Море у южного побережья Талая было черным и злым. Ни один пират с Внешних островов никогда еще не видел ничего подобного. Течения, огибающие континент с двух сторон, неслись навстречу друг другу и встречались в этих водах — холодных из-за вечного пребывания в тени изгиба материка. Пять дней огромные как горы волны подкидывали «Баллан» к небесам и швыряли его вниз. Корабль кренился при каждом подъеме, словно взлетающая птица, а потом падал на воду с огромной высоты. Пираты, до сих пор не ведавшие, что такое морская болезнь, ходили на ватных ногах, с пожелтевшими лицами, растеряв всю удаль и задор. Все, что они съедали, немедленно отправлялось в море, и даже когда желудок был пуст, их тошнило желчью и слизью, выворачивало наизнанку, словно они пытались выблевать собственные внутренности.

От самого побережья вглубь талайских земель простиралась бесцветная пустошь, отмеченная тут и там невысокими песчаными дюнами. Ничего более не было в поле зрения — никаких гор, ни клочка растительности, ни человеческого жилья, чтобы хоть немного нарушить монотонность пейзажа. Шпрот чувствовал себя несчастным. Ему хотелось хоть ненадолго вылезти на берег, посидеть на твердой земле, поплакать втихаря и помахать «Баллану» рукой. Если не было иных дел, такие фантазии помогали ему скрасить долгие пустые часы.

Пираты наблюдали разные странности, о которых раньше слыхали только в сказках. Они видели разноцветные огни на небе — мерцающее сияние, похожее на длинную пеструю ленту. Шпрот вслушивался, стараясь уловить звук: ему казалось, что такие невероятные искажения цвета должны разорвать воздух раскатами грома. Тишина вызывала странное ощущение неестественности происходящего. В ней было что-то неправильное.

Однажды за правым бортом показалось семейство китов. Они устроили настоящий балет, один за другим выпрыгивая из воды, клонясь набок и с шумом падая в пенистые брызги. В другой раз «Баллан» проплыл мимо огромной глыбы дрейфующего льда. Мальчишка-впередсмотрящий, заметивший его, понял тревогу. Позже он признался, что испугался до смерти, решив, будто «Баллан» заплыл во владения призраков. По поверью люди Изученного Мира не должны видеть духов; того, кто посмотрит на призрака, ждет суровая кара. Шпрот оттаскал мальчишку за волосы, однако и у него по спине прошел холодок — юношу преследовали похожие мысли. Ну и путешествие они совершали! Шпрот едва мог поверить, что все происходит на самом деле. Молодой капитан до сих пор удивлялся, вспоминая, с какой легкостью команда согласилась на его безумное предложение.

Все произошло несколько дней спустя после нападения на платформы. На закате, когда команда собралась на палубе «Баллана», Шпрот сказал:

— Я должен вам кое-что сообщить. Возможно, вы решите, что я рехнулся, но это не меняет дела.

Он начал издалека. Шпрот сказал, как он любит свою команду и радуется каждой минуте, проведенной в их обществе. Вместе они вели чудесную и опасную жизнь, полную азарта и риска. Ему нравилась эта пиратская вольница, где не было иных законов, кроме тех, неписаных, что они устанавливали сами. Каждый член команды был для него как брат — или сестра. Шпрот называл всех по именам, вспоминал их былые приключения. Пираты давно уже стали словно бы отдельным народом, разве не так? У них был настоящий враг в лице Лиги Корабельщиков, и пираты нанесли этому врагу сокрушительный удар. Капитан гордился своей командой и их многочисленными подвигами.

Беда в том, сказал Шпрот, что так не может продолжаться вечно. Он родился в регионе Внутреннего Моря, в самом сердце обитаемых земель, но сбежал оттуда, когда стало горячо. Шпрот старался забыть свою прежнюю жизнь, оставить ее за спиной и прикинуться, что не имеет ко всему этому отношения. Он почти преуспел, однако не до конца. На самом деле Шпрот ничего не забывал и более не мог притворяться, будто не имеет обязательств перед своей родиной и своей семьей. Пришло время исполнить предназначение и принять судьбу, которую он отверг много лет назад. Именно это Шпрот и собирается сделать.

