Коринн Акаран понимала, что знает о мире далеко не все. Многие имена, фамилии знатных семей, исторические события не удерживались в ее памяти. Но все это не беспокоило Коринн, поскольку не имело никакого значения для ее жизни. Она была старшей дочерью короля Леодана и притом красавицей — вот что действительно важно. Коринн не желала власти над королевством отца. Трон отойдет Аливеру, и пусть. Она не находила ничего привлекательного в пертурбациях государственного управления. Гораздо лучше стоять в стороне и исподволь влиять на события посредством придворных интриг. Целый мир был слишком велик для нее: Коринн вполне удовлетворяла небольшая его часть. Но уж в этой части мало кто из людей вел столь же чудесную жизнь, как она сама, и мало кто смотрел в будущее с таким же оптимизмом.

Однако же Коринн хранила секреты, о которых никто не догадывался. По натуре своей она была жизнерадостной девушкой, любила красивые платья, пикантные сплетни и романтические истории. И вместе с тем Коринн часто думала о смерти. Это темное облако, заполонявшее ее мысли, всегда было где-то поблизости. Мать Коринн умерла, когда девочке было десять лет. С тех пор Коринн постоянно преследовали мрачные мысли о недолговечности жизни.

Алира Акаран угасла на исходе весны. Коринн до мельчайших деталей помнила последние минуты, проведенные с матерью. Девушке часто снилось, что она снова сидит у кровати больной, сжимая ее исхудавшую руку. Болезнь разрушала тело Алиры, и казалось, мать растворяется на глазах. Стояли жаркие дни, Алира часто скидывала с себя одеяло. Ноги, торчавшие из-под ночной сорочки, были тоненькими как палочки, а ступни и пальцы выглядели неестественно огромными. Эти ступни были первым, что видела Коринн, входя в комнату. К кому времени Алира уже несколько недель лежала прикованная к постели; она так ослабла, что не могла пройти по комнате без помощи дочери. Коринн поддерживала легкое тело матери, пока та делала неуверенные шаги — словно ребенок, который только учится ходить.

Маленькая девочка была ошеломлена, в одночасье поняв, что реальный мир гораздо страшнее самых жутких кошмаров. Куда же пропала всемогущая мать, которая знала мысли Коринн, прежде чем та раскрывала рот; мать, смеявшаяся над ее детской боязнью драконов, гигантских змей и чудовищ? Где же воительница, что убивала этих тварей, просто войдя в комнату, улыбнувшись Коринн и окликнув ее по имени? Где красавица, сидевшая подле Коринн и обучавшая ее сложному искусству придворного этикета? Женщина, которая была образцом для подражания? Все изменилось в единый миг — и Коринн не могла понять, почему, как и зачем…

А вдобавок к тому Коринн видела себя в каждом кусочке тела умирающей матери. Алира дала дочери овал своего лица, изгиб губ, узор линий на лбу. У них были одинаковые руки: та же форма кистей и суставов, те же тонкие ногти, та же манера отставлять мизинец. Десятилетняя девочка держала в ладонях свою собственную руку — худую, слабую… Будто бы каким-то непостижимым образом прошлое слилось с настоящим, или настоящее с будущим.

И хотя оптимизм юности часто гнал прочь смятение, в душе Коринн поселился страх, который она так и не сумела преодолеть. Вернее, сумела только отчасти. Сперва она получит все дары жизни, рассуждала Коринн, потом потеряет их и умрет. Эта мысль появилась, когда ей было десять лет, и никуда не исчезла, когда Коринн сравнялось одиннадцать, потом двенадцать. Шло время, но мрачное чувство не поблекло с годами. Коринн пыталась понять, как эти болезненные мысли уживаются с ее оптимизмом и жизнерадостной натурой. Пыталась — но не могла. Это приводило ее в растерянность. Кажется, и окружающие задавались вопросом, что творится в душе юной девушки.

Коринн часто напоминала себе, что все живущее движется к смерти; мало кому судьба подарила такую роскошную жизнь, какую вела Коринн. Возможно, в конце концов, что она ошибалась. Может быть, ее существование будет долгим и радостным; может быть, она даже найдет способ жить вечно — не старея и не поддаваясь никаким хворям.

