САНСА

Далеко в городе зазвонил колокол. Санса чувствовала себя как во сне.

— Джоффри умер, — сказала она деревьям. Может быть, теперь она проснется?

Он был еще жив, когда она уходила из зала, — но он стоял на коленях и царапал себе горло, не в силах дохнуть. Смотреть на это было страшно, и она с плачем пустилась бежать. Леди Танда выбежала вместе с ней, сказав:

— У вас доброе сердце, миледи. Не каждая женщина станет оплакивать мужчину, который отверг ее и выдал за карлика.

Доброе сердце. У меня доброе сердце. Безумный смех подступил ей к горлу, и Санса с трудом подавила его. Колокола звонили медленно. Скорбно, как прежде по королю Роберту. Джоффри умер, он мертв, он мертв. Отчего же она плачет вместо того, чтобы плясать? Быть может, это слезы радости?

Свою одежду она нашла там же, где спрятала ее прошлой ночью. Без помощи служанок ей пришлось расшнуровывать свой корсаж дольше обычного. Руки у нее сделались странно неловкими, хотя боялась она меньше, чем представлялось ей в воображении. «Боги поступили жестоко, взяв его таким юным и прекрасным, на его собственном свадебном пиру», — сказала ей леди Танда.

Нет — боги справедливы. Робб тоже погиб на свадебном пиру, и сейчас она плакала о нем. О нем и о Маргери. Бедная Маргери, дважды побывавшая замужем и дважды овдовевшая. Санса выпростала руку из рукава и спустила с плеч платье. Она сняла его, свернула и затолкала в дупло дуба, где у нее был тайник. Сир Донтос велел ей одеться потеплее — и в темное. Черного у нее не было ничего, и Санса выбрала платье из плотной бурой шерсти. По лифу оно было расшито пресноводным жемчугом, но плащ скроет вышивку — темно-зеленый, с большим капюшоном. Санса переоделась, но капюшон пока не стала опускать. Для побега она припрятала и башмаки, простые и прочные, с квадратными носами. Боги услышали ее молитву. Санса по-прежнему двигалась как во сне, и собственная кожа казалась ей фарфоровой, костяной, стальной. Руки не слушались ее, как будто она никогда прежде не распускала волосы. Санса пожалела даже, что с ней нет Шаи — та помогла бы ей с сеткой.

Наконец Санса сняла ее, и волосы рассыпались по плечам и спине. Серебряная сетка мерцала при луне, и камни в ней казались черными. Черные асшайские аметисты. Одного из них недоставало, и на серебряной выемке, откуда он выпал, осталось темное пятнышко.

Внезапный ужас охватил ее, сердце заколотилось о ребра, дыхание перехватило. Отчего ей так страшно? Ведь это только аметист, черный аметист из Асша, больше ничего. Он, должно быть, сидел неплотно. Вот и вывалился. Теперь он лежит где-нибудь в тронном зале или во дворе, если только…

Сир Донтос сказал, что эта сетка волшебная и поможет ей вернуться домой. Сказал, чтобы она непременно надела ее на свадебный пир. Ее серебряные нити туго обвивали руку Сансы, и большой палец рассеянно поглаживал ямку на месте камня. Санса не хотела этого делать, но пальцы словно не принадлежали ей. Большой палец тянуло к ямке, как тянет язык к дыре на месте недостающего зуба. В чем оно, это волшебство? Умер король, жестокий король, который тысячу лет назад был ее прекрасным принцем. Если Донтос солгал о сетке, то, быть может, он лгал и обо всем остальном. Что, если он никогда не придет? Что, если нет ни корабля в заливе, ни лодки на реке? Что будет с ней тогда?

Но тут зашуршали листья, и Санса затолкала сетку в карман плаща.

— Кто там? — окликнула она. В богороще было темно, и колокола провожали Джоффа в гроб.

— Это я. — Он вышел из-за деревьев, покачиваясь во хмелю, как всегда, и уцепился за ее руку, чтобы не упасть. — Я пришел, дорогая Джонквиль. Не бойтесь, ваш Флориан с вами.