Немного сконфуженно, словно извиняясь, юноша сообщил, что после смерти Довиана «Баллан» перешел в его собственность. Он не собирается никого принуждать насильно, и если пираты не желают присоединиться к нему, они вольны в выборе. Однако корабль Шпрот заберет и отправится к побережью Талая, а оттуда — во Внутреннее Море. Если Лика Алайн прав, война уже разгорается. Шпрот имел веские причины ненавидеть Хэниша Мейна и собирался сделать все, что в его силах, дабы избавить мир от власти северян. Юный капитан надеялся, что хотя бы несколько человек из тех, кто слушает его сейчас, последуют за ним. Впрочем, каждый может решать по своему разумению. Дело их ждет опасное, а шансы на победу непонятны, и награда не обещана…

— Ну, в общем, вот и все, что я хотел сказать.

Несколько секунд все сидели в тишине. На самом деле Шпрот хотел сказать кое-что еще. Пока он открыл только половину правды, но вторая ее часть была много сложнее первой. Во всяком случае, Шпрот чувствовал, что ему трудно открыть ее товарищам. Перед уходом Довиан заставил его пообещать, что он это сделает, так что юноша вынужден был сказать. Вынужден был растолковать пиратам, кто он таков на самом деле.

— Хотя нет, не все. Прежде чем вы примете решение, я должен еще кое-что объяснить…

Шпрот опять умолк. Мужчина не может снова стать мальчишкой, и все же он чувствовал себя так, словно отступал назад, к временам своего детства, к ребенку, верящему в мир, который не заслужил доверия. Если он заговорит, то снова станет одиноким, заплаканным малышом, оставленным в полуразвалившейся хибарке в горах. Беспомощным, всеми позабытым мальчишкой, глядевшим сквозь проломы в стенах на огромный мир, которому было на него наплевать. И кто спасет его на этот раз?..

— Эй, Шпрот, мы не можем залезть тебе в голову, парень, — сказал Нинеас с обычной беспардонностью. — Что ты там думаешь — выдай наружу, тогда мы услышим.

— Для начала я хочу попросить вас больше не называть меня Шпротом. — На лицах пиратов он не заметил ни удивления, ни осуждения. Глаза были серьезными, без тени презрения или насмешки. — Я долго прятался за это прозвище. Оно славно послужило мне, по теперь все будет иначе, потому что я больше не намерен скрываться. Зовите меня Дариэл. Дариэл Акаран. Таково мое настоящее имя.

Вслед за этим наступила глубокая омерзительная тишина. Молодой капитан содрогнулся. Куда подевалась его уверенность? В бою, перед лицом опасности он чувствовал себя как рыба в воде, но когда понадобилось сделать простую вещь — назвать собственное имя, — Дариэл так растерялся, что ему хотелось затолкать слова обратно в глотку. Впрочем, дело было сделано, и он вскоре перестал сожалеть. Его главенство над этими людьми не значит ничего, если они не примут его настоящего. Такого, каков он есть. Сражение с Хэнишем Мейном не будет их войной, если они не захотят этого сами. А он должен быть честен с теми, кого поведет в бой. Один из пиратов сказал:

— Ежели ты принц, стало быть, мы — твои придворные?

— Я всегда знала, что во мне течет благородная кровь, — пискнула Джина и захихикала.

Клайтус поднялся на ноги и, улыбаясь, шагнул к Дариэлу.

— Ба! Какой у тебя удивленный вид, принц Дариэл Акаран. И с чего? Думаешь, мы против? Большинство из нас давно догадывались, кто ты есть. А Довиан только подтвердил наши подозрения.

При упоминании о Довиане — или Вале, как называл его Дариэл — слезы навернулись на глаза юного капитана. Он поспешно стер их, пока никто не заметил, и принял свой обычный бесшабашный вид.

