестор, сир Албар, сир Марвин, мейстер Колемон — все смотрели на Сансу. Она была моей тетей, но хотела убить меня. Она подтащила меня к Лунной Двери и пыталась вытолкнуть из нее. Я не просила меня целовать. Я строила снежный замок. Санса обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.

— Извините ее, милорды, — тихо промолвил Петир. — Ей до сих пор еще снятся кошмары. Неудивительно, что ей тяжело говорить об этом. — Он встал позади Сансы, положил ей руки на плечи. — Я знаю, как это трудно, Алейна, но наши друзья должны знать правду.

— Да. — В горле так пересохло, что речь давалась ей почти с болью. — Я видела… я была с леди Лизой, когда… — По щеке у нее скатилась слеза. Это ничего. Слезы здесь даже к месту. — Когда Мариллон… толкнул ее. — И она поведала всю историю заново, почти не слыша собственных слов.

На середине ее рассказа Роберт залился слезами, и подушки под ним разъехались.

— Он убил мою матушку. Пусть теперь сам полетит! — Руки у него тряслись все сильнее, голова дергалась, зубы стучали. — Пусть полетит! Полетит! Полетит! — Лотор Брюн подошел как раз вовремя и подхватил мальчика, соскользнувшего с трона. Мейстер Колемон, которого рыцарь опередил только на шаг, ничего поделать не мог.

Санса наблюдала припадок, беспомощная, как и все остальные. Роберт задел ногой сира Лотора по лицу. Брюн выругался, но не отпустил бьющегося в судорогах ребенка, даже когда тот обмочился. Приезжие молчали. Лорду Нестору, во всяком случае, уже доводилось видеть такие припадки — может быть, и другим тоже. Когда корчи наконец прекратились, маленький лорд так ослаб, что не мог стоять на ногах.

— Лучше всего отнести его милость обратно в постель и пустить ему кровь, — сказал Петир. Брюн с мальчиком на руках вышел из зала, Колемон с угрюмым лицом поспешил за ним.

Их шаги затихли, и в Высоком Чертоге настала полная тишина. Санса слышала, как окрепший к ночи ветер воет и скребется в Лунную Дверь. Она замерзла и очень устала. Неужели придется повторять все еще раз?

Но ее история, видимо, оказалась достаточно убедительной.

— Я сразу невзлюбил этого певуна, — проворчал лорд Нестор. — И много раз говорил леди Лизе, чтобы она его прогнала.

— Вы всегда давали ей мудрые советы, милорд, — сказал Петир.

— Она им не следовала, — посетовал Ройс. — Слушала их неохотно и делала все по-своему.

— Миледи была слишком доверчива для этого мира, — с трепетной нежностью произнес Петир. Санса, не знай она всей подноготной, ни на миг не усомнилась бы в его любви к покойной жене. — Лиза видела в людях только хорошее. Мариллон хорошо пел, и она думала, что у него доброе сердце.

— Он обозвал нас свиньями, — заявил широкоплечий сир Албар Ройс. Бороду он брил, но отпускал бакенбарды, обрамлявшие его простое лицо, как две густые черные изгороди. Вылитый отец, только моложе. — Сочинил песню про двух свиней, которые роются у подножия горы и пожирают объедки сокола. Я сказал ему, что знаю, в кого он метил, а он засмеялся и говорит: «Да полно вам, сир, это же про хрюшек».

— Он и надо мной насмеялся, — подхватил сир Марвин Бельмор. — Дал мне прозвище «сир Дин-Дон». А когда я поклялся, что вырежу ему язык, он мигом спрятался за юбками леди Лизы.

— Он часто там укрывался, — сказал лорд Нестор. — По натуре он трус, но леди Лиза осыпала его милостями, и он обнаглел. Она одевала его как лорда, дарила ему золотые кольца, дала пояс из лунных камней.

— Даже любимый сокол лорда Джона перешел к нему, — заметил рыцарь с шестью белыми свечами Ваксли на дублете. — Лорд Джон любил эту птицу — ее подарил ему король Роберт.

— Все это никуда не годилось, — со вздохом признал Петир Бейлиш, — и я положил этому конец. Леди Лиза согласилась отослать его прочь, потому и позвала его в этот чертог. Мне следовало присутствовать, но я и помыслить не мог… Если бы я настоял… она погибла из-за меня.

