Коринн Акаран наконец признала, что в мейнских женщинах есть, пожалуй, некая своеобразная красота. Она размышляла об этом, едучи по горной тропе, что извивалась серпантином, уводя все выше и выше, к Небесной Скале. Мейнки могут быть привлекательными; нужно лишь привыкнуть к резковатым чертам. Все мейнцы имели примерно одинаковый тип внешности, но жесткие, четко очерченные лица, которые казались такими красивыми у мужчин, были неуместны для женщин. Во всяком случае, так полагала Коринн до последнего времени. Лишь недавно она поняла, что, глядя на мейнок, всегда сравнивала их с собой. Теперь, когда Коринн ехала по тропе в компании молодых мейнских женщин, ее мысли вновь вернулись к этой теме.

Все началось с приказа. Хэниш Мейн, сообщил посланник, желает, чтобы принцесса Коринн проводила больше времени с его кузиной Репной и другими знатными женщинами из Мейна. Посланник сказал «желает», но они оба знали, что слово «требует» более уместно в данной ситуации.

Хэниш назвал Коринн принцессой. Все называли ее принцессой, хотя, по сути дела, она была пленницей на острове, некогда принадлежащем ее отцу. Коринн жила среди людей, которые убили отца, обратили в руины Акацийскую империю и уничтожили род Акаран. Она ходила по коридорам, знакомым с детства. Она видела в окнах привычные пейзажи — нижний город и море. Вечерами часто ужинала за огромным столом в центральной зале. Но она более не была в кругу семьи. Другие люди заняли фамильный дворец. Молитвы читали на другом языке и славили богов другого пантеона — странного, злобного, суть которого Коринн так и не поняла. Ее жизнь балансировала на грани между «тогда» и «теперь». Нынешняя реальность перемешивалась с воспоминаниями. Коринн не знала, есть ли на земле еще хоть один человек, который оказался в подобных обстоятельствах.

Нынче днем Ренна ехала на гнедом коне, которого, должно быть, подобрала нарочно, чтобы он подходил к ее наряду. Ренна надела приталенную кофту в пастельно-голубом и бежевом тонах и разрезную юбку. Все вместе могло показаться платьем, когда Ренна стояла, но неизбежно разъезжалось, если она садилась верхом. Бледная, тоненькая девушка с далеко не идеальными чертами, которые, к счастью для нее, довольно удачно комбинировались, так что ее лицо можно было назвать приятным. Волосы Ренна заплетала в косы, и вначале Коринн стоило некоторого труда отличить ее от мужчины.

В первые годы оккупации мало кто из мейнок покинул Тахалиан и переселился на Акацию. Мейнцы предпочитали держать своих женщин взаперти. Они не любили смешиваться с другими народами, и трудно было придумать для женщины более страшный грех, нежели дать жизнь полукровке. Равно мейнцы не пришли в восторг, когда жительницы завоеванной империи начали рожать белокожих, сероглазых детей с тонкими чертами лица. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Хотя мейнцы на все лады расхваливали своих женщин, им явно нравились мягкие лица и оливковый оттенок кожи акациек — пусть даже они и говорили, что равнодушны к их прелестям. Поговаривали, что даже Маэндер Мейн наплодил толпу ублюдков. Постепенно все больше мейнских женщин спускалось с гор вслед за мужьями и любовниками. Среди них были и знатные дамы, и подруги простых солдат, которые, впрочем, теперь вели непривычно роскошную жизнь.

Ренна приехала в Акацию лишь несколько месяцев назад, однако уже адаптировалась к местным условиям жизни. У нее был красивый голос — высокий и нежный, чудесно подходивший для акацийского языка.

— Хэниш считает тебя очень красивой, — сказала она. Ренна носила шляпу с широкими сетчатыми полями, которые защищали ее от солнца. Из-под этой сетки она робко взглянула на Коринн. — Хотя ты, наверное, и сама знаешь. Ты понимаешь в мужчинах больше, чем я, да?

— До сих пор я понимала не так уж много, — ответила Коринн. Ее мало интересовали романчики и придворные интриги. Начать с того, что это был не ее двор. Вдобавок такие вещи напоминали Коринн о потерях. И все же, помимо своей воли, она спросила: — С чего ты взяла, что Хэниш считает меня красивой?

— Ну, это очевидно, принцесса, — откликнулась Ренна. — Он глаз с тебя не сводит. На летнем празднике он танцевал только с тобой.