— Ладно. Тогда выходи, кто не сдрейфит воевать с Хэнишем Мейном.

Пичуга первой шагнула вперед. Многие другие последовали за ней.

Вот так и началось путешествие. Команда обожала своего капитана и пылала энтузиазмом. Вспоминая об этом, Дариэл благодарил судьбу. Он вовсе не ожидал от людей особых почестей, не чванился и не зазнавался. Пираты подчинялись Дариэлу как своему капитану, статус принца ничего не изменил в их отношениях. Они по-прежнему были командой — друзьями и боевыми товарищами.

Обогнув материк, «Баллан» снова повернул на север. Здесь они повстречали торговый корабль Лиги, направлявшийся к югу. Судно ощетинилось солдатами, готовясь к стычке, но пираты развернули все паруса и пролетели мимо, не обратив на корабль Лиги ни малейшего внимания. Дариэл велел поднять флаг. Пусть все знают, кто мы и что делаем, подумал он.

Неделю «Баллан» плыл на север, и вода в море становилась все теплее. Еще несколько дней они двигались вдоль побережья Тея, раздумывая, где бы пристать. По совету Лики Алайна, Дариэл не стал огибать мыс. Сам Тей ныне обжили солнцелюбивые нюмреки, а во Внутреннем Море слишком много недружелюбных кораблей. В конце концов «Баллан» бросил якорь в порту бальбарского города Фалик, откуда начинался торговый путь во внутренние районы восточного Талая.

С того самого момента, как Дариэл ступил на пристань и взялся договариваться о стоянке, он понял, что попал в земли совершенно иной культуры. Дариэл чувствовал себя здесь чужаком; все вокруг было странным, непривычным и непонятным. Его знание мира отнюдь не ограничивалось культурой Акации. В разношерстной команде «Баллана» были люди из разных народов и уголков Изученного Мира, каждый со своими обычаями и традициями, которым они следовали, дабы не потерять связь с корнями. Однако эти различия были невелики, если судить по горстке людей, объединенных общими взглядами и склонностями. В Фалике Дариэл повсюду видел темнокожие лица. Неизвестные запахи словно состязались друг с другом, стараясь сбить его с толку. Слышался непонятный говор, и Дариэл даже не мог сообразить, были это слова одного языка или многих разных.

Он ходил с широко раскрытыми глазами, озираясь по сторонам, а Фалик вовсе не интересовался пришельцем. Люди шли по своим делам, глядя сквозь чужака, словно Дариэл был пустым местом — разве что прохожему требовалось его обойти. Он стеснялся своей белой кожи в толпе темнолицых аборигенов — стакан слабого чая, плавающий в море черного кофе. Отнюдь не все местные жители принадлежали к народу бальбара. Пожалуй, даже не все были уроженцами Талая. Дариэл видел в толпе представителей самых разных народов. Тем не менее бальбара преобладали. Эти люди с очень темной кожей, широкими лицами и мускулистыми телами неизменно притягивали к себе взгляд в толпе — и казалось, что их много больше, чем было на самом деле.

Дариэл оставил большую часть команды на «Баллане». С небольшой компанией, в составе Лики, Пичуги и Клайтуса, он отправился в поселение, которое на многие годы стало домом его брата. Прибыв в Белую Пристань, Лика Алайн поведал, что Аливер скрывается в талайской деревне Юмэ. Таддеус, сообщил старый генерал, все эти годы знал о местонахождении Аливера. Он велел Лике привезти к нему младшего брата, когда тот будет готов. Теперь, надобно так понимать, Дариэл был готов — хотя, надо сказать, сам он отнюдь не испытывал подобной уверенности.

Покинув Фалик, они влились в поток путников, направляющихся вглубь страны. Здесь были целые караваны и одинокие запыленные пешеходы, и всадники, ехавшие на лошадях, на верблюдах, на мулах или ведущие навьюченных животных в поводу. Дариэл и его маленький отряд хотели сохранить анонимность, а потому такое скопление народу подходило им как нельзя лучше. Никто не обращал на путников внимания; они были просто одними из многих и, так же, как все, брели по утоптанной дороге, что вилась среди бронзовых равнин, поросших кустарником и акациями.