Нынче днем Коринн предстояло встретить делегацию из Ошении. Поднявшись с постели, девушка уселась перед зеркалом и долго изучала свое отражение. Потом взяла кисточку из конского волоса, предназначенную для нанесения макияжа, и окунула ее в пудру. Пудра была сделана из толченых ракушек, и когда Коринн провела кисточкой по щекам, на них остались серебристые блестки. Она решила, что эти мерцающие искры отлично дополнят переливы серебряных нитей, затканных в небесно-голубое облегающее платье. Сегодня мрачные мысли оставили ее в покое. Коринн многого ожидала от нескольких последующих дней. В отличие от Аливера Коринн не обязана посещать скучные, наполненные пустыми формальностями приемы. Однако она уже достаточно взрослая, чтобы в некоторых случаях выступать как «официальное лицо». На сей раз Коринн предстояло исполнить роль радушной хозяйки и развлечь ошенийского принца Игалдана.

Горничная опасалась, что день будет холодным, но Коринн надела лишь платье поверх тонкой сорочки. Как-нибудь переживу, решила она. Ее единственной уступкой погоде стал новый предмет гардероба, недавно присланный из Кендовии — белая меховая пелерина с красивыми и удобными застежками. Коринн решила, что она вполне элегантно сочетается с платьем. Во всяком случае, ей хотелось на это надеяться. Коринн не слишком-то хорошо разбиралась в зимней одежде. Трудно стать специалистом, живя в Акации, где девять месяцев в году стоят теплые дни.

Коринн встретила ошенийского принца на ступенях замка Тинадина. Ее сопровождала небольшая свита, переводчик и несколько людей из ведомства канцлера. Они стояли в обрамлении гранитных колонн на фасаде замка — шероховатых, изъеденных дождем и ветрами. Замок Тинадина являлся частью более древнего архитектурного ансамбля, нежели основная часть города. Он был построен в те времена, когда короли Акации неодобрительно смотрели на плавные линии и изящные арки южных городов — тех, что возвышались на талайском побережье и стали источником вдохновения для архитекторов более поздних эпох.

Принц был одет просто и неброско. Коринн ощутила бы некоторое разочарование, если б Игалдан не искупил незатейливость костюма изысканной вежливостью и безукоризненными манерами. Он шел, опустив взгляд и прижав к бокам руки с повернутыми наружу ладонями. Его свита шагала в ногу, точно копируя движения Игалдана, словно все они были единым организмом. Внизу лестницы молодой человек приостановился и поднял голову, встретив взгляд принцессы. Они смотрели друг другу в глаза — немного дольше, чем принято по этикету, и Коринн решила, что готова простить Игалдана. Принцессу покорила его милая робкая улыбка, а вдобавок Коринн поняла, что ее платье, и белый мех на плечах, и сложная прическа, и блестящая пудра, подчеркивающая высокие скулы, — все это произвело на принца неизгладимое впечатление.

Внешность у Игалдана была типично ошенийская. Светлые волосы чуть заметно отливали рыжим, а ярко-голубые глаза, похожие на стеклянные бусины с темными прожилками, словно светились изнутри. Некогда Коринн полагала, что бледная веснушчатая кожа едва ли может составить конкуренцию смуглой акацийской или почти черной талайской, но, глядя на Игалдана, поняла, что ее привлекают эти черты. Коринн хотелось протянуть руку и притронуться к нему, погладить кожу под глазами и прикоснуться кончиками пальцев к пятнышкам веснушек…

Она повела делегацию осматривать главные достопримечательности верхнего яруса города — комплекс дворца, правительственные здания и тренировочные площадки. Ошенийцы пришли в восторг при виде золотистых обезьянок, которые в великом множестве жили на территории дворца. В их стране нет ничего подобного, объяснили гости. Коринн кивнула. Она-то встречала этих зверюшек каждый день. Маленькие, не больше кошки, с пушистой шерсткой разных оттенков, от желтоватого до темно-красного, в древности обезьянки считались священными животными, но Коринн точно не знала почему и не стала об этом упоминать.