Другая девушка, подруга Ренны, поддержала ее. Потом обернулась в седле и глянула на четырех молодых мейнок, ехавших следом. Все дружно закивали.

Коринн фыркнула.

— Да уж, на том празднике никто с меня глаз не сводил. То-то, должно быть, потешались, глядя, как я спотыкаюсь через два шага на третий. Попробовал бы Хэниш отвернуться — я б ему все ноги оттоптала. Ваши танцы для меня — темный лес.

Принцесса уже не первый раз пыталась отвергнуть комплименты Ренны, но та не уставала выражать восторг. Коринн наконец замолчала, признав поражение в словесной баталии. До войны ею восхищались мужчины и женщины гораздо более изысканные и утонченные, чем любая из этих девчушек. Коринн хорошо знала, какое место она занимает в нынешнем мире. А вот молодые мейнки вряд ли это понимали, и вряд ли они хотя бы догадывались о фальши, которая сопровождала их отношения с принцессой Акаран. Коринн знала, что она — боевой трофей, выставленный на обозрение для удовольствия Мейна и в назидание подданным нового короля. «Смотрите! Вот неоспоримое доказательство, что империя, существовавшая здесь до Мейна, побеждена. Смотрите, Акараны сидят за нашим — нашим! — столом. Поглядите на эту женщину. Оцените ее изысканные манеры, красоту, изящество. Вспомните, как могущественны были Акараны, и как они слетели с трона, были приручены и стали нашими домашними питомцами…»

Коринн вела роскошную жизнь. Она обладала массой привилегий. И все же чувствовала себя игрушкой. Вещью. Собственностью, принадлежащей всем мейнцам сразу — даже этим юным женщинам, которые расточали ей комплименты.

Девушки приблизились к Небесной Скале. Порыв ветра донес до них запах птичьего помета. Одна из мейнок прикрыла нос ладонью и спросила, действительно ли так необходимо ехать дальше. Не обратив на нее внимания, Коринн двинулась вперед. Любое пренебрежение к Акации оскорбляло ее, даже если речь шла всего лишь о морских птицах. Остров цвел всеми красками лета, трава на холмах отливала золотом. Лишь колючие короны акаций исчезли бесследно — деревья вырубили по приказу Хэниша в первые годы его правления. Еще один символ победы над империей. Еще одно действие, которое Коринн никогда не простит Хэнишу Мейну…

В ближайшее время начнется засушливый сезон, и на холмах запылают пожары. Столбы черного дыма потянутся к небу, и хищные птицы закружат над выжженными пятнами, похожими на раны земли. Коринн поведала об этом своим спутницам, сказав, что скоро придется осторожно выбирать время для прогулок. Случалось, люди, застигнутые быстро вспыхнувшим пожаром, сгорали на месте… Девушки слушали Коринн в благоговейном молчании, должно быть, воображая огненные вспышки, способные сжечь человека дотла. Жуткая мысль для людей, живших в стране девятимесячной зимы, где — как говорил Игалдан — снег мог выпасть даже в середине лета. Коринн нравилось, что мейнки страшатся особенностей острова, знакомых ей с детства. С другой стороны, такие мысли всегда вызывали у принцессы печальные воспоминания. Игалдан… Коринн старалась не думать о нем. Она так близко подошла к большой любви — а кровожадные безумцы отобрали ее…

К тому времени как девушки добрались до Небесной Скалы, поднялся ветер. Стоя на краю утеса, Ренна и ее придворные дамы цеплялись за свои шляпки, чтобы они не улетели в море. У Коринн не было подобных проблем. В отличие от мейнок, чья кожа краснела и шелушилась, Коринн под жаркими лучами солнца становилась только краше. Так что принцессе не требовался головной убор, и она с затаенной улыбкой наблюдала за страданиями спутниц. Ее веселье, впрочем, не продлилось долго.

— Смотрите, — сказала одна из девушек, — Ларкен возвращается из Талая. Вон его корабль.

Секунду спустя Коринн заметила судно. У него были красные паруса с эмблемой из двух перекрещенных кирок — герб, пожалованный Ларкену Хэнишем за его службу во время войны. Паруса парили над волнами, быстро приближаясь к острову, и при виде этого полыхающего алым цветом корабля Коринн ощутила прилив ярости.

