Часть вторая
ПЕСНЬ РЭЧЕЛ
Глава 1
Совершив Переход, они оказались в небольшой, тускло освещенной комнате, где-то высоко над землей. За раскрытыми окнами была ночь. В комнате имелись два кресла, скамьи вдоль стен и камин, в котором не горел огонь. На каменном полу лежал ковер с каким-то чрезвычайно сложным рисунком. На одной из стен, почти полностью закрывая ее, висел огромный гобелен, но в комнате, несмотря на неровное пламя горевших на стенах факелов, было темновато, и разобрать рисунок, вытканный на гобелене, оказалось практически невозможно.
— Ну что, Серебряный Плащ, вернулся? — послышался от двери чей-то довольно противный, пронзительный голос, в котором не чувствовалось ни капли радости. Кевин быстро посмотрел в ту сторону и увидел бородатого мужчину, лениво опиравшегося на копье. Лорен даже головы не повернул в сторону бородача и с нескрываемой тревогой громко окликнул гнома:
— Ты как, Мэтт?
Тот явно чувствовал себя неважно: он молча, с явным трудом кивнул и сразу же рухнул в одно из тяжелых кресел. На лбу у него выступили крупные капли пота. Кевин посмотрел на остальных, но все вроде бы перенесли Переход прекрасно, хоть и выглядели несколько ошалелыми. Вот только…
ВОТ ТОЛЬКО СРЕДИ НИХ НЕ БЫЛО ДЭЙВА МАРТЫНЮКА.
— Господи! — охнул Кевин. — Лорен, а где же…
И умолк, остановленный его умоляющим взглядом.
Пол Шафер, стоявший рядом с Кевином, тоже успел перехватить взгляд мага, тут же подошел к девушкам, что-то тихо им сказал, затем обернулся к Лорену и один раз утвердительно кивнул.
И только после этого маг наконец посмотрел в сторону бородатого стражника, стоявшего в прежней ленивой позе.
— Нынче ведь канун праздника? — спросил его Лорен.
— Ну да, канун, — ответил бородач. — А разве наш великий маг и сам этого не знает?
Кевин заметил, что глаза Лорена в свете факелов сердито блеснули.
— Ступай, — велел стражнику маг, — передай королю, что я вернулся.
— Ночь на дворе. Король давно спит.
— Не твое дело. Эти новости он узнать захочет. Ступай же!
Физиономия у стражника была на редкость наглая, и двигался он нарочито медленно. Впрочем, стоило ему повернуться лицом к двери, как в воздухе что-то просвистело, и брошенный чьей-то рукой нож вонзился, дрожа, в дверной косяк буквально в нескольких дюймах от головы бородача.
— Я тебя, Варт, знаю преотлично, — сказал кто-то глубоким басом, и стражник резко обернулся, бледный как полотно; это было хорошо заметно даже при тусклом свете факелов. — Учти: я тебя давно заприметил. А сейчас ты быстренько сделаешь то, что тебе было велено, и впредь будешь почтительно разговаривать с теми, кто выше тебя, иначе в следующий раз нож мой вонзится прямо тебе в глаз! — Мэтт Сорен, внезапно поднявшийся с кресла, так и излучал опасность.
Повисла напряженная тишина. Затем стражник пробормотал униженно:
— Ты уж прости меня, господин мой. Час больно поздний… устал я… Добро пожаловать домой! Что ж, поспешу выполнить твое поручение, господин маг. — Бородач отсалютовал им копьем, снова повернулся к двери — на сей раз, надо сказать, весьма проворно — и вышел из комнаты. Мэтт тоже подошел к двери, вытащил из притолоки свой кинжал и остался стоять там — на страже.
— Да скажите же наконец, где Дэйв! — воскликнул Кевин.
Лорен, явно совершенно обессилевший, буквально упал в то кресло, где только что сидел Мэтт Сорен.
— Я не уверен, что… — Он не договорил. — Простите меня, но я действительно не знаю, где он!
— Но вы же должны знать! — воскликнула Дженнифер.
— Он вырвался как раз в тот момент, когда я замыкал Круг. Я был во власти… я не мог прервать воздействие магических чар и проследить его путь. Я не уверен даже, совершил ли он Переход с нами вместе.
— А я уверена, — просто и твердо сказала Ким Форд. — Мы совершили Переход все вместе, и Дэйв все время был рядом со мной. Я его удержала.
Лорен резво вскочил на ноги.
— Удержала? Отличная работа, девочка! А раз Переход он совершил, то непременно находится где-то здесь, во Фьонаваре! Стало быть, вскоре он будет найден. И наши друзья немедленно начнут поиск.
— Ваши друзья? — переспросил Кевин. — Надеюсь, не тот урод, что стоял в дверях? Он же еле движется!
Лорен покачал головой.
— О нет, не он! Это всего лишь жалкий подручный Горлиса… и по этому поводу я должен сказать вам… попросить вас еще об одном… — Он явно колебался. — Видите ли, во дворце сейчас множество различных партий, соперничающих друг с другом, ибо наш Айлиль уже стар… Ну а Горлис — по многим причинам! — хотел бы навсегда от меня избавиться, и, поскольку ему это до сих пор так и не удалось, он с огромным удовольствием воспользуется любым предлогом, чтобы опорочить меня в глазах короля…
— Значит, Дэйв просто куда-то пропал по дороге?.. — пробормотал Кевин, словно не слыша слов мага.
— Именно так. И, по-моему, только Метран знает, что я собирался переправить сюда пять человек; впрочем, я никогда не обещал ему привести пятерых сразу… Дэйв будет найден, это я вам обещаю! Но я бы хотел попросить вас пока что держать в тайне и его исчезновение, и его присутствие во Фьонаваре…
Дженнифер Лоуэлл тем временем отошла к окну. Какая жаркая ночь, думала она. И какой ужасно сухой воздух! Внизу, чуть левее, были видны огни какого-то селения, раскинувшегося у стен замка, который, видимо, и назывался Парас Дервал. За селением расстилались поля, а на самом горизонте виднелась темная стена леса. Не ощущалось ни малейшего дыхания ветерка. Дженнифер с любопытством глянула на небо и очень обрадовалась, обнаружив там знакомые созвездия. Впрочем, ее тонкая рука, опиравшаяся о подоконник, не дрожала, а взгляд зеленых глаз был по-прежнему внимателен и остер, хотя она и была потрясена исчезновением Дэйва. Немалое впечатление произвел на нее и кинжал, который Мэтт метнул в того стражника.
В ее жизни, выстроенной на основе осторожно принятых решений, до сих пор единственным абсолютно импульсивным поступком было стремительное начало ее романа с Кевином Лэйном, та самая ночь два года назад. Теперь же она самым невероятным образом оказалась в таком месте, где, похоже, ощущение хоть какой-то безопасности и уверенности ей способно было обеспечить лишь то, что над головой виднеется знакомое летнее созвездие Треугольника. Дженнифер только головой покачала да улыбнулась как бы про себя, по-прежнему ничуть не утратив свойственной ей самоиронии. И услышала, как Пол Шафер, отвечая магу, говорит очень тихо (все они здесь почему-то говорили очень тихо):
— Создается ощущение, что раз уж вы притащили нас сюда, то мы как бы уже считаемся членами вашей группировки. Во всяком случае, окружающие будут воспринимать нас именно так. Что ж, я буду держать рот на замке.
Кевин согласно кивнул, Ким тоже. Дженнифер тоже подала голос от окна:
— Ну и я ничего не скажу, только… Пожалуйста, поскорее найдите Дэйва! Потому что… иначе уж очень становится страшно!
— А вот и честная компания! — прорычал Мэтт от двери.
— Айлиль? Уже? Не может быть! — вырвалось у Лорена.
Мэтт прислушался:
— Нет… и впрямь не он… Ага! По-моему, это… — и его темное бородатое лицо исказилось в некоем подобии улыбки. — Сам послушай.
А через секунду Кевин тоже услышал чье-то нестройное пение и шум шагов. Кто-то шел к ним по коридору, и, похоже, люди эти здорово набрались. Пьяный голос, больше похожий на рев, выводил:
Ревор той ночью глухой, бесконечной,
Подвиг свершил, что запомнят навечно…
Из нитей прочнейших Ткач наш соткал
Тех, кто в Данилоте тогда скакал!
— Ну ты, толстый фигляр! — Это уже был кто-то другой, явно более трезвый. — Заткнись-ка лучше, а то его еще наследства лишат за то, что он тебя привел. — Кто-то третий язвительно засмеялся, и пение стихло. Некоторое время в коридоре слышались лишь неровные шаги пьяной компании, потом тот же голос, что пел песню, печально и назидательно провозгласил:
— Песня — это дар человеку от бессмертных Богов!
— Только не в твоем исполнении, — заметил тот же критик, и Ким обратила внимание, что Лорен с трудом подавил улыбку. Кевин громко прыснул.
— Деревенщина! — огрызнулся певец. — Из тебя же невежество так и прет! А вот те, кто слышал меня в пиршественном зале Сереша, никогда этого не забудут. Ах как я пел в ту ночь! Я заставил своих слушателей плакать! Я…
— Между прочим, мы с тобой вместе там были. Эх ты, дурачина! Неужели не помнишь? Я же с тобой рядом сидел. У меня до сих пор мой любимый зеленый дублет весь в пятнах от помидоров, которыми твои слушатели, озверев, стали в тебя кидаться. И не отчищается!
— Жалкие трусы! Да и что ждать от жителей какого-то Сереша? Зато когда в зале началась заварушка, я уж им показал! Даже будучи тяжело раненным, я высмеивал нашего…
— Раненым? — В голосе его собеседника послышалось какое-то свирепое веселье. — Ну знаешь, Тигид… Когда тебе залепят помидором в глаз, это вряд ли можно…
— Помолчи-ка, Колл, — впервые подал голос их третий спутник, а Лорен и Мэтт, заслышав этот голос, звучавший одновременно легкомысленно и властно, обменялись понимающими взглядами. — Вон там, впереди, должен быть стражник, но ничего, я возьму его на себя. А вы подождите, пока я затолкаю его в комнату, а потом быстро тащите Тигида в конец коридора. Вот ключ от последней двери налево. Да пусть ведет себя тихо, иначе, клянусь пролившейся кровью Лайзен, меня и впрямь наследства лишат!
Мэтт быстро шагнул в коридор.