Дариэл полагал, что по мере удаления от порта толпа мало-помалу рассеется, когда отдельные люди свернут к своим домам и селениям. Минуло три, потом четыре дня, но ничего подобного не происходило. Дариэл не знал, каково обычное количество пилигримов и купцов на дороге, и все же вскоре понял, что такой поток являет собой нечто непривычное. Число людей только возрастало. Просыпаясь по утрам, Дариэл видел все больше палаток, тентов и шатров. Он начинал понимать, что путники говорят о восстании, о переменах, о войне. Они направлялись туда же, куда и Дариэл.

Лика шел рядом с принцем упругим легким шагом. Вернувшись в Талай, он, казалось, расслабился. Генерал потратил много времени и сил, убеждая Дариэла признать свое происхождение и отправиться с ним, но все это было в прошлом. Лика выполнил свою задачу и теперь, похоже, наслаждался приятной прогулкой. Складки на жестком лице разгладились, генерал будто помолодел. Иногда Дариэл раздумывал, каков Алайн на самом деле. Есть ли у него жена? Дети? Может быть, уже и внуки… Если вдуматься, генерал был вполне приятным человеком.

Однажды Дариэл сказал:

— По-моему, ты очень доволен собой.

— Я доволен жизнью, — откликнулся Лика.

Ближе к вечеру, на пятый день путешествия Дариэлу показалось, что они приближаются к какому-то большому городу. Странное дело. Он-то думал, что на всем протяжении пути до Юмэ стоят лишь деревни и мелкие поселения. Дариэл спросил генерала, и тот подтвердил, что дорога петляет между деревнями. Нет, сказал он, здесь нет больших городов.

Дариэл с сомнением посмотрел вперед. Его смущали строения, поднимающиеся над кронами акаций.

— Может, нам лучше сойти с главной дороги и путешествовать в одиночку?

Принц не знал, почему толпа его беспокоит. К тому не было никаких оснований, среди людей им ничто не угрожало, но, видно, сказывалась давняя привычка. Пираты на островах жили маленькими группами, а Дариэл провел среди них всю сознательную жизнь. Большие толпы народа нервировали его — особенно здесь, в незнакомой, чужой земле.

— Ничего не выйдет. Людям с нами по пути, — откликнулся генерал. Глаза его смеялись. — Да и смысла нет. Пока мы идем в этом направлении, толпы будут повсюду. Кто-нибудь да окажется рядом.

Тем же вечером маленький отряд остановился на привал. Мужчины развели костер, а Пичуга отправилась купить мяса и вернулась в сопровождении нескольких подростков-бальбара. Очевидно, мальчишки были очарованы ею и наперебой старались угодить. Дариэл встретил их не слишком любезно, но юнцы расселись вокруг костра, и остальные были рады их обществу. Мальчишки неплохо говорили по-акацийски и лишь изредка переходили на свой язык — должно быть, обсуждая иноземцев. Вскоре к ним присоединился флейтист, предложив музыку в обмен на еду. К сумеркам возле костра собралась целая толпа. Люди приходили, подсаживались к огню и уходили, когда им хотелось.

Дариэл сидел с краю с мрачной миной. Настроение резко ухудшилось, и он не мог понять почему. Все остальные веселились до упаду. Клайтус, подвыпив, научил мальчиков скабрезной песенке о старом крестьянине, который любил одну из своих кур неподобающим способом и огреб через это много проблем. Лика негромко беседовал с незнакомцем, чья кожа была цвета золотистого меда. Даже Пичуга в окружении этих людей чувствовала себя как дома, шутила и смеялась вместе с ними. Она посматривала на Дариэла, не замечая его настроения. Это тоже было частью проблемы: его никто не замечал. Никто ни о чем не догадывался. Принц хотел соблюдать инкогнито, пока не отыщет брата, и теперь стало ясно, что он целиком и полностью преуспел. Дариэл был никому неизвестным чужаком — и теперь сомневался, правильно ли он поступил. Как вести за собой армии и поднимать людей на борьбу, если люди даже не знают, кто он?

И все же, прислушиваясь к разговорам, Дариэл выяснил кое-что интересное. Несколько человек поведали, что недавно отказались от миста. Они не понимали, как такое случилось. Все были наркоманами с многолетним стажем и не мыслили себе жизнь без миста. Днями они работали, мечтая лишь о том, чтобы поскорее настал вечер. И вдруг что-то изменилось. У каждого из этих людей была своя история, но все сходились в одном: мист, вместо того чтобы доставлять им радость, стал истинным кошмаром. Он больше не погружал их в прекрасные фантазии, а, наоборот, — воплощал самые жуткие страхи. Так продолжалось ночь за ночью, с каждым разом все хуже. В конце концов видения стали такими ужасными, что люди предпочли бросить наркотик — пусть даже ломка сама по себе была настоящей пыткой. Тем не менее они пережили ее и теперь были свободны от своего извечного голода, находя давно забытые радости в реальной жизни.

Чуть позже к компании присоединился акациец. Он предложил рассказать историю о Короле Снегов в обмен на пару кусков козьего мяса. Жуя и глотая, мужчина поведал, как Король Снегов решил, что только древние колдуны, давно изгнанные на край света, могут вернуть в мир прежнее равновесие. Он отправился на поиски чародеев и прошел весь Талай, убив по дороге стаю лариксов. Много дней он провел без пищи и воды, путешествуя по землям дальнего юга, где жара убивает человека почти мгновенно. Однако Король Снегов выжил и отыскал колдунов, обращенных в каменные статуи. Хитрость и находчивость помогли Королю убедить колдунов встать на его сторону в войне.

Дариэл сидел, зачарованно слушая повествование, которое звучало как древняя легенда. Принц никогда не слышал ее прежде. Он не мог припомнить никаких сказок о Короле Снегов, и это удивило его. Все эпические сказания Дариэл выучил почти наизусть еще в детстве, и они были понятнее, чем многие события нынешних времен. Вдобавок прозвание, которым рассказчик наградил короля, показалось Дариэлу странным. Откуда в этих сухих, выжженных солнцем землях могли взяться сказки, связанные со снегом? Каким образом здесь появился герой с подобным именем?

Дождавшись паузы, Дариэл спросил:

— Король Снегов? Кто же он такой?

Акациец обернулся к Дариэлу и смерил его презрительным взглядом, увидев перед собой молодого бродягу в просторной рубахе, распахнутой до пупа, и длинными волосами, небрежно собранными в хвост. Тем не менее акациец сидел у его костра и ел его мясо, а потому вынужден был проявить уважение.

— Королем Снегов называют самого Аливера Акарана, наследника престола Акации. Он получил это прозвание, когда король Леодан пал от рук убийцы. В ту ночь в Акации шел снег. Снег, понимаешь? Белые холодные пушинки, которые падают с неба. Такого не бывало в Акации сто лет, но королевские дети не испугались и решили поиграть в снежки. Снежки — это шарики из снега, их кидают друг друга и соревнуются таким образом. Ну вот. Аливер — старший из детей короля — сказал, что еще до конца ночи его провозгласят королем снегов. Это было пророчество, понял? Пророчество — потому что его отца убили в ту самую ночь. Вот почему мы так его называем. Это имя он дал себе сам. Странно, что ты ничего не слышал. Мы хотим присоединиться к Аливеру Акарану. Он говорит, что если мы будем сражаться на его стороне, то вместе сделаем мир лучше. Я ему верю.

— Мы все верим, — откликнулся один из мальчишек. Множество голосов поддержали его.

— Аливер Акаран говорит: пусть нас и мало в сравнении с мощью Мейна, но это не важно. Муравьи живут на акациях. Они прогрызают дупла и селятся в них, защищая деревья от тех, кто хочет им навредить. Для муравьев дерево — это жизнь. Это их мир. Король Снегов предлагает людям вспомнить о тех муравьях и о силе, которой они обладают. Так поступаем и мы. Защищаем дерево, давшее нам жизнь.

В ту ночь Дариэл ни на миг не сомкнул глаз и на следующий день шел, словно во сне. Его не беспокоили воспоминания, не чувствовал он и душевного подъема. Внутри была пустота. Она осталась в душе на долгие годы — с того дня, когда мальчик лежал в горной хижине, чуть живой от страха. С тех пор пустота затаилась, но не исчезла совсем. Дариэл понимал, что близится момент, когда пустое место так или иначе будет заполнено, и это немного пугало его. Принц сказал себе, что примет как должное все, что придет к нему. Может быть, именно поэтому он перестал воображать, надеяться или мечтать о том, что должно прийти.

По словам Лики Алайна, они уже приближались к цели и потому не стали устраивать привал после наступления темноты. Вокруг виднелись распаханные поля. Очевидно, путники поднялись на возвышенность, потому что вечер был прохладным и ветреным. Наконец, настал момент, когда Дариэл поднялся на вершину холма и посмотрел на Юмэ. Вид, открывшийся перед ним, потряс юного принца до глубины души. Долина внизу сияла сотнями огней, словно под ногами оказалось небо, сияющее мириадами звезд. Огни были повсюду, насколько хватал глаз.

— Это просто костры, Дариэл, — сказал Лика. — Походные костры и лампы.

— Но их столько!.. Словно там город.

— Это не город. Всего лишь деревня. Однако вокруг нее расположилась армия твоего брата. И твоя.

Бок о бок они спустились с холма, направляясь к морю огней. Дариэл не ориентировался в поселении, поэтому просто шел за Ликой. Принц не знал в точности, сколько минуло времени, но, в конце концов, они приблизились к одному из больших шатров в центре деревни.

— Мы пришли, — сказал генерал.

Молодой талаец сидел на корточках неподалеку от входа. Он не двинулся с места, и лишь его глаза внимательно следили за приближением чужаков. Талаец оставался бесстрастным, однако Дариэл заметил, как что-то неуловимо изменилось в его взгляде, когда они с Алайном подошли у дому. Теперь юноша был уверен, что за кажущимся спокойствием этого красивого темнокожего лица таится веселье. Дариэл открыл, рот, собираясь заговорить, но талаец успел первым.

Он сказал что-то на родном языке. Дариэл начал было отвечать, что не понимает его, когда молодой человек улыбнулся и жестом предложил ему войти. На ломаном акацийском он проговорил:

— Заходи, принц. Внутрь. Пожалуйста, иди внутрь.

Шатер был довольно велик. Многочисленные деревянные столбы подпирали крышу и растягивали стены. Горели масляные лампы. Повсюду стояли табуреты, невысокие диванчики и столы, кое-где висели карты. Так что приходилось пробираться по шатру словно по лабиринту. Дариэл остановился и замер, оглядываясь по сторонам. Он заметил человека, склонившегося над низким столом. Его волосы были коротко обрезаны на талайский манер, но кожа казалась гораздо светлее — не темная, а скорее оливковая. Хотя он был молод, его лицо светилось умом и мудростью, и Дариэл сперва решил, что перед ним какой-то советник или, может быть, ученый с военной специализацией.

Молодой человек поднял голову и пошел к Дариэлу. Он двигался легко и плавно, подобно талайским бегунам. Стало быть, еще и воин вдобавок ко всему прочему. На бедре он носил меч — слегка изогнутый клинок, не похожий на те, что Дариэл видел в Талае до сих пор. Однако в движениях не было никакой скрытой агрессии. Он шел, раскинув руки в стороны, ловко пробираясь между столами и табуретами. Дариэлу показалось, что молодой человек готов кинуться вперед, чтобы обнять его. Но с какой стати? Дариэл не знал, что и думать, а потому просто стоял и смотрел, как приближается воин. На его лице отражалась одновременно и радость, и боль; оно было так странно, невероятно знакомо…

И тогда Дариэл понял.