Ларкен… Стоило подумать о нем, и принцесса вспоминала о своем позорном пленении. Именно Ларкен постучался в дверь ее комнаты в Киднабане девять лет тому назад. Он стоял перед ней — высокий, красивый, ладный в одеждах мараха. Ларкен говорил серьезно и спокойно, и, несмотря на грозящую опасность, это спокойствие передалось Коринн. Его послал Таддеус Клегг, сказал Ларкен. Канцлер поручил ему отвезти принцессу в безопасное место. Только ее. Об остальных детях позаботятся другие солдаты, поскольку все они направляются в разные стороны. Всем четверым нельзя долее оставаться в одном месте. Таддеус и король Леодан придумали план, который теперь нужно претворить в жизнь. Ларкен показал принцессе бумагу с подписями и печатями, подтверждавшую его слова. Коринн узнала отпечаток перстня Таддеуса.

— Надо идти, — сказал Ларкен. — Верьте мне. Если потребуется, я отдам за вас жизнь.

Коринн очень хотелось поверить ему. Теперь она изумлялась — как можно было просто уйти, не поговорив с братьями и сестрой? Коринн заикнулась об этом, но Ларкен ее отговорил. Агенты Хэниша Мейна уже на пути к Киднабану, сказал он. Предатели повсюду. Даже их гостеприимному хозяину, управляющему Креншалу, больше нельзя доверять, и поэтому они должны бежать. Немедленно. Время работает против них. Остальные дети уже отправились в путь. Они вновь соберутся все вместе через некоторое время, но сейчас надо идти. Выбора нет.

Ларкен был любезен и учтив. Умелый, сильный, решительный, он точно знал, что делать, а Коринн нужно было просто следовать его инструкциям. Она повиновалась и шагнула за своим спасителем в незнакомый мир. Они вышли из дома управляющего, проскользнули по темным улочкам Кролла и оказались в порту. Здесь уже ждал шлюп, который Ларкен твердой рукой направил в открытое море. К тому времени, как поднялось солнце, они обогнули мыс, и Кролл исчез из поля зрения. По пути Ларкен подробно объяснял Коринн, куда они направляются и что намерены делать дальше. Оставив Киднабан за кормой, шлюп полетел к мысу Фаллон. Вечером того же дня Коринн и Ларкен прибыли в тихий маленький городок Данос. Принцесса окончательно выбилась из сил и полностью положилась на своего умелого спутника.

Ларкен объяснил, что в Давосе им надо встретиться с другим агентом Таддеуса. Только он знает, куда двигаться дальше. Это надежный человек, и ему можно полностью доверять.

Агент так бурно и радостно приветствовал Коринн, что она смутилась. Странное чувство, доселе ей неведомое.

— Здесь мы в безопасности, — сказал агент, когда они шли по ночному городу. — Наша встреча содержалась в полнейшей тайне. Только я читал распоряжения канцлера. Подготовка к каждой стадии вашего путешествия производилась отдельно, так что никто, кроме меня, не знает всех деталей. Так велел Таддеус, и я четко выполнил его указания. Поверьте мне, принцесса Коринн, худшее позади.

— Никто не знает о нашем прибытии? — спросил Ларкен. — Ты уверен?

Агент мог поклясться в этом своей жизнью и жизнью своих детей. У него на руках имелись все необходимые бумаги, которые требовались, чтобы продвигаться дальше. Агент знал все инструкции, пароли и явки. Им предстоит, сказал он, направиться в Кендовию. Там есть верные Акаранам люди, которые приютят Коринн и предоставят надежное убежище. Хэниш Мейн ни в жизнь ее не найдет, ищи он хоть сотню лет.

Казалось, Ларкен был удовлетворен, и некоторое время они просто шли по улицам. Агент тараторил без умолку. Его огорчала ситуация в империи, он сожалел о смерти Леодана, рассказывал Коринн о предстоящем путешествии и клялся, что скоро все будет улажено. Коринн хотелось, чтобы агент замолчал и, одновременно, чтобы он говорил дальше. Она боролась с желанием вцепиться в него и крепко держать до тех пор, пока мир не вернется к своему нормальному состоянию. Никогда прежде Коринн не чувствовала такой необходимости быть рядом с людьми. Теперь ей хотелось оставить Ларкена и вверить свою жизнь их новому спутнику.

И тем сильнее ошарашило принцессу то, что случилось потом. Едва они свернули за угол и оказались в темном закоулке, как Ларкен что-то прошептал. Человек Таддеуса резко обернулся к нему, будто услышав предостережение. Он так и смотрел на Ларкена, когда тот шагнул вперед, чем-то взмахнул и ударил спутника по лбу. Агент замер на месте, точно прикипев к земле, пока убийца не отдернул руку. Обмякшее тело повалилось на мостовую. Лишь теперь Коринн увидела, что Ларкен держит в руке маленький топорик, который прежде висел у него на поясе.