Наконец они подошли к старым руинам одной из первых сторожевых башен, построенных Эдифусом. Над древним фундаментом теперь возвышалось современное здание — нечто вроде открытого павильона с арочными входами, откуда открывался вид на три стороны света. В центре возвышалась статуя, изображавшая молодого Эленета. Один из помощников канцлера выступил вперед, чтобы рассказать историю первого чародея, которая была неразрывно связана с историей самого Дающего.

Вначале, поведал рассказчик, Дающий сотворил мир, сделав его физическим воплощением радости. Он придал форму всем созданиям на земле — включая и людей, хотя в то время он никак не выделял их среди других существ. Дающий шел по земле, напевая и творя мир силой своих слов. Божественный язык был нитью, иголкой, узором, из которого Дающий ткал мироздание. Впрочем, благоденствие не продлилось долго. Человеческий мальчик семи лет, сирота по имени Эленет, однажды увидел бога, когда тот проходил мимо их деревни. Он подошел к Дающему и предложил стать его слугой, надеясь приблизиться к божественной благодати. Дающему понравился мальчик, и он согласился. Эленет, однако, не был подобен другим существам, которые шли за Дающим. Долгое время мальчик слушал песню бога. Он запомнил слова, понял, что они значат, и узнал их силу. Вскоре Эленет сам научился говорить на этом языке, а потом убежал.

— Он стал первым из Говорящих Словами Бога, — закончил помощник канцлера, — и передал свое знание нескольким избранным. Дающий узнал об обмане Эленета и очень огорчился. Бог отвернулся от мира и замолчал. Он никогда больше не ходил по земле и не пел. Вот почему мир остался таким, каков он есть сейчас.

Судя по всему, Игалдан хорошо знал эту историю. Он опустился на одно колено и провел пальцами по выщерблинам древнего камня, что-то бормоча себе под нос. Коринн не понравилась эта патетичность, и она нахмурилась. Однако не прошло и часа, как Игалдан совершенно очаровал ее. Он оказался приятным собеседником и неплохо говорил на акацийском — так же, как и большая часть его свиты. Переводчик и помощники канцлера давно отошли от них, и делегация разбилась на небольшие группы, словно дети на школьной экскурсии.

— А правда, — сказал Игалдан, — что Эдифус стал одним из первых учеников Эленета? Я слышал, он тоже был чародеем. Не поэтому ли он и его сын Тинадин сумели одолеть всех врагов? Как вы полагаете, принцесса?

— Признаться, не задумывалась… Честно говоря, я не особо верю в магию. Если мои предки имели такой дар, куда же он делся теперь? Почему его нет, например, у меня?

— Значит, нет? — с улыбкой спросил Игалдан. — Вы не можете, например, сотворить заклинание и заставить меня исполнять ваши распоряжения?

— Едва ли мне нужна магия, чтобы этого добиться, — усмехнулась Коринн. Слова сорвались ее губ прежде, чем она успела хотя бы сообразить, что говорит. Ее щеки запылали. — Возможно, сказку о магии придумали позже, пытаясь объяснить успехи Эдифуса? Малым мира сего трудно поверить в человеческий гений.

— Может, и так… — Принц побарабанил пальцами по выветренному камню, обозревая панораму острова на востоке. — Видимо, я тоже отношусь к слабым мира сего, потому что мне нравятся старые истории. Ваши предания очень сильно повлияли на наши собственные легенды. В Ошении не сомневаются, что в древности люди практиковали магию, и что ваш народ использовал ее, управляя миром. Есть чудесное стихотворение о том, как люди обрели это знание. Сейчас не время для стихов, но, может быть, позже у меня появится возможность прочесть его вам.

— А как насчет магии в наши дни? — спросила Коринн. — Что-то я не встречала здесь волшебников.

Принц молча улыбнулся. Они покинули руины Эдифуса и пошли назад по пологому пандусу, ведущему к Королевской беседке.

— Я не так уж много знаю о вашем народе, — промолвила Коринн. — Расскажите мне про ошенийцев.