Такнельзя говорить, в панике подумала Санса. Нельзя. Нельзя. Но Албар Ройс, качая головой, возразил:

— Нет, милорд, не вините себя.

— Во всем виноват певец, — подтвердил лорд Нестор. — Приведите его сюда, лорд Петир, и покончим с этим прискорбным делом.

— Воля ваша, милорд. — Петир, овладев собой, отдал приказ стражникам, и певца привели. С ним явился тюремщик Морд, страшный человек с маленькими черными глазками на обезображенном лице. Одно ухо и часть скулы он потерял в каком-то сражении, но двадцать стоунов его бледной плоти сохранились в целости. От одежды, слишком тесной ему, исходил скверный запах.

Мариллон рядом с ним казался почти изящным. Ему дали помыться и облачили его в голубые бриджи и просторный белый камзол с пышными рукавами, подпоясанный серебряным кушаком, подарком леди Лизы. На руки натянули белые шелковые перчатки, глаза, чтобы пощадить взоры благородных лордов и рыцарей, завязали белой шелковой лентой.

Морд, имевший при себе плеть, ткнул ею узника в ребра, и тот припал на одно колено.

— Молю вас о прощении, добрые лорды.

— Сознаешься ли ты в своем преступлении? — нахмурясь, спросил лорд Нестор.

— Будь у меня глаза, я заплакал бы. — Голос певца, такой сильный и уверенный ночью, сейчас звучал еле слышно. — Я любил ее так, что не мог видеть ее в объятиях другого, знать, что другой мужчина делит с ней ложе. Я не хотел делать зла моей возлюбленной леди, клянусь. Дверь я запер, чтобы никто не помешал мне высказать свои чувства, но леди Лиза была так холодна… и когда она сказала, что носит дитя лорда Петира, я обезумел…

Пока он говорил, Санса смотрела на его руки. Толстуха Мадди уверяла, что Морд отрезал ему три пальца, оба мизинца и один безымянный. Мизинцами он и правда как будто не шевелил, но в перчатках разве что-нибудь разглядишь. Выдумка, должно быть. Откуда Мадди об этом знать?

— Лорд Петир по доброте своей оставил мне лютню, — продолжал слепой. — И язык тоже… поэтому я могу петь. Леди Лиза любила слушать, как я пою.

— Уведите это ничтожество, пока я сам его не убил, — громыхнул лорд Нестор. — Мне тошно смотреть на него.

— Морд, отведи его обратно в небесную камеру, — приказал Петир.

— Да, милорд. — Морд грубо схватил Мариллона за ворот. — Поговорил и будет. — Санса с изумлением заметила, что зубы у тюремщика золотые. Все смотрели, как он тащит и толкает певца к выходу из чертога.

— Этот человек должен умереть, — заявил сир Марвин Бельмор, когда они вышли. — Нужно отправить его вслед за леди Лизой через Лунную Дверь.

— Лишив прежде того языка, — добавил сир Албар Ройс. — Лживого и язвительного.

— Я знаю, что был слишком мягок с ним, — как будто оправдываясь, сказал Петир Бейлиш. — По правде говоря, мне его жаль. На убийство его толкнула любовь.

— Любовь или ненависть, он должен умереть, — настаивал Бельмор.

— Ждать недолго, — ворчливо заметил лорд Нестор. — В небесных камерах долго никто не засиживается. Небо зовет их к себе.

— Да, но кто знает, откликнется ли Мариллон на зов. — По знаку Петира часовые растворили двери на дальнем конце. — Я знаю, сиры, вы устали после своего восхождения. Для всех вас приготовлены комнаты на ночь, а в Нижнем Чертоге вас ожидает накрытый стол. Проводи гостей, Освелл, и позаботься, чтобы они ни в чем не нуждались. Не желаете ли выпить со мной в горнице чашу вина, милорд? — обратился хозяин к Нестору Рой-су. — Алейна, милая, побудь у нас чашницей.

В горнице теплился огонь и стоял винный штоф — борское золотое. Санса налила лорду Нестору, Петир поворошил кочергой дрова.

Ройс подсел к очагу.

— Это еще не конец, — сказал он Петиру так, будто Сансы здесь не было. — Мой кузен намерен сам допросить певца.

— Бронзовый Джон мне не верит. — Петир сдвинул пару поленьев.

— Он явится сюда не один. С ним будет Саймонд Темплтон, можете быть уверены. Боюсь, что и леди Уэйнвуд тоже.

— И лорд Бельмор, и молодой лорд Хантер, и Хортон Редфорт. А они, в свою очередь, захватят с собой Сэма Стоуна-Силача, Толлеттов, Шеттов, Колдуотеров и Корбреев.

— Вы хорошо осведомлены. Кто будет из Корбреев? Лорд Лионель?

— Нет, его брат. Сир Лин меня недолюбливает — не знаю уж почему.

— Лин Корбрей — опасный человек. Что вы намерены делать?

— Что еще я могу, кроме как оказать им радушный прием? — Петир еще раз поворошил огонь и отставил кочергу в сторону.

— Мой кузен хочет сместить вас с поста лорда-протектора.

— Не в моих силах ему помешать. У меня в гарнизоне двадцать человек, а лорд Ройс со своими друзьями способен собрать двадцать тысяч. — Петир подошел к дубовому ларю под окном. — Бронзовый Джон поступит так, как ему будет угодно. — Петир откинул крышку, достал пергаментный свиток и вручил его лорду Нестору. — Вот свидетельство любви, которую питала к вам моя леди-жена, милорд.

Ройс развернул свиток.

— Этого я не ждал. — На глазах лорда Нестора заблестели слезы.

— Однако вы вполне это заслужили. Миледи ценила вас превыше всех других своих знаменосцев. Говорила, что вы как утес.

— Неужто? — зарделся лорд Нестор.

— Говорила, и не раз. А вот вам и доказательство. — Петир указал на пергамент.

— Я рад… рад это слышать. Джон Аррен ценил мою службу, я знаю, но леди Лиза… она пренебрегла моими ухаживаниями, и я думал… — Лорд Нестор наморщил лоб. — Я вижу здесь печать Арренов, однако подпись…

— Лиза погибла прежде, чем этот документ представили ей на подпись, поэтому его как лорд-протектор подписал я. Я знаю, она желала бы этого.

— Понимаю. — Лорд Нестор свернул пергамент. — Вы человек долга, милорд. И в отваге вам не откажешь. Многие сочтут это неподобающим и будут вас упрекать. Титул владетеля никогда не был наследственным. Ворота построили Аррены в те времена, когда они еще носили Соколиную Корону и правили Долиной, как короли. Гнездо служило им летней резиденцией, но когда выпадал снег, они со своим двором спускались в Ворота. Многие помнят, что Ворота были королевским замком, как и Гнездо.

— Короля в Долине не было уже триста лет, — заметил Петир.

— Да, с тех пор, как драконы пришли. Но Ворота все равно оставались владением Арренов. Джон Аррен при жизни своего отца сам был владетелем. Став лордом, он даровал этот титул своему брату Роннелу, а после — кузену Денису.

— У лорда Роберта братьев нет. Только дальние родственники.

— Да, верно. — Лорд Нестор зажал в кулаке пергамент. — Надежда у меня все же была, не стану скрывать. Пока лорд Джон, будучи десницей, правил страной, я за него правил Долиной. Я исполнял все, что он требовал, и ничего не просил для себя. Но видят боги, я это заслужил!

— Еще как заслужили — и лорд Роберт будет спать крепче, зная, что там, под горой, у него есть надежный и верный друг. — Петир поднял чашу. — За дом Ройсов, милорд, за владетелей Лунных Ворот… отныне и во веки веков.

— Отныне и во веки веков! — Серебряные чаши сошлись со звоном.

Лишь много позже, когда штоф с борским золотым опустел, лорд Нестор ушел к своим рыцарям. Санса, давно уже клевавшая носом, попыталась ускользнуть к себе, чтобы лечь, но Петир поймал ее за руку.

— Видишь, какие чудеса творят ложь и борское золотое? Почему ей так хочется плакать? Это ведь хорошо, что Нестор Ройс теперь с ними.

— Так это ложь? С начала и до конца?

— Не совсем. Лиза часто называла лорда Нестора утесом, но не думаю, что этим она хотела ему польстить. Сына его она именовала колодой. Она знала, что он мечтает сделать Ворота своими и стать лордом на деле, а не только по имени, но сама мечтала о других сыновьях и предназначала замок младшему брату Роберта. — Петир встал. — Понимаешь ли ты, что здесь произошло, Алейна?

Санса замялась.

— Вы отдали Ворота Луны лорду Нестору, чтобы заручиться его поддержкой.

— Верно, но наша скала носит имя Ройс, а это значит, что он горд и чересчур щепетилен. Если бы я спросил, что он хочет взамен, он раздулся бы, как сердитая жаба, и счел это покушением на свою честь. А так… он не такой уж непроходимый глупец, но моя ложь оказалась для него слаще правды. Ему хочется верить, что Лиза ценила его больше других своих знаменосцев. Один из них как-никак Бронзовый Джон, а сир Нестор слишком хорошо помнит, что родился от младшей ветви дома Ройсов. Для своего сына он хочет большего. Люди чести ради своих детей совершают такие вещи, которые им даже в голову не пришло бы делать ради себя самих.

— И еще подпись, — кивнула Санса. — Вы могли бы сделать так, чтобы лорд Роберт приложил свою руку, но вместо этого…

— Подписал грамоту сам как лорд-протектор. А почему?

— Если вас низложат или… или убьют…

— Права лорда Нестора на Ворота окажутся под вопросом. И он это хорошо понимает, уверяю тебя. Ты умница, что это подметила. Впрочем, чему же тут удивляться — ведь ты моя дочь.

— Благодарю вас. — То, что она угадала правильно, делало Сансу до нелепости гордой, но к гордости примешивалось смущение. — Только по-настоящему я ведь не ваша дочь. Я притворяюсь ею, но вы-то знаете…

Петир приложил палец к ее губам.

— Я знаю то, что знаю, как и ты. Кое-что лучше не говорить вслух, милая.

— Даже когда мы одни?

— Особенно когда мы одни. Иначе когда-нибудь в комнату без спроса войдет служанка или часовой у дверей ненароком услышит то, что не должен был слышать. Ты ведь не хочешь, милая, чтобы твои нежные ручки замарала еще чья-то кровь?

Перед ней возникло лицо Мариллона с белой повязкой на глазах. За ним маячил сир Донтос с торчащими в нем арбалетными болтами.

— Нет. Не надо больше.

— Я мог бы сказать, что это не игра, дочь моя, но это именно игра. Игра престолов.

Я не хотела в нее играть, думала Санса. Она слишком опасна. Один неверный шаг, и я погибла.

— Освелл… — сказала она. — Освелл вез меня на лодке в ночь моего побега из Королевской Гавани. Он должен знать, кто я.

— Должен, если у него есть хоть капля мозгов. Но Освелл давно уже состоит у меня на службе, а Брюн молчалив по натуре. Кеттлблэк следит за Брюном по моему велению, а Брюн — за Кеттлблэком. Не доверяйте никому, сказал я однажды Эдларду Старку, но он меня не послушал. Ты Алейна и должна оставаться Алейной всегда. — Он приложил два пальца к ее левой груди. — Даже здесь. В своем сердце. Способна ли ты на это? Способна ли быть моей дочерью от чистого сердца?

— Я… — Я не знаю, милорд, чуть не сказала она, но это не то, что он хотел бы услышать. Ложь и борское золотое. — Я Алейна, отец, — кем же мне еще быть?

Лорд Мизинец поцеловал ее в щеку.

— С моим умом и красотой Кет весь мир будет твоим, душечка. А теперь отправляйся в постель.

Гретчель развела огонь в ее спальне, взбила перину. Санса разделась и юркнула под одеяло. Он не станет петь в эту ночь, от души понадеялась она, когда в замке лорд Нестор и все остальные. Он не посмеет.

Она закрыла глаза и проснулась среди ночи от того, что в постель к ней забрался Роберт. Она забыла сказать Лотору, чтобы снова запер его, а теперь уж ничего не поделаешь.

— Ты можешь остаться, зяблик, — сказала она, обнимая его, — только постарайся не ерзать. Просто закрой глазки и усни, мой маленький.

— Хорошо. — Роберт свернулся калачиком и положил голову ей на грудь. — Алейна… ты теперь моя матушка?

— Пожалуй. — Это ложь утешительная, от нее никому нет вреда.