— Ни звука. — Ларкен крепко взял Коринн за локоть. — Имейте в виду: если вы закричите, мне придется утихомирить вас весьма болезненным способом. — Он протащил ее по нескольким ступеням и выволок в переулок. — Так надо, принцесса. Не вините меня… или его. Мы все актеры в драме, которая больше нас самих. Идемте. Путешествие еще не закончилось.

— Что… что вы делаете? — выдохнула Коринн, безуспешно пытаясь высвободить руку. — Куда вы меня ведете?

Впервые Ларкен проигнорировал ее вопрос. Никакого вежливого ответа. Никакого быстрого, но внятного объяснения. Он просто вел Коринн за собой. В укрытие, да. Однако совсем не в то, которое приготовил для нее отец. Как выяснилось впоследствии, Ларкен не был ни верным человеком канцлера, ни тайным агентом Мейна. Он притащил Коринн в старую заброшенную лачугу и здесь ожидал окончания войны, чтобы продать принцессу тому, кто победит. Домик прятался в холмах неподалеку от Даноса на обрывистом, заваленном валунами берегу реки, куда люди приходили редко.

Так прошло много дней. Коринн и ее похититель редко общались, и после каждого разговора Коринн ругала себя за то, что вообще раскрыла рот. Ларкен кормил принцессу и, как мог, заботился о ней. Время от времени он уходил в Данос, каждый раз крепко связывая Коринн. А вернувшись, пересказывал ей новости, так что принцесса знала о событиях войны. Вдобавок Ларкен поведал Коринн ужасные вещи о грязной изнанке Акацийской империи. В то время принцесса отказывалась верить ему, хотя теперь понимала, что все было правдой. Все до последнего слова.

Коринн Акаран вышла из хижины другим человеком. Не было больше наивной девочки, верившей в чистоту и порядочность людей. Коринн поклялась, что никто и никогда больше не поймает ее в ловушку. Она никому не будет доверять. Она никогда не будет любить. Ни один человек не убедит ее в своей доброте. Коринн многое узнала об истинной сущности мира и дала себе слово, что найдет способ выжить в нем.

Через два месяца после похищения Ларкен передал принцессу в руки Хэниша Мейна, тем самым обеспечив себе привилегированное положение в новой империи. А Коринн оказалась при мейнском дворе, где и жила по сей день — вот уже девять лет.

На обратном пути она не проронила ни слова. Женщины вернулись во дворец через боковые ворота. Светловолосые охранники со смехом предложили им назвать пароль. Они шутили и весело болтали с девушками, но Коринн терпеть не могла эти игры. Принцесса еще больше расстроилась, узнав, что за воротами ожидает посланник Хэниша Мейна. Он сообщил, что Хэниш желает видеть ее нынче вечером. Коринн мысленно застонала. Она собралась было ответить, что больна и хочет уединиться в своих покоях, но тут ощутила на себе взгляды девушек — восхищенные, завистливые и любопытствующие. Ладно. Не имеет значения, что она хотела сказать. Коринн молча выслушала посланника и равнодушно пожала плечами.

Стоя в коридоре перед дверью в покои, которые принадлежали когда-то ее отцу, Коринн попыталась успокоиться. Пусть румянец сойдет со щек, сердцебиение вернется к нормальному ритму, а лицо станет холодным и бесстрастным. Хэниш Мейн вызывал у нее странное чувство, от которого Коринн всеми силами старалась избавиться. В этом ей обычно помогали воспоминания об их первой встрече. Тогда Коринн называла имя Игалдана, сказав, что принц не допустит ее пленения. В ответ Хэниш ухмыльнулся.

— Игалдан? Ошенийский щенок? Так вот о ком вы думаете? Ладно, я понимаю, он был видный парень. Да еще, кажется, поэт. Ну так знайте, что он загубил свою армию на поле боя. Они все погибли… довольно поганой смертью. Игалдан, дорогая принцесса, покрыл свое имя позором. Впрочем, если желаете, можете помнить его таким, каким он вам больше нравится. Вы, акацийцы, умеете притворяться.