Санса отстранилась от него.

— Вы сказали, что я должна надеть сетку для волос. Серебряную сетку с драгоценными камнями, не так ли?

— Да. С черными асшайскими аметистами, миледи.

— Но это не аметисты. Ведь так? Вы мне лгали.

— Нет, — упорствовал он. — Черные аметисты. Они волшебные.

— Волшебные, потому что могут убивать?

— Тише, миледи. Никто никого не убил. Он подавился пирогом с голубями. Славным вкусным пирогом. Серебро и камни, ничего больше — серебро, камни и волшебство.

Колокола звонили, и ветер издавал такие же звуки, как он, когда пытался глотнуть воздуха.

— Это вы его отравили. Вы взяли камень у меня из волос…

— Тише! Вы погубите нас обоих. Я ничего не делал. Пойдемте, нам надо уходить, вас уже ищут. Ваш муж взят под стражу.

— Тирион… — ужаснулась она.

— Ну да — разве у вас есть другой муж? Она думает, что это сделал Бес. — Донтос потянул Сансу за собой. — Сюда, быстрее — и ничего не бойтесь.

Санса последовала за ним, не сопротивляясь. «Терпеть не могу женских слез», — сказал как-то Джофф, но теперь слезы льет только одна женщина: его мать. Грамкины в сказках старой Нэн умели делать волшебные вещи, помогающие сбыться желаниям. Желала ли она его смерти? Но ведь она слишком большая, чтобы верить в грамкинов. Это Тирион его отравил. Она знала, как карлик, ее муж, ненавидел своего племянника. Неужели он правда его убил? Знал ли он что-то об аметистах в ее сетке для волос? Он наливал Джоффу вино. Может ли человек подавиться, если бросить ему в вино аметист. Если это сделал Тирион, меня тоже обвинят, со страхом поняла она. Как же иначе? Они муж и жена, а Джофф казнил ее отца и насмехался над тем, как погиб ее брат. Одна плоть, одно сердце, одна душа.

— Тихо теперь, дорогая, — сказал Донтос. — За пределами богорощи мы должны двигаться совершенно бесшумно. Спрячьте лицо под капюшоном. — Санса повиновалась.

Он был так пьян, что ей порой приходилось поддерживать его, чтобы он не упал. К погребальному звону присоединялось все больше колоколов. Санса шла за Донтосом, низко опустив голову и стараясь держаться в тени. Спускаясь по наружной лестнице, он бухнулся на колени. И его вырвало. Бедный мой Флориан. Он велел ей одеться в темное, но сам надел под плащ свой старый рыцарский камзол в красные и розовые поперечные полосы под черной перевязью с тремя золотыми коронами — эмблемой дома Холлардов.

— Зачем вы так оделись? Джофф объявил, что вы умрете, если снова наденете одежду рыцаря… — И Санса осеклась, вспомнив, что теперь все, что бы Джофф ни говорил, утратило силу.

— Я решил, что буду рыцарем — по крайней мере в этом. — Донтос поднялся, держась за ее руку. — Идите тихо и ни о чем не спрашивайте.

Они спустились по лестнице и перешли углубленный дворик. Сир Донтос открыл тяжелую дверь, зажег коптилку, и они оказались в длинной галерее. Вдоль стен стояли пустые доспехи, темные и пыльные, с чешуей на шлемах и спинах. Чешуя мерцала при свете коптилки, и Сансе подумалось, что полые рыцари превращаются в драконов.

Еще одна лестница привела их к дубовой, усаженной железом двери.

— Мужайтесь, моя Джонквиль, — мы почти у цели. — Донтос отпер засов, и в лицо Сансе дохнул прохладный бриз. Пройдя через стену двенадцатифутовой толщины, она выбралась из замка и очутилась на вершине утеса. Под ней была черная река, над ней — черное небо.

— Нам надо спуститься вниз, — сказал сир Донтос. — Там ждет человек, который отвезет нас на корабль.

— Нет. Я упаду. — Бран тоже упал, а он хорошо умел лазать.

— Не упадете. Тут в скале вырублена потайная лестница. Вот, попробуйте сами, миледи. — Он опустился на колени вместе с ней и заставил ее перегнуться за край обрыва. Ее пальцы нащупали впадину в камне. — Видите, какие широкие ступеньки.

Да, но спускаться так далеко…

— Я не могу.

— Вы должны.

— Разве нет другого пути?

— Это единственный, и он совсем не труден для такой молодой и сильной девушки. Держитесь покрепче, не смотрите вниз — и вы мигом спуститесь. — Глаза Донтоса блестели при свете плошки. — Это мне следует бояться — вашему старому, толстому, пьяному Флориану. Я и с коня падал, помните? Так мы с вами и познакомились. Я напился, упал с коня, и Джоффри приказал отрубить мою глупую голову, но вы меня спасли. Вы спасли меня, дорогая.

Да он плачет, поразилась Санса.

— А теперь вы меня спасли.

— Только если вы спуститесь. В противном случае выйдет, что я убил нас обоих.

Это он, подумала Санса. Он убил Джоффри. Надо решаться — и ради него, и ради себя.

— Ступайте первым, сир. — Если он упадет, то хотя бы не ей на голову.

— Как прикажете, миледи. — Он чмокнул ее и свесил ноги через край, нащупывая ступеньку. — Дайте мне немного спуститься, а потом ступайте следом. Вы ведь пойдете? Поклянитесь.

— Пойду, — пообещала она.

Сир Донтос исчез в пропасти и, пыхтя, полез вниз. Санса прислушивалась к колокольному звону. Насчитав десять ударов, она тоже свесила ноги в обрыв и нашарила ступеньку. Стены замка нависали над ней, и ей вдруг очень захотелось назад, в свои теплые покои. Мужайся, сказала она себе. Будь храброй, как леди из песни.

Она не смела взглянуть вниз и смотрела на скалу перед собой, осторожно нащупывая каждую ступеньку. Иногда ее пальцы скользили по шероховатому холодному камню, и опоры для рук были расположены не так равномерно, как ей бы хотелось. Колокола звонили не переставая. На полдороги ее руки стали дрожать, и она поняла, что сейчас упадет. Еще одна ступенька, твердила она себе, еще одна. Надо двигаться. Если она остановится, то уже не сдвинется с места, и рассвет застанет ее на этой скале, оцепеневшую от страха. Еще одна ступенька, еще одна.

Ровная земля застала ее врасплох, и она все-таки упала. Когда она перевернулась на спину и посмотрела на проделанный ею путь, голова у нее закружилась, и она зарылась пальцами в грязь. Я сделала это. Сделала. Я не расшиблась и сейчас поплыву домой.

Сир Донтос поднял ее на ноги.

— Сюда. Только тихо, тихо. — Он держался в густой, черной тени под утесами. К счастью, идти было недалеко. В пятидесяти ярдах вниз по реке за остовом сгоревшей галеи их ждала маленькая лодка, и в ней сидел человек.

— Освелл! — тяжело ковыляя к нему, окликнул Донтос.

— Никаких имен, — отозвался человек. — Садитесь в лодку. — Сам он, согнувшись, сидел на веслах — высокий старик с длинными белыми волосами и большим крючковатым носом. Глаза его затенял капюшон. — Забирайтесь, да поживее. Надо отчаливать.

Когда оба благополучно забрались на борт, старик налег на весла, и лодку подхватило течением. Колокола продолжали звонить, и темная река принадлежала им троим.

Гребец медленно, но ровно вел лодку вниз по течению, над затонувшими галеями, мимо сломанных мачт, сгоревших бортов и рваных парусов. Надежно смазанные уключины не скрипели, и лодка скользила бесшумно. Над водой поднимался туман. Санса смутно различила очертания одной из заградительных башен Беса, но огромная цепь была опущена, и она благополучно проплыли там, где сгорело около тысячи человек. Берег отошел прочь, и туман стал гуще, а колокольный звон — глуше. Вскоре и огни остались позади. Они вышли в Черноводный залив, и в мире не осталось ничего, кроме темной воды, тумана и лодки.

— Далеко ли еще? — спросила Санса.

— Не разговаривайте. — Старик был сильнее, чем казался с виду, и голос его звучал свирепо. В его лице Сансе мерещилось что-то знакомое, хотя она не могла сказать что.

— Нет, недалеко. — Сир Донтос взял ее руку в свои, тихонько ее поглаживая. — Ваш друг близко и ждет вас.

— Сказано — не разговаривать! — проворчал гребец. — Звук над водой далеко разносится, сир дурак.

Испуганная Санса умолкла, предоставив ему грести в тишине.

Восток уже начал светлеть, когда она различила наконец впереди призрачную фигуру торговой галеи со свернутыми парусами, медленно идущей по воде на одном ряду весел. Вскоре Санса разглядела и статую у нее на носу — водяного в золотой короне, дующего в большую раковину. Послышался чей-то крик, галея медленно развернулась. И с ее борта опустили веревочную лестницу. Гребец убрал весла и помог Сансе встать.

— Полезай, девочка, я подержу лестницу. — Санса поблагодарила его, но он только буркнул что-то в ответ. Лезть по веревочной лестнице было куда легче, чем спускаться с утеса. Старый Освелл поднимался следом за ней, сир Донтос остался в лодке.

Двое матросов помогли Сансе выбраться на палубу. Она дрожала.

— Ей холодно, — сказал кто-то, снял свой плащ и накинул ей на плечи. — Так лучше, миледи? Успокойтесь, худшее уже позади.

Она узнала этот голос и подумала: но ведь он же в Долине. Рядом с ним стоял, держа факел, сир Лотор Брюн.

— Лорд Петир, — крикнул из лодки Донтос. — Я должен ехать назад, пока меня не хватились.

— Но сначала ты получишь свою награду, — сказал Петир Бейлиш. — Десять тысяч драконов, не так ли?

— Десять тысяч, — подтвердил Донтос. — Как вы обещали, милорд.

— Сир Лотор, позаботьтесь о награде.

Лотор Брюн опустил факел вниз, и трое человек у борта разом выстрелили из арбалетов. Одна стрела попала Донтосу в грудь, пробив левую корону на его камзоле, две другие вонзились в горло и живот. Все произошло так быстро, что ни он, ни Санса не успели даже вскрикнуть. Лотор Брюн швырнул факел на мертвое тело, и лодка запылала, а галея отошла прочь.

— Вы убили его! — Санса перегнулась через борт, и ее вырвало. Неужели она, убежав от Ланнистеров, попала в еще худшую переделку?

— Миледи, — тихо молвил Мизинец, — этот человек недостоин ваших сожалений. Горький пьяница не может быть ничьим другом.

— Но он спас меня!

— Он вас продал за десять тысяч драконов. Ваше исчезновение навлечет на вас подозрение в смерти Джоффри. Золотые плащи пустятся на розыски, и евнух начнет бренчать кошельком. Донтос же… вы сами слышали. Он уже продал вас однажды, а когда пропьет свое золото, продаст еще раз. Туго набитый кошель может обеспечить молчание на какое-то время, но хорошо направленная стрела обеспечивает его навеки. Все, что он делал, делалось по моему указанию, — с грустной улыбкой добавил Мизинец. — Я не смел открыто выказывать вам свою дружбу. Услыхав, как вы спасли ему жизнь на турнире Джоффа, я решил, что лучшего орудия мне не найти.

Сансу мутило.

— Он называл себя моим Флорианом.

— Не помните ли вы, случайно, что я сказал вам в тот день, когда ваш отец сидел на Железном Троне?

Сансе живо вспомнилось это мгновение.

— Вы сказали, что жизнь — это не песня и что когда-нибудь, на свою беду, я это пойму. — На глаза ей навернулись слезы, хотя она сама не знала, кого оплакивает — Донтоса Холларда, Джоффа, Тириона или себя. — Неужели все в мире — ложь, всегда и повсюду?

— Все люди лгут — кроме нас с вами, конечно, — улыбнулся он. — «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой».

— Так эту записку написали вы?

— Мне поневоле пришлось выбрать богорощу. Это единственное место в Красном Замке, не посещаемое евнуховыми пташками… или крысками, как называю их я. Вместо стен там деревья, вместо потолка — небо, вместо пола — земля и корни. Крысам там негде укрыться — а крысы непременно должны прятаться, иначе люди их убьют. — Лорд Петир взял Сансу за руку. — Позвольте мне проводить вас в вашу каюту. Позади у вас долгий и мучительный день, и вы, должно быть, очень устали.

Лодка за кормой превратилась в струйку дыма, почти незаметную в безбрежном рассветном море. Назад пути не было — только вперед.

— Да, очень, — призналась Санса.

Провожая ее вниз, он попросил:

— Расскажите мне про этот пир. Каких трудов он стоил королеве! Певцы, жонглеры, ученый медведь… а как вашему лорду-мужу понравились мои маленькие рыцари?

— Ваши?

— Мне пришлось посылать за ними в Браавос и прятать их в одном из публичных домов до самой свадьбы. Расходы огромные, а хлопот еще больше. Карлика спрятать на удивление трудно, а уж с Джоффри… короля можно привести к воде, но с Джоффом нужно возиться очень долго, прежде чем он сообразит напиться. Когда я рассказал ему о своей маленькой выдумке, его величество изрек: «Зачем мне нужны эти гадкие карлики на пиру? Ненавижу карликов». Пришлось прошептать ему на ухо: «Вашему дяде они будут еще ненавистнее».

Палуба качнулась под ногами у Сансы, и ей показалось, будто весь мир заколебался.

— Они думают, что Джоффри отравил Тирион. Сир Донтос сказал, что его взяли под стражу.

— Вдовий чепец вам будет к лицу, Санса, — улыбнулся Мизинец.

От этих слов у нее свело внутренности. Зато ей больше не придется делить постель с Тирионом. Ей всегда этого хотелось… разве нет?

Каюта была низенькой и тесной, но узкую койку застелили периной, а сверху — пушистым мехом.

— Тесновато, конечно, но довольно удобно. Здесь вы найдете одежду, — Мизинец указал на кедровый сундук под круглым окошком, — а также белье, теплые чулки и плащ. Все, увы, из шерсти и холста и вряд ли приличествует столь прекрасной деве, зато вам будет сухо и тепло, пока мы не подыщем что-нибудь более достойное вас.

Он все это приготовил заранее.

— Милорд. Я не понимаю… Джоффри отдал вам Харренхолл, сделал вас верховным лордом Трезубца… почему же…

— Почему я желал его смерти? — Мизинец пожал плечами. — Никакой причины к тому я не имел. К тому же для всех я сейчас за тысячу лиг отсюда, в Долине. Врагов всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше. Порой лучший способ сбить их с толку — это предпринять нечто бесцельное или даже как будто вредное для вас. Вспомните об этом, Санса, когда сами вступите в игру.

— Игру? Какую игру?

— Единственную, в которую стоит играть — в игру престолов. — Он поправил прядку ее волос. — Вы достаточно взрослая, чтобы понимать, что мы с вашей матерью были не просто друзьями. В свое время я хотел в мире только одного: Кет. Я осмеливался мечтать о том, как мы будем жить вместе, и о детях, которых она мне подарит… но она была дочерью Риверрана и Хостера Талли. Род, Долг, Честь — все это означало, Санса, что руки ее мне не видать. Однако она дала мне нечто большее — то, что женщина способна дать лишь однажды. Мог ли я отвернуться от ее дочери? В лучшем мире вы родились бы от меня, а не от Эддарда Старка. И у меня была бы преданная, любящая дочь… Выбросьте их всех из головы, дорогая, — Джоффри, Донтоса и Тириона. Больше они вас не потревожат. Теперь вы в безопасности — это главное. Я с вами, и вы плывете домой.