ДАВОС

Могло показаться, что король не расслышал то, что ему сообщили. На его лице не отразилось ни радости, ни гнева, ни даже облегчения. Станнис, крепко сцепив зубы, продолжал смотреть на свой Расписной Стол.

— Ты уверен? — только и спросил он.

— Сам я тела не видел, ваше величество, — ответил Салладор Саан, — но все львы в городе скачут и пляшут. В народе эту свадьбу прозвали Красной. Утверждают, будто лорд Фрей отрубил юноше голову, а на ее место пришил голову его лютоволка, прибив к ней корону. Его леди-мать тоже убили и бросили, раздев донага, в реку.

И это произошло на свадьбе, думал Давос. Молодой король сидел за столом своего убийцы, был гостем под его кровом. Фреи навлекли на себя проклятие. Он заново ощутил запах горелой крови и увидел, как корчатся на углях пиявки.

— Он пал жертвой гнева Владыки, — провозгласил сир Акселл Флорент. — Рука Рглора его покарала!

— Слава Владыке Света! — пропела королева Селиса, худая, угловатая, с большими ушами и усиками над верхней губой.

— Стало быть, у Рглора руки трясутся от старости? — молвил Станнис. — Здесь видна работа Уолдера Фрея, а не кого-то из богов.

— Рглор сам избирает свои орудия. — Рубин на шее Мелисандры светился красным огнем. — Пути его окутаны тайной, но ни один человек не может противиться его огненной воле.

— Ни один! — воскликнула королева.

— Уймись, женщина. Ты не у молитвенного костра. — Станнис продолжал изучать Расписной Стол. — Волк не оставил наследников, зато у кракена их слишком много. Львы сожрут их, если только… Саан, мне понадобятся самые быстрые твои корабли для доставки послов на Железные острова и в Белую Гавань. Я предложу им прощение. — Стиснутые челюсти показывали, как не под душе ему это слово. — Полное прощение для тех, кто раскается в своей измене и присягнет своему законному королю. Они должны понять…

— Они не поймут, — тихо сказала Мелисандра. — Я сожалею, ваше величество, но это еще не конец. Новые лжекороли явятся, чтобы возложить на себя короны умерших.

— Новые? — Во взгляде Станниса читалось желание задушить ее. — Новые узурпаторы? Новые изменники?

— Я видела это в пламени.

Королева приблизилась к мужу.

— Владыка Света послал Мелисандру, чтобы вести тебя к славе. Молю тебя, прислушайся к ней. Священное пламя Рглора не лжет.

— Ложь бывает разной, женщина. Это пламя, даже если оно и правдиво, любит дурачить людей.

— Муравей, который слышит слова короля, не понимает их смысла, — сказала Мелисандра, — и все мы — лишь муравьи перед огненным ликом бога. Если я порой принимаю пророчество за предостережение, а предостережение за пророчество, вина лежит на чтице, а не на книге. Но одно я вижу ясно: послы и помилования принесут вам не больше пользы, чем пиявки. Вы должны дать стране знак — знак, который послужит доказательством вашей силы!

— Силы? — хмыкнул король. — У меня тысяча триста человек на Драконьем Камне и еще триста в Штормовом Пределе. — Все остальное, — он обвел рукой Расписной Стол, — находится в руках моих врагов. У меня нет флота, не считая кораблей Салладора Саана, нет денег, чтобы заплатить наемникам, нет надежд взять богатую добычу, чтобы привлечь к себе вольных всадников.

— Лорд-муж, — сказала королева, — у тебя больше людей, чем было у Эйегона триста лет назад. Тебе недостает только драконов.

Станнис бросил на нее мрачный взгляд.

— Девять магов пересекли море, чтобы вывести драконов из хранившихся у Эйегона Третьего яиц. Бейелор Благословенный молился над своими полгода. Эйегон Четвертый строил драконов из дерева и железа. Эйерион Огненный выпил дикого огня, чтобы преобразиться в дракона. И что же? Маги потерпели неудачу, молитвы Бейелора остались без ответа, деревянные драконы сгорели, а принц Эйерион скончался в муках.