Никогда прежде Коринн не испытывала к человеку подобной ненависти. В тот момент Хэниш показался ей омерзительным, жестоким, грубым, гадким. Теперь ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы помнить об этом. Слишком часто, глядя на Хэниша, она испытывала совсем другие эмоции…

— Коринн? — донеслось из-за двери. — Принцесса, я знаю, что вы в коридоре. Входите. Давайте поговорим немного. Я узнал кое-какие новости. Думаю, вам будет интересно.

Эта его манера тоже несказанно раздражала Коринн. Казалось, Хэниш имел нечеловечески острые чувства. Она толкнула дверь и перешагнула порог. Хэниш сидел за столом ее отца, держа в руке веер бумаг и теребя одну из своих косиц — ту, которая указывала число людей, убитых в танце мазерет, столь любимом мейнцами. Хэниш поднял голову и улыбнулся ей. Коринн мгновенно разозлилась на него за эту улыбку — потому что она озарила лицо Хэниша и подчеркнула красоту его глаз. Эти проклятые глаза! Они неотвратимо притягивали к себе взгляд Коринн; они будто светились изнутри, мерцали, как серые звезды. Они действовали на нее как бирюзовая вода одного из белых пляжей возле Аоса: ею можно было любоваться бесконечно. Некоторые вещи просто созданы для того, чтобы на них смотреть. Глаза Хэниша Мейна — и все его лицо, если уж на то пошло, — были из их числа. Коринн стоило немалых усилий надеть приличествующую случаю маску холодного равнодушия.

— Солнце очень идет вам. — Хэниш говорил по-акацийски, как делал чаще всего, когда они общались между собой. — Такая теплая красота хорошо подходит к вашим солнечным дням, здесь, на юге. Кстати, я рад, что вы согласились прогуляться с моей кузиной и ее подругами.

— У меня не было выбора, — отозвалась Коринн. — Если помните, вы сами отдали мне такой приказ.

Хэниш улыбнулся, словно она сказала что-то очень приятное.

— Трудно научить мейнских женщин придворным манерам. У них нет никакого опыта. Ни у кого из нас не было поначалу. Я знаю, что наши девушки восхищаются вами и следуют вашему примеру.

Коринн промолчала. Хэниш положил бумаги на стол.

— У меня есть новости, которые могут вас заинтересовать. Ларкен вернулся из Талая. И принес вести о вашем брате. — Он помедлил миг, наблюдая за реакцией Коринн. — Покамест мы не нашли его, хотя вот-вот найдем. Он где-то в Талае, во внутренних районах. Люди Ларкена напали на одно из местных поселений, но акацийцы, что там прятались, ускользнули у них из-под носа. Ваш брат Аливер оказался очень вертким.

— Откуда вы знаете, что это Аливер, а не Дариэл?

Хэниш пожал плечами.

— Я как раз надеялся, что вы поможете мне разобраться. Аливера действительно отправили в Талай?

— Такие сведения помогли бы вам в поисках?

— Да, весьма.

Коринн посмотрела ему прямо в глаза и честно ответила:

— Не имею ни малейшего понятия.

Теперь Хзниш выглядел не таким довольным, как прежде. Казалось, он готов был подняться из-за стола и подойти к принцессе. Однако он лишь скрестил руки на груди и заговорил на мейнском:

— А вы сильно изменились… Где та девочка, что стояла передо мной девять лет назад? Помните, как мы заботились о вас, когда вы лежали в лихорадке? Поверьте, принцесса: без наших знаний об этой болезни вы страдали бы гораздо сильнее. Возможно, ваши родные тоже пострадали от болезни, но некому было им помочь. Возможно, они тоже изменились. Не исключено, что вы и не узнаете их, а они — не узнают вас. Может быть, Коринн, вы сейчас скорее одна из нас, чем одна из них.

Коринн приподняла брови и всем видом выразила прозрение к подобному предположению.

— Принцесса, где ваши родные? — не отступал Хэниш, снова прейдя на акацийский.

— Вы уже спрашивали.

— И еще спрошу. И еще, и еще. Возможно, вы говорите правду, но я все равно буду задавать вам этот вопрос по пять раз на дню следующие двадцать лет.

— А потом перестанете?

— Потом я буду задавать его по десять раз на дню следующие сорок лет, если Тунишневр позволят мне топтать землю столь долго. Коринн, вы прожили девять лет в моем доме как почетная гостья. Причинил ли я вам вред? Упал ли хоть волос с вашей головы? Принуждал ли я вас к чему-то? Так помогите мне разыскать ваших братьев. И сестру. Я уже говорил вам прежде и повторяю еще раз: я лишь хочу, чтобы они вернулись во дворец своего отца и жили здесь в мире, как вы. Неужели лучше им скрываться в провинциях, прятаться по углам, но норам, как загнанным зверям?

— Где бы ни были мои родные, они свободны, — откликнулась Коринн. — Я бы не хотела ничего менять. Думаю, они тоже.

— Вы уверены? — Коринн не ответила, и Хэниш нахмурился. — Ладно. Прекрасно. Мы их найдем. У меня есть время и власть. У них — мало друзей и мало возможностей. Мы почти поймали одного из ваших братьев. Теперь он поймет, что его преследуют. Задергается, начнет совершать ошибки, доверять тем, кому не следует… Лично я полагаю, Коринн, что их жизнь далека от совершенства. В отличие от вашей. Жаль, что мы проводим так мало времени вдвоем. Столько лет прошло, а вы до сих пор не знаете меня толком. Мне бы хотелось это исправить. Теперь я не буду так часто уезжать. Думаю, если вы узнаете меня получше, я вам больше понравлюсь. Возможно, однажды мы решим, что можем быть вместе. Как вам такая мысль?

— Позвольте мне уйти! — резко сказала Коринн.

— Вы вольны приходить и уходить, когда захотите, принцесса. Поймите это наконец.

Коринн развернулась на каблуках и направилась к выходу. Она знала, что Хэниш будет смотреть ей вслед, пока она не исчезнет из поля зрения. Ей стоило большого труда сохранить непринужденный вид, однако Коринн преуспела. Выйдя из покоев, она свернула за угол, и Хэниш остался позади. Лишь теперь принцесса выдохнула и позволила себе расслабиться… но тут же поняла, что она не одна.

В арочном проеме, который ей нужно было миновать, стоял Маэндер. Он только что вошел внутрь и разговаривал с кем-то, стоявшим позади него. Заметив Коринн, Маэндер умолк. У него из-за спины вышел Ларкен; он сделал несколько шагов вперед и тут увидел принцессу. Ларкен приподнял брови, его губы растянулись в ухмылке. Хотя Ларкен был акацийцем, теперь он говорил только на мейнском. Они с Маэндером чем-то походили друг на друга — оба высокие, стройные, хорошо сложенные, оба являли собой прекрасные образчики мужской красоты своих народов.

Коринн шла вперед и смотрела мимо них, в коридор, сосредоточив взгляд на точке пространства где-то за их спинами. Она без проблем миновала Ларкена, но когда поравнялась с Маэндером, тот вытянул руку поперек проема, загораживая Коринн дорогу. Она остановилась, не поднимая головы, глядя на мускулистую руку, покрытую золотистыми волосками. Под мягкой кожей на сгибе локтя пульсировала вена, похожая на толстого червя. Коринн чувствовала, что Маэндер впился в нее взглядом, пытаясь рассмотреть лицо. Она знала этот взгляд. Коринн часто ощущала его на себе, проходя по коридорам дворца. Он тревожил ее даже во сне, и, просыпаясь, принцесса настороженно осматривала комнату, дабы убедиться, что рядом никого нет. Этот человек пугал ее, как никто другой, хотя за все время пребывания Коринн во дворце они едва обменялись несколькими фразами.

Вот и сейчас Маэндер не сказал ни слова. Свободной рукой он взял Коринн за подбородок и вынудил ее поднять голову. Несколько секунд он рассматривал девушку, а потом наклонился к ней; жесткие волосы бороды коснулись ее щеки. Маэндер чуть повернул голову и провел языком по ее виску. Коринн отдернула голову, ударила ребром ладони по его руке и выскочила в коридор. За спиной раздался голос Ларкена:

— Какова она на вкус? Сладкая или кислая? Мне всегда было интересно.

Коринн не разобрала ответа. Ей почудился смех Маэндера, но Коринн не могла сказать в точности, слышала она его на самом деле, или это была всего лишь игра ее воображения. Впрочем, она полагала, что не ошиблась — смех преследовал ее повсюду. Хэниш мог сколько угодно разливаться соловьем, Маэндер показал Коринн истинное лицо мейнцев. Она никогда не будет доверять им. Коринн уже очень давно перестала верить людям и не собиралась начинать снова. Принцесса не знала, куда подевались ее братья и сестра. Но не сомневалась: где бы они ни были, им живется гораздо, гораздо лучше, чем ей.