— Добрый вечер, мой принц! — Он отсалютовал кому-то кинжалом — в свете факелов блеснуло синеватое лезвие. — Сегодня здесь стражи нет. Вернее, это мы отослали стражника к королю… Дело в том, что Серебряный Плащ только что вернулся и привел четырех человек, совершивших Переход вместе с нами. Но Тигида все равно лучше спрятать где-нибудь в безопасном месте.
— Здравствуй, Сорен! С возвращением! — И принц обернулся к приятелям: — Тащи его скорее, Колл.
— Что значит «тащи скорее»? — возмутился Тигид. — Славный Тигид сам знает, с какой скоростью ему двигаться! Он никогда не опустится до того, чтобы прятаться от каких-то королевских любимчиков и лизоблюдов! Он защитит себя от их нападок обнаженной сталью роденского клинка и прочными латами своего благородного гнева! Он…
— Тигид, — попытался на удивление мягко усовестить его принц, — пойдем, пожалуйста. И двигайся побыстрее, милый! Не то я тебя прямо в окно выкину, великолепный ты мой!
На мгновение стало тихо. Затем послышался покорный ответ Тигида:
— Хорошо, господин мой.
Когда они проходили мимо двери, Ким мельком увидела немыслимо огромного и толстого человека, опиравшегося на плечо своего весьма мускулистого и тоже довольно высокого приятеля, который, впрочем, рядом с этим великаном казался чуть ли не тростинкой. А потом в дверях показался третий, которого Мэтт называл принцем. Вокруг его головы свет горевших в коридоре факелов создавал странный светлый ореол. Диармайд — сразу вспомнила она. Ну да, так они его называли. Диармайд. Младший сын короля.
И удивилась тому, что не может отвести от него глаз.
Но Диармайд дан Айлиль воспринял это как должное: люди всегда реагировали на него подобным образом. Лениво прислонясь к дверному косяку, он снисходительно посматривал на Лорена, склонившегося перед ним в почтительном поклоне, и на всех остальных. И, ошарашенная его поведением, Ким не сразу сумела выделить в его облике те его черты, которые сразу бросались в глаза: стройное гибкое тело, высокие скулы, исключительно тонкое и умное лицо, крупный выразительный рот (в данный момент Диармайд явно с трудом сдерживал довольную усмешку), унизанные кольцами руки, а глаза… Глаза у него были очень красивые — яркие, голубые, хотя Ким поразило их выражение: какое-то слишком циничное. И, видимо, естественное для наследника трона великого королевства. Определить на взгляд его возраст она не сумела, но решила, что он примерно ее ровесник.
— Спасибо, Серебряный Плащ! — сказал принц. — Спасибо, что не только вовремя вернулся, но и вовремя предупредил меня.
— Но, принц, это же сущее безумие — ради Тигида оказывать неповиновение королю! И по этой, в высшей степени неуважительной, причине.
Но Диармайд прервал его и рассмеялся:
— Снова учишь меня жить, Лорен? Не успев вернуться? И Переход, как видно, ничуть на тебя не подействовал. А может, у меня есть причины.
Но теперь его перебил маг:
— Сомневаюсь, — жестко возразил он. — Вряд ли тому есть иные причины, кроме мальчишеского упрямства и слишком богатых винных погребов Южной твердыни!
— То и другое — причины достаточно веские, — заметил Диармайд, и на устах его блеснула улыбка. — И кого же, — спросил он совсем иным тоном, — ты доставил к нам по поручению Метрана для завтрашнего парада?
Лорен, явно привыкший к подобной манере обращения, с важным видом стал представлять прибывших. Кевин, представленный первым, сухо поклонился. Пол последовал его примеру, однако посмотрел принцу прямо в глаза. Ким просто кивнула. А Дженнифер…
— Ах, какой персик! — воскликнул Диармайд дан Айлиль. — Серебряный Плащ, ты привез мне полакомиться настоящий сладкий персик! — И он решительно двинулся к девушке. Драгоценные камни у него на руках и на груди так и заиграли в свете факелов. Принц взял Дженнифер за руку, склонился перед ней в низком поклоне и поцеловал ей запястье.
И Дженнифер Лоуэлл, которая никогда в жизни, тем более в таком странном окружении, не стала бы терпеть подобные выходки, на сей раз почему-то руку свою не отнимала до тех пор, пока принц не выпрямился и не выпустил ее сам.
— Вы что, всегда такой хам? — спросила она ледяным тоном. В ее зеленых глазах тоже не было ни капли тепла.
Что, впрочем, подействовало на принца весьма слабо.
— Почти всегда, — весело признался он. — У меня, правда, есть и кое-какие хорошие качества, которые многое искупают, но я никогда не могу вовремя вспомнить, в чем именно они заключаются. Держу пари, — продолжал он, чуть посерьезнев, — что в данный момент Лорен у меня за спиной сокрушенно качает головой. — Что действительно так и было. — Ну что ж, я полагаю, — продолжал он, глянув на хмурящегося мага, — что теперь мне остается только извиниться? — Он усмехнулся, потому что Лорен, сурово насупившись, кивнул, и снова повернулся к Дженнифер: — Ну хорошо, я прошу прощения, прелесть моя. Сегодня я слишком долго ехал верхом и слишком много выпил. Но вы так поразительно, необычайно прекрасны, что наверняка и прежде имели дело со всякими хамами, может, еще и похлеще меня. А я от всей души прошу у вас прощения! Вы ведь меня простите, правда?
Он был так обаятелен в своих нагловатых извинениях, что Дженнифер, к своему изумлению, обнаружила, что способна лишь молча кивнуть в ответ. И он, разумеется, тут же снова самодовольно усмехнулся! Она вспыхнула, и глаза ее сердито блеснули.
Но Лорен успел вмешаться:
— Ты ведешь себя просто отвратительно, Диармайд, и прекрасно это понимаешь!
— Довольно! — рявкнул принц. — Хватит меня воспитывать, Лорен! — Они посмотрели друг на друга в упор; глаза обоих метали молнии.
Первым нарушил молчание Диармайд. Он сказал примирительным тоном:
— Я ведь уже извинился, Лорен! Ну, будь же ко мне справедлив! — И маг, хотя и не сразу, кивнул в знак согласия.
— Хорошо, — сказал он. — У нас, так или иначе, времени на ссоры нет. Мне нужна твоя помощь, Диармайд. Во-первых, в том мире, откуда я привел к нам гостей, на нас напал цверг, у которого на пальце было кольцо с ВЕЛЛИНОМ!
— А во-вторых? — Диармайд слушал очень внимательно, хотя явно был здорово пьян.
— А во-вторых… С нами совершили Переход не четыре человека, а пять. Но пятого мы каким-то образом потеряли. Известно лишь, что сейчас он во Фьонаваре, но… я не знаю, где именно! И мне совершенно необходимо его найти! И, безусловно, так, чтобы Горлис ничего об этом не знал.
— Естественно. А ты уверен, что он здесь?
— Круг замыкала Кимберли. Она говорит, что удержала его.
Диармайд с явным восхищением уставился на Ким. Она, откинув с лица непокорную прядь волос, тоже посмотрела ему прямо в глаза. Надо сказать, во взгляде ее читалась прямо-таки нескрываемая враждебность. Но принц словно этой враждебности и не заметил. Не сказав ни слова, он отошел к окну и выглянул наружу. Уже взошла луна — ущербная и какая-то слишком большая, но Дженнифер, тоже смотревшая в окно, внимания на это не обратила.
— Между прочим, дождей так и не было… — задумчиво сказал Диармайд. — Нам нужно еще о многом поговорить, Лорен. — И он живо повернулся к гному, стоявшему в дверях. — Как ты, должно быть, слышал, Мэтт, Колл с Тигидом сейчас поблизости, последняя дверь по этому коридору налево. Ты сперва убедись, спит ли Тигид, и быстренько введи Колла в курс дела. Опиши этого пропавшего человека и так далее. А Коллу скажи, что я с ним позже поговорю. — Мэтт молча выскользнул в коридор.
— Значит, ни одного дождя? — тихо спросил Лорен.
— Ни одного.
— А посевы как? — Диармайд только бровью повел. Лицо Лорена сразу стало усталым и озабоченным. — А как король? — спросил он, словно через силу.
Диармайд ответил не сразу:
— Не очень хорошо. Порой бродит по дворцу. Вчера, например, во время обеда в пиршественном зале разговаривал с моей покойной матерью. Впечатляет, не правда ли? И это через пять лет после ее смерти!
Лорен покачал головой:
— Он и раньше частенько разговаривал с покойной, хотя, действительно, не при людях. А от… от твоего брата вестей нет?
— Нет. — На сей раз ответ прозвучал мгновенно. «У нас запрещено произносить его имя вслух», — вспомнил Кевин и с любопытством посмотрел на принца.
— Состоялось большое собрание, — продолжал Диармайд. — Семь дней назад, во время полнолуния. Тайное. Они призывали Богиню-мать, была пролита кровь…
— НЕТ! — Жест мага был яростно-протестующим. — Это уж слишком! Кто призывал Богиню?
Полные губы Диармайда насмешливо искривились:
— Разумеется, она!
— Джаэлль?
— Да.
Лорен нервно заходил по комнате:
— Ох и накличет она беду!
— Конечно. Ей только этого и надо. А мой отец уже слишком стар, чтобы с нею справиться. Можешь ты представить себе Айлиля на Древе Жизни? — В веселом молодом голосе принца явственно прозвучали новые нотки — горечь и глубокая, затаенная боль.
— Я никогда не мог себе этого представить, Диармайд. — Маг вдруг заговорил очень тихо. И остановился. — Какие бы силы ни были заключены в Древе Жизни, я к ним отношения не имею. И Джаэлль тоже, хотя она-то, конечно, будет это отрицать. Ты уже не раз слышал мое мнение по данному вопросу. Магия, замешанная на крови… боюсь, она отнимает куда больше, чем дает.
— Так что ж, мы так и будем сидеть сложа руки? — заорал Диармайд, и с трудом сдерживаемый гнев его прорвался наружу, точно раскаленная магма сквозь трещины в толще горы. — Сидеть и ждать, когда в Бреннине вся пшеница сгорит на корню? Отличная тактика — особенно для королевского дома!
— Нет, ваше высочество! — Высокий титул Лорен использовал вполне сознательно. — Сидеть сложа руки мы, разумеется, не будем. Все мы прекрасно понимаем, что это не обычное лето, и вам нет нужды объяснять это мне. Нечто неведомое, некие злые силы действуют сейчас против нас всех, и даже полночные бдения Джаэлль и ее обращения к Богине ничего не изменят, пока мы не узнаем, что за всем этим таится.
Диармайд устало опустился в одно из кресел и тупо уставился на темный гобелен, висевший напротив окна. Настенные факелы почти догорели, и комната была опутана паутиной мечущихся теней. Стоя у окна, Дженнифер почти физически ощутила воцарившуюся в этом полутемном помещении тяжкую атмосферу, сотканную из нитей напряжения и тревоги, протянувшихся от Лорена к Диармайду. «Господи, а я-то что здесь делаю?» — думала она. Впрочем, этот вопрос она уже задавала себе и прежде. Вдруг у дальней стены комнаты что-то шевельнулось, и она, повернувшись, увидела Пола Шафера, который смотрел на нее в упор, а потом неожиданно улыбнулся ей, коротко и ободряюще. «И его я тоже не понимаю!» — с каким-то отчаянием подумала она.
А Диармайд уже успел вскочить на ноги; он был явно не способен даже короткое время просидеть спокойно, без движения.
— Лорен, — обратился он к магу, — ты же прекрасно знаешь, что король сюда не придет! Разве ты не…
— Должен прийти! Я не позволю, чтобы Горлис…
— Между прочим, кто-то идет! — резко вмешался Пол. Оказалось, что он незаметно для остальных заменил Мэтта на сторожевом посту у двери. — Пять человек, трое с мечами.
— Диармайд…
— Я знаю. Ты меня не видел. На всякий случай я буду неподалеку. — И наследник бреннинского престола стрелой перемахнул через подоконник — только плащ зашуршал да мелькнули в свете луны его светлые волосы — и с какой-то ленивой грацией соскользнул на узкий выступ этажом ниже. «Боже мой!» — только и успел подумать Кевин.
И сразу в дверях показался Варт, тот самый угрюмый бородатый стражник. Заметив отсутствие Мэтта, он едва заметно усмехнулся и объявил:
— Королевский канцлер Горлис!
Кевин не был уверен, кого именно ожидал увидеть, однако же это явно был совсем не такой человек, каким он представлял себе королевского канцлера. Горлис оказался крупным, широкоплечим, темнобородым мужчиной средних лет. Он добродушно улыбался, демонстрируя отличные зубы, и говорил громко и радостно, выйдя на середину комнаты:
— С благополучным возвращением тебя, Серебряный Плащ! Ничего не скажешь, узор ты выткал на славу! Да и явился как раз вовремя — как и всегда, впрочем. — И Горлис засмеялся. Однако Лорен даже не улыбнулся в ответ.
Вскоре в комнату вошел еще один человек, старый, сутуловатый, по пятам сопровождаемый вооруженным слугой. «Неужели это король?» — подумал растерянно Кевин, однако уже через несколько мгновений понял, что ошибся.
— Добрый вечер, Метран, — почтительно обратился Лорен к убеленному сединами старцу. — Здоров ли ты?
— Да, я чувствую себя хорошо, просто отлично, — ответил Метран, задыхаясь, закашлялся и прибавил сварливым тоном: — Что-то здесь чересчур темно, а я бы хотел видеть как следует! — Он взмахнул своей старчески дрожащей рукой, и на стенах вдруг вспыхнули все шесть факелов, ярко осветив комнату. «Интересно, почему Лорен сам не мог этого сделать? — подумала Ким. — Он ведь тоже маг». — Ну вот, так уже лучше, значительно лучше. — Метран шаркающей походкой подошел к креслу и неторопливо опустился в него. Его спутник пристроился рядом, а второй стражник Метрана встал в дверях рядом с Вартом. Пол Шафер присоединился к стоявшей у окна Дженнифер.
— Где же король? — спросил Лорен. — Варт должен был передать ему, что я вернулся.
— А он и передал, — тут же откликнулся Горлис. Было слышно, как Варт хихикает, стоя у двери. — И мне было поручено от имени нашего славного короля Айлиля приветствовать тебя и твоих… — он огляделся, — четверых спутников…
— Четверых? Так их всего четверо? — прервал его Метран и снова закашлялся так, что остальных его слов было не разобрать.
Горлис метнул в его сторону злобный взгляд и продолжал:
— Да, и твоих четверых спутников. И мне было поручено также позаботиться о них и как можно удобнее устроить их. У короля был трудный день, и он предпочел бы отложить официальное знакомство с ними до завтрашнего утра. Сейчас ведь уже глубокая ночь, и вы, я уверен, понимаете… — Его улыбка была в высшей степени любезной, даже заискивающей. — А теперь, Лорен, познакомь меня, пожалуйста с нашими гостями, и мои люди проводят их в отведенные для них покои… Тебе ведь, друг мой, тоже пора отдохнуть, не правда ли? Уж отдых-то ты, безусловно, заслужил!
— Спасибо, Горлис, — улыбнулся Лорен, но в голосе его чуть слышно зазвенела сталь. — Однако при сложившихся обстоятельствах я считаю именно себя ответственным за благополучие тех, кто совершил Переход со мною вместе, и сам позабочусь о них до тех пор, пока король нас не примет.
— Значит, ты утверждаешь, Серебряный Плащ, что сумеешь позаботиться о наших гостях лучше королевского канцлера? — И снова Кевину, который напряженно внимал этой словесной перепалке, послышался звон стали, но теперь уже в голосе Горлиса. И хотя ни канцлер, ни маг не тронулись с места, казалось, что в залитой светом факелов комнате сверкнули два меча.
— Вовсе нет, Горлис, — возразил Лорен. — Это всего лишь вопрос моей чести.
— Но ты измучен Переходом, друг мой. Предоставь эти утомительные хлопоты мне.
— Это вовсе не утомительные, а приятные хлопоты — позаботиться о друзьях.
— Лорен, я вынужден настаивать…
— Нет.
Повисло ледяное молчание.
— Ты понимаешь, что у меня практически не остается выбора? — прошипел Горлис. И вдруг громогласно заявил: — Что ж, я обязан выполнить приказ короля. Варт, Лагот… — Оба стражника сделали шаг вперед.
Да так и приросли к полу, лишь наполовину успев выхватить мечи из ножен.
Прямо за их спинами Кевин увидел очень спокойное лицо Мэтта Сорена и могучую фигуру того атлета по имени Колл, что пришел вместе с Диармайдом. И это зрелище наполнило душу Кевина невыразимым, каким-то детским восторгом.
В этот самый миг кто-то гибкий и стройный, сверкнув драгоценными украшениями, со звериной ловкостью перемахнул через подоконник и легко соскочил на пол рядом с Дженнифер, и она почувствовала, как чья-то рука мимоходом ласково погладила ее по голове. И услышала голос Диармайда:
— Что это за шум в такой поздний час? Неужели усталому солдату нельзя спокойно поспать? Во дворце собственного отца!.. Ба, да это Горлис! И Метран! Как, и Лорен здесь? Так ты вернулся, Серебряный Плащ? И, как я вижу, не один! Что ж, как раз вовремя! — Его внезапный нагловатый напор заставил всех остальных умолкнуть. — Эй, Горлис, пошли-ка кого-нибудь из своих людей к отцу — он, конечно же, захочет поприветствовать наших гостей!
— Но король не принимает, господин мой, — процедил сквозь зубы канцлер. — И он послал меня…
— Что? Он не может прийти? В таком случае я сам займусь столь высокими гостями — как член королевской семьи, если угодно. Серебряный Плащ, представь меня, пожалуйста…
И Лорен с должным почтением и изяществом во второй раз представил принцу всех по очереди. И Диармайд дан Айлиль во второй раз, поднеся к губам руку Дженнифер, произнес: «Ах, какой персик!» И она снова невольно засмеялась, хотя на этот раз целовать ее руку принц не спешил.
Впрочем, когда он выпрямился, то заговорил исключительно сухо, официальным тоном, но при этом широким гостеприимным жестом раскинув руки:
— Добро пожаловать в Парас Дервал, дорогие гости! — Инстинктивно чувствуя опасность, Кевин оглянулся и заметил, что благодушного выражения на лице Горлиса как не бывало, а в глазах светится злобная ярость. — Рад приветствовать вас как самых близких друзей моего отца и всей нашей семьи. — В голосе Диармайда отчетливо слышался смех, хотя вид у него был в высшей степени серьезный. — Отныне дом короля Айлиля — это ваш дом; ваша честь — это наша честь. И всякий злой умысел против вас — это злой умысел против нас и предательство Дубовой Короны великого королевства Бреннин. Я лично позабочусь о том, чтобы вас сегодня устроили как можно удобнее. — Произнося эту последнюю фразу, Диармайд все-таки не удержался и метнул восторженный и одновременно коварный взгляд в сторону Дженнифер.
Она снова вспыхнула, но принц уже успел отвернуться.
— Горлис, — негромко сказал Диармайд канцлеру, — что за людей ты себе набрал? По-моему, они никуда не годятся. Несколько часов назад, когда я вернулся из Южной твердыни, мне, например, доложили, что они слишком много пьют. Я понимаю, сейчас праздник, но право же… — Диармайд говорил так участливо и в голосе его звучал такой мягкий упрек, что Кевин еле удержался от смеха. — А ты, Колл, — принц обернулся к своему помощнику, — вели поскорее приготовить четыре комнаты в северном крыле дворца…
— Не надо четыре, — прервала его Дженнифер. — Мы с Ким поселимся вместе, так что достаточно трех. — Она решительно избегала смотреть на принца, и Кимберли, наблюдая за ними, заметила, что от изумления брови Диармайда поползли вверх.
— Нам тоже достаточно одной на двоих, — тихо заметил Пол Шафер. И Кевин со страстной надеждой, вдруг проснувшейся в душе, подумал: ах, абба, вдруг это путешествие ему действительно поможет? Хорошо бы…
— Мне жарко, — заявил вдруг Метран, ни к кому конкретно не обращаясь. — И почему это здесь повсюду так ужасно жарко?
Северное крыло дворца, из верхних окон которого был виден раскинувшийся за стеной город, выходило в сад. Когда они наконец остались в своей комнате одни, Кевин открыл стеклянную дверь и вышел на широкий балкон с каменными перилами. Прямо над головой висел месяц и светил достаточно ярко, чтобы можно было рассмотреть кусты и цветочные клумбы у них под окном.
— А сад-то довольно жалкий, — сообщил Кевин Полу, тоже вышедшему на балкон.
— Так ведь Диармайд же говорил, что у них тут давно дождей не было.
— Да, правда. — Оба некоторое время молчали. Прилетевший откуда-то легкий ветерок чуть веял прохладой.
— А ты заметил, какая здесь луна? — спросил вдруг Пол, опершись о перила. Кевин кивнул:
— Ты тоже заметил? Она, похоже, больше нашей, да? Интересно, что дает подобный эффект? И как это действует на природу?
— По-моему, здесь приливы должны быть гораздо выше.
— Да, наверное. А еще здесь должны чаще встречаться всякие оборотни.
Шафер мрачно на него глянул.
— Что ж, я бы этому не удивился. Скажи, а что ты думаешь насчет всех этих интриг?
— Ну, Лорен и Диармайд, похоже, по одну сторону баррикад.
— Вроде бы. Но Мэтт, по-моему, в этом принце не очень-то уверен.
— И, как ни странно, меня это совсем не удивляет.
— Да уж. А как тебе Горлис? Ему бы морскую пехоту в помощь… Слушай, неужели он всего лишь выполнял приказ короля? Или все-таки…
— Да ты что, Пол! Я же видел, какое у него было лицо, когда Диармайд назвал нас своими «близкими друзьями». Восторга он явно не испытал, ничего не скажешь.
— Вот как? Ну что ж, это, по крайней мере, упрощает дело. Хотя я бы, например, хотел побольше узнать об этой Джаэлль. И об этом брате Диармайда.
— О безымянном принце? — Кевин явно пытался подражать мрачным интонациям Лорена. — О том, кого собственного имени лишили?
Шафер фыркнул.
— Смешные люди! Ну да, о нем.
— Это мы вскоре выясним. Мы же с тобой и раньше много чего умудрялись выяснять.
— Это верно, — кивнул Пол Шафер, и лицо его осветила редкая теперь улыбка.
— О, Ромео, где ты, мой Ромео? — донесся до них откуда-то слева жалобный призыв. Оба одновременно повернули головы и увидели на соседнем балконе чрезвычайно печальную Ким Форд, которая умоляюще простирала к ним руки. До земли было футов десять.
— Уже иду! — мгновенно отозвался Кевин и перепрыгнул через перила.
— Перелети ко мне, Ромео! — продолжала взывать Кимберли, и Дженнифер, стоявшая в дверях у нее за спиной, невольно рассмеялась.
— Да иду я, иду! — Кевин делал вид, что ему очень трудно преодолеть те десять футов, что отделяли теперь его, стоявшего на земле, от ее балкона. — Вы как там, нормально устроились? — спросил он деловито. — А наглые насильники к вам еще не вламывались?
— К сожалению, нет! — пожаловалась Ким. — Не нашлось ни одного мужчины, у которого хватило бы смелости спрыгнуть к нам на балкон.
Кевин засмеялся.
— Придется, видно, мне постараться, не то наш принц меня опередит.
— Сколько ты ни старайся, — заметила Дженнифер Лоуэлл, — вряд ли можно успеть быстрее, чем этот наглый тип!
Пол Шафер, поняв, что начинаются обычный треп и перебрасывание сомнительными намеками, сопровождаемые хохотом, отошел к дальнему краю балкона. Он прекрасно понимал, что все эти фривольные шуточки — лишь способ снять напряжение, но все же ему не хотелось принимать участие в подобных играх. Опершись своими красивыми длинными пальцами о край широких перил, он якобы рассматривал сад внизу, действительно из-за засухи выглядевший не лучшим образом, а на самом деле почти ничего вокруг не замечал. Глаза его были как бы обернуты сейчас внутрь собственной души, и перед ним, настойчиво требуя его внимания, разворачивался издавна знакомый пейзаж…
Но даже если б Шафер самым внимательным образом стал всматриваться в темноту, он вряд ли сумел бы различить в тени под кустами некое существо, скорчившееся там и давно уже наблюдавшее за молодыми людьми. Этой черной тварью владело сейчас одно желание — убить, а Пол как раз стоял так, что попасть в него отравленным дротиком, которые в избытке имелись у убийцы, было легче легкого. И уж тогда-то он непременно бы умер…
Но страх все же пересилил жажду крови в душе этого исчадия Тьмы. Ему был дан приказ выследить и доложить, но никого пока не убивать.
Именно поэтому Пол остался жив и продолжал смотреть вокруг — в никуда, — совершенно ни о чем не подозревая. Через некоторое время, впрочем, он глубоко вздохнул и оторвал свой взгляд от невидимого прочим объекта созерцания. И всмотрелся в густые тени под балконом.
И УВИДЕЛ НЕЧТО ТАКОЕ, ЧЕГО НЕ ЗАМЕТИЛ БОЛЬШЕ НИКТО.
Прямо напротив него, на каменной внешней стене замка, стоял громадный, просто немыслимых размеров серый пес, а может, волк, и смотрел на него, Пола, через залитый лунным светом сад, и в глазах его, которые не могли принадлежать ни волку, ни псу, таилась такая глубокая и древняя печаль, какой Пол никогда в жизни не видел и даже представить себе не мог. Это странное животное на стене смотрело на него совершенно ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ глазами и куда-то его звало. Этот призыв Пол чувствовал безошибочно — он был необычайно, пугающе властным. Полускрытое ночным мраком, существо это притягивало к себе, и глаза его были видны в темноте неестественно ясно, они так и впились в лицо Пола, высматривая что-то в его душе, и Пол, заглянув в эти бездонные колодцы отчаяния и боясь утонуть в них, тут же отпрянул от перил. Кем бы ни было это существо на стене, оно, безусловно, тоже пережило тяжкую утрату, огромное горе, и боль его, казалось, пронизывала сейчас всю Вселенную. И оно звало Пола к себе, звало…
Чувствуя, как в жаркой летней ночи он весь покрывается ледяным потом, Пол Шафер догадался: это существо тоже случайно попало в хаотический водоворот того внутреннего магического видения, которое случайно пробудила в нем «проверка» Лорена.
С огромным, почти физическим усилием он вырвался из плена новых ощущений. Но, отвернувшись, испытал странное чувство раскаяния, от которого болезненно сжалось сердце.
— Кев! — с огромным трудом окликнул он своего друга. Отчего-то ему не хватало воздуха, он задыхался и едва слышал собственный голос.
— Что случилось? — мгновенно откликнулся Кевин и перелез к нему на балкон.
— Вон там. На стене. Ты ничего не видишь? — Пол показал ему рукой, но сам смотреть не стал.
— А что такое? Там ничего нет. Что ты видел?
— Да я и сам не знаю… — Пол тяжело дышал. — Не знаю, что это было такое. Похоже, большая собака.
— Ну и что?
— Ну и она во что бы то ни стало хотела заполучить меня, — сказал Пол Шафер.
Потрясенный этими словами, Кевин не нашелся что ответить. Некоторое время они так и стояли — молча, глядя друг на друга, но испытывая совершенно различные чувства. Затем Шафер ушел в комнату, а Кевин постоял еще немного на балконе, успокаивая встревоженных девушек. Войдя наконец в спальню, он, увидел, что Пол уже улегся на более узкую и менее удобную из двух стоявших там кроватей и лежит на спине, подложив под голову руки.
Кевин молча разделся и тоже лег. Тонкий лунный лучик просочился в дальний конец комнаты и бродил там, не тревожа, впрочем, никого из них двоих.
Глава 2
Они съезжались в город всю ночь. Суроволицые мужчины из Родена, родины короля Айлиля, и весельчаки из обнесенной высокими стенами приморской крепости Сереш, что высится в устье реки Сэрен; моряки из Тарлиндела и воины из Северной твердыни, хотя последних было не много — большая часть гарнизона осталась охранять границы Бреннина от того, кто томился в темнице далеко на севере. Прибыли также гости из прочих многочисленных городов и деревень великого королевства, а также с измученных засухой крестьянских хуторов. Вот уже несколько дней желающие участвовать в празднике тонкими струйками стекались в Парас Дервал, до отказа заполняя гостиницы и постоялые дворы, а те, кому места не хватало, селились во временных лагерях, наспех сооруженных на окраинах города под самыми стенами дворца. Некоторые пешком совершили далекое путешествие из восточных и некогда очень богатых земель, что расположены в долине реки Гленн; опираясь на свои знаменитые резные посохи, они прошагали через выжженные солнцем и ставшие пустынными поля, некогда служившие житницей всей стране, и в конце концов вышли на пыльную и забитую повозками Линанскую дорогу. И с пастбищ северо-востока, где пасутся стада молочных коров, тоже прибыли гости — пастухи верхом на своих лошадях, которыми они, согласно закону, зимой торгуют с теми племенами народа дальри, что живут по берегам реки Латам. И хотя порой на их лошадей было больно смотреть, так они исхудали, каждая из них все же имела роскошную упряжь и седло, а также не менее роскошную попону; все это каждый всадник Бреннина обязан был изготовить, прежде чем приобретать лошадь; считалось, что такая попона — это что-то вроде мольбы, обращенной к Великому Ткачу, дабы тот одарил коня быстротой и легкостью бега. И даже из-за реки Линан прибывали в столицу гости — суровые темноволосые крестьяне, населявшие земли в окрестностях Гвен Истрат, — на своих широких шестиколесных повозках; все это были исключительно мужчины, ибо в тех местах, даже в Дан Mаpe, расположенной достаточно близко от Парас Дервала, поклонялись Богине-матери.
Зато из всех прочих мест женщины и дети устремлялись в столицу шумными и пестрыми толпами. Несмотря на жестокую засуху и постепенно овладевавшее людьми отчаяние, жители Бреннина собирались все же устроить себе праздник, дабы, во-первых, засвидетельствовать свое почтение Верховному королю, а во-вторых, возможно, просто чтобы хоть ненадолго забыть о своих бедах.
Утром огромные толпы людей пришли на площадь перед воротами дворца, просторная балюстрада которого была вся увешана знаменами, разноцветными флажками и вымпелами. Но самое удивительное, знаменитый гобелен Йорвета Лесного тоже был вывешен там на всеобщее обозрение — хотя и на один только день, — дабы каждый мог видеть, как Верховный король Бреннина будет стоять на стене Парас Дервала под этим символом власти Мёрнира и Великого Ткача.
Однако же далеко не все на площади говорило о вещах святых и высоких. По внешнему краю толпы сновали жонглеры, клоуны, фокусники со сверкающими клинками и разноцветными шарфами, а бродячие певцы и поэты пели свои непристойные песенки, опустошая карманы хохочущих зрителей, ибо за плату мгновенно сочиняли новый куплет про любого, на кого укажет импровизированным сатирам их сиюминутный благодетель. Между прочим, беспощадно острые языки этих певцов породили немало горячих ссор и длительных дрязг, хоти сами они со времен Колана считались неприкосновенными для всех блюстителей закона, и наказать их мог только Совет гильдии. Пробираясь в бурлящей толпе, громко нахваливали свой товар коробейники, а многие из них поспешно ставили разноцветные палатки где-нибудь с краю и там уж торговали вовсю. Вдруг гул над толпой превратился в могучий рев, более всего напоминавший раскаты грома небесного: на балюстраде показались люди.
Приветственный рев толпы Кевин воспринял болезненно. Не меньше мучило его и отсутствие темных очков. Стиснутый со всех сторон так, что невозможно было шевельнуться, зеленовато-бледный, он с завистью посмотрел на Диармайда и выругался про себя, настолько элегантным и свежим выглядел тот. Повернувшись к Ким — это телодвижение стоило ему немалых усилий, — он получил в ответ суровую, но все же сочувственную усмешку, и сочувствие Ким бальзамом пролилось на душу Кевина, хотя и несколько уязвило его гордость.
Было уже очень жарко. Солнце больно слепило глаза, равнодушно сияя в безоблачном небе. В глазах рябило от невероятно пестрых одежд, в которые нарядились придворные Айлиля. Сам же король, которому их так и не представили, стоял в глубине балюстрады, несколько заслоненный от ревущей толпы своей болтливой яркой свитой. Кевин закрыл глаза, мечтая только о том, чтобы оказаться в тени и не торчать в первом ряду выставленным на всеобщее обозрение… Нет, ну они здесь, во дворце, ей-богу, как краснокожие индейцы! Точнее, красноглазые. Кевин закрыл глаза; стало немного легче. Даже зычный голос Горлиса, вещавшего о великих деяниях Айлиля, свершенных им за годы долгого правления, сразу стал глуше, отошел на периферию сознания. «Господи, что за вино они тут делают!» — сердито думал Кевин, чувствуя себя совершенно больным и опустошенным после вчерашней попойки с Диармайдом. Даже выйти по-настоящему из себя у него сил не было!
Вчера к ним в дверь постучали примерно через час после того, как они наконец улеглись спать. Ни тот, ни другой заснуть еще не успели.
— Ты осторожней там, — быстро прошептал Пол, приподнимаясь на локте. Кевин уже успел вскочить и обувался, намереваясь подойти к двери.
— Кто здесь? — спросил он, не касаясь ни дверной ручки, ни запора.
— Одна развеселая ночная компания! — весело откликнулся знакомый голос. — Да открывай же! Мне надо Тигида куда-нибудь спрятать!
Смеясь, Кевин оглянулся через плечо. Пол тоже вскочил и успел наполовину одеться. Кевин отпер дверь, и Диармайд быстро проскользнул в комнату, таща два бурдюка с вином, в одном из которых затычка уже отсутствовала. Вслед за ним в комнату ввалились Колл, тоже с вином, и пресловутый Тигид; далее следовали двое слуг с целым ворохом одежды.
— Это вам на завтра, — пояснил принц, заметив вопросительный взгляд Кевина. — Я же обещал о вас позаботиться. — Он передал ему один из бурдюков и улыбнулся.
— Что было с твоей стороны очень мило, — откликнулся Кевин. Взяв бурдюк, он поднял его повыше — несколько лет назад его научили делать это в Испании, — и темная струя полилась ему прямо в горло. Потом он передал бурдюк Полу, который тоже выпил, так и не сказав ни единого слова.
— Ах! — воскликнул Тигид, падая на длинную и широкую скамью у стены. — Я весь высох, точно сердце Джаэлль. Выпьем же за нашего короля! — крикнул он, тоже поднимая бурдюк. — И за его славного наследника, принца Диармайда! А также — за наших досточтимых гостей и за… — Остаток тоста потонул в звуках льющегося ему в глотку вина. Наконец бульканье прекратилось, и Тигид вынырнул из-под бурдюка, ошалело озираясь. — Что-то жажда меня сегодня вконец одолела, — пояснил он невпопад.
Пол, как бы между прочим, заметил, обращаясь к принцу:
— Если у вас действительно есть желание устроить веселую вечеринку, то вы, случайно, комнаты не перепутали?
Диармайд грустно улыбнулся.
— Уж не думаете ли вы, что нашей основной целью была именно ваша спальня? — с легким презрением сказал он вполголоса. — Ваши очаровательные спутницы приняли, разумеется, наряды для завтрашнего праздника, но более, к сожалению, мы ни о чем с ними так и не смогли договориться. А эта маленькая… Ким, кажется? — Он только головой покачал. — Ох и язычок у нее!
— Примите мои соболезнования, — весело посочувствовал ему Кевин. — Мне от этого язычка тоже не раз доставалось.
— В таком случае, — предложил Диармайд дан Айлиль, — давайте выпьем за братское сочувствие друг другу! — И, задав тон дальнейшей попойке, принц принялся с достаточной долей остроумия и непристойности живописать нравы и привычки тех придворных дам, с которыми Полу и Кевину, видимо, предстояло в самом ближайшем будущем познакомиться. Видимо, он считал подобные сведения абсолютно для них необходимыми и ничуть не смущался, проявляя исключительную осведомленность не только в области светских интриг, но и в весьма интимных сторонах жизни описываемых им особ.
Кроме принца в комнате Пола и Кевина постоянно оставались только Тигид и Колл, остальные то и дело менялись, и каждая новая пара приносила с собой полные бурдюки. Когда же явилась последняя смена, лица вошедших показались веселой компании чересчур серьезными.
— В чем дело, Карде? — спросил Колл одного из них, светловолосого.
Тот негромко кашлянул, и Диармайд, развалившийся в глубоком кресле у окна, мгновенно повернулся к нему.
— Творится что-то странное, господин мой, — очень тихо начал Карде. — Я решил, что лучше тебе сразу узнать об этом. Там внизу, под этими самыми окнами, валяется мертвый цверг!
Даже сквозь хмельной туман Кевин сразу увидел, как подействовали эти слова на Диармайда.
— Ничего себе! — Принц вскочил. — Узор удался на славу… И кто же из вас его прикончил?
Карде перешел на шепот:
— В том-то и дело, господин мой! Эррон его уже мертвым нашел. И глотка у него была… располосована от уха до уха! Эррон говорит… похоже на волка, хотя… при всем моем уважении, господин мой… но с таким волком я бы ни за что встретиться не хотел!
Все примолкли. Кевин посмотрел на Пола. Тот сидел на своей кровати и отчего-то показался Кевину еще более хрупким, чем всегда. Лицо Пола было, как всегда, непроницаемо-спокойным. Молчание прервал Диармайд:
— Ты, кажется, сказал, тело нашли под этими окнами?
Карде кивнул. Принц, не дожидаясь дальнейших объяснений и рывком отворив дверь, выбежал на балкон и перемахнул через перила. За ним последовал Пол Шафер. Это означало, что и Кевин должен прыгнуть туда же. Он с трудом вышел на балкон вместе с Коллом и Карде перелез через перила и некоторое время висел на руках, потому что голова продолжала кружиться, потом отпустил руки и свалился в какие-то кусты. Колл и Карде спрыгнули в сад за ним следом. В комнате остался только Тигид — его немыслимые габариты не позволяли совершать столь легкомысленные прыжки.
Между тем принц, Пол и трое воинов из отряда Диармайда уже стояли возле какой-то окровавленной бесформенной кучи на земле. Кевин, стараясь вдыхать ночной воздух как можно глубже, чтобы хоть немного прочистить мозги, подошел и остановился рядом с Полом, глядя на то, что лежало перед ними.
Глаза его вскоре привыкли к темноте, и он даже пожалел, что теперь видит так хорошо. Голова мертвого цверга была практически отделена от туловища; разорванная когтями плоть свисала клочьями. Одна рука тоже была почти оторвана, плечо держалось лишь на обнажившемся хряще, а грудь была исполосована следами страшных когтей. Грудь эта была темно-зеленого цвета и совершенно безволосая. Даже в темноте Кевин мог различить темные пятна густой крови на сухой траве. Стараясь почти не дышать и практически протрезвев, он с огромным трудом подавлял подступавшую к горлу тошноту. Никто не проронил ни слова; свирепая ярость и злоба, явственно читавшиеся в искаженных чертах мертвого цверга, придавали этому затянувшемуся молчанию зловещий оттенок.
Наконец Диармайд поднял голову и на несколько шагов отступил от трупа.
— Карде, — сказал он, и голос его показался Кевину странно ломким, — я хочу, чтобы ты удвоил сегодня стражу у дверей наших гостей. А завтра я желаю получить подробный отчет о том, почему никто из вас не видел, как все произошло и кто именно убил эту тварь. Если я ставлю где-то стражу, то от нее должна быть хоть какая-то польза.
— Хорошо, господин мой, — сказал потрясенный Карде и поспешил удалиться вместе с остальными воинами.
Колл, все еще сидевший на корточках возле мертвого цверга, обернулся через плечо и мрачно заключил:
— На такое обычный волк не способен!
— Знаю, — откликнулся принц. — Если это вообще был волк.
Кевин оглянулся и посмотрел на Пола Шафера, который стоял спиной ко всем и внимательно рассматривал внешнюю стену сада.
Затем все четверо снова влезли на балкон, пользуясь трещинами в дворцовой стене как лестницей и по очереди хватаясь за протянутую руку Тигида. Вскоре они уже опять сидели у них в комнате. Диармайд, Тигид и Колл вскоре ушли. Принц, правда, оставил им два бурдюка вина и успел сделать одно заманчивое предложение, которое обоими было принято.
В итоге Кевин практически все вино выпил сам — прежде всего потому, что Пол в очередной раз оказался не в настроении говорить с ним о чем бы то ни было.
— Теперь наша очередь! — прошипела Ким на ухо Кевину, пихая его локтем. И это, похоже, было действительно так. Горлис плавным жестом пригласил их выйти вперед, и они вышли и, как их и наставляли, стали махать руками громко приветствовавшей их толпе.
Кимберли, правда, махала только одной рукой, а другой поддерживала Кевина. Через какое-то время до нее вдруг дошло, что именно эту сцену и показывал им Лорен два дня назад в отеле «Парк-Плаза». Она оглянулась и вздрогнула, увидев лениво хлопавшее у нее над головой знамя: на нем изображены были огромный дуб и месяц над ним.
Кевин, чрезвычайно благодарный Ким за поддержку, тоже умудрился несколько раз махнуть рукой и даже выдавить из себя улыбку, думая о том, до чего же заряжена слепой верой бушующая внизу толпа. Ведь на такой высоте вместо них могли бы выступить любые четверо придворных. В голову ему также пришла мысль — он и сам удивился, что мыслит так ясно! — что здешние сотрудники все же, видимо, делают ставку в основном на знать. Во всяком случае, окружающие явно хорошо знали, что они из другого мира, и кое-кто, похоже, был ужасно этим недоволен.
Головная боль становилась просто невыносимой. Во рту был мерзкий гнилостный вкус, точно там поселилась какая-то плесень. «Надо бы как-то собраться, — думал Кевин, — а то ведь нас еще королю представлять будут». А завтра им с Полом предстояла долгая дорога верхом, и бог знает, что ожидало их в конце этого пути. Ибо последнее предложение Диармайда, сделанное сегодня ночью, оказалось совершенно неожиданным.
— Послезавтра на рассвете мы отправимся к югу, — сказал он. — За реку. Что-то вроде налета, если хотите, только очень тихого. Никто не должен об этом знать. Если считаете, что справитесь, можете поехать с нами. По-моему, вам это было бы интересно. Не то чтобы совсем безопасно… Но, я надеюсь, мы сумеем о вас позаботиться! — Последние слова он произнес с улыбкой, собственно, все и решившей для них обоих. Прекрасный ход, как потом догадался Кевин; этот хитрец привык все делать так, как хочется ему, и, естественно, своего добился и на этот раз.
Большой зал дворца был создан великим архитектором древности Томазо Лалом. Знаменитый Гинсерат, что впоследствии изготовил Сторожевые Камни и многие другие памятники, ставшие истинным воплощением силы и красоты, считался его учеником.
Двенадцать величественных колонн поддерживали высокий потолок зала. Почти под потолком, в узких оконных проемах, красовались витражи Делевана, запечатлевшие различные сцены, связанные с периодом основания великого королевства Йорветом и с первыми войнами Бреннина с Эриду и Каталом. На последнем витраже, украшавшем западную стену как раз над королевским троном, Конари и юный Колан скакали на север через Равнину, чтобы в последний раз сразиться с Ракотом Могримом, и светлые волосы обоих развевались на ветру. Особенно этот витраж, созданный почти тысячу лет назад, был хорош в закатные часы, когда лица славного короля и его золотоволосого сына, как бы изнутри подсвеченные солнцем, казались совершенно живыми, удивительно одухотворенными и возвышенными. Таково было искусство Делевана, таково было искусство Томазо Лала.
Ступая по инкрустированным драгоценной мозаикой каменным плитам пола меж высоких колонн, Кимберли впервые за все это время почувствовала некий священный трепет. Эти стройные колонны, эти дивные витражи, эти старинные гобелены, которые она встречала повсюду, этот изукрашенный драгоценными камнями пол, эти расшитые самоцветами одежды придворных и даже прелесть этого шелка цвета лаванды, из которого было сшито ее платье… Она глубоко вздохнула, хотя и постаралась сделать это незаметно, и заставила себя не смотреть больше по сторонам.
И, глядя прямо перед собой, увидела, что Лорен ведет их четверку прямо к тому месту в западном углу зала, где под окном-витражом на возвышении из мрамора и обсидиана стоит резной трон из цельного ствола дуба, а на троне восседает человек, которого она лишь мельком успела увидеть утром в толпе придворных.
Трагедия Айлиля дан Арта заключалась в том, что он понимал, с какой немыслимой высоты упал теперь. Исхудавший, с жидкой снежно-белой бородой и затуманенным катарактой взором, человек этот крайне мало похож был на прежнего могучего воина-великана с ясными, как полдневное небо, глазами, который пятьдесят лет назад воцарился на Дубовом Троне Бреннина. Со временем плоть его настолько истаяла, что он казался даже изможденным и словно бы вытянулся в длину, став удивительно тонким и хрупким. Но выражение глаз Айлиля, когда он, чуть наклонясь вперед, всматривался в лица приближавшихся к нему гостей из другого мира, отнюдь не казалось приветливым.
По одну руку от короля стоял Горлис, широкоплечий, в коричневых одеждах, с королевской печатью на груди. Никаких иных украшений на канцлере не было. По другую руку стоял наследник королевского трона Диармайд в одеждах винного и белого цветов. Перехватив взгляд Ким, принц подмигнул ей, и она, резко отвернувшись, заметила Метрана, Первого мага королевства, медленно, как бы ощупью пробиравшегося к трону — естественно, в сопровождении своего верного помощника! — и в итоге остановившегося рядом с Лореном и прямо напротив них.
Заметив, что Пол Шафер не сводит с короля пристального взгляда, Ким снова повернулась лицом к трону и вскоре услыхала собственное имя: ее представляли королю. Сделав несколько шагов вперед, она низко поклонилась, еще раньше решив, что никаких реверансов делать не станет — нечего позориться! Остальных тоже по очереди представили Айлилю, причем Дженнифер все-таки умудрилась сделать реверанс, и очень изящно, склонившись перед королем в шелесте зеленого шелка, сопровождаемая восхищенным шепотом придворных.
— Добро пожаловать в Бреннин, — сказал, обращаясь к высоким гостям, Верховный король и устало откинулся на спинку трона. — Да будет ярка нить тех дней, что вы проведете среди нас. — Красивые слова, но произнесены они были весьма неприятным сухим тоном. — Благодарю вас, Метран и Лорен, — продолжал король с той же неприязнью в голосе, — и тебя, Тайрнон, — он кивнул кому-то третьему, которого за спиной Лорена было почти не видно.
Метран низко поклонился в ответ — чересчур низко! — и чуть не перекувырнулся через голову, с трудом устояв на ногах. Помощник, правда, тут же помог ему выпрямиться. В задних рядах захихикали.
И тут заговорил Лорен:
— Спасибо на добром слове, господин мой. Наши новые друзья уже успели познакомиться с твоим сыном и канцлером Горлисом. Вчера принц Диармайд был так любезен, что включил наших гостей в число самых близких друзей королевского дома. — Последнее предложение он произнес с особым нажимом.
Король довольно долго молчал, глядя магу прямо в глаза, и Ким, внимательно наблюдавшая за обоими, несколько переменила свое первоначальное мнение об Айлиле. Хоть он, возможно, и был очень стар, но старческим маразмом явно не страдал: улыбка, скользнувшая по его устам, была чересчур циничной для маразматика.
— Да, — молвил король, — это мне известно. И я с удовольствием поддерживаю идею моего сына. А скажи-ка мне, Лорен, — продолжал он совсем другим тоном, — не играет ли кто-нибудь из наших новых друзей в та'баэль?
Лорен с виноватым видом покачал головой:
— Увы, господин мой, мне и в голову не пришло спросить их об этом. У них, правда, тоже есть подобная игра; только там, в их мире, она называется «шахматы», однако…
— Я играю в шахматы, — сказал Пол Шафер.
Возникла небольшая пауза. Пол и Айлиль изучающе смотрели друг на друга. Потом король спросил очень тихо:
— Надеюсь, ты не откажешься сыграть со мной, пока вы гостите здесь?
Шафер молча кивнул. Айлиль опять устало откинулся на спинку трона, и Лорен, заметив это, сразу повернулся и повел гостей через зал к дверям.
— ПОГОДИ-КА, СЕРЕБРЯНЫЙ ПЛАЩ!
Эти слова, произнесенные ледяным и чрезвычайно властным тоном, взрезали наступившую тишину, точно брошенный умелой рукой нож. Ким быстро обернулась и увидела слева от себя небольшую группку женщин в серых одеяниях, на которую обратила внимание с самого начала. Теперь эти серые тени расступились, пропуская вперед удивительной красоты женщину, которая решительно направилась к трону.
Она была вся в белом, очень высокая, с огненно-рыжей гривой волос, откинутых назад и скрепленных серебряным обручем. Глаза у нее были зеленые и очень холодные. А повадка выдавала страстную и глубоко затаенную ярость, какой-то неукротимый гнев. Когда женщина проходила мимо них, Ким поразилась тому, как она прекрасна, как пламенеют, подобно костру в звездной ночи, ее огненно-рыжие волосы. Однако то была красота, которая не греет. Она была больше похожа на холод стали отличного клинка. В этой женщине не было и намека на доброту и мягкость, на способность сопереживать ближнему или заботиться о нем. И все же она была прекрасна — столь же прекрасной бывает выпущенная из лука стрела, прежде чем поразит свою жертву насмерть.
Лорен, явно застигнутый врасплох, повернулся к ней, и в его лице тоже не было ни тени доброты.
— Не забыл ли ты, случайно, еще кое-что? — вкрадчиво спросила женщина в белом, и в голосе ее, нежном и сладостном, зазвенел отголосок затаенной вражды.
— Не забыл ли я представить вас друг другу, ты хочешь сказать? Но я бы непременно сделал это в самом ближайшем будущем и по всем правилам, — простодушно отвечал Лорен. — Впрочем, если ты так нетерпелива, то я могу…
— По всем правилам? Нетерпелива? Клянусь Махой и Немаин! Ты заслуживаешь проклятия Богинь за подобную дерзость! — Рыжеволосая женщина, казалось, вот-вот взорвется; она так и застыла, с трудом сдерживая гнев и готовая взглядом своих зеленых глаз испепелить мага.
Лорен, однако, глаз не отвел и встретил этот очередной приступ гнева с совершенно бесстрастным лицом. И тут раздался еще чей-то голос, звучный, сочный:
— Боюсь, Верховная жрица права, Лорен. — Это был, конечно же, Горлис. — Ты так часто путешествуешь, что порой просто забываешь о том, что существует определенный порядок и есть люди, которые значительно выше тебя по должности. Наших гостей, безусловно, следовало представить Верховной жрице уже сегодня. Боюсь, правда…
— Глупец! — рявкнула жрица. — До чего же ты все-таки глуп, Горлис! Сегодня? Со мной следовало переговорить ДО ТОГО, как он отправился в свое очередное путешествие! Да как ты вообще смеешь, Метран, заставлять кого-то совершать Переход, не получив на то разрешения Богини-матери? Ведь равновесие Вселенной в ее руках, а значит — и в моих. Ты же осмелился коснуться самых сокровенных корней нашего мироздания, не узнав ее воли, рискуя утратить собственную душу!
Старый Метран даже отступил на шаг от этой разгневанной фурии. На лице его сменяли друг друга страх и смятение. Но тут Лорен, воздев руку, указал своим длинным и твердым перстом на стоявшую перед ним жрицу.
— Нигде, никто и никогда, — заявил он громко, и в его голосе тоже слышен был мощный отзвук сдерживаемого гнева, — не говорил и не писал ничего подобного! И ты, Джаэлль, клянусь всеми Богами, прекрасно это знаешь. Ты слишком много на себя берешь. Учти, мы этого не допустим. И равновесие Вселенной отнюдь не в твоих руках, а вот твои надоевшие всем ночные бдения под луной вполне способны это равновесие расшатать!
Глаза жрицы ярко блеснули, и Ким внезапно вспомнила вчерашнее упоминание Диармайда о неких тайных собраниях.
И вдруг напряженную паузу нарушил ленивый голос наследника престола, который по-прежнему стоял возле отца:
— Джаэлль, душа моя, послушай: все, что ты говоришь, наверное, важно, но сейчас, конечно же, не время для подобных споров. Ты ведь уже весь честной народ насмешила своими пререканиями с Лореном, моя прелестница. И кстати, в дверях стоит еще одна достойная гостья, с которой нам следует поздороваться. — И Диармайд, легко спрыгнув с возвышения, быстро прошел через весь зал, и Ким, обернувшись, увидела, что в дверях зала действительно стоит еще одна гостья — убеленная сединами и опирающаяся на шишковатый посох.
— Добро пожаловать, Исанна! — молвил принц с искренним почтением. — Давненько ты не дарила наш двор своим вниманием.
И Ким, услышав это имя и увидев хрупкую фигурку в дверях, почувствовала странный укол в сердце, точно кто-то невидимый ткнул в ее душу пальцем.
В толпе придворных заплескались негромкие разговоры, а те, кто стоял ближе к трону, в страхе отступили назад, за колонны. Впрочем, весь этот шум казался теперь Ким не громче самого тихого шепота — все ее чувства и помыслы были сосредоточены на этой морщинистой старушке с мудрым лицом, что шла, осторожно ступая, под руку с молодым принцем к трону короля.
— Исанна, тебе не следовало приходить сюда. — Как ни странно, но Айлиль даже соизволил подняться со своего трона, и стало ясно, что годы не смогли до конца согнуть его спину и он все равно остается самым высоким мужчиной в этом зале.
— Ты прав, наверное, — покорно согласилась старуха, подойдя к нему совсем близко. Ее голос звучал столь же тихо и ласково, сколь громок и резок был голос Джаэлль. Рыжеволосая жрица смотрела на Исанну с горьким презрением.
— Тогда почему же ты все-таки пришла? — тихо спросил ее Айлиль.
— Пятьдесят лет на троне — долгий срок. И как-никак заслуживает уважения, — отвечала Исанна. — Разве кто-нибудь еще здесь, за исключением Метрана и, возможно, Лорена, помнит тот день, когда ты был коронован? Я пришла пожелать, чтобы и в будущем твой узор удавался на славу, Айлиль. И еще меня интересовали две вещи.
— Какие же? — Это спросил уже Лорен.
— Во-первых, я хотела посмотреть на путешественников, — ответила ему Исанна и повернулась к Полу Шаферу.
А тот почему-то повел себя на редкость грубо. Поспешно заслонившись от Исанны рукой, он вскричал:
— Нет! Никаких «проверок»!
Исанна удивленно подняла брови и, быстро глянув на Лорена, снова повернулась к Полу.
— Все ясно, — молвила она. — Но не бойся: я никогда не пользуюсь «проверками» — мне они не нужны. — При этих ее словах по залу снова пронесся ропот.
Пол медленно опустил руку. И спокойно, высоко подняв голову, посмотрел старой женщине прямо в глаза. И, что было самое удивительное, первой отвела глаза Исанна!
А потом, потом… потом она повернулась, не взглянув ни на Дженнифер, ни на Кевина, не обратив ни малейшего внимания на застывшую Джаэлль, и стала смотреть на Кимберли. И перед резным троном Бреннина, под дивными витражами Делевана одни серые глаза заглянули наконец в другие, такие же серые.
— Ах! — воскликнула Исанна, судорожно вздыхая. И через секунду прошептала чуть слышно: — Я так давно ждала тебя, дитя мое!
И лишь сама Ким успела заметить, как на мгновение лицо Исанны исказилось, словно от страха, когда она произносила эти тихие, похожие на благословение слова.
— Что это значит? — с трудом выговорила Ким. — Что вы хотите этим сказать?
Исанна улыбнулась.
— Я же Видящая Бреннина. Живу в мире снов и видений. — И Ким вдруг поняла, ЧТО это означает, и на глаза ей навернулись светлые слезы. — Ты приходи ко мне, — прошептала Исанна. — Лорен покажет тебе дорогу. — И Видящая опять повернулась к королю Бреннина, который так и остался стоять, возвышаясь надо всеми в зале, и склонилась перед ним в глубоком реверансе. — Будь же добр и справедлив, Айлиль, — молвила она. — А теперь я назову вторую причину, по которой пришла сюда: я пришла попрощаться. Я больше не вернусь, и мы никогда уже не встретимся с тобой, Айлиль, по эту сторону Ночи. — Она помолчала. — Запомни: я тебя любила.
— Исанна!.. — вскричал король.
Но она уже повернулась, чтобы уйти. И двинулась, опираясь на свой посох, и на сей раз в полном одиночестве, через весь этот великолепный, застывший от изумления зал к дверям, ведущим наружу, навстречу солнечному свету.
В ту же ночь, далеко за полночь, Пола Шафера пригласили к Верховному королю Бреннина — играть в та'баэль.
Сопровождал его какой-то незнакомый стражник, и, следуя за ним по полутемным коридорам, Пол испытывал горячую благодарность Коллу, который незаметно шел за ними по пятам.
Шли они довольно долго, но в бесконечных коридорах людей попадалось мало. Редко кто еще бодрствовал в столь поздний час. Какая-то женщина, расчесывая волосы, выглянула в открытую дверь и призывно улыбнулась Полу; потом мимо, бряцая мечами, проследовал небольшой отряд стражников. Из-за дверей доносились порой чьи-то негромкие разговоры, а один раз Пол услышал, как тихо и нежно вскрикнула и что-то пролепетала женщина — этот как бы оборвавшийся на вздохе возглас отозвался в его душе мучительными воспоминаниями.
Наконец они — по-прежнему в сопровождении невидимого Колла — остановились у массивных дверей, ведущих в королевские покои. Пол Шафер и глазом не моргнул, когда на их стук эти двери отворились и его провели в просторную, богато украшенную комнату, в центре которой стояли два глубоких кресла и столик с расставленными на нем фигурами, очень похожими на шахматные.
— О, добро пожаловать! — Горлис, королевский канцлер, вышел навстречу Полу с протянутой для рукопожатия рукой. — Это такая любезность!
— Да, я очень благодарен, — послышался тихий голос короля, который тоже вышел Полу навстречу, — что ты столь снисходительно отнесся к моей старческой слабости и постоянной бессоннице. Сегодняшний праздник отнял у меня слишком много сил. Спокойной ночи, Горлис.
— Но, господин мой, — быстро возразил Горлис, — я бы с удовольствием остался и…
— В этом нет никакой необходимости. Ступай спать. Тарн отлично со всем справится. — И король кивнул в сторону юного пажа, который, собственно, и впустил Пола в королевские покои. Горлис явно хотел было снова возразить, но сдержался.
— В таком случае спокойной ночи, господин мой, — сказал он. — Еще раз от всей души желаю тебе счастья и поздравляю с этим, из дивных нитей сотканным, праздником! — Горлис подошел к королю, преклонил колено и поцеловал милостиво протянутую Айлилем руку. Затем он ушел, и Пол остался с королем наедине, если не считать юного пажа.
— Подай-ка нам вина, Тарн, а дальше мы и сами справимся. Иди спать, мальчик. Я тебя разбужу, когда захочу лечь, — сказал Айлиль, медленно опускаясь в кресло.
Пол молча сел во второе кресло, стоявшее у столика. Тарн быстро принес поднос с кувшином вина и двумя бокалами, поставил его на столик рядом с игральной доской и незаметно удалился, исчезнув за дверью в дальней стене комнаты, видимо, ведущей в королевскую спальню. Окна были распахнуты настежь, тяжелые шторы раздвинуты, чтобы поймать хотя бы слабое дыхание ночного ветерка. За окном на дереве пела какая-то птица — пела очень похоже на соловья.
Прелестные резные фигурки поблескивали в свете горящих свечей, зато лицо самого Айлиля оказалось в глубокой тени, когда он, вытянув длинные ноги, откинулся в кресле и сказал негромко:
— Лорен говорил, что у вас есть примерно такая же игра, хотя фигуры и называются иначе. Я всегда играю черными. Итак, твои белые — начинай.
В шахматах Пол Шафер особенно любил стремительные с первого же хода атаки, причем именно белыми. Его игре всегда были свойственны сменявшие друг друга гамбиты, и, жертвуя фигуры, он стремился как можно быстрее загнать короля противника в угол и создать патовую ситуацию. Ну а то, что сегодня противником его был САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ король, для Пола никакого значения не имело, ибо его, Шафера, собственный кодекс чести, как и правила игры, в любых обстоятельствах оставались незыблемыми. Он был столь же решительно настроен на победу в игре с Айлилем, как и в игре с любым другим противником. А в эту ночь он чувствовал на сердце такую тоску и казался себе таким уязвимым и беззащитным, что включился в игру с особым жаром, надеясь в холодном черно-белом мире шахмат найти убежище от душевных мук. Так что белые в стремительных и безжалостных атаках завоевывали одну позицию за другой, наталкиваясь, впрочем, на искусно организованную и весьма упругую оборону черных. И даже если ныне Айлиль и уступал себе прежнему в физической мощи и интеллектуальном величии, он все равно оставался человеком поистине неистощимого интеллекта — это Пол понимал отлично, поскольку сделал уже по крайней мере десяток ходов. Король медленно и терпеливо выстраивал оборону, осторожно выдвигая «передовые войска», и как-то так получилось, что вольная и стремительная атака белых сама собой начала выдыхаться, а потом и откатываться назад. После почти двухчасовой игры Пол положил своего короля на доску и сдался.
Оба игрока откинулись в креслах и впервые с начала игры посмотрели друг на друга. И одновременно улыбнулись, хотя ни тот ни другой не знали — у них просто не было возможности узнать это, — как редко на лице каждого из них можно увидеть улыбку. И все же на этот раз, улыбаясь королю, Пол поднял в его честь свой серебряный кубок и сразу почувствовал странную близость к этому человеку, свое сродство с ним, несмотря на разницу в возрасте, несмотря на трудные испытания, выпавшие на долю обоих, несмотря на жизнь, прожитую в разных мирах.
Разумеется, такой исход игры в та'баэль никем не был предусмотрен, и все же игра эта многое изменила в их отношениях, и эта ночь непременно должна была вскоре принести свои плоды — изменить кое-что и в отношениях между существующими мирами.
Первым заговорил Айлиль. Голос его звучал хрипло:
— Никто, — заявил он, — никто и никогда так не играл со мной! Я в та'баэль не проигрываю. Но сегодня я почти проиграл.
Пол улыбнулся во второй раз.
— Да, ваше величество, вы действительно чуть не проиграли сегодня, а в следующий раз, возможно, и проиграете, но я в этом не очень-то уверен. Вы блестяще играете, господин мой!
Айлиль покачал головой.
— Нет, я играю осторожно. А вот ты играл действительно блестяще, хотя известно, что порой осторожность и медлительность способны подавить любые блестящие начинания… Когда ты пожертвовал второго коня… — Айлиль только рукой махнул. — По-моему, только молодые на такое способны. Я-то не делал ничего подобного уже столько лет… Похоже, я стал забывать, что это вообще возможно. — Он поднял свой кубок и сделал несколько больших глотков.
Прежде чем ответить, Пол снова наполнил кубки. Он чувствовал странное опустошение в душе; голова отказывалась работать. Он заметил, что та птица за окном давно уже перестала петь.
— По-моему, — сказал он, — дело в общем стиле игры, а не в молодости или старости игрока. Я, например, вообще не отличаюсь особым терпением, вот и стиль у меня соответствующий.
— При игре в та'баэль?
— И в остальных случаях тоже, — ответил Пол, чуточку подумав.
Айлиль, к его большому удивлению, согласно кивнул.
— Я тоже когда-то был таким, хотя тебе в это, может быть, и трудно поверить. — На лице у него было написано презрение к самому себе. — Во времена смуты я ведь захватил этот трон силой, да и удерживал его сперва только с помощью меча. Когда ты намерен создать династию, то она начинается с тебя, а продолжателем ее должен стать… У нас, я полагаю, им станет Диармайд. — Пол молча слушал, и через некоторое время король продолжил: — Терпению правителя учит именно власть; вернее, необходимость ее удержать. И очень быстро узнаешь ту цену, которую приходится за эту власть платить, — в твоем возрасте я об этом и понятия не имел, считая, что все на свете можно решить с помощью меча и способности быстро соображать. Да, о реальной цене власти я тогда и не подозревал… — И Айлиль, склонившись над доской, выбрал одну из фигурок. — Возьмем, например, королеву — ферзя, как ты ее называешь. Это самая активная фигура на доске, однако же и она нуждается в защите, ей тоже могут угрожать ладья или конь противника, и если ее не спасти, то партию можно считать проигранной. Но королем в та'баэль жертвовать ни в коем случае нельзя…
В голосе Айлиля дан Арта звучало нечто более глубокое, чем просто эмоции, вызванные шахматным поединком, однако Пол не сумел угадать, что же слышится в голосе короля и что скрывается за суровым выражением его старого, но все еще прекрасного лица.
Айлиль, похоже, заметил, что его молодой собеседник чувствует себя неловко, и снова чуть заметно улыбнулся.
— По ночам я малоприятный собеседник, — сказал он. — Особенно сегодня. Слишком много воспоминаний. Слишком много.
— Меня тоже часто одолевают воспоминания, — поддавшись внезапному порыву, признался Пол и тут же возненавидел себя за эти слова.
Айлиль, впрочем, смотрел на него ласково, даже сочувственно.
— Я, в общем-то, так и подумал, — сказал он. — Не уверен, что правильно понял причину, но подумал сразу именно так.
Пол опустил голову и жадно сделал несколько больших глотков вина.
— Скажите, ваше величество, — начал он, желая прервать затянувшуюся мучительную паузу и сменить тему, — а почему та жрица сказала, что Лорен должен был спросить у нее разрешения, прежде чем приводить нас сюда? Какое это…
— На сей счет она была не права, и я пошлю к ней гонца, чтобы передал ей эти мои слова. Вот только Джаэлль вряд ли станет меня слушать. — Лицо короля было печально. — Она любит сеять раздоры и смуту — они ей на руку. Джаэлль всякое напряжение в отношениях между людьми способна обратить себе на пользу. Она невероятно честолюбива и мечтает о возврате тех времен, когда Богиня-мать правила всем нашим миром через свою Верховную жрицу, а так действительно было до тех пор, пока Йорвет не вернулся из заморских стран. Честолюбивых людей хватает и у меня при дворе — их всегда немало близ любого трона, а тем более трона стареющего короля, — но амбиции Джаэлль ни с чем не сравнимы.
Пол кивнул:
— Ваш сын вчера тоже говорил что-то в этом роде.
— Вот как? Диармайд? — В смехе Айлиля явственно слышалось одобрение. — Неужели он в кои-то веки был трезв, раз мыслил так ясно?
Губы Пола тронула легкая улыбка.
— Если честно, трезв-то он вовсе не был. Но вообще он, по-моему, всегда мыслит достаточно ясно.
Король только отмахнулся.
— Да, порой он действительно способен кого угодно очаровать, тут возразить нечего. — Он помолчал, подергал себя за бороду и спросил: — Прости, о чем это мы говорили?
— О Джаэлль, — подсказал Пол. — О том, что она сказала сегодня утром Лорену.
— Да-да, конечно… Иногда ее суждения бывают удивительно метки, хотя в последнее время она все реже попадает в цель. Дело в том, что, когда помощь дикой магии можно было получить лишь в подземелье и это почти всегда было связано с кровопролитием, силы, необходимые магу для осуществления Перехода, черпались как бы из самой земли, и в этом магическом обряде главную роль играли жрицы Богини-матери, ибо без помощи Верховной жрицы невозможно было добраться до корней земли и получить от них подпитку. Хотя уже много лет — с тех пор, как Амаргин постиг Небесную премудрость и основал Совет магов, — подпитка мага происходит исключительно благодаря его Источнику, а корни земли остаются нетронутыми.
— Я не понимаю… Какая подпитка?
— Я, видимо, плохо объяснил… Никак не усвою, что ты из другого мира. Попытаюсь объяснить иначе. Когда магу необходимо воспользоваться своими знаниями — ну, хотя бы разжечь огонь в этом очаге, — требуется определенная энергия, сила. Некогда всеми магическими силами в нашем мире распоряжалась Богиня-мать, и маги свое могущество черпали непосредственно из земли; так что взятая из земли Фьонавара и истраченная на его земле магическая сила эта неизменно вновь возвращалась в землю, и количество магической энергии всегда оставалось неизменным. Однако при осуществлении Перехода магическая энергия, извлеченная из земли, как бы переходит в другой мир…
— И вы ее теряете!
— Совершенно верно. Точнее, когда-то теряли. Но с тех пор как Амаргин освободил магов из-под власти Богини-матери, каждый маг черпает энергию лишь из своего Источника, а Источник постоянно восстанавливает ее количество.
— Вы говорите, он… Значит, Источник — это живой человек, мужчина?
— Или женщина.
— Значит… у каждого мага есть свой… или своя…
— Да, разумеется. Маг связан со своим Источником теснейшими узами — как, например, Лорен с Мэттом или Метран с Денбаррой. Маг и его Источник — это основа Небесного знания. Маг не может в своих деяниях превышать возможности своего Источника, и связь между ними устанавливается на всю жизнь. Что бы ни сделал тот или иной маг, цену за это всегда платит кто-то другой.
Господи, сколь многое теперь стало ему ясно! Пол припомнил, какая дрожь била Мэтта Сорена и как он был изможден, когда они совершили Переход; и с какой нежностью и беспокойством Лорен относился к гному… А потом он вспомнил еще и тот эпизод, теперь уже вполне понимая его значение, когда престарелый Метран в самый первый их вечер во Фьонаваре одним мановением руки заставил потухающие факелы на стенах гореть ярче, и Лорен легко предоставил ему эту маленькую возможность пощеголять своим могуществом и сам не предпринял ровным счетом ничего, как бы отойдя на задний план. Он просто хотел дать своему Источнику — Мэтту Сорену — возможность немного восстановить силы. Пол прямо-таки физически ощущал, что, хотя и с превеликим трудом, начинает выходить из состояния абсолютной погруженности в самого себя, начинает интересоваться чем-то вне пределов собственной души и собственного горя. Однако все это сопровождалось такой болью, какой, бывает, отзываются мышцы тела, долгое время пребывавшие в бездействии и наконец получившие достаточную нагрузку.
— Но как? — воскликнул он. — Каким образом осуществляется их связь друг с другом?
— Мага и его Источника? О, существует великое множество законов и правил, а также требуется огромный опыт, долгие тренировки… Ну и, в конце концов, если обоюдное желание сохраняется, они проходят специальный обряд, очень и очень непростой. Во Фьонаваре настоящих Источников осталось всего три. Помимо Сорена это племянник Метрана Денбарра, который является сыном его родной сестры. А Барак, Источник Тайрнона, — с детства самый близкий его друг. Некоторые пары, впрочем, были довольно странными: например, Лайзен Лесная была Источником Амаргина, самого первого из магов…
— И что же странного было в их отношениях?
— Ах, — вздохнул король, и в голосе его Полу послышалась едва заметная зависть, — это длинная история! О ней слагались песни. Возможно, ты еще услышишь, как поют одну из них, наиболее часто исполняемую, в Большом зале Парас Дервала.
— Ну хорошо. А Лорен и Мэтт? Как они стали…
— Это тоже довольно странная история, — сказал Айлиль. — Под конец своего обучения Лорен испросил у Совета магов и у меня разрешения некоторое время постранствовать. Его не было три года. А вернулся он облаченным в свой знаменитый плащ и с королем гномов в качестве Источника! Прежде такого никогда не случалось. Ни один гном…
Король внезапно умолк. И в резко наступившей тишине оба уже не в первый раз услышали тихое постукивание по той стене, что находилась как раз напротив распахнутого настежь окна. Пол с изумлением посмотрел на короля. Звук повторился.
В глазах Айлиля вспыхнула странная нежность.
— Клянусь Мёