Глава 20

Перед ней кто-то стоял, загораживая свет в дальнем конце туннеля. Молли осторожно сделала шаг вперед. Она понятия не имела, как попала сюда, хотя знала: с ней наверняка случилось нечто такое, что она обязана помнить.

Фигура в конце коридора поманила ее. По мере того как Молли подходила ближе, стали вырисовываться новые детали. Во-первых, это была девушка. Причем из тех, кого она знала, кого уже видела раньше — ночью, в коридоре какого-то дома. Ток-Хаус, подсказал ей внутренний голос. Что-то должно было там произойти, она хорошо это помнила. Молли растерянно рассматривала девушку. Теперь та уже не казалась ей привидением, хотя по-прежнему хранила молчание.

Молли попыталась заговорить с ней, но не смогла произнести ни звука. Судя по всему, с привидением так просто не поговоришь, тем более что это призрак… паровика, Уанстэка. Это имя тотчас разбудило в Молли новые воспоминания, новые образы. Вот только теперь это был не паровик, а ее собственный призрак. Его силуэт словно весь светился, от него исходило тепло, и Молли тотчас сделалось легче на душе.

— Я пришла сюда в нужный момент? — спросила Молли. Похоже, она нашла правильный способ общения.

Призрак лишь улыбнулся и указал на свет.

— Это для меня?

Девушка кивнула.

Свет становился все ярче и ярче, плотно обволакивал Молли, слепил своей интенсивностью. Неожиданно он сделался тусклым, и Молли обнаружила, что стоит на грязном земляном полу тюремной камеры. Твердость пола под ногами, ломота во всем теле, зуд, который она ощущала по всей коже — все было настоящим.

— Молли! — произнес Никльби.

Она обернулась. Кроме нее самой в камере находились Никльби и коммодор Блэк.

— Я… — начала было Молли, но не закончила. Горло ей словно сдавила чья-то рука, и она закашлялась.

— Правильно, моя милая, — произнес коммодор, — давай кашляй, выкашливай эту заразу. Против нас применили газ, а ты среди нас была самая худенькая. Хорошо еще, что его, так сказать, намазали на бутерброд тонким слоем, иначе оставаться нашим легким в Ток-Хаусе.

Молли обвела взглядом камеру. Никаких нар, лишь ночной горшок — и тот скорее для удобства охранников, нежели обитателей камеры. Железная решетка от пола и до потолка. Сзади покатая каменная стена.

— А где Аликот?

— Его не было с нами, когда мы проснулись, — ответил Никльби. — Скорее всего он сумел убежать.

— Это точно, он или улизнул, или остался под развалинами Ток-Хауса, — добавил коммодор. — Грязевой газ вполне мог начисто стереть его кристаллы. Таким способом хорошо захватывать корабли, когда они появляются на поверхности и вы хотите взять их самым легким способом. Вспори трюм, закачай туда газа, и матросы сами повыскакивают наружу как кролики из норы. И пали тогда по ним из ружей, сколько душе угодно.

— Он мог бы запечатать воздуховоды к своей бойлерной системе, и остыть. Тогда ему удалось бы еще долгое время обходиться без воздуха.

— Может, и удалось, — согласился коммодор, — вот только мы здесь, как кролики, запертые в кладовке. Ждем своего часа, когда нам перережут шею.

Молли прижалась лицом к железным прутьям. Что это? Ей показалось, будто она услышала чьи-то шаги.

— И кто же их нам перережет? — поинтересовался Никльби.

— Резонный вопрос! — прогрохотал по коридору чей-то голос.

Это был граф Вокстион, а с ним целая свита: одетые в черное наемники и какая-то женщина, чьи седые волосы были собраны в узел. Граф вопрошающе посмотрел на свою спутницу.

— Вы можете подтвердить то, что это именно она?

— Могу, — ответила та. — Это она. Я уже отдала распоряжение, чтобы вам заплатили вознаграждение за ее поимку.

— Между прочим, у нее есть имя, — с вызовом бросила Молли и сильнее прижалась лицом к железным прутьям. — Так это вы платите за мою голову?

— Я всего лишь оценщица, дорогая моя, — ответила женщина. — Знала бы ты, какое количество обезображенных трупов попадает ко мне от самых разных непорядочных людей. И главное, все как один норовят заломить за твою голову, милочка, сумасшедшую цену, хотя на самом деле даже и пальцем не пошевелили для этого, не говоря уже о настоящем убийстве.

— Эх, сдается мне, честному преступнику нелегко найти себе жертву, — произнес коммодор.

— Именно, — согласилась женщина. — Но есть и хорошие новости, теперь нам обоим платят комиссионные.

С этими словами она обернулась к одному из наемников.

— Отомкните дверь. Если эта барышня выкинет какой-нибудь фокус, просто убейте ее спутников. Если же эти двое попробуют выкинуть какой-нибудь фокус — для начала отрежьте барышне ухо. Любое. Чтобы быть полезной нашему нанимателю, уши ей не нужны.

Граф обернулся к старому крабианцу и жестом велел ему идти, однако оценщица подняла руку.

— В контракте записано «к удовлетворению клиента», компатриот Вокстион. Я же пока не слышала, как он выразил свое удовлетворение.

— Похоже, вы информированы лучше, чем я, мадам, — ответил граф. — Я даже не был уверен в том, что клиент — это он.

— Мол, все это дешевый фокус, вы хотите сказать? — произнесла оценщица. — Ну что ж, позвольте мне удовлетворить ваше любопытство. Вот увидите, он произведет на вас самое благоприятное впечатление.

Крабианец наклонился и что-то прошептал графу на ухо. Тот кивнул. Наемник грубо подтолкнул Молли, после чего ее, а также двух ее товарищей по несчастью повели по коридору мимо пустых камер. Коридор заканчивался тяжелой железной дверью, правда, та была не заперта, более того — стояла распахнутой настежь.

Молли ахнула. Она ожидала увидеть подвал в доме какого-нибудь богатого миддлстилского сумасброда — но только не это. Широкие ступени уходили вниз, туда, где виднелись полуразрушенные зиккураты. Под сводом гигантской пещеры кровавым светом светились чимекские кристаллы, отчего открывавшийся взору ландшафт словно купался в вечных сумерках. В большинстве своем руины были заброшенными и поросли колючими шарами плесени и красной пещерной травой, издали напоминавшей море огня. В густой стене растительности были прорублены тропы, за оградами из металлической сетки сложены ящики с оборудованием. С одной стороны развалин Молли разглядела палаточный городок с рядами ровных, прямых улиц. Здесь явно жили люди. Горели огни, доносилось гудение станков. Круг замкнулся.

— Подземный город! — воскликнул граф.

— Верно, — согласилась оценщица, — мы с вами спустились вниз на частном пневматическом лифте. Ну, разве что чуть глубже, чем вы предполагали.

— Не поверю, что изгои Гримхоупа сбросились, чтобы заплатить за мою голову, — заметила Молли.

— Разумеется, нет, — согласилась оценщица. — Но до Гримхоупа отсюда не близко, моя милая.

— Это сомнительно с моральной точки зрения, — проскулил коммодор Блэк, однако один из наемников тотчас грубо пихнул его прикладом карабина, и Никльби пришлось помочь ему подняться на ноги.

Они обогнули ближайший зиккурат, и им навстречу попалась группа паровиков, колонной выходивших из палаточного городка. Каким-то внутренним чувством Молли поняла: с ними что-то не так. Это было заметно даже по их походке, напоминающей движения зомби, по одинаковому внешнему виду, словно их тела вышли из некоего парового инкубатора.

Молли подошла ближе, и один из паровиков остановился.

— Молли! — проскрипел голос из звуковой коробки, установленной в полом металлическом черепе. — Молли, неужели это ты?

Молли замерла на месте.

— Я…

— Молли, это я, Сейнти, из работного дома Сан-Гейт.

Молли пригляделась к механической фигуре, заклепанной неаккуратно, наспех, как говорится, на тяп-ляп.

— Но ведь ты…

— Это все они. Ты только посмотри, что они со мной сделали! — Голос Сейнти звучал глухо, скорее шипение и бульканье, нежели членораздельные звуки. — Они искали тебя, но увели нас с собой — тех, кого не убили, в отличие от Рашели. Они разрезали нас на куски и засунули в новые тела. Здесь, под землей, почти полностью находится весь наш работный дом. Вместе с другими… вместе с…

В их сторону, размахивая дубинкой, торопливо направлялся какой-то человек. Девочка, которая когда-то звалась Сейнти, рухнула на металлические колени, а из ее механического горла вырвался свистящий стон.

— Уравненным запрещено разговаривать. Наказание — две минуты боли.

Молли попыталась заступиться за подругу и даже набросилась с кулаками на надсмотрщика, гнавшего перед собой колонну металлических рабов, но один из наемников схватил за руку.

— Эй, ты, оставь ее покое. Я первой начала разговор. Что ты с ней делаешь?

— Она служит своей цели, — ответил надсмотрщик. — Когда тебя уравняют, ты все поймешь сама. А теперь ступай своей дорогой, или же я увеличу этому компатриоту уровень наказания. Надеюсь, тебя не запишут в мою бригаду после того, как ты пройдешь операцию уравнивания.

— Если она доживет до того момента, когда получит новое тело, считай, что ей повезло, — заметила оценщица.

— Успокойся, моя милая, — сказал коммодор Блэк, заметив, что головорезы готовы в любую минуту обрушиться на Никльби. — Эти демоны с черными сердцами не проявят по отношению к нам ни грана жалости. Оставь свою подруге в покое, и тогда ты избавишь ее от еще больших страданий.

После этого троица пленников, бесцеремонно подгоняемая охранниками, спотыкаясь, заковыляла вслед за оценщицей. Та вела их за собой между руин в самое сердце подземной столицы. Вскоре они приблизились к самому высокому из зиккуратов, выстроившихся вдоль растрескавшейся мостовой, по обеим сторонам которой тянулись ряды черных каменных ламп. Старые кристаллы давно отслужили свой срок, и лишь недавно их заменили на газовые фонари, прикрученные к верхушкам столбов железной проволокой. Затем пленники поднялись вверх по ступенькам зиккурата. С земли тот не казался таким высоким, однако вскоре от подъема у Молли заныли ноги. На ее счастье охранники тоже устали и запыхались. Они скомандовали остановиться, и пленники получили возможность немного отдохнуть.

С высоты вырубленных в камне ступеней подземный ландшафт простирался перед ней как на ладони. Справа виднелась гигантская разверстая яма, окруженная со всех сторон строительными лесами и деревянными сходнями. Судя по всему, там полным ходом шли работы по восстановлению древней чимекской столицы. Именно сюда были брошены бесчисленные легионы металлических рабов, а также гибридов людей и паровиков. Они шагали куда-то в темноту, откуда доносился гул и уханье механизмов, свист паровых двигателей, нагнетавших давление в вертящиеся регуляторы. Молли увидела заднюю стену пещеры, где располагалась, по всей видимости, их тюремная камера; перед ней, от пола и до теряющегося в тумане потолка, выстроились высеченные в камне фигуры, этакий парад уродов. Гологрудые воины человеческой расы — мужчины и женщины, в хрустальных шлемах, похожих на купола, с нижними конечностями, похожими на лапки саранчи. Молли заметила, что граф Вокстион смотрит в ту же сторону, что и она. Судя по любопытству, читавшемуся в его взгляде, ее жестокосердный охотник плохо представлял себе, что здесь творится. По крайней мере он был осведомлен не лучше своих пленников.

На верхушке зиккурата застыли стражники в красных плащах, наброшенных на некое подобие военной формы. Так называемые неустрашимые. Похоже, гримхоупские головорезы — активные участники творящихся здесь дел. Впрочем, этого и следовало ожидать. Оценщица прошла сквозь ряды солдат. Позади них на троне восседал черноволосый вождь Гримхоупа, повелитель этой несчастной страны.

Молли и ее спутников бесцеремонно подтащили к самому трону.

— Тцлайлок!

— Компатриот Темплар, — обратился к Молли предводитель беглых революционеров. — Какая, однако, головная боль от столь юной барышни. Даже не верится, что это все из-за вас.

— Ты с ним знакома? — удивился Никльби.

— Сайлас, это король Гримхоупа. Ты вытащил меня из его столицы в Глубинах Дуицилопочтли.

— Наше расставание было кратковременным, — произнес Тцлайлок. — Знай я тогда, что вы у меня в гостях… а вы, компатриот щелкопер, сдается мне, не столь уверены в этом…

— Я буду постарше Молли, — ответил Никльби, — и помню, что среди портретов, что печатались в дешевых газетенках, было одно исключение — портрет лидера карлистского мятежа по имени Якоб Вэлвин.

— А у тебя, я смотрю, зоркий глаз, — произнес Тцлайлок. — Но Вэлвин умер. Наивный последователь Бенджамина Карла отошел в мир иной во время восстания. Его кровь бежала по канавам вместе с кровью других карлистов, а все потому, что их сердца и методы борьбы оказались недостаточны для тех великих свершений, которых требовала от них история. Они были слишком мягки, в то время как их враги тверды и безжалостны. Кроме того, они были морально сломлены собственной слабостью. Поверь мне, Тцлайлок не допустит подобной ошибки.

— Если вы мой клиент, — произнес граф Вокстион, делая шаг вперед, — то должны быть удовлетворены тем, что я выполнил возложенную на меня миссию, и потому позвольте мне откланяться. Боюсь, что я нахожу хитросплетения шакалийской политики слишком для себя утомительными.

— Компатриот Вокстион, как приятно наконец видеть вас без всяких искажений и трещин в зеркале. Ваши слова задели меня. Думаю, вы будете следить за политическими хитросплетениями вашей новой родины с не меньшим интересом, нежели за судьбой прежней. Что касается вас как охотника за головами, то здесь вы доказали свою незаменимость, — произнес Тцлайлок. — Впрочем, так говорилось и в ваших рекомендательных письмах.

— Это от кого же?

Откуда-то из-за шеренги стражников показалась фигура в простой синей военной форме, увешанной, однако, множеством медалей. По обе стороны от него стояло по уорлдсингеру в одеждах, скроенных на заморский манер. При виде сломанного боксерского носа и звериных черт лица рука-шпага крабианского телохранителя графа моментально взметнулась вверх в возмущенном жесте.

— Капитан Ариндзе!

— Компатриот-маршал Ариндзе, — поправил его вояка с иконостасом наград на груди. — Впрочем, вы плохо знакомы со знаками отличия народной армии. Фасон тоже слегка осовременили с тех пор, как вы бежали из Содружества Общей Доли.

— Еще один перебежчик! — воскликнула Молли и посмотрела сначала на графа, потом на маршала. — Да я смотрю, здесь такими, как вы, кишмя кишит.

— С той разницей, что граф больше не гражданин Квотершифта, юная компатриотка, — ответил офицер. — Он утратил право называться им, когда бежал за границу. Надеюсь, граф, вы помните вашу речь перед генеральным командованием в ночь перед последней битвой. Полагаю, вы не забыли и мой совет. Судя по всему, приятель, мне посчастливилось примкнуть к нужным людям. И вот теперь я ношу маршальский жезл, в то время как вы, в некотором роде, служите под моим началом, при условии, конечно, что пересечь границу нашим компатриотам посодействовало золото Содружества Общей Доли. Старина, вы сохранили титул, но потеряли страну. Надеюсь, сделка того стоила.

— Вы же сохранили мундир, зато лишились всего остального, ради чего его стоит носить, — парировал граф. — Подозреваю, что эта сделка в ваших глазах оправдывает себя.

— Еще как оправдывает! — Маршал помахал своим солдатам, и те вытащили откуда-то массивный сундук. — Только давайте не будем говорить, будто мы не умеем держать данное слово. Как я уже сказал, Содружество Общей Доли спонсирует деятельность наших компатриотов в Шакалии. Значит, так будем поступать и мы. Пользуйтесь даровыми деньгами, пока есть такая возможность, компатриот. Скоро они станут анахронизмом, как, впрочем, и ваш титул, и жалкие остатки ваших владений. Обществу равных деньги не нужны, разве что для того, чтобы и дальше способствовать скорейшему успеху нашего дела.

Глаза коммодора округлились от удивления — он никак не ожидал увидеть в сундуке увесистые мешки, туго набитые деньгами.

— Вы что, совсем рехнулись? Что нужно вашему чудовищному государству от этой бедной девушки и усталого подводника, вроде меня? Какой вам от нас толк?

— Нам нужна добрая воля наших соседей, — ответил квотершифтский вояка.

— Это лишь вежливый способ сказать, что такова его плата за небольшой уголок в Шакалии, — произнес Тцлайлок. — Ничего особенного, так, пустячок… начиная от границы и далее на юг до Комломни, этакая узкая полоска длиной в шестьдесят миль, которая, разумеется, включает в себя равную часть Шэдоуклока и газовых месторождений с шахтами.

— Вэлвин, твое место в сумасшедшем доме! — не выдержал Никльби. — Неужели ты думаешь, что воздушный флот будет смотреть сквозь пальцы на то, как Содружество Общей Доли сметет проклятую стену и, выстроившись в колонны, ринется через границу? Знаешь, чего ты этим добьешься? Того, что на головы этим несчастным вновь обрушится Редокс. Горы трупов твоих соотечественников — вот цена, которую ты заплатишь за свою безумную войну.

— Ты гладко пишешь, — отозвался Тцлайлок. — По крайней мере мне всегда так казалось. Как я полагаю, ты всегда пользуешься левой рукой.

Стражники схватили Никльби и выволокли вперед.

— Тем не менее я нахожу твои статьи слишком витиеватыми. Позволь мне показать тебе, что я намерен сделать с Королевским воздушным флотом Шакалии, которым вы так гордитесь.

С этими словами он взял у одного из стражников саблю и рубанул ею по левой руке Никльби. Отрубленная кисть упала к ногам маршала.

— Трудно сосредоточиться, не правда ли, — ухмыльнулся Тцлайлок, когда журналист, вскрикнув от боли, ухватился второй рукой за окровавленную культю. — Безусловно, для того, чтобы ты все основательно для себя уяснил, мне следовало бы отсечь тебе голову, но тогда от тебя практические ничего не останется. А как, скажи на милость, ты в таком случае пройдешь уравнивание?

Тцлайлок указал на огнедышащую яму за их спинами. Стражники тотчас подтащили к ней стонущего Никльби и сунули брызжущие кровью остатки руки в горячие угли. К тому времени как кровотечение остановилось, журналист уже был без сознания.

Молли осыпала вождя мятежников проклятиями. Тцлайлок в ответ на ее гневные слова лишь провел пальцем по ее щеке.

— Не переживай, Молли Темплар. Скоро у него будут руки из нового материала.

— Неужели таким чудовищам неведомо человеческое сострадание?! — взревел коммодор Блэк.

— Мое сострадание распространяется лишь на тех, кто страдает под гнетом тирании на поверхности земли, — парировал Тцлайлок. — Жалости к военным преступникам и пропагандистам старого режима я не испытываю. Я вижу, что вы шокированы, коммодор. Мне все известно о вас и о ваших прихлебателях — в машинных залах Гринхолла трудится немало моих единомышленников, моих духовных братьев и сестер. И вообще, я бы советовал тебе вспомнить свои собственные темные делишки, когда ты промышлял как научный пират Самсон Дарк!

Молли перевела растерянный взгляд на коммодора.

— У тебя не все в порядке с головой, — произнес тот. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь!

— Согласен, новый код крови, капитан Дарк, и новое лицо, которым снабдил тебя твой шарлатан-уорлдсингер, на какое-то время сбили с толку наших компатриотов в Гринхолле. Но Гринхолл — не единственное место, где занимаются проверкой происхождения старинных семейств.

Тцлайлок поманил пальцем, и вперед шагнул человек, по виду — истинный шакалийский эсквайр; его жилет буквально лопался по швам, обтягивая мощные грудные мускулы.

— Надеюсь, вы знакомы с вашим компатриотом из Небесного Суда.

Капитан Блэк в ярости набросился на человека в жилете, однако тот мгновенно превратился в размытое пятно и ловко подставил ему подножку. Подводник споткнулся, но стражи успели подхватить его и удержать на месте.

— Вилдрейк! — взревел коммодор, вырываясь из цепких рук конвоиров. — Вели им отпустить меня, и тогда мы с тобой померяемся силами один на один.

— Ты потерял форму, капитан, твои мышцы слишком одрябли, — ответил Джейми Вилдрейк. — Ты только взгляни на свою грудную мускулатуру — да это же позор для любого бойца. Правда, тебя можно поздравить хотя бы с тем, что столько времени у тебя ушло на то, чтобы довести себя до столь плачевного состояния. Четырнадцать лет Небесный Суд пребывал в уверенности, что ты погиб на острове.

— Коммодор, — подала голос Молли, — объясните, о чем, во имя Великого Круга, идет речь?

— Ах, значит, теперь он у нас коммодор, — язвительно произнес Ловец волков. — Какой, однако, жалкий титул для герцога Фернитианского. Вы якшались с последним представителем шакалийской аристократии, моя милая уличная барышня. С тех самых пор, как закончилась гражданская война, пираты-роялисты были последней занозой в нашем боку. Но пока не появился Дарк, они действовали разрозненно на своих украденных кораблях, плодясь как морские змеи. Самсон Дарк объединил их, заставил семьи эмигрантов забыть старые распри, сделал из них реальную силу, угрожавшую морским торговым путям.

— Ты смог потопить нас лишь благодаря предательству! — воскликнул коммодор. — Во всей Шакалии не было ни одного шкипера, способного оказать нам достойное сопротивление.

— Невозможно предать дело, в которое не веришь сам, — возразил ему Вилдрейк. — В чем вскоре убедятся и наши повелители в самой Шакалии.

— Так вы истребитель? — изумилась Молли. — И вы заодно с этими отступниками?

— Он самый худший из истребителей, — ответил коммодор Блэк. — Их там в небе целое гнездо. Они наблюдают за нами, словно мы не люди, а жалкие букашки. И когда кто-то из нас случайно бежит не туда, куда им нужно, они безжалостно давят нас как тараканов.

— В таком случае, Дарк, мне полагаются аплодисменты за то, чего я вот-вот достигну, — произнес Ловец волков. — То, чего за пятьсот лет ты и твои аристократы в изгнании не смогли достичь, несмотря на все ваши вылазки, грабежи, поджоги судов мирных торговцев. Больше никакого парламента — от продажного наследия Киркхилла мы не оставили камня на камне.

— Во всей Шакалии не сыщешь компатриота лучше, чем этот, — произнес маршал Ариндзе, погладив Ловца волков по спине, словно тот был его сыном. — Истинный сын революции, прекраснейший пример того, как наш брат способен открыть глаза навстречу правде, отречься от тяжкого наследия своего происхождения. Вы только взгляните на крепость его мускулов! Он — разящий меч истины, безжалостный разящий клинок, чье острие мы обязаны вогнать прямо в сердце врагу трудового народа!

— Будь ты проклят, изменник и предатель! — взорвалась Молли. — Твоя шея словно специально создана для того, чтобы болтаться в петле рядом с Боунгейтом.

Маршал Ариндзе с размаху ударил Молли по лицу. Девушка не удержалась на ногах и упала.

— Жаль, что не могу найти тебе место в одном из наших лагерей, красотка. Вот бы где тебе открыли глаза на суть карлизма — тебе, особе низкого происхождения, которая по идее должна была давно влиться в наши ряды, стать бойцом за правое дело. Ты же выбрала себе иной путь.

— Я никогда не буду служить вам, даже не надейтесь! И ты и твои предатели-друзья, вы все плохо кончите! — выкрикнула Молли. — Стоит вам только перейти границу, и наши люди похоронят всю вашу грязную армию, как случалось уже не раз!

Тцлайлок и маршал лишь рассмеялись и указали в сторону котлована, где копошились легионы рабов.

— Нашим соседям из Квотершифта незачем переходить границу, чтобы помочь нам. Скажем так, они пересекут ее, но только не по земле, а под землей. Этот город — не единственный секрет, которым древние тени Уайлдкайотлей поделились со мной. Они провели меня заповедными пневматическими тоннелями, наполовину разрушенными и обвалившимися от времени, однако нет такой преграды, какую бы не решили преодолеть те, кто стремится к свободе и равенству. Ваша тирания лавочников и фабрикантов вот-вот рухнет, ей не устоять перед напором истиной революции, компатриот Темплар. Через несколько дней целая бригада моей народной армии будет готова маршем подойти к границе Миддлстила. На этот раз все будет работать на нас. Мы не изнеженные философы, привыкшие предаваться праздным размышлениям, и не сентиментальные идиоты, павшие пятнадцать лет назад под залпами шакалийских пушек. Мы идем воевать за правое дело!

Молли вся дрожала. Это были пустопорожние, безумные речи, однако сердце подсказывало ей, что кровавая бойня, продолжающаяся в Квотершифте вот уже несколько десятилетий, вскоре перекинется и на ее родной Миддлстил. Старые пневматические туннели империи — мятежники расчистили никак не меньше двухсот миль подземных путей, чтобы подобраться к самой границе Содружества Общей Доли.

— Загляни к себе в душу, юная компатриотка, и ты увидишь, что я прав. И стоит нам избавить воздушный флот от кровососов-патрициев, как мы натравим наших славных авиаторов на остальную часть континента. Закоснелые мехоманты городов-государств, заплывший жиром божок Киккосико, Король-Пар с его хваленым интеллектом — все они падут под ударами моей светоносной армии. Мы сметем с лица Земли изжившие себя королевства, а на их месте возведем наш союз.

Молли пнула ногой сундук с деньгами — набитые монетами мешки громко звякнули.

— Почему ты охотился за мной, Тцлайлок? Зачем я тебе понадобилась? Я не вижу для себя места в твоей мерзкой новой стране.

— Из-за твоей красоты, компатриот Темплар, — ответил вождь мятежников. — А в моей стране все занимают равное место. Но ты, моя дорогая компатриотка, займешь в нашем новом мировом порядке особое место. Давай обойдемся без ложной скромности. Мы обнаружили в твоем новом обиталище остатки анализатора крови. Кроме того, мне все известно о твоем появлении в машинных залах Гринхолла. Думаю, мне не надо объяснять тебе, что это значит.

Стоявший позади Молли стражник из свиты графа принялся набивать шакалийскими гинеями армейский заплечный мешок.

— Компатриот Вокстион, — произнес Тцлайлок, — перед тем, как вы покинете нас, я позволю себе маленькую вольность — я отменил заказ на ваш билет на пароход, отплывающий в Конкорцию. В ближайшие месяцы мне, похоже, никак не обойтись без ваших услуг. Видите ли, нам предстоит выследить и обезвредить огромное число людей — Стражей, лордов и членов круговистского совета. Таланты такого уникального специалиста, как вы, требуются нам здесь и сейчас, так что колонии могут немного подождать.

Услышав его слова, Вокстион заметно сник. Но даже если его терзали какие-то сомнения, нахмурившемуся убийце хватило ума сдержаться и не произнести их в присутствии Тцлайлока.

— Тцлайлок, ты болен изнутри, — сказала Молли. — Чтобы это понять, мне не нужна в жилах кровь древнего воина. Ты весь прогнил.

— Кстати, о твоей крови. Она нам тоже пригодится. — С этими словами безумный предводитель нажал на каменную сферу в подлокотнике трона, и часть пола постепенно собралась складками, а в образовавшемся пространстве, навстречу искусственному свечению кристаллов, поднялось возвышение, увенчанное черным крестом. Его каменная поверхность была пронизана сетью серебристых желобков. Верхняя часть креста прямо на глазах начала принимать форму луковицы и вскоре превратилась в прозрачный пустотелый кристалл, каких Молли никогда не видывала прежде. Внутри него бурно клокотала кровь. Эта кровь производила впечатление живой. Казалось, она наделена щупальцами, которые бились о прозрачные стенки, словно пытаясь вырваться на свободу, после чего вновь ныряли в бурлящую алую жидкость.

Молли оцепенела от ужаса, не в силах даже сдвинуться с места. Этот кристалл — единственное, что осталось от ее дальней родни. Все они, и мужчины, и женщины, пали жертвами убийцы из Питт-Хилл, а их души и кровь смешались в этом алом море отчаяния.

— Я предлагаю тебе королевский трон, — произнес Тцлайлок. — Ты будешь восседать на нем рядом со мной, ты станешь священной матерью нашего дела, компатриот Темплар.

— Оставь ее в покое, чудовище! — крикнул коммодор. — Ах ты моя милая, моя несчастная, угораздило же тебя иметь в жилах такую кровь!

Тцлайлок расхохотался.

— Уберите отсюда этого жирного идиота и его дружка, замаравшего себя военными преступлениями! Отведите их назад в камеру. Приготовьте обоих к операции уравнивания. Не вижу никаких причин, мешающих герцогу трудиться наравне с нашими братьями и сестрами на наших военных заводах. Не переживайте по поводу крови моей младшей сестры, компатриот граф. Она не последняя в своем роде. В отличие от ее родни, я не намерен выпускать из тела компатриота Темплар всю кровь. У меня в отношении этой особы иные планы.

— Это какие же? — спросила Молли сдавленным от ужаса голосом.

— Полюбоваться на твою агонию, компатриот Темплар. Я хочу, чтобы твои мучения продлились как можно дольше. Твоя боль сделает нас всех свободными.

Сознание Оливера просветлело. В следующее мгновение он уловил уже ставший привычным гул, исходивший от светящихся сфер — миниатюрных звезд, что кружились на ее орбите. Хозяйка Огней. Он огляделся по сторонам. Вокруг него все застыло — Стимсвайп разбит на мелкие куски, валяющиеся на грязном полу. Двое неизвестных ему людей уныло сидят по другую сторону железной решетки, лишившей свободы и изуродованного Стимсвайпа, и его самого. Время остановилось, застыло на месте, даже насекомые, что кружились над ранами одного из мужчин, и те недвижимо повисли в воздухе.

— Оливер! — произнесла Смотрящая. — О мой Оливер, что ты здесь делаешь? Это не твоя тропа, тебе незачем по ней идти. Кто теперь поведет твой народ к свободе и счастью? Ты должен остаться в живых, когда все закончится. Ты нам очень нужен. Твой путь слишком прочно слился с неудачей, а это крайне опасно.

— Мне никогда не нравилось быть той частью плана, что оставлена на самый крайний случай, — огрызнулся в ответ Оливер. — Такое впечатление, что ваш любимчик-рыцарь слишком щедро пользуется так называемой свободой воли, которую вы столь высоко цените.

— Оливер? Что с тобой? Какая муха тебя укусила? Внутри тебя что-то сидит. Не отрицай, я это чувствую. В твоей схеме возникли какие-то изъяны.

— Жизнь полна неожиданностей, не так ли, мама? — ответил Оливер. — Если тебе хочется развести зверинец, дабы загладить вину за то, что ты слишком рано нас списала со счетов, найди себе для этих целей кого-то другого. Я же умру, сражаясь здесь, прежде чем моя нога снова ступит на другую сторону проклятого занавеса. Я принадлежу расе людей, и их мир — мой родной. Мне надоело вечно от кого-то убегать и от кого-то прятаться. Я за свою короткую жизнь набегался столько, что с меня хватит!

— Значит, ты все вычислил? — вздохнула Смотрящая.

— Да, твой «уговор» с моим отцом, — ответил ей Оливер.

— Мне нужно было изучить твое существование с точки зрения твоих людей, — сказала Смотрящая. — Вот почему, если можно так выразиться, я оставила здесь свою тень — эхо той, кем я на самом деле являюсь. Смертную тень. Увы, как впоследствии оказалось, она несла в себе все порывы и страсти человеческой плоти. Как мы знаем, дела для нее кончились плохо.

— Я вижу, ты умеешь извлекать выгоду даже из собственных ошибок, мама, — произнес Оливер с горечью в голосе.

Он понимал, что должен испытывать какую-то привязанность к светоносной богине, но, как ни странно, в душе его царила опустошенность. Или же это пистолеты притупили его чувства? Нет, даже если предположить, что они его никогда бы не нашли, он все равно чувствовал бы то же самое. Ведь это все равно, как если бы вам сказали, что вашей матерью был северный ветер. Можно любить человека. Но любить тень? Ходячую схему? Разве нормальный человек когда-нибудь питал любовь к такого рода вещам?

— Оливер, — произнесла Смотрящая с мольбой в голосе. На ее бесплотном лице читалось отчаяние. — Ты обрекаешь свой род. Ты — их последняя надежда на спасение. Мне нужна твоя раса, мне нужно, чтобы она выжила, мне нужно, чтобы выжил ты!

— В таком случае, почему ты не оставила священного мальчика среди тех, кто живет в быстром времени? — спросил Оливер. — Зачем ты отправила меня в Шакалию?

— Увы, слишком поздно задавать такие вопросы, дитя мое. Теперь ты пленник в руках прислужников нашего врага. Будучи таковым, ты обречен; Вскоре падут последние барьеры, и враг будет здесь. Уайлдкайотли наверняка возжелают куда более страшных вещей. Им наверняка захочется заново запустить в действие ужасный план, чтобы изменить этот мир на свой манер и вкус. Когда это произойдет, силы, что стоят за мной, начнут стирать все, что поддерживает твое существование. А пока ты можешь отвести в безопасное место всех феев, какие только пожелают уйти вместе с тобой.

— Ты делаешь то, что тебе кажется, ты должна сделать. Знай, что когда ты попытаешься, за стенами мира, с которым ты столкнешься, будет не одна лишь тьма.

— Это не твои слова, — произнесла Смотрящая. Ее тело начало вибрировать, утрачивая четкие очертания. Раньше она исчезала тихо, совсем не так, как сейчас, без всяких судорог. Теперь же она стремительно менялась, световые сферы тревожно пульсировали. Она в умоляющем жесте потянулась к своим огням. — Останови их, у меня еще есть время. Я должна…

Ее очертания увеличились в размерах. Они менялись буквально на глазах — куколка превращалась в бабочку. Даже ее огни стали иными, вместо ярких сфер они казались зловещими скоплениями острых игл, которые в безумном ритме вращались вокруг своей новой повелительницы. Эта другая чем-то напоминала ожившую тень медведя. Никаких черт, лишь темная двуногая масса. Один-единственный глаз повернулся в сторону Оливера, чтобы запечатлеть в памяти тюремную камеру. Его ощущения плыли через Оливера, растекаясь за доли секунды на тысячи миль.

— Ты и есть он самый? — спросила Медвежья Тень. — У нее была тысяча лет, и ты лучшее, что она создала. Удивительно, что меня не позвали раньше.

В голове Оливера эхом звучали слова Смотрящей, сказанные ею посреди холодной пустоши.

— Меня уберут. Вне всякого сомнения уберут. Больше никаких ограничений. Зато тебе дадут опасное поручение, так сказать, с коротким предохранителем.

— О каком предохранителе ты говоришь? — спросил Оливер.

Медвежья Тень обвела взглядом камеру, однако взгляд ее простирался на тысячи миль.

— Боже, все вверх тормашками. Я гляжу, ты не слишком усердствовал, выполняя данное тебе поручение.

Оливер рассмеялся. Было странно слышать, как твой собственный смех эхом отдается посреди застывшего времени.

— Во имя Великого Круга, скажи мне, что ты знаешь о реальной жизни?

— А вот это уже нечто новенькое, — отозвалась Медвежья Тень. — Не удивительно, что ты напутал ее так сильно, что она призвала на помощь меня. Вот только вряд ли тебе можно чем-то помочь. Откровенно говоря, будь я на ее месте, я бы бросилась со всех ног, словно крыса, в туннель, который она проложила в последний раз, когда там были беспорядки.

Медвежья Тень сердито ткнула в Оливера пальцем.

— Именно для этого я и создана. После того, как вы, мясные мешки, покончите у себя с королевской властью, я могу даже слегка повременить с разрушением вашей лавочки, и вместо этого немного займусь врагом. Черт возьми, я уже забыла, когда развлекалась в последний раз.

Оливер почти вплотную придвинул лицо к силуэту Медвежьей Тени.

— Я бы не стал тянуть и начал их жечь прямо сейчас, мой предохранитель. Могу легко представить себе, сколько тебя ждет всяких дел.

Медвежья Тень отрицательно покачала головой.

— Проклятие, неужели она совсем отуземилась?

С этими словами Медвежья Тень испарилась, словно ее и не было, а время возобновило свое былое течение.

Бывали моменты, когда боль становилась такой невыносимой, что переставала жечь; когда огонь, пожирающий ее кожу, становился таким обжигающим, что усталые нервы отказывались передавать мозгу сигналы агонии. Эти короткие промежутки холодного спокойствия прерывались, стоило кресту, к которому ремнями была привязана Молли, почувствовать ее облегчение, и он менял схему боли. Например, ему ничего не стоило превратить боль в ряд острых шипов, которые пронзали ее кожу, или же в тяжесть гигантской горы, которая давила на нее всем своим непомерным весом. Вот такой изобретательный и хитроумный кусок черного камня. Улавливал он и те мгновения, когда она была готова вот-вот потерять сознание, когда мозг ее, казалось, был готов разбиться на осколки, лишь бы только уменьшить ее страдания. Увы, за считанные доли секунды до того, как ей лишиться чувств, крест неожиданно разворачивался, и ощущения Молли уносились в теплый воздух пещеры, где ей не оставалось ничего другого, как следить за мерцанием чимекских кристаллов, которые то меркли, то под действием токов земли разгорались с новой силой.

— Говорят, некоторые даже входят во вкус, — усмехнулся Тцлайлок. Интересно, сколько он уже здесь стоит, глядя, как несчастная Молли корчится от боли и заходится в крике? — Какое, однако, мудрое устройство, доставшееся еще с эпохи великих льдов. Камень не только палач, но и лекарь. Он может поддерживать в тебе жизнь годами, терзая тебя и одновременно залечивая твои раны. Прелесть в том, что все происходит в твоем сознании. Своего рода модель самой жизни — сначала немного нас помучить, затем пообещать удовольствие или на худой конец прекратить страдания.

Молли было трудно сосредоточиться даже в те редкие мгновения, когда каменный крест давал ей короткие передышки, и боль отступала.

— Чего тебе от меня надо? — бросила она в ответ. — Скажи, и я тебе это дам, только выпусти меня отсюда.

— Это отнюдь не то, что мне надо, — ответил тот, кто еще недавно носил имя Якоб Вэлвин. — Уверяю тебя. Иное дело, что без этого нельзя. Ты последний оператор, Молли Темплар. Ты чувствуешь то, что чувствует Гексмашина. Других операторов кроме тебя не свете нет, и ей не на кого больше распределить свои ощущения. Когда я пытаю тебя, вместе с тобой я пытаю и ее тоже.

— Но ведь я даже не встречалась с Гексмашиной! — прорыдала Молли.

— А по-моему, встречалась. — возразил Тцлайлок и погладил кристальную поверхность позади Молли. Кровь далеких предков усиливала ее страдания, подобно тому, как линза усиливает световой луч. — Как и все из твоих дальних родственников. Готов поспорить, что по ночам к тебе приходят странные сны. Например, юное дитя. Ты ведь видишь его?

Неужели тот призрак — юный дух в Ток-Хаусе — и есть Гексмашина?

— Она являлась и в мои сны, — произнес Тцлайлок, — но я видел ее и в плоти, когда она убегала по туннелям. После восстания я пошел глубже, компатриот Темплар. Даже такое место как Гримхоуп не гарантировало безопасности человеку по имени Якоб Вэлвин, особенно, когда вокруг полно охотников за головами и разного рода отребья, готовых пожертвовать даже городом свободы, лишь бы получить баснословные деньги, обещанные за мою голову. Я пошел дальше и глубже, чем кто-либо другой, начиная с падения империи чимеков. Я полз среди груд камней, обвалившихся со стен, я пробирался по воздуховодам мимо скелетов грабителей пещер, мимо праха и доспехов чимекских воинов, которые стояли, отказываясь сдаваться, до самого конца.

Я пил воду из подземных озер, которые не видели человека более тысячелетия, питался грибами, которые жители древних империй выращивали, чтобы не умереть с голоду. Питался даже дикими существами, которых разводили для себя жрецы культа саранчи. Некоторые из их машин все еще дышат там внизу, живые машины, созданные из плоти и крови, некоторые — продукты того же колдовства, которое сохранилось, разлитое, правда, в слабом, разжиженном виде, среди дюн Кассарабии.

Не успел он закончить свой рассказ, как Молли вскрикнула — это каменный крест решил, что она передохнула и созрела для новых мук.

— Мне, право, жаль, компатриот Темплар, — вздохнул Тцлайлок, — но ты — ключ. Неужели ты сама не чувствуешь? Ксам-ку сейчас почти с нами, и Токсикатль, все тени Уайлдкайотлей. Твоя агония вспарывает швы на тюрьме, в которую их заточил твой предок и его гнусные творения. Еще немного — и Гексмашина не выдержит и наверняка проберется сюда, чтобы тебя спасти. И тогда мы растерзаем ее, раздерем на части.

Молли видела в воздухе очертания древних созданий, их голодные челюсти клацали в предвкушении поживы, в ней просыпалась память о древних схватках с мерзкими, но удивительно сильными паразитами. Семь священных машин и отряд отважных воинов. Древнее зло вернулось, однако навсегда ли — пока неизвестно. Чтобы оно закрепилось, необходимо уничтожить Гексмашину, а его самого накормить не одной сотней человеческих душ. В чимекские жертвенные костры летели бесчисленные человеческие сердца. Зачем уравненным эти трепещущие куски мяса? Равным гражданам они ни к чему, от них лишь зависть и ревность, стремление к личному возвышению, опасные мечтания и напрасные надежды на лучшее будущее. Тцлайлок позаботился о том, чтобы в их новых телах не оставалось никаких пламенных сердец.

Молли дугой выгнулась от боли на каменной плите. Казалось, ее крики разносятся по всему разрушенному городу.

— Нельзя доверять древним, — произнесла она сквозь стиснутые в агонии зубы.

— Они лишь сила, не более того, — возразил Тцлайлок. — Наша вера в них поддерживает их, наша преданность не дает им сгинуть. Подобно тому, как порывы ветра крутят крылья мельницы, так и мы запряжем Уайлдкайотлей, чтобы они способствовали достижению великой цели. Мне они нужны исключительно из практических соображений. Пусть древние питаются нашими душами, тем более что в последних нет недостатка, особенно там, наверху. Хозяева счетных домов, надсмотрщики на фабриках, императоры и разного рода кровопийцы, которые высасывали из народа последние соки с тех пор, как колесо истории начало свое вращение. И если все станет с точностью до наоборот — то в этом есть своя логика и справедливость. Довольно паразитировать на нас, попили нашей кровушки и хватит! Настала наша очередь устроить себе пир из плоти бывших эксплуататоров!

— Не делайте этого! — взмолилась Молли.

— Подумай сама, Молли Темплар. Наши компатриоты в Квотершифте вот уже целое десятилетие пропускают паразитов своей страны через Гидеонов Воротник, и в результате получают разве что компост для своих ферм. Однако стоит нам сплавить с революцией могучих Уайлдкайотлей — и все будет в наших руках! Не останется ничего, чего бы мы не смогли достичь! Ни одного врага, которого мы не смогли бы одолеть. Мы построим идеальное общество всеобщего равенства, которое будет существовать вечность!

— Не надо! — вскрикнула Молли, словно ее ошпарили кипятком.

По лицу Тцлайлока покатились слезы.

— Мы возведем тебя в ранг святой, Молли! Мы возведем в твою честь храмы, возвеличим тебя, простую уличную девчонку, которая пожертвовала собственной жизнью, чтобы сделать мир прекрасным и величественным. Твои мучения будут не напрасны. Думаю, тебе самой хочется нам помочь.

Что он еще сказал дальше, Молли не слышала, его слова заглушила новая волна невыносимой боли.

Граф Вокстион сидел в кресле вот уже более часа, глядя на стоявший перед ним сундук с деньгами. Высыпав на полированную поверхность стола целый мешок шакалийских гиней, он раскладывал монеты аккуратными столбиками, перекладывал из одного в другой, и так до бесконечности…

— Думаю, теперь вам есть, на что прожить остаток ваших дней, — заметил Кауард.

— Верно, — отозвался граф. — Хотя, я подозреваю, что стоит нам справиться о наличии билетов на пароход до Конкорции, как нам тотчас ответят, что свободных мест нет.

— Я вот что думаю — а не обратиться ли нам к какому-нибудь старому шкиперу? Или к капитану какой-нибудь вольной подводной лодки. К тому же Шакалия пока что не в их власти. А ведь оттуда ходят паромы в города-государства и в Священную империю. Уж если на то пошло, благодаря связям моего клана мы вполне могли бы без всяких приключений пробраться через Лионгели. А стоит нам добраться до одного из портов Пресного моря на побережье Крейорокко, как мы могли бы отплыть в Тар. Мне всегда не давала покоя мысль, что будет, если все время плыть на восток? К тому же я не думаю, чтобы они держали в поле зрения дорогу на юг.

— В Кассарабию? — Граф едва не расхохотался. — Старикашка, сидящий в тени пальм на крыше дома из необожженных кирпичей, жующий леааф и пытающийся вспомнить, что такое сделать глоток вина и при этом не почувствовать на зубах песок. Дело не в том, что Тцлайлок держит нас у себя. Дело в другом: он хочет показать нам, кто здесь хозяин. Его люди не спускают глаз лишь с меня. Тебе ничто не мешает вернуться в колонии. Нам нет никакого смысла гнить в этом подземелье вдвоем.

— Нет, сэр, ваше предложение мне не по душе, — ответил крабианец. — Скажу честно, я прикипел душей к этой глупой, самодовольной нации. У них хватает сил, чтобы подмять под себя целый континент, а они занимаются тем, что подстригают живые изгороди, предавая им причудливые формы, ведут пустопорожние дебаты и каждый час прерывают свои дела, чтобы сварить себе чашечку каффиля. Шакалия заслуживает лучшей доли, нежели та, что постигла старую страну. К тому же, сэр, без вас мне было бы как-то скучно.

— В таком случае остается лишь надеяться на лучшее, — произнес граф. — Я хороший ловец, но боюсь, что добыча мне светит не слишком удачная. Что же мне делать?

Слуга-крабнанец подал ему поднос.

— Не думаю, сэр, что дело лишь в том, кто здесь хозяин.

Граф прекратил строить пирамидки из монет.

— Тогда в чем же? А… понятно, ты, значит, все-таки ее сохранил.

С этими словами он взял с подноса тонкое отполированное лезвие. От Кауарда не скрылось, каким взглядом хозяин смотрел на фехтовальную саблю. Лишь однажды за всю свою жизнь старый крабианец ослушался хозяйского приказа: когда тридцать лет назад на поле битвы ему было велено бросить острое лезвие.

— Полагаю, сэр, — ответил крабианец, — что это дело чести.

На вершине зиккурата правители Гримхоупа трепетали от страха, не зная, куда им деться. Они еще ни разу не видели Тцлайлока в таком гневе.

— Почему? — орал он на них, тыча пальцем в тело, привязанное к чимекскому пыточному камню. — Почему Гексмашина так и не появилась? Девчонка привязана к камню вот уже два дня. Ее агония стоила того, чтобы на нее полюбоваться — но я до сих пор не вижу никакой Гексмашины!

Жрецы культа саранчи растерянно топтались на месте. Они были ярыми сторонниками древней религии, знали множество древних текстов, которые Тцлайлок добыл для них во время долгих подземных скитаний. Однако в данный момент были среди них и такие, кто предпочел бы поменяться местами с кем-нибудь из уравненных компатриотов.

— Компатриот Темплар — не самый последний оператор, — наконец решился подать голос один из жрецов. — Это единственное разумное объяснение.

— Мы всегда знали, что существует такая опасность, — поддакнул другой его собрат по ремеслу.

Тцлайлок гневно ткнул пальцем в жреца, облаченного в красные жреческие одежды.

— Вы хранители нового порядка, вы пастыри равенства. И что за слова я слышу от вас?

— Но это лишь предположение, которое мы не можем исключить, — произнес тот из них, что когда-то служил техником в Гринхолле. — Появился новый потомок Виндекса, наделенный способностью контролировать Гексмашину, или же — такую возможность тоже нельзя исключать — они были здесь среди нас всегда, поскольку код их крови остался нерасшифрованным. Некоторые из удаленных приходов не спешат с регистрацией.

— Но операторы к нам приходили всегда! — выкрикнул Тцлайлок. — Всегда! Их притягивали сюда последние из этих инфернальных машин! Разбудите вашего жучка, запустите его в транзакционный двигатель! Пусть он прошерстит как следует архивы Гринхолла! Если существует еще один оператор, то мы должны во что бы то ни стало его отыскать! Мне нужна их кровь и их боль!

— А что делать с этой? — поинтересовался жрец культа саранчи, указывая на Молли. — Мы могли бы выкачать из нее кровь для котла.

Тцлайлок с силой ударил жреца по лицу; тот пошатнулся и упал.

— Ты идиот, а не пастырь! Она — идеальная компатриотка, брошенная на произвол судьбы тиранией, воспитанница работного дома, храбрая и прекрасная девушка. В ней боевого духа даже больше, чем у десятка мужчин. И если существует еще один оператор, он скорее всего будет из той же породы, что и прочая наша добыча в Питт-Хилле — бюргеры, советники, праздные щеголи и прочие никчемные бездельники из числа угнетателей. Неужели, по-вашему, мы должны возвести памятник в честь некоего юного мученика с годовым доходом в десять тысяч гиней? — С этими словами вождь революции нежно погладил влажные от болезненной испарины локоны Молли. — Нет, вот она, наша идеальная святая. Бросьте ее назад в карцер, дайте пищи, пусть снова придет в себя и наберется сил. Как только установим личность нового оператора, мы решим, кто из них двоих отдаст свою кровь в котел, а кто пойдет на священный крест.

— Дайте мне отряд воинов, и мы прочешем туннели и захватим Гексмашину, — подал голос жрец, что валялся у ног Тцлайлока. — Я отыщу дьявольское устройство и уничтожу его во имя нашего правого дела!

— Нет, — возразил предводитель мятежников. — Возможно, я обошелся с тобой слишком сурово, компатриот пастырь. Ты читал обнаруженные мною тексты, но ты понятия не имеешь, насколько хитра и изворотлива Гексмашина, в какие глубины она забралась от нас, как нашептывает льстивые слова расплавленной лаве. Она зарылась в туннели так глубоко и далеко, кто даже кристаллы, контролирующие выбросы земли, давно уже расплавились в тех недрах. Ты понятия не имеешь, какой жар стоит там и какие опасности подстерегают, помимо выбросов раскаленной лавы. Одно только эхо бормотания Гексмашины кого угодно лишит рассудка. Ни один охотник за головами, ни один боец за правое дело не способен поймать эту злобную тварь.

С этими словами он отеческим жестом, словно малого ребенка, погладил жреца по голове.

— Нет, лучше мы поищем ей новую наживку. Для нас непозволительная роскошь жертвовать жизнями тех, кто всей душой предан правому делу. — Тцлайлок вытащил обсидиановый кинжал и полоснул жреца по горлу. — Особенно когда гаранты революции жаждут душ тех, кто слишком глуп, чтобы вести народ к свободе.

Другие жрецы с какой-то неприличной готовностью набросились на своего собрата и держали его, пока Тцлайлок вырезал ему сердце.

— Ксам-ку, Токсикатль! — выкрикнул он. — Круатолатль и Бруаксачима!

Кристаллы под потолком разгорелись ярче, высветив на мгновения призрачные очертания людей-насекомых. Жрецы культа саранчи разразились восторженными воплями. Король Гримхоупа указал на угли.

— Быстро зажарьте сердце! Если его слишком долго продержать на воздухе, потеряется весь вкус.

Жрецы потащили бездыханный труп своего собрата вниз по ступенькам зиккурата, а затем по подземному бульвару. В тени одного здания что-то прошипело, обращаясь к самому себе, причем на два голоса.

— Очередной мертвец. Старики явно набирают силу.

— Мы в силах помочь, сказала она…

— Погоди, еще не пришло время…

— Да, надо правильно выбрать момент.

— Верно. Ш-ш-ш!

И нечто, что-то бормоча самому себе, юркнуло назад в тень.

Молли проснулась в камере. Странно, но после нескольких суток нескончаемой боли тело ее снова почувствовало себя живым и полным сил. К ней подошел коммодор.

— А, моя милая, я уже опасался, как бы ты не лишилась рассудка от этих жутких пыток.

— Коммодор, как мне лучше называть вас? Самсон?

— Забудь это имя, — ответил подводник, — оно не принесло мне ничего, кроме унижений. В другом мире, где Изамбард Киркхилл не наделал своих дел, я был бы горд носить мой благородный титул и пользоваться благами, которые по праву принадлежали бы мне. Но в этом мире лучше оставаться бедным старым Блэки, нежели изгоем, жертвой обстоятельств высокородного происхождения.

Молли посмотрела на спящего Никльби — тот был весь в испарине. Вид у него был больной, даже во сне он сжимал здоровой рукой культю. Были в их камере и еще двое. Огромный, свирепого вида паровик и мальчишка в рваной одежде, на вид примерно на год старше ее.

— А это кто такие?

— Парочка неудачников, это я точно тебе говорю, — ответил Коммодор. — Наши тюремщики клянутся, что парень — фей. Из-за него, чтобы он не сбежал, к нашей камере чуть дальше по коридору приставили — нет, не простых охранников, а гвардейцев Особой Гвардии. Думаю, парень слегка тронут лунным светом. Зато ты только послушай, как он смеется. Такое впечатление, будто внутри него хохотом разражается демон, а еще он иногда разговаривает сам с собой.

Блэк указал на открытую камеру напротив их собственной; там в стеклянном ящике виднелось нечто вроде уродливой миниатюрной пушки из черного металла и старый заржавленный нож. Рядом с дверью лежало несколько вполне современных пистолетов. Казалось, что лезвие ножа извивается, словно змея.

— Черная пушка живая. Иногда паровик и парень что-то ей кричат, и слышно, как она отвечает им из-за стекла. Приятель парня тот еще тип, с первого взгляда видно, не то что наш кроткий Коппертрекс. Советую тебе держаться от этого громилы подальше, моя милая Смотри, как бы он не проломил тебе голову.

Молли посмотрела сквозь прутья решетки, пытаясь разглядеть, что находится дальше по коридору, но ничего не увидела.

— Гвардейцы, говоришь? По идее они должны были камня на камне не оставить от этого места.

— Они пособники дьявола революции, Молли. Так что нам с тобой надеяться особенно не на что. Нас с Никльби через час обрядят в железные костюмы. К завтрашнему вечеру мы с ним оба превратимся в полулюдей-полупаровиков. Будем греметь железками под сводами пещер, словно металлические призраки, и как рабы начнем гнуть спины на Тцлайлока ради осуществления его гнусных планов.

Молли обняла подводника.

— Прости меня, коммодор. Это все случилось по моей вине. Ты пытался мне помочь, и вот теперь вы с Никльби закончите точно так же, как Сейнти и другие обитатели работного дома Сан-Гейт.

— Рано лить слезы по старому Блэки, — успокоил ее коммодор. — Звезды не раз становились свидетелями того, как я обманывал смерть — с того самого момента, как появился на свет в старой лодке. Уж лучше сгинуть здесь, чем быть брошенным в королевский инкубатор в качестве этакой племенной кобылы, обязанной удовлетворять жестокие прихоти парламента.

Молли подошла к четырехногому паровику.

— Оставь его в покое! — бросил ей Оливер. — Он не в том настроении, чтобы служить потехой для уличной девчонки из Миддлстила.

— А ты кто такой? — спросила его Молли. — Его мать? Разве ты не видишь, что он страдает.

— Дайте мне пострадать, — подал голос паровик. — Я вот уже во второй раз подвел моего повелителя! Что теперь скажет обо мне Король-Пар! Неужели я не заслуживаю лучшей доли?

— Ты расходуешь слишком много энергии, — произнесла Молли и, взяв с пола пригоршню грязи, облепила ею трубу. — И какая польза от тебя Королю-Пару, если ты и дальше будешь валяться на полу и плакаться по поводу несчастной судьбы.

Паровик облегченно вздохнул; красный огонек на его козырьке замигал немного ярче. Молли открыла задвижку на его животе и принялась перебирать металлические внутренности. Ее ловкие пальцы быстро поставили на место шестеренки, приладили платы и консоли, удалили поломанные части.

— Ты — это она! — воскликнул Оливер. — Ты — план нападения.

— Тихо! — прижала палец к губам Молли. — Как мне, скажи, делать свое дело, если ты не закрываешь рта?

В коридоре послышались чьи-то тяжелые шаги. Молли поспешно захлопнула заслонку и загородила собой живот паровика, чтобы никто не понял, что она только что копалась в его внутренностях.

Перед камерой возник капитан Флейр, а рядом с ним какой-то юноша, причем в отличие от тех, кто обычно сопровождал капитана, на нем не было гвардейской формы. Оливеру он почему-то показался знакомым — дешевые бульварные газетенки публиковали унизительные карикатуры на него едва ли в каждом номере.

— Круг всемилостивый! — воскликнула Молли. — Да это же принц Алфей!

Оливер поднялся с пола.

— Пришли позлорадствовать надо мной? Вам ни за что не схватить меня, не будь у вас за спиной половины вашей гвардии!

— Возможно, — отозвался капитан и показал несколько листков. — У меня твои регистрационные документы, Оливер Брукс. Уорлдсингеры не знали, кто ты такой, как, впрочем, и нанятые Тцлайлоком головорезы. Ты не Ловец волков. У меня есть подтверждение тому, причем абсолютно надежное подтверждение. Ты угодил в эту историю по чистой случайности.

— Когда твои приятели убили мою семью, то это вряд ли произошло по чистой случайности!

— Это не мои приятели, это люди из Небесного Суда! По крайней мере те из них, что преданы Тцлайлоку.

— Тогда что здесь делаешь ты, гвардеец? — спросила Молли. — Ведь по идее ты должен защищать нас!

— Я здесь для того, чтобы сделать вам одно предложение, — ответил капитан. — Что касается всего остального, то я сомневаюсь, что вы сумеете это понять, демсон Темплар.

— Меня ваше предложение не интересует, — произнес Оливер.

— Вы его еще не слышали, — возразил капитан Флейр.

— Со временем они все кажутся одинаковыми, — отозвался Оливер. — Вы пришли сюда, чтобы предложить мне то же самое, что мне до вас предлагали уорлдсингеры, когда каждую неделю меня таскали в полицейский участок, чтобы я расписался в регистрационной книге.

— Да, но есть и разница, причем, существенная, — капитан постучал по торку. — Уорлдсингеры Содружества Общей Доли сняли с нас колдовскую печать. Особая Гвардия свободна — никаких казней по чьему-то капризу, никаких кампаний, навязанных нам Палатой Стражей. Мы свободны!

— И это все? — удивился Оливер. — Дешево же вы себя продали.

— Не будь ослом, Оливер. Нам даровали землю. Судя по тому, кого ты выбрал себе в попутчики, ты побывал в Свободном Государстве Паровиков. Что мешает нам основать Свободное Государство Меченых? За участие в революции нам предлагают южные нагорья. Желающих жить рядом с проклятым занавесом не найдется. Мы предложим ему наших детей — и тем самым положим начало городу феев. Свободных феев!

— Надеюсь, вам хватит благоразумия не обзаводиться детьми, — ответил Оливер. — Наша болезнь — это вам не зимняя лихорадка. Иммунитет потомству не передается. Перемены, что произойдут в телах ваших детей под воздействием тумана, убьют по меньшей мере восемь из десяти несчастных.

— Это мы еще узнаем, Оливер. Нам мало что известно о гиблом тумане — и ты ходячее тому доказательство. Твои детские годы прошли по ту сторону занавеса. Ты мог бы обучить нас искусству выживания в нем.

— Капитан, вы безумец! — воскликнул Оливер. — Неужели вы надеетесь, что ваши союзники действительно позволят основать на южных границах Шакалии столицу меченых? Вы им нужны лишь для того, чтобы вашими руками уничтожить королевство. Они просто воспользуются вами, а как только вы станете им не нужны, тут же дадут вам возможность узнать, как выглядит изнутри Гидеонов Воротник!

— Вам нас не победить! — воскликнул капитан Флейр. — Как, впрочем, и им тоже! Мы сражались за нашу свободу и теперь будем бороться за то, чтобы ее сохранить. И не важно, с кем нам для этого придется воевать!

— Что ж, капитан, можете оставаться при своем заблуждении, коль вам это нравится. Я заглядывал в души тем, кого вы называете компатриотами, и скажу вам — они давно протухли, прогнили до самой сердцевины.

— Эх, какие способности, и все они пойдут прахом, — вздохнул капитан. — Зря тебя так долго продержали в Хандред-Локс. Лучше бы ты был с нами с самого начала. И вот теперь ты только усугубишь их ошибку тем, что умрешь в тюремной камере. Ловец волков хочет привести сюда кое-кого из своих подручных, чтобы они растерзали твое сознание в мелкие клочья. Им не терпится узнать, сколько его мерзких дружков ты разоблачил, пока шел сюда по нашему следу. Если ты вольешься в наши ряды как член Особой Гвардии, Виддрейку ничего не останется, как смириться с тем, что в его руки попал хотя бы твой напарник-паровик.

— Если цена моей свободы — рабство всех граждан Шакалии, ты можешь оставить на мне ошейник, — ответил ему Оливер.

Молодой человек, до этого молча стоявший рядом с капитаном, в упор посмотрел на коммодора Блэка.

— Ты почему, старик, так смотришь на меня, словно никогда не видал людей?

— Потому, мой мальчик, что мы с тобой родня. Давным-давно, когда Изамбард Киркхилл сбросил с трона законного короля, одна из моих прапрапрабабок была замужем за братом короля. В ином мире ты бы считался моим племянником, а я бы звался герцогом Фернетианским.

— Но почему в ином мире? Это и так тот мир, в котором я живу, — ответил принц Алфей. — Вскоре я получу корону, зато лишусь рук.

— Страшную цену ты платишь Палате Стражей за свой нищенский трон, — произнес коммодор. — Мой милый мальчик, во имя Великого Круга, скажи мне честно, что ты делаешь в обществе этих чудовищ?

— Ты думаешь, только мои тюремщики из рядов Особой Гвардии жаждут свободы? — ответил принц Алфей. — Я тоже. И я ее непременно получу. Сейчас, пока мы тут разговариваем с вами, самые важные персоны Шакалии съехались в Миддлстил в ожидании того момента, когда хирург поднимет над Парламентской площадью мои окровавленные руки и взмахнет ими словно знаменем. А вот мои новые компатриоты приготовились устроить для толпы зрелище совершенного иного толка.

— Мой мальчик, это все наши люди. Если нам с кем и нужно бороться, так с парламентом. Одному Великому Кругу известно, как я настрадался по его прихоти. На мою поимку были брошены боевые корабли и аэростаты. У меня на глазах погибали мои храбрые товарищи, члены твоей семьи — и все по вине парламентариев, предателей и изменников. Наше с тобой дело — править, но не народом, а во благо народа. В противном случае нам ничто не мешает прибрать к рукам все пустующие поместья и построить на них фабрики, где дети будут гнуть на нас спину, получая за это по пенсу в день. Заодно мы могли бы выставлять свои кандидатуры на выборах в качестве Стражей.

— Как жаль, герцог Фернетианский, что вы никогда не встречались с моим отцом, — вздохнул принц. — Думаю, вы с ним быстро нашли бы общий язык. Но ваше дело проиграно. Толпа — это бездушный зверь, готовый закидать вас бутылками с джином всякий раз, когда игра в четыре шеста отменяется из-за дождя. Они хватают гвардейцев, таких как капитан Флейр, — с этими словами принц дотронулся до руки капитана, — этот прекраснейший человек, и надевают на него петлю, которая, стоит ему сделать лишний шаг в сторону, все туже затягивается на его шее. В Шакалии нет ничего и никого, что могло бы у меня вызвать желание воспользоваться верховной властью. Когда война закончится, я попрошу сохранить вам жизнь, герцог. Но это единственное, что я вам обещаю.

Принц и капитан Особой Гвардии ушли, оставив пленников дожидаться своей судьбы. Их удаляющиеся шаги какое-то время эхом отлетали от стен каменного коридора. Коммодор Блэк сел на грязный пол и разрыдался.

— Так вот, значит, во имя чего я сражался! Глупый мальчишка, взращенный в мраморной клетке, мальчишка, позабывший о своем долге! Нас же превратят в металлических рабов или отправят на пытки, после которых смерть покажется благословенным избавлением от страданий!

— Не переживай, — успокоил Оливер. — Так долго мы с тобой все равно не протянем. Им кажется, будто они скачут верхом на тигре, хотя на самом деле это тигр скачет верхом на них самих.

— А ты, я смотрю, шутник! — заметила Молли, закрывая панель на животе паровика. — Ах ты мой старый паровой двигатель! Ты работаешь на последнем издыхании, насколько позволяет твоя сломанная труба. Тебе больше не по силам разносить вдребезги крепости или поднимать в небо аэростаты, и все равно мне бы не хотелось попасть под твой паровой молот!

— Не иначе как в тебе обитают Лоа, юная мягкотелая, — произнес паровик, медленно поднимая на четырех армированных ногах свое похожее на кентавра тело. — Ты умеешь исцелять нашего брата-паровика, слово прошла обучение в зале архитекторов.

— Молли, — подал голос лежавший на грязном полу Никльби. — Коммодор, во имя Великого Круга, пусть кто-нибудь из вас достанет у меня из кармана трубку.

Оливер был к нему ближе других. Он потянулся за старой деревянной трубкой, вытащил и набил ее мамблом. Другие тем временем осмотрели левую руку журналиста, замотанную в импровизированный бинт, — лоскут зеленой ткани, которую оторвали от его куртки.

— Теперь у тебя есть твоя история, — произнес коммодор Блэк. — Разгадана загадка убийств в Питт-Хилл. Одна беда, эти дьяволы не выпустят тебя отсюда на Док-стрит, чтобы ты мог поведать ее всему миру.

Журналист поднял вверх культю.

— Я всегда плохо пользовался правой рукой.

Увидев то, во что по воле Тцлайлока превратилась рука ее друга, Молли поморщилась.

Никльби посмотрел на Оливера и паровика.

— Я подумал было, что вы мне привиделись во сне. Мне казалось, будто я снова проснулся в Ток-Хаусе.

Оливер крутанул колесико на боку трубки, и та разгорелась.

— Знаете, с тех самых пор, как я покинул Хандред-Локс, я каждый день просыпаюсь точно с таким же чувством.

Вскоре из трубки начал кольцами подниматься дымок, и Никльби с облечением откинулся на пол.

— Если ты и впрямь сын тумана, парнишка с севера, то почему бы тебе не обратить свои силы против вот этих прутьев? — обратилась к Оливеру Молли. — Что тебе стоит расплавить их или сделать с ними что-то подобное?

Оливер одарил ее сердитым взглядом.

— Я щит, а не меч. Это твоя работа. Тем более что за дверью нас караулит Особая Гвардия. А еще древние создания — только не говори, что ты тоже их чувствуешь, все равно не поверю.

Коммодор Блэк печально покачал головой.

— О Великий Круг! Разве мало того, что мы пойманы и томимся здесь, словно звери в клетке, и нет ни капельки джина, чтобы согреть наши сердца. Неужели нам ничего не остается, как смириться со злыми духами?

— Великий Круг прав, — возразил ему Никльби. — Шакалия шла по пути Круга тысячу лет. Тысячу лет она процветала, не ведая, что такое гнев богов, что такое униженно преклонять колени перед идолами. И вот теперь Тцлайлок желает снова ввергнуть нас в чимекскую тьму.

— По крайней мере теперь мы вместе, — заметил коммодор. — Молли, если не ошибаюсь, кто-то из твоих предков был коронован и признан первым королем Шакалии, и до гражданской войны именно моя семья защищала наше королевство, не давая вернуться в него разного рода монстрам. Наши судьбы привели нас сюда. Мы сделали все, что в наших скромных силах, нам нечего стыдиться.

— Кто-то идет сюда, — произнес Оливер.

— Я ничего не слышу, — ответила Молли.

— Слух здесь ни при чем.

В следующее мгновение перед железными прутьями клетки предстал граф Вокстион. С обеих сторон от него застыло по гвардейцу. Рядом с ними граф казался ниже ростом.

Молли плюнула сквозь железные прутья.

— Я думала, граф, что вы уже где-то тратите денежки, которые получили за наши головы!

Граф Вокстион показал им какую-то бумагу.

— Очередное задание. Мой благодетель был в высшей мере щедр по отношению ко мне. Я бы даже сказал, что когда Миддлстил падет, в наши сети попадут обладатели самых громких имен из этого списка. Тцлайлок прочистил древний пневматический туннель. Сейчас, когда мы с вами беседуем, по нему уже идет переброска Третьей Бригады.

Никльби простонал. Третья Бригада Содружества Общей Доли. Ударные части. Когда в Квотершифте бушевала революция, коммьюнисты открыли двери тюрем и, выпустив на свободу обитателей камер, призвали политзаключенных, убийц, насильников и грабителей пополнить ряды повстанческой армии. В Третью Бригаду попали отпетые уголовники. Не удивительно, что ее название со временем стало означать самые кровавые преступления братоубийственной войны. Это были дьяволы во плоти, вернее, в военной форме.

— Вы прирожденный убийца, граф, — заметила Молли. — Такого, как вы, еще стоит поискать.

— Прошу меня простить, дорогая моя. Не думайте, будто я получаю от того, что делаю, удовольствие.

С этими словами граф указал на замок их тюремной камеры. Увидев его жест, один из гвардейцев откинул плащ и нащупал в кармане ключи.

— Жрецы культа саранчи хотели бы видеть вас, милая барышня. Наверху вам предстоит поучаствовать в еще одной священной церемонии. Так что советую попрощаться с друзьями, Молли. К тому времени, как ты сюда вернешься, и военный преступник, и моряк пополнят легионы уравненных… Что касается паренька и его приятеля-паровика, то ими тоже займутся. Вот увидишь, здесь есть такие, кто сумеет вытянуть из них правду. — С этими словами граф со злорадной усмешкой посмотрел на Оливера. — Если Молли переживет благословение жрецов, ей наверняка захочется вытереть мокрое место, которое после тебя останется.

Оливер знал, что за этим последует. Он ощущал тяжесть в руках, словно держал в них никому не видимую наковальню. Дверь со щелчком распахнулась, и два мощных гвардейца встали так, чтобы предотвратить любую попытку к бегству. Неожиданно тот из двоих, что был выше ростом, не веря собственным глазам, увидел, как по гвардейской форме растекается кровавое пятно, а из груди торчит сабля. Не теряя драгоценных секунд, Оливер разрубил связь второго гвардейца с волшебным туманом. Тем временем граф успел вытащить саблю из груди первого гвардейца, и, повернувшись ко второму, одним ударом снес тому голову. Другие обитатели камеры даже не заметили, откуда в руках у Оливера вдруг появилась пара дуэльных пистолетов.

— Боюсь, граф, нам не по карману ваши расценки, — произнес Никльби.

Граф Вокстион вытер с клинка кровь и убрал лезвие в трость.

— Когда-то у меня было два сына. Они заплатили за вас.

— Вот как? — удивилась Молли. — Выходит, вы все это время охотились за мной, а теперь неожиданно переметнулись на нашу сторону?

— Я сам выбираю, на кого мне работать, — парировал граф. — Равно как сам назначаю цену за свои услуги. Я как-то раз предупредил Тцлайлока, что лично для него крайне нежелательно по своему усмотрению в одностороннем порядке менять условия контракта, пока я не до конца исполнил порученное мне дело. Увы, он не внял моему совету, и теперь по крайней мере один из нас окажется неудовлетворен принятым им решением.

— Давайте-ка, пока еще не поздно, уносить отсюда ноги, — подал голос коммодор, — пока эти дьяволы не сообразили, что вы по-своему истолковали решение их вождя. А вашу смену убеждений мы можем отпраздновать в Ток-Хаусе, если, конечно, команда ваших гнусных бандитов оставила после себя в моих погребах хотя бы пару бутылок.

— Я не лгал относительно Третьей Бригады, — ответил ему граф Вокстион. — Стены ваших врагов не столь крепки, чтобы противостоять пушечным ядрам.

— Ты освободил нас не для того, чтобы подарить нам свободу, — подал голос паровик и, выйдя из камеры, разбил стеклянный футляр, в котором томился Лорд Уайрберн.

— Давно пора, — пробормотало священное орудие.

— Нам нужны наши шпаги, — произнес Стимсвайп и кинул Оливеру его клинок. — Я уже сталкивался с вашим мягкотелым племенем на поле брани, так что все ваши хитрости мне хорошо знакомы.

— У тебя хорошая память, если ты помнишь, как смотрел со стороны Свободного Государства Паровиков на север и видел какое-то другое поле, кроме тех, на которых народ погибал в Квотершифте. — Граф тростью набросал на земляном полу карту и Пояснил: — Вот это — рудники на самом дне пещеры, а это — конечная станция пневматической транспортной линии, ведущей в Шакалию, но сейчас там царит полный вакуум. А это — помещение, где хранятся бочки со взрывчаткой — их с лихвой хватит, чтобы оторвать бок у горы. Если мы взорвем их, то вся армия мятежников окажется погребенной в тоннеле под тоннами обрушившейся породы.

— Но ведь они твои соотечественники, — напомнил ему Никльби.

— Теперь я шакалиец, — гордо заявил граф и поднял саблю и длинный нож, который был спрятан в рукоятке трости. — А эти жезлы помогают мне вести дебаты, неужели вы не видите?

Оливер зарядил оба пистолета.

— Что ж, может, тогда пойдем обсудим с Тцлайлоком политическую обстановку?

Молли заметила, что граф достал откуда-то газовый пистолет, каким до этого пользовался в Гримхоупе. Никльби и коммодор позаимствовали пистолеты у мертвых гвардейцев. Граф Вокстион повел их по заброшенному городу. В спину Молли упиралось дуло газового пистолета, Оливер подсказывал, на какую тропинку свернуть, чтобы избежать встреч с Особой Гвардией и не угодить в колдовские капканы. Молли и два ее спутника из Ток-Хауса с блеском сыграли роль жертв грубого обращения с пленниками, чему не в последнюю очередь способствовала почерневшая культя Никльби. Если же на пути беглецов попадались посты неустрашимых или их останавливали бывшие мятежники из числа обитателей Содружества Общей Доли, граф размахивал у них перед носом выданной Тцлайлоком бумагой. Впрочем, уже одни манеры наемного убийцы способствовали тому, что беглецы без особых приключений добрались до края котлована.

Бездонную яму освещали не только чимекские кристаллы, но и яркие инженерные фонари — точно такие же лампы Оливеру уже случалось видеть на улицах Шэдоуклока. Из котлована поднималась вонь и копоть паровых двигателей, доносился неумолчный грохот оборудования. Внизу копошились легионы «уравненных» металлических рабов. При помощи своих скрипучих голосовых коробок они пели запрещенные песни, призывающие к восстанию. Некогда органическое население Гримхоупа и железные рудокопы Шэдоуклока трудились бок о бок под зорким оком неустрашимых.

Вдоль стен котлована, заменив шаткие леса и лестницы, высились устойчивые пандусы и контрфорсы, способные выдержать колонны, пушки и тяжелые армейские ботинки бойцов Третьей Бригады. Беглецы почти достигли самого дна котлована, когда неожиданно откуда-то сверху донесся окрик. Маршал Ариндзе.

— Компатриот Вокстион! — крикнул офицер. — Наши шакалийские братья желают вновь увидеть девчонку на кресте. Эй, что вы забыли там внизу?

— Продолжайте спускаться, — прошептал своим попутчикам граф, а сам крикнул в ответ: — Тцлайлок хочет, чтобы она сперва полюбовалась, что стало с ее подружками после того, как те подверглись уравниванию. Он полагает, что это зрелище усилит ее страдания, когда она вновь окажется на кресте.

— Отлично! — крикнул им вниз маршал. — А теперь будь добр, объясни мне, как они намерены уравнять это жуткое чудовище, я имею в виду паровика, которого ты тоже ведешь с собой.

Маршал что-то сказал сопровождавшим его солдатам, и те принялись вынимать из патронташей хрустальные заряды и снимать с плеч винтовки. Еще мгновение, и прогрохотали первые выстрелы. По дну котлована прокатился гул голосов. Стимсвайп открыл ответный огонь, и стены гигантской ямы обожгли слепящие вспышки плазмы. Металлические рабы растерянно толпились вокруг, не в состоянии понять, почему их размеренный труд вдруг прервался перестрелкой. Группа компатриотов из числа шахтеров Шэдоуклока устремилась к сходням, надеясь воспользоваться всеобщим замешательством в качестве прикрытия для бегства. Надзиратели при помощи дисциплинарных дубинок пытались восстановить хотя бы некое подобие порядка и раздавали удары направо и налево. Попавшие им под горячую руку уравненные рабы один за другим валились на землю, корчась от боли.

— Позади тебя, — предупредила паровика Молли, когда толпа лояльно настроенных рабов приблизилась к нему со спины, размахивая ломами и отбойными молотками. Рыцарь-паровик пропел на машинном языке какую-то команду Лорду Уайрберну, и допотопная пушка обрушила на противника волну голубого пламени. Стимсвайп щедро поливал огнем ряды наступавших справа налево и слева направо. Крики ужаса и боли людей-машин стихли почти мгновенно, так как кричать им было нечем — опаленные адским огнем, их голосовые аппараты расплавились в одно мгновение, а на головы следующих рядов детей революции обрушился ливень расплавленного металла и обугленной человеческой плоти.

Лорд Уайрберн задымился в руках парового рыцаря; масло, которым некогда был смазан его корпус, полностью выгорело.

— Не дай этим мерзостям остаться в живых, Стимсвайп! Уничтожь их всех до последнего!

— Смотрите в оба! — рявкнул граф Вокстион.

С тыла на них наступал отряд надзирателей, вооруженных дисциплинарными дубинками. Никльби и коммодор в спешном порядке пытались зарядить пистолеты украденными патронами. Оливер поднял вверх оба пистолета и выпустил заряд по строительным лесам. Секция сходней моментально обрушилась; стоявшие на ней солдаты полетели вниз, а вверх взлетело облако из обломков железных труб и пыли. Из этой пыльной бури вскоре материализовался граф Вокстион. Размахивая, словно крыльями бабочки, обоими лезвиями трости — саблей и длинным ножом, он на ходу перерезал горла, кромсал мышцы и рвал сухожилия.

Колдовское лезвие Оливера трепетало восторгом. Наконец-то нашелся противник, в которого можно вонзиться, не чувствуя боли, какую обычно испытываешь, врезаясь в плоть меченых. Оливер сделал шаг вперед и очутился посреди пыльного облака. Колдовское лезвие тотчас выросло до размеров меча. Зажав рукоятку в обеих руках, Оливер двинулся вперед, размахивая мечом, и каждый удар рассекал надвое чье-то тело. Он почти не замечал лиц тех, кто нападал на него; для него это были лишь бесплотные тени, мелькавшие среди облака пыли. Иное дело — их крики, когда они, поверженные, падали на землю. Та часть Оливера, что не умерла в Хандред-Локс, была рада, что ему не видны лица его жертв, искаженные гримасой боли и удивления, когда холодное лезвие в мгновение ока отнимало у них жизнь.

Зато, как только пыль немного осела, ему стало прекрасно видно выражение ужаса, застывшее на лице Молли. Что не удивительно: вокруг них с графом высились груды поверженных и искромсанных тел; клинки в руках обоих были в крови. Почему-то ее омерзение задело его больше, нежели он предполагал.

— Древнее боевое искусство, — пояснил граф. — Я не подозревал, что ему еще где-то учат.

Оливер вытер меч о куртку одного из поверженных врагов. Скользкое лезвие — опасное лезвие. Эти слова возникли в его сознании, словно произнесенные голосом отца. Стимсвайп бросился к тоннелю, который граф Вокстион утром начертил для них на земляном полу тюремной камеры. Оливер и граф прикрывали их отступление с тыла. Предосторожность была не напрасной. Грянул выстрел, и три их попутчика были вынуждены искать спасения за внушительным корпусом паровика.

Не успели они добраться до входа в туннель, как услышали громкий женский голос. Кто-то кричал сверху — как оказалось, оценщица. Однако ее выразительные слова вскоре заглушил ружейный огонь — это подоспел отряд квотершифтских стрелков, которые теперь вели огонь, опустившись на колено. Вокстион протянул руку, и Оливер бросил ему пистолет. Граф быстро опустился на колено и, повернувшись чуть вбок, сделал всего один выстрел. Оценщица рухнула на ряды солдат, и один из их полетел вниз, в разверстую пасть котлована.

— Напомни мне, чтобы я сказал Кауарду, что ему нужен новый агент.

Туннель разветвлялся перед ними во всех направлениях. Следуя за графом, который возглавлял их колонну, беглецы устремились в один из проходов, расталкивая ошеломленных рабочих, как уравненных, так и обыкновенных людей. Молли лишь усиливала суматоху тем, что то и дело выкрикивала предостережения. Остерегаться же можно было чего угодно — и преследования со стороны истребителей, и обвалов, и землетрясений, и падающих на голову с потолка чимекских кристаллов. А поскольку пол то и дело сотрясался от подземных толчков, это придавало ее словам особую убедительность.

— Пневматическая капсула, — произнес коммодор. — Сюда прорвались боевые отряды из Квотершифта. Если мы не обрушим туннель, то вскоре здесь окажется целая армия головорезов.

Граф Вокстион извлек из кармана сферический детонатор.

— Осторожнее. Там рядом со складом, в котором хранится взрывчатка, наверняка выставлены охранники.

Оливер нахмурился. Он не чувствовал присутствия солдат за поворотом туннеля. Когда же Стимсвайп завернул за угол, оказалось, что проход им перегородила железная дверь.

— Здесь никого нет.

— Что ж, оно даже к лучшему, — заметил коммодор. — Давай установим твой заряд и, прежде чем он сделает свое черное дело, поскорей унесем отсюда ноги.

Стимсвайп поднял Лорда Уайрберна и с точностью миддлстилского часовщика принялся поливать дверь голубым огнем. Вскоре преграды как не бывало — она расплавилась, превратившись в лужу раскаленного металла. Очутившись внутри склада со взрывчатыми веществами, беглецы замерли на месте. Пусто. Ни единой души. В центре лежали четыре стеклянные бочки. Рядом — всего один уравненный раб; он как раз собирался погрузить одну из них на двухколесную ручную тележку.

— Где он? — крикнул ему граф. — Где склад взрывчатки?

— Компатриот, — ответил ему уравненный раб, — это он и есть.

— Бочки со взрывчатой смесью! — вознегодовал Вокстион. — Это помещение было набито ими от пола до потолка еще вчера вечером!

— Их переправили назад, на фабрику номер двенадцать, — ответил уравненный. Пока он подыскивал слова, в груди его медленно вращались счетные барабаны. — Стеклодувам вот уже несколько недель не хватает сока для их производства. И комитет горняков постановил, что эти бочки здесь больше не нужны. Они сказали, что настало время пуль.

Коммодор Блэк в сердцах пнул тележку ногой. Та перевернулась.

— О наши звезды! Наши злосчастные звезды!

— Солдаты, — произнес Оливер. — Они гонятся вслед за нами по тоннелям. Мы не можем оставаться в тупике. Промедление для нас равносильно смерти.

— Скажите, как нам выбраться отсюда? — обратилась к графу Молли.

— В мои планы не входило умирать здесь, — произнес Вокстион, засовывая детонатор обратно в карман. — Этот подземный комплекс — настоящий муравейник, здесь повсюду туннели, и те, что пролегают выше, ведут к заброшенным медным приисками. Там имеются воздуховоды. Они выходят на поверхность в чаще Миддлмаршского леса.

— Если нам и дальше будет везти так, как везло до сих пор, вполне может статься, что Третья Бригада уже поставила на них сверху транспорт с боеприпасами, — грустно пошутил коммодор.

Они вновь двинулись по туннелю, мимо бригад уравненных рабов. Те, судя по всему, ничего не замечали вокруг, кроме выемок в скальных стенах, над которыми трудились, и оборудования, которое они тащили вслед за собой. Правда, безразличие с их стороны тотчас сменилось паникой, стоило из коридора вслед за беглецами выскочить вооруженным бандитам из числа боевиков Содружества Общей Доли.

Стимсвайп перевернул три вагонетки, груженные строительным мусором, которые предполагалось отправить по рельсам. Туннель тотчас перегородила внушительная баррикада. Из пасти Лорда Уайрберна выскочил язык голубого пламени, при виде которого солдаты моментально бросились врассыпную. Молли юркнула в боковой проход и, пройдя немного вперед, сунула нос в очередное разветвление.

— Один ведет наверх, другой вниз.

Никльби под градом пуль одной рукой попытался перезарядить свой пистолет.

— Я попробую их здесь удержать.

— Я тебе помогу, — отозвался паровик и выпустил в неприятеля очередную струю синего пламени. — При желании я мог бы запросто уложить в этих туннелях целую армию бандитов.

Молли подтолкнула коммодора дальше по тоннелю, туда, где стоял Оливер.

— Я никого здесь не брошу. А чтобы оторваться от преследователей, мы можем просто сломать при отступлении лестницы. Не думаю, чтобы бандиты знали эти ходы лучше нас.

— Он прав, — согласился граф. — Если двое из нас останутся здесь в качестве заслона…

Молли услышала, как навстречу им из подземного коридора выкатилась стеклянная сфера, наполненная жидкостью двух разных цветов, внутри которой помещался кристалл и часовой механизм. Кто-то крикнул «Бомба!». Стимсвайп всей своей массой бросился на взрывное устройство. Силой взрыва паровика отбросило к стене, остальных же сбило с ног. Охваченный пламенем рыцарь-паровик врезался в деревянную опору и сломал ее. В следующее мгновение откуда-то сверху посыпались земля и камни.

Оливер поднялся с пола. Из раны в голове, там, где его задело пролетавшим камнем, струилась кровь. Посреди повисшей в воздухе пыли, пошатываясь, поднялся на ноги коммодор Блэк.

— Вот это да!

Обвалившая стена отрезала их от остальных. Откуда-то с той стороны пробивался слабый свет фонарей. На их стороне царила кромешная тьма.

— Мы здесь! — крикнул в трещину Оливер.

По ту сторону завала Никльби и граф Вокстион кое-как вылезли из-под обломков и прокричали что-то в ответ. Среди завалов горной породы виднелись грудь и голова паровика. Остальная часть тела угодила в капкан, придавленная огромным камнем. Потолок перед ними тоже обвалился. Где-то вдалеке были слышны приглушенные крики — это между собой переговаривались бандиты.

— Барышня, где вы? — позвал коммодор. — Молли! Эй, Сайлас, Молли случаем не с вами?

— Ее здесь нет.

Коммодор Блэк в ужасе посмотрел на груду обломков.

— Круг всемилостивый! Молли! Ты меня слышишь? Молли!

Оливер оттащил подводника от завала. Тот, как мог, отбивался, пытаясь сдвинуть в сторону обломки.

— Коммодор, я не ощущаю здесь ее присутствия. Я, например, отлично чувствую, как по пневматическому тоннелю под нами перебрасывают боевиков из Третьей Бригады. А вот присутствия Молли я не чувствую.

— Послушай, парнишка, она вполне может лежать под этими камнями без сознания, особенно если там образовался воздушный карман.

— Что ж, не исключено, но не хотелось бы. Чтобы сдвинуть с места эту гору, потребуется целая бригада горняков, вооруженных отбойными молотками и взрывпакетами. Если она и вправду жива и если вдруг очнется…

— О моя бедная девочка! — запричитал коммодор.

Никльби прижался лицом к трещине в завале.

— Мы здесь в западне. Стимсвайпа придавило обрушившейся породой, он в тяжелом состоянии. С той стороны завала пробивается слабый свет. Может, мы попробуем прорыть проход, но кто поручится, что нас там не поджидают вооруженные до зубов бандиты из Третьей Бригады.

— Сомневаюсь, что они пересмотрели свою политику по отношению к пленным с тех пор, как я и остатки роялистской армии в последний раз имели с ними дело, — грустно пошутил граф. — Солдаты, оставившие пленных в живых, обязаны кормить их за свой счет из собственных же скудных пайков.

— Есть еще один способ, — подал голос из тоннеля Лорд Уайрберн.

Граф Вокстион подобрал с пола священное оружие.

— Ты на что намекаешь?

— В моем корпусе есть запас антивещества, крупица первобытной материи, которая по своей убойной силе превосходит любые горы бочек со взрывчаткой. Я мог бы снизить высоту сдерживающей стены и выпустить одним залпом всю заключенную во мне силу.

Коммодор вскарабкался на гору обломков, чтобы обратиться к товарищам через трещину.

— Сайлас, тебе этого не пережить. Всемилостивый Круг! Ты не можешь бросить бедного старого Блэки и парнишку на произвол судьбы, чтобы они словно попавшие в капкан крысы пытались проскрести себе в темноте проход.

— Валяй, Джаред! — крикнул Никльби в трещину. — Как можно мощнее и дальше. Давайте покажем Третьей Бригаде, что мы еще способны постоять за себя.

— Одумайся, Сайлас, только не это! — взмолился коммодор.

Оливер потянул подводника за полу мундира.

— Нам нужно забраться как можно выше.

— Расскажешь потом Броду! — крикнул журналист. — Скажешь ему, когда они опубликуют рассказ про убийства в Пит-Хилле, что у меня имеется побочный сюжет. Чтобы он никому его не отдавал. Это моя история.

— Скажу, — пообещал коммодор, и они с Оливером принялись в темноте продвигаться вглубь коридора. — Обещаю тебе, что ты получишь всю первую полосу.

Никльби передал свою трубку графу Вокстиону, чтобы тот зажег ее снова.

— А вы курите?

— Я предпочитаю бренди, — ответил граф. — Другое дело, что в Шакалии приличного бренди днем с огнем не сыщешь. У вас не те почвы.

— Это вы верно сказали, — согласился Никльби. — Помню, какое бренди когда-то нам поставляли из Квотершифта. Последние годы я что-то не видел его в продаже. Увы, боюсь, у меня с собой не найдется даже глотка джина, не говоря уже о бренди.

На маслянистой поверхности Лорда Уайрберна загорелись красные предупредительные огни, которые стали вращаться на манер циферблата. И звукового аппарата паровика доносился лишь треск помех, словно жизнь старого механического воина постепенно вытекала из него, смешиваясь с затхлым воздухом пещеры.

— Похоже на какую-то мелодию, — произнес граф Вокстион.

— Он приближается к порогу деактивации, — пояснил Лорд Уайрберн. — Поет песнь в честь Паро-Лоа. Молит их даровать ему благословение. Сейчас он помнит только языки низших уровней, ведь большая его часть уничтожена. Он попросил меня, чтобы я извинился перед вами за то, что он не может петь на вашем языке. Потому что тогда вы бы тоже ощутили на себе благодать.

— И сколько нам еще остается ждать? — поинтересовался Никльби.

— Минуты три, не больше, — ответил Лорд Уайрберн. — Батареи, которые я сейчас пытаюсь отключить, требуют осторожного обращения. Лишь мудрость моего преклонного возраста позволяет мне пренебречь ограничениями моей конструкции.

С другой стороны меньшего по размеру завала раздались звуки. Кто-то явно пытался разобрать обломки. Вокстион моментально вытащил из трости саблю и положил ее себе на колени.

— Сомневаюсь, что они успеют пробиться к нам, — произнес Никльби.

— Я на всякий случай держу оружие под рукой, — ответил граф. — В Третьей Бригаде немало умельцев разгребать завалы, если учесть, сколько земли им довелось перелопатить в свою бытность каторжниками.

— Разумеется, — согласился Никльби. — Вы с вашей саблей и я с моей трубкой. Думаю, мы оба можем быть спокойны.

Снаружи рудника образовался мощный вихрь, бесовское торнадо безумной черной энергии. Он безжалостно всасывал в свою ненасытную утробу и солдат, и надсмотрщиков, и уравненных рабов. Несчастные из последних сил цеплялись за малейшие выступы в поверхности. Увы, их орудия труда, одежда и даже камни — все исчезало в зловонной воронке.

Какой-то испуганный солдат, забыв про винтовку, бросился к маршалу Ариндзе, взывая на бегу к милости бога солнца, чье имя вот уже несколько десятков лет было под запретом в Содружестве Общей Доли. Пробежав мимо командующего, он взлетел в воздух — это Ариндзе выстрелил ему в спину.

— Всем оставаться на своих постах, компатриоты-солдаты! Главное — стойкость!

Стоявшие рядом с маршалом уорлдсингеры пытались читать заклинания. Увы, из глубин котлована, подобно гигантской черной пружине, вырвалась спираль тьмы, пронзившая обоим лбы. Оба колдуна как подкошенные рухнули навзничь; из крошечного отверстия в черепе каждого поднималась струйка пара.

В это мгновение появился Тцлайлок, и маршал поспешил ухватить его за руку.

— Компатриот, здесь гибнут мои люди.

Тцлайлок расхохотался его словам и указал на вихрь. Тот стремительно набирал силу.

— Я смотрю, ваша вера в правое дело довольно шаткая. Ваши солдаты теперь не гибнут, наоборот, они обрели спасение — их пожирает сам Уайлдкайотль.

Пока он произносил свою тираду, вихрь достиг свода пещеры. Здесь он разделился на шесть отдельных вихрей, шесть роев насекомых вертелись вокруг друг друга в безумной пляске. Обитатели Гримхоупа и все их союзники тотчас заткнули уши, дабы не слышать гула адских голосов, которыми наполнилась пещера. В этом гуле потонули крики несчастных солдат.

Каждое облако, описав несколько раз в воздухе дугу, устремилось в котлован, вернее, в один-единственный туннель. Рудокопов и тех, кто надзирал за их работой, обдало волной раскаленного воздуха — мимо них пронесся вихрь первобытной энергии, устремляясь все дальше и дальше вниз к источнику силы, которая неожиданно ожила под землей. Как только скала рухнула, Уайлдкайотли были отброшены назад. Стена полупрозрачных силуэтов застыла, словно в карауле, позади отчаявшихся обрести спасение солдат и рудокопов — это духи Паро-Лоа охраняли своего приверженца. Уайлдкайотли злобно шипели, пытаясь прокусить эту стену похожими на челюсти тарантула жалами. Полупрозрачные силуэты паровых духов являли собой низшие божества; им ничего не стоило сожрать стражей смерти своего рыцаря, однако не в те мгновения, что оставались запасе у Лорда Уайрберна.

Вновь слившись в единый вихрь, Уайлдкайотли устремились в воздушные ходы шахты, где наткнулись на резиновый занавес станции пневматической дороги. Пробившись сквозь клапаны станции, они вновь разделились на несколько вихрей, и на протяжении нескольких миль о стены транспортного туннеля, в котором до этого царил полный вакуум, бил поток энергии. А затем вихри замерли и затаились, не обращая внимания на шепот проносившихся мимо пневматических капсул.

Со скалы вниз скатились камни, и между двумя булыжниками образовался небольшой треугольный просвет.

— Что ты видишь? — раздался голос с той стороны преграды.

Граф Вокстион с силой вогнал кулак в появившийся в отверстии нос. Удар получился болезненный для обоих. Граф потряс ушибленную руку, солдат на той стороне рухнул навзничь на пол пещеры.

— Вам следовало бы пронзить его шпагой, — заметил Никльби.

— Слышу слова истинного любителя полетов, — отозвался граф. — Война не сводится к выталкиванию бомб из аэростата. Иногда так приятно ощутить себя в непосредственной близости к врагу, взять его голыми руками. Это дело чести, скажу я вам.

— Ну конечно же, — согласился Никльби. На него с укором во взгляде смотрела череда бледных, безжизненных лиц с мертвой улицы. На шеях несчастных болтались бирки с названием места, где были обнаружены трупы. — Дело чести.

С другой стороны доносились разъяренные крики. Было слышно также, причем все громче и громче, как солдаты и инженеры расчищают завал.

Журналист бросил взгляд на Лорда Уайрберна, которого бережно, словно ребенка, держал на руках. Значки на древней пушке кружились вихрем, и по лицу Никльби бегали красные отсветы. Интересно, сможет ли древняя реликвия открыть огонь, если инженерам Третьей Бригады удастся пробиться сквозь завалы? Лично он в этом сильно сомневался.

— Что вы сказали? — крикнул граф Вокстион в образовавшуюся брешь. — Что вы сказали о чести, мои компатриоты, мои сограждане? Скажите честно, осталась ли хотя бы капля чести в нашей прекрасной стране, или же она раздавлена сапогами негодяев из Третьей Бригады? Или честь раздают согласно постановлениям Комитета, или, быть может, все, что от нее осталось, прогнали через Гидеонов Воротник, чтобы она окончательно отошла в мир иной от удара стальной спицы?

В просвет проснулось ружейное дуло. Вокстион ухватился за ствол, и прежде чем хозяин оружия сумел сообразить, что происходит, с силой ткнул им назад, а потом ловко подтащил оружие к себе. Получив в свои руки ствол, он принялся гладить его, а заодно убедился, заряжено ли ружье. Увы, на лице графа выступило разочарование.

— В лучшем случае исправно. Таким только запугивать бедных фермеров и подмастерьев пекарей. Ни в какое сравнение не идете шакалийскими винтовками. Любой дамский пистолет даст этой железке сто очков вперед.

Вокстион просунул ружье в брешь и нажал на спусковой крючок. Эхом отскакивая от стен тоннеля, грохнул выстрел. Никльби закашлялся и трубкой отогнал от лица едкий дым. Граф презрительно швырнул пустое оружие на пол.

— Приношу извинения, — произнес он.

— Да ладно, будет вам, — отозвался Никльби и сделал очередную затяжку мамбла. — Тем более в такое время, как сейчас.

— Именно. Как вы понимаете, будь эти остолопы с другой стороны моими солдатами, разве стали бы мы копошиться в грязи как рабы, ведя подкоп под ваш дом? Да мы бы как в старые добрые времена маршевым шагом перешли границу, как то подобает солдатам, после чего разнесли бы к чертовой бабушке вашу хваленую новую армию с ее пресловутой военной троицей: кавалерией, пехотой и артиллерией. Клянусь божественным солнечным светом и всем святым, что осталось в этом мире, мы бы сражались, как дьяволы.

— А мы бы выпроводили вас опять-таки по старинке, как было заведено испокон веков, — добавил Никльби. — При помощи отребья в красных мундирах, по чьим спинам плачет хорошая порка, но которым, когда все будет окончено, обещана не менее хорошая выпивка.

Вокстион улыбнулся и кивнул, после чего вновь переключил внимание на завал. Камни продолжали скатываться вниз.

Журналист ухом уловил какой-то скрип — это позади него в движение пришла железная рука паровика.

— Ни-кль-би, по-слу-шай мои сло-ва.

Это говорил Стимсвайп — наполовину смятый в лепешку, наполовину обезглавленный. Каким-то чудом железный рыцарь все-таки сумел, пусть даже частично, восстановить свои функции и теперь говорил на языке высшего уровня.

— Мы все близ-ки к де-акти-ва-ци-и. Хра-ни-тель Веч-но-го Пла-ме-ни вско-ре по-гло-тит нас всех. Вы дол-жны петь. Про-шу вас, пой-те гим-ны Лоа.

— Боюсь, мы не слишком хорошо исполним гимны твоего народа, мой старый металлический друг, — произнес Никльби. — У меня для этого нет такой голосовой коробки, как у тебя.

— В та-ком слу-чае чи-тай лю-бу-ю ман-тру, ка-кие при-ня-ты у тво-его на-ро-да. На-ше вре-мя по-до-шло к кон-цу.

Журналист пожал плечами.

— Черт, только этого нам не хватало! — воскликнул граф.

С той стороны завала солдаты и инженеры приостановили работу.

— Что это за звуки? Слышишь?

— Они поют, — ответил один из уравненных рабов. — Они поют гимн «Лев Шакалии».

Пещера содрогнулась, словно весь подземный город взлетел в воздух примерно на фут. Кристаллы, вделанные в потолок, разбились вдребезги, и на кивера солдат армии Содружества Общей Доли посыпались осколки и пыль древней техники. Уравненные революционеры на какое-то мгновение остановили свои занятия, однако тут же снова приступили к работе, чтобы не отстать от графика. Пусть хоть камни полетят с неба — вернее, с потолка пещеры, — а график полагается выполнять. Тцлайлок подал руку маршалу Ариндзе, и тот встал на ноги.

— Третья Бригада уже здесь, компатриот маршал. Революция прибыла в Шакалию.

Коммодор Блэк смотрел вниз на шахту, по которой они только что поднялись вверх. Как только подземный мир тряхнуло, та обрушилась и теперь была завалена грудами каменных обломков. Замешкайся они всего мгновение, и были бы погребены под этой массой.

— Туннели остались целы, — заметил Оливер. — Я чувствую, как по пневматическим линиям двигаются капсулы с солдатами. Разбойниками и убийцами. И их там многие тысячи.

— А Сайлас? А твои друзья?

Оливер покачал головой.

— Сайлас Никльби, ты безголовый идиот! — воскликнул коммодор и чуть не расплакался. — Сайлас и Молли мертвы. И все впустую, все впустую. Говорил я ему, что так оно и будет. Да ты сам слышал, как я его предупреждал. Ведь это из-за него, из-за этого олуха я влип в эту переделку. И что мне теперь делать без этого упрямого идиота? Нас по пятам преследует армия головорезов, какой еще не знала история. Что нам остается делать?

Тень Оливера разбухла на глазах, словно живая. В руках его зловеще засветились пистолеты, хотя никакого света в грязном туннеле не было, фонари были темны. Оливер снял с плеча коммодора патронташ с хрустальными зарядами.

— У нас в запасе сорок пуль.

Назад: Глава 19

Дальше: Глава 21