— Никто из них не был избранником Рглора, — стояла на своем королева. — Красная комета не пересекала небеса, чтобы возвестить об их пришествии. Ни один из них не владел Светозарным, красным мечом героев, и ни один не уплатил нужную цену. Внемли леди Мелисандре, милорд: только смертью можно уплатить за жизнь.

— Мальчик? — гневно бросил король.

— Мальчик, — подтвердила королева.

— Мальчик, — откликнулся сир Акселл.

— Я желал этому нечастному смерти, когда он еще не родился, — признался Станнис. — Самое его имя ранит мой слух и заволакивает темной пеленой мою душу.

— Отдайте мальчика мне, и вы больше никогда не услышите его имени, — пообещала Мелисандра.

Зато услышишь вопль, когда он будет гореть заживо, подумал Давос, но смолчал. Разумнее воздержаться, пока король сам не прикажет ему говорить.

— Отдайте мальчика в жертву Рглору, — продолжала красная женщина, и древнее пророчество осуществится. Ваш дракон пробудится и расправит свои каменные крылья. Тогда королевство будет вашим.

Сир Акселл опустился на одно колено.

— Молю вас, государь: пробудите дракона и заставьте изменников трепетать. Вы, как Эйегон, начинаете лордом Драконьего Камня и должны стать завоевателем, как он. Пусть заблудшие и переменчивые ощутят жар вашего пламени.

— Твоя жена молит тебя о том же, лорд-муж. — Селиса опустилась перед королем на оба колена, молитвенно сложив руки. — Роберт и Делена осквернили наше ложе и навлекли проклятие на наш брак. — Этот мальчик — гнусный плод их разврата. Сними его тень с моего чрева, и я рожу тебе много сыновей. — Она обняла ноги Станниса. — Это всего лишь бастард, рожденный от похоти твоего брата и позора моей двоюродной сестры.

— Он моя кровь. Отпусти меня, женщина. — Король освободился из жениных рук. — Может быть, Роберт в самом деле проклял наше брачное ложе. Он клялся потом, что не хотел позорить меня, что был пьян и не знал, чья это спальня. Но мальчик не виноват, какой бы ни была правда.

Мелисандра коснулась руки короля.

— Владыка Света любит невинных, и нет для него жертвы более драгоценной. Из чистого пламени и королевской крови возродится дракон.

От Мелисандры в отличие от королевы Станнис не отстранился. У красной женщины есть все, чего недостает Селисе: молодость, пышное тело и своего рода зловещая красота: лицо сердечком, медные волосы, необыкновенные красные глаза.

— Я хотел бы увидеть чудо ожившего камня, — неохотно согласился он. — И оседлать дракона. Я помню, как отец впервые взял меня ко двору. Роберту велели держать меня за руку. Мне тогда было никак не больше четырех, а ему, стало быть, пять или шесть. После мы сошлись на том, что король — воплощенное благородство, а драконы ужасны. — Станнис фыркнул. — Много лет спустя отец сказал нам, что в то утро на троне сидел не сам Эйерис, а его десница. Это Тайвин Ланнистер произвел на нас столь неизгладимое впечатление. — Пальцы Станниса прошлись по лакированным холмам на столе. — Черепа драконов Роберт снял, когда надел корону, но об их уничтожении и слышать не захотел. Драконьи крылья над Вестеросом стали бы…

— Ваше величество! — Давос двинулся вперед. — Могу ли я молвить слово?

Станнис умолк, скрежетнув зубами.

— Для чего же, по-твоему, я сделал тебя десницей, милорд? Говори!

«Воин, пошли мне отваги».

— Я мало что смыслю в драконах, а в богах и того меньше… но королева упомянула о проклятии. Никто так не проклят в глазах богов и людей, как проливающий родную кровь.

— Нет богов, кроме Рглора и Иного, чье имя запретно. — Рот Мелисандры сжался в твердую красную линию. — И лишь ничтожные люди проклинают то, чего не в силах понять.

— Да, я человек маленький, — согласился Давос. — Вот и объясните мне, скудоумному, зачем вам нужен Эдрик Шторм для пробуждения каменного дракона, миледи. — Он решил произносить имя мальчика как можно чаще.

— Только смертью можно заплатить за жизнь, милорд. Великий дар требует великого самопожертвования.

— Какое величие может быть в незаконнорожденном ребенке?

— В его жилах течет королевская кровь. Вы сами видели, что способна совершить даже малая толика этой крови.

— Я видел, как вы жгли пиявок.

— И после этого двое лжекоролей расстались с жизнью.

— Робба Старка убил лорд Фрей, а Бейлон Грейджой свалился с моста. При чем же здесь ваши пиявки?

— Вы сомневаетесь в могуществе Рглора?

Нет, Давос не сомневался. Он слишком хорошо помнил живую тень, вылезшую из чрева жрицы в ту ночь под Штормовым Пределом, помнил черные руки, вцепившиеся ей в ляжки. Надо ступать осторожно, чтобы и его не посетила такая же тень.

— Даже контрабандист способен отличить две луковицы от трех. Вам не хватает одного короля, миледи.

Станнис издал короткий смешок.

— Тут он тебя поймал. Двое — это не трое.

— Вы правы, ваше величество. Один король может умереть случайно, даже два… но три? Что вы скажете, если Джоффри тоже умрет — пребывая у власти, окруженный своей армией и Королевской Гвардией? Докажет ли это могущество Владыки и его волю?

— Возможно, — неохотно признал Станнис.

— А возможно, и нет. — Давос постарался скрыть свой страх как можно лучше.

— Джоффри умрет, — с безмятежной уверенностью провозгласила королева Селиса.

— Может статься, он уже мертв, — добавил сир Акселл.

— Разве вы ученые вороны, чтобы каркать поочередно? — раздраженно бросил Станнис. — Довольно.

— Послушай меня, муж мой… — взмолилась королева.

— Зачем? Двое — это не трое. Короли умеют считать не хуже контрабандистов. Можете идти. — И Станнис повернулся к ним спиной.

Мелисандра помогла королеве подняться, и та надменно удалилась, сопровождаемая красной женщиной. Сир Акселл успел напоследок взглянуть на Давоса. Экая гнусная рожа, а взгляд еще гнуснее.

Когда все вышли, Давос откашлялся. Король оглянулся на него.

— А ты почему еще здесь?

— Я насчет Эдрика Шторма, ваше величество…

— Довольно, — с резким жестом прервал его король.

— Он учится вместе с вашей дочерью, и они каждый день играют в Саду Эйегона.

— Знаю.

— Ее сердце будет разбито, если что-то дурное…

— И это я знаю.

— Если бы вы его видели…

— Я видел его. Он похож на Роберта. И боготворит его. Не рассказать ли ему, как часто его обожаемый отец о нем вспоминал? Мой братец любил делать детей, но после они ему только докучали.

— Он спрашивает о вас ежедневно, он…

— Не серди меня, Давос. Я не желаю больше слышать об этом бастарде.

— Его зовут Эдрик Шторм, ваше величество.

— Я знаю, как его зовут. Бывало ли у кого-нибудь столь же удачное имя? В нем отразилось все — его происхождение, высокое, хотя и незаконное, и сумятица, которую он несет с собой. Эдрик Шторм! Ну, вот я и сказал это. Удовлетворены вы, милорд десница?

— Эдрик… — начал Давос.

— Всего лишь мальчик, один-единственный. И будь он даже лучшим из мальчиков, когда-либо живших на свете, это ничего бы не изменило. На мне лежит долг перед государством. — Станнис снова обвел рукой Расписной Стол. — Сколько в Вестеросе мальчиков? Сколько девочек? Сколько мужчин и женщин? Она говорит, что тьма пожрет их всех. Ночь, которой нет конца. Она толкует о пророчествах… герой, который возродится из моря, драконы, которые вылупятся из мертвого камня… толкует о приметах и клянется, что они указывают на меня. Я никогда не напрашивался на это, как и на то, чтобы стать королем. Но смею ли я пренебречь ее словами? — Зубы Станниса скрипнули. — Свою судьбу мы не выбираем, но долг свой исполнять обязаны, ведь так? Все мы, великие и малые, обязаны исполнять свой долг. Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! — презрительно фыркнул Станнис. — Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь. А вот дракон мог бы решить исход боя. Эйегон стоял некогда здесь, на моем месте, и смотрел на этот стол. Думаешь, мы называли бы его сегодня Эйегоном Завоевателем, не будь у него драконов?

— Ваше величество, но цена…

— Цена мне известна! Прошлой ночью, глядя в этот очаг, я тоже увидел кое-что в пламени. Я увидел короля с огненной короной на челе, и он горел… горел, Давос. Собственная корона пожирала его плоть и обращала его в пепел. Я не нуждаюсь в Мелисандре, чтобы это истолковать! И в тебе тоже! — Король переместился, и тень его упала на Королевскую Гавань. — Если уж Джоффри суждено умереть, то что такое жизнь одного бастарда по сравнению с королевством?

— Жизнь — это все, — тихо ответил Давос.

Станнис посмотрел на него, сцепив зубы, и наконец сказал:

— Ступай — не то опять договоришься до темницы. Порой штормовые ветра дуют так сильно, что человеку остается только опустить паруса.

— Слушаюсь, ваше величество. — Давос поклонился, но Станнис, казалось, уже забыл о нем.

Давос вышел из Каменного Барабана на холод. Знамена щелкали на стенах под крепким восточным ветром. Пахло солью — морем. Он любил этот запах. Вот бы снова взойти на корабль, поднять паруса и поплыть на юг, к Марии и двум младшеньким. Он думал о них каждый день, а по ночам еще больше. Частью души он ничего так не желал, как забрать Девана и отправиться домой. Но он не мог. Пока не мог. Теперь он лорд и десница и не должен покидать своего короля.

Со стен на него вместо зубцов смотрели тысячи горгулий, все разные: грифоны, демоны, мантикоры, люди с бычьими головами, василиски, страшные псы — можно было подумать, что они выросли на стенах сами собой. А уж драконы встречались повсюду, куда ни глянь. Великий Чертог имел вид дракона, лежащего на брюхе, и входили туда через разверстую пасть. Кухня представляла собой дракона, свернувшегося клубком, и дым от печей выходил через его ноздри. Драконы-башни сидели или готовились взлететь. Ветрогон кричал, бросая вызов небесам, Морской Дракон безмятежно смотрел в морскую даль. Драконы помельче обрамляли ворота, драконьи когти торчали из стен, служа гнездами для факелов, каменные крылья окружали кузницу и оружейную, хвосты изгибались, образуя арки, мостики и внешние лестницы.

Давос часто слышал, что чародеи Валирии обрабатывали камень не теслом и долотом, как обычные каменщики, а огнем и магией, как горшечник, мнущий глину. А что, если это и правда настоящие драконы, обращенные в камень?

— Если красная женщина оживит их, замок обрушится, вот что. Хороши драконы, у которых нутро набито комнатами с мебелью, дымовыми трубами и шахтами для отхожих мест.

Давос оглянулся — рядом стоял Салладор Саан.

— Выходит, ты простил мне мое предательство, Салла?

Старый пират погрозил ему пальцем.

— Простить простил, но не забыл. Золото Коготь-острова могло стать моим — я чувствую себя старым и усталым, думая об этом. Когда я умру в нищете, мои жены и наложницы проклянут тебя, Луковый Рыцарь. Там, на острове, есть тонкие вина, которые я так и не отведал, и морской орел, которого Селтигар приучил взлетать с руки, и волшебный рог, вызывающий кракенов из пучины. Такой рог очень пригодился бы мне против тирошийцев и прочих надоедливых людишек. Но где он, этот рог? Его нет у меня, потому что король сделал моего старого друга своим десницей. — Салладор взял Давоса под руку. — Люди королевы не любят тебя, дружище, и я слышал, что некий десница решил окружить себя собственными людьми. Верно это?

«Слишком много ты слышишь, старый пират». Контрабандист должен разбираться в людях не хуже, чем в приливах и отливах, иначе он долго не проживет. Если люди королевы остаются рьяными приверженцами Владыки Света, то простое население острова потихоньку склоняется обратно к старым богам, которых они знали всю свою жизнь. В народе говорят, что Станнис околдован, что Мелисандра отвратила его от Семерых и заставила поклоняться демону теней и что — самый тяжкий из грехов — она и ее бог оказались бессильны. Некоторые рыцари и мелкие лорды придерживаются таких же мыслей Давос выискивал и отбирал их столь же тщательно, как прежде подбирал свою команду. Лорд Джеральд Кавер храбро сражался на Черноводной, но после слышали, как он говорил, что Рглор, должно быть, слабый бог, если позволил карлику и мертвецу побить своих сторонников. Сир Эндрю Эстермонт — кузен короля и раньше служил у него оруженосцем. Бастард из Ночной Песни в битве командовал арьергардом — это благодаря ему Станнис сумел добраться до галей Салладора Саана и спастись, и бог, которому он поклоняется, — это Воин. Люди короля, а не королевы, однако Давос не намеревался хвастаться ими.

— Некий лиссенийский пират однажды сказал мне, что хороший контрабандист не должен бросаться в глаза, — сказал он. — Черные паруса, обвязанные тканью весла и команда, умеющая молчать.

— Немая команда еще лучше, — засмеялся лиссениец. — Большие сильные немтыри, не владеющие грамотой. Впрочем, я рад, что твою спину кто-то охраняет, дружище, — посерьезнел он. — Как по-твоему, отдаст король мальчика красной жрице? Один маленький дракончик мог бы положить конец этой большой войне.

Давос по старой привычке потянулся к своей ладанке, но не нашел ее.

— Он не сделает этого. Не поднимет руку на собственную кровь.

— Жаль, что лорд Ренли тебя не слышит.

— Ренли был изменником и мятежником, а Эдрик Шторм ни в чем не повинен. Его величество — человек справедливый.

— Поживем — увидим, — пожал плечами Салладор. — Вернее, ты увидишь, потому что я ухожу в море. В это самое время наглые контрабандисты бороздят Черноводный залив, даже не думая платить законную пошлину своему лорду. — Он хлопнул Давоса по спине. — Будь осторожен вместе со своими немыми друзьями. Ты взлетел высоко, но чем выше человек взбирается, тем дальше приходится падать.

Давос не переставал размышлять над его словами, поднимаясь на башню Морского Дракона в комнаты мейстера. Он и без Салладора знал, что поднялся чересчур высоко. Он даже грамоты не знает. И лорды презирают его. И в правлении он ничего не смыслит — какой из него десница? Его место на палубе корабля, а не в замке.

Он так и сказал мейстеру Пилосу.

— Но вы же капитан, — ответил тот. — Разве капитан не управляет своим кораблем? Он должен обходить опасные воды, ловить попутный ветер в свои паруса, знать, когда надвигается шторм, и уметь этот шторм выдержать. Это почти то же самое.

Пилос говорил это с добрыми намерениями, но Давоса его слова не убедили.

— Совсем не то же самое! Королевство — не корабль… к счастью, не то бы оно пошло ко дну с таким капитаном. Я знаю толк в воде, снастях и дереве, но какой мне от этого прок теперь? Где мне найти такой ветер, который принес бы короля Станниса на трон?

— Вы уже нашли его, милорд, — засмеялся на это мейстер. — Вы с легкостью развеяли мои пустые слова своим здравым смыслом. Думаю, его величество не напрасно остановил свой выбор на вас.

— Горе луковое, а не выбор, — буркнул Давос. — Десница должен быть знатным лордом, умным и ученым, полководцем или прославленным рыцарем…

— Сир Раэм Редвин был величайшим рыцарем своего времени, но десница из него получился хуже некуда. Молитвы септона Мармизона творили чудеса, но когда он стал десницей, все королевство начало молиться о его скорой кончине. Миле Смолвуд славился своим мужеством, сир Отто Хайтауэр — ученостью, лорд Ваттервелл — умом, но в десницах они все как один потерпели крах. Что до происхождения, то короли-драконы часто выбирали десниц среди собственных родичей и в итоге получали либо Бейелора Сломанное Копье, либо Мейегора Жестокого. Для сравнения вспомните септона Барта, сына кузнеца, которого Старый Король взял из библиотеки Красного Замка и который подарил стране сорок лет мира и процветания. Изучайте историю, лорд Давос, — улыбнулся Пилос, — и вы поймете, что ваши сомнения беспочвенны.

— Чтобы изучать историю, нужно уметь читать.

— Читать научиться способен всякий, милорд. Для этого не требуется ни волшебства, ни высокого происхождения. По приказу короля я учу грамоте вашего сына — если хотите, поучу и вас.

Давос не мог ответить отказом на столь любезное предложение. С тех пор он каждый день поднимался в покои мейстера на верхушке Морского Дракона и корпел над свитками и толстыми книгами, разбирая новые слова. От усилий у него начинала болеть голова. И он чувствовал себя не меньшим дураком, чем Пестрик. Девану не было еще и двенадцати, но он намного опередил отца, а для принцессы Ширен и Эдрика Шторма чтение было столь же естественным делом, как дыхание. В учении Давос казался себе младше любого из них, однако не сдавался. Он теперь королевский десница, а десница должен уметь читать.

Узкая извилистая лестница Морского Дракона была тяжким испытанием для мейстера Крессена после того, как он сломал бедро. Давосу до сих пор недоставало старика — и он думал, что Станнис должен чувствовать то же самое. Пилос, похоже, человек умный, старательный, и намерения у него хорошие, но он еще очень молод, и король не может полагаться на него так, как на Крессена. Старик провел рядом со Станнисом долгие годы… пока не вздумал сразиться с Мелисандрой и не поплатился за это жизнью.

Наверху Давос услышал тихий перезвон колокольчиков, безошибочно возвещавший о присутствии Пестряка. Дурак ждал свою принцессу за дверью как верный пес — рыхлый, сутулый, с татуировкой из красных и зеленых квадратов на широком лице, с жестяным, украшенным оленьими рогами ведром на голове. Колокольчики на рогах звенели при каждом его движении — то есть постоянно, потому что дурак почти не стоял на месте. Неудивительно, что мейстер выставил его за дверь на время урока Ширен.

— На дне морском старая рыба ест молодую, — сообщил дурак Давосу, со звоном покачивая головой. — Я знаю, я-то знаю.

— А здесь наверху молодая учит старую. — Давос никогда не чувствовал себя таким древним старцем, как усаживаясь за урок. Все, наверное, обстояло бы иначе, если бы его учил престарелый мейстер Крессен, но Пилос ему в сыновья годится.

Мейстер сидел за своим длинным столом, заваленным книгами и пергаментами, напротив трех своих учеников: мальчики по бокам, Ширен в середине. Давос до сих пор испытывал великое удовольствие, видя своего отпрыска в обществе принцессы и королевского бастарда. Теперь Деван будет лордом, а не просто рыцарем. Лордом Дождливого Леса. Давос гордился этим больше, чем собственным титулом. Деван и читать умеет, и писать, как будто и родился для такой доли. Пилос постоянно хвалит его за усердие, а мастер над оружием говорит, что с мечом и копьем Деван тоже делает успехи. Кроме того, он набожный парнишка. «Мои братья ушли в Чертоги Света и теперь сидят рядом с Владыкой, — сказал он, услышав от Давоса о смерти четырех своих старших братьев. — Я буду молиться за них у ночных костров, и за тебя тоже, отец, чтобы свет Владыки сопровождал тебя до конца твоих дней».

— Доброе утро, отец, — сказал мальчик.

Он стал очень похож на Дейла в таком же возрасте. Старший в то время, конечно, не одевался так нарядно, но у них те же квадратные лица, тот же прямой взгляд карих глаз, те же тонкие, разлетающиеся каштановые волосы. Щеки и подбородок Девана покрыты светлым пушком вроде того, какой бывает на персике, и он очень гордится своей «бородой» — как и Дейл когда-то. Из трех детей, сидящих за столом, Деван старший, но Эдрик выше его на три дюйма и шире в груди и плечах.

В этом он сын своего отца. Мало того — по утрам он усердно упражняется с мечом и щитом. Те, кто знал Роберта и Ренли детьми, говорят, что мальчик похож на них больше, чем когда-либо походил Станнис: у него их угольно-черные волосы, синие глаза, такой же рот, челюсть и скулы. Только уши выдают, что его мать — урожденная Флорент.

— Доброе утро, милорд, — повторил приветствие Эдрик. При всем его буйном и гордом нраве мейстеры, кастеляны и мастера над оружием, воспитавшие его, крепко внушили ему правила учтивого поведения. — Вы идете от дяди? Как поживает его величество?

— Хорошо, — солгал Давос. Если по правде, вид у короля изнуренный, но мальчика этим незачем отягощать. — Надеюсь, я не помешал вашему уроку.

— Мы уже закончили, милорд, — сказал мейстер Пилос.

— Мы читали о короле Дейероне Первом. — Ширен — милое, грустное, ласковое дитя, но далеко не красавица. Станнис наделил ее своей квадратной челюстью, Селиса — флорентовыми ушами, а жестокий промысел богов добавил к этому еще и серую хворь в младенчестве. Болезнь покрыла щеку и часть шеи девочки серой чешуей, но пощадила ее жизнь и зрение. — Он завоевал Дорн, и его называли Молодым Драконом.

— Он поклонялся ложным богам, — сказал Деван. — Но во всем остальном был великий король и отважный воин.

— Верно, — согласился Эдрик, — но мой отец был еще отважнее. Молодой Дракон никогда не выигрывал три сражения за один день.

Принцесса широко раскрыла глаза.

— А дядя Роберт выиграл?

— Да. Это было, когда он приехал домой, чтобы созвать знамена. Лорды Грандисон, Кафферен и Фелл хотели соединить свои силы у Летнего Замка, чтобы идти на Штормовой Предел, но отец узнал об этом и тотчас же выступил туда со всеми своими рыцарями и оруженосцами. Заговорщики подходили к Летнему Замку поочередно, и он побивал их поодиночке, не давая им объединиться. Лорда Фелла он убил в единоборстве и взял в плен его сына по прозвищу Серебряный Топор.

— Так все и было? — спросил Деван у мейстера.

— Я же говорю, что так! — ответил прежде мейстера Эдрик. — Он побил их всех и сражался так отважно, что лорды Грандисон и Кафферен после перешли к нему, и Серебряный Топор тоже. Отца ни разу никто не побеждал.

— Не нужно хвастаться, Эдрик, — сказал мейстер. — Король Роберт тоже бывал побежденным, как всякий другой человек. Лорд Тирелл победил его у Эшфорда, и на турнирах он часто терпел поражение.

— Но побеждал он чаще, чем проигрывал. И он убил принца Рейегара на Трезубце.

— Это верно, — согласился мейстер. — Но теперь я должен заняться лордом Давосом, который так терпеливо ждал нас. «Завоевание Дорна» мы продолжим читать завтра.

Принцесса Ширен и мальчики учтиво попрощались и вышли, а мейстер Пилос придвинулся к Давосу.

— Быть может, вы тоже попробуете прочесть отрывок из «Завоевания Дорна», милорд? — Мейстер подвинул к себе тонкую книгу в кожаном переплете. — Король Дейерон пишет с изящной простотой, и его история изобилует кровью, битвами и отвагой. Ваш сын просто поглощен ею.

— Моему сыну еще двенадцати не минуло, а я десница короля. Дайте мне, пожалуйста, какое-нибудь письмо.

— Как вам угодно, милорд. — Мейстер порылся в пергаментах на столе. — Новых писем нет — разве что старое…

Давос любил хорошие истории не хуже кого другого, но Станнис сделал его десницей не для того, чтобы он получал удовольствие. Его первый долг — помогать королю в государственных делах, а для этого он должен уметь понимать слова, которые приносят вороны. А лучший способ научиться чему-то, это засучить рукава и взяться за дело, будь то паруса или свитки.

— Вот это, пожалуй, подойдет. — Пилос подал ему письмо.

Давос расправил небольшой помятый листок и прищурился, разбирая крошечные буковки. Глазам его, не говоря о прочем, чтение давалось трудно. Может, в Цитадели вручают призы мейстерам, которые пишут мельче других? Пилоса эта мысль рассмешила, однако…

— П… пяти королям. — Давос споткнулся на слове «пять», которое не часто видел написанным. — Король… за… за Стеной идет на юг. Он видит…

— Ведет.

— Ведет большое войско оди… одичалых. Лорд М… Мормонт прислал… прислал ворона из Зар… Зач…

— Зачарованного леса. — Мейстер подчеркнул строчку пальцем.

— Зачарованного леса. Он под… вергся… нападению?

— Да.

Довольный Давос устремился дальше.

— Др… другие птицы вернулись без писем. Мы… боимся… что Мормонт погиб со всеми… своими людьми. Мы боимся, что Мормонт погиб со всеми своими людьми. — До Давоса внезапно дошел смысл прочитанного. Он перевернул письмо — на нем остались следы печати из черного воска. — Оно из Ночного Дозора. Мейстер, король Станнис видел это письмо?

— Я показал его лорду Алестеру, как только оно пришло. Десницей тогда был он. Думаю, он обсудил его с королевой. Я спросил, не хочет ли он ответить, а он посоветовал мне не быть дураком. «У его величества недостает людей даже для сражений с собственными врагами — что уж там говорить об одичалых», — сказал он.

Тоже верно — и это обращение к пяти королям определенно разгневает Станниса.

— Только умирающий с голоду стал бы просить хлеб у нищего, — пробормотал Давос.

— Прощу прощения, милорд?

— Так однажды сказала моя жена. — Давос побарабанил обрубленными пальцами по столу. Впервые он увидел Стену, будучи меньше Девана — тогда он плавал на «Бродячей кошке» у Роро Угориса, тирошийца, известного во всем Узком море как Слепой Бастард, хотя ни слепым, ни бастардом он не был. Роро прошел мимо Скагоса в Студеное море, завернул по дороге в сотню маленьких бухт, никогда прежде не видевших торгового судна. Он выгружал там сталь, мечи, топоры, шлемы, добротные кольчуги, а брал меха, моржовую кость, янтарь и обсидиан. «Бродячая кошка» отправилась назад с битком набитыми трюмами, но в Тюленьем заливе три черные галеи окружили ее и привели в Восточный Дозор. Они лишились груза, а Бастард — головы за то, что продавал оружие одичалым.

Став контрабандистом, Давос и сам заходил в Восточный Дозор. Черные братья были опасными врагами, но корабли, не имевшие на борту незаконного груза, принимали хорошо. Однако Давос, даже получая от них плату за свои товары, никогда не забывал, как покатилась голова Слепого Бастарда по палубе «Бродячей кошки».

— Мальчишкой я встречался с одичалыми, — сказал он мейстеру Пилосу. — Они были честные воры и не умели торговаться. Один умыкнул нашу корабельную девку. В общем, люди как люди — одни получше, другие похуже.

— Люди везде одинаковы, — согласился мейстер. — Вернемся к нашему чтению, милорд десница?

Десница, да. Десница короля. Но Станнис — король Вестероса только по имени, на самом деле он — король Расписного Стола. Ему принадлежат Драконий Камень и Штормовой Предел, и он поддерживает весьма ненадежный союз с Салладором Сааном, но это все, что у него есть. Как может Дозор надеяться на какую-то помощь от него. Или они не знают, что он так слаб и что дело его проиграно?

— Вы уверены, что Станнис не читал этого письма? И Мелисандра тоже?

— Уверен. Вы думаете, мне следует показать его им?

— Нет, — не колеблясь, ответил Давос. — Вы исполнили свой долг, показав его лорду Алестеру. — Если бы Мелисандра знала об этом письме… Как это она сказала? «Тот, чье имя нельзя называть, собирает свое войско, Давос Сиворт. Грядет великий холод и ночь, которой нет конца».

А Станнис видел в пламени кольцо факелов в снегу и ужас, царящий за его пределами.

— Милорд, вам нехорошо? — спросил Пилос.

Я боюсь, мейстер, мог бы ответить он. Давос вспомнил сказку, которую рассказал ему Салладор Саан, — как Азор Ахай закалил Светозарный, пронзив им сердце своей любимой жены. Он пожертвовал жизнью жены, чтобы сразиться с тьмой. Если Станнис — возрожденный Азор Ахай, не значит ли это, что Эдрику Шторму уготована участь Ниссы — Ниссы?

— Я просто задумался, мейстер. Прошу прошения. — Какой вред будет от того, что король одичалых завоюет Север? Станнису Север все равно не принадлежит. И могут ли ожидать от него защиты люди, отказавшиеся признать его королем? — Дайте-ка мне другое письмо, — отрывисто попросил Давос. — Это слишком…

— Трудное? — подсказал Пилос.

Грядет великий холод и ночь, которой нет конца.

— Слишком тревожное. Дайте другое, пожалуйста.