— Вам Ошения показалась бы холодной страной. Впрочем, не такой, как Мейн. Там зимой люди почти не видят солнца, и снег может пойти в любой день года, даже в середине лета. Ошения не такова. Да, лето у нас недолгое, зато жаркое. Все животные и растения извлекают пользу из теплых месяцев. Весной цветы и молодая трава лезут прямо из-под снега, будто в один прекрасный день на исходе зимы Дающий позволяет им очнуться, и уж тогда ничто не может встать на их пути. Летом у нас тепло. Мы купаемся в озерах на севере Ошенин, а некоторые — даже в море. В Киллинтиче даже проводят соревнования по плаванию и бегу. Участники плывут от замкового мола до мыса в гавани, а потом бегом возвращаются обратно по берегу. Это занимает целый день.

Они немного постояли у подножия последней лестницы. Обе свиты чуть приотстали. Коринн произнесла:

— Странно… Сперва вы сказали, что в Ошении холодно, а теперь говорите о цветах и купании. Где же настоящая правда, принц?

— У нас на севере главное не холод, а те моменты, когда морозы отступают, — ответил Игалдан. Некоторое время они с Коринн стояли в молчании. — Однако мы во многом похожи на вас, — продолжал принц. — Нашим людям нравится узнавать новое, так же, как и вам. Некоторые ошенийцы даже едут учиться в Алесию. Ошения была первой из северных стран, кто присоединился к Эдифусу в войне с Мейном. К сожалению, альянс просуществовал недолго и был разорван, когда конфликт разрешился. Вот почему мой отец так хочет, чтобы ваш батюшка почтил нас своим присутствием. Отец уже немолод, ему трудно путешествовать, но его цель — прочный союз между нашими государствами. Он верит, что вместе мы будем сильнее.

Свита постепенно нагоняла, и Игалдан пошел вверх по лестнице, а Коринн последовала за ним. Они поднялись бок о бок, оставив сопровождающих позади.

— А еще мы поэты, — сказал принц.

— Поэты?

— Да, мы сохраняем свою историю в эпических поэмах, которые поют барды. А в судах все тяжбы ведутся в стихотворной форме. Это старая традиция, но из-за нее судебные процессы собирают толпы зрителей.

— Странно, — сказала Коринн, хотя на самом деле ей так не казалось.

Она терпеть не могла официальные процедуры. Возможно, если бы правительственным бюрократам приходилось говорить в рифму, они не были так безумно скучны.

— Вы старший сын в семье?

Игалдан кивнул.

— Да. У отца есть еще трое детей от моей матери и двое от второй жены.

Коринн попыталась поднять бровь, но все это закончилось тем, что обе брови подскочили вверх и изогнулись под странными углами.

— Вторая жена?

— Ну… да. Мой отец восстановил старый закон, который позволяет брать двух жен, чтобы наверняка обеспечить наследника. В его случае такой проблемы не было… Ему не нужно было волноваться… просто он — человек основательный.

— Ясно. И вы тоже человек основательный?

— Нет. Я женюсь только один раз.

Они дошли до высокого балкона позади Королевской беседки. Коринн провела пальцами по каменной балюстраде и указала подбородком на чистый зеленовато-синий морской простор, расстилавшийся передними.

— Вот как… Должно быть, женщины в вашей стране невероятно красивы, если мужчина мечтает жениться дважды.

— Вы ошибаетесь. Наши женщины и вполовину не так привлекательны, как акацийки. Поверьте… — Игалдан тронул Коринн за локоть. — Принцесса, в тот день, когда вы почтите Ошению своим присутствием, вас провозгласят самой прекрасной женщиной, и я первый стану вашим поклонником.

Парой фраз принц сделал комплимент, дал понять, что восхищается ею, и пообещал всеобщее преклонение. Несколько секунд Коринн стояла молча, ошарашенная открывшимися возможностями: можно провести всю жизнь как прекрасный лебедь в окружении уток. Она что-то робко ответила принцу, и они продолжили прогулку, но Коринн твердо решала узнать об Ошении как можно больше. Возможно, она только что нашла будущего мужа. Все знали, что Акация и Ошения собираются заключить союз. Не исключено, что ее свадьба будет хорошим политическим ходом. Она могла бы стать принцессой одной страны и королевой другой. Коринн очень нравилась подобная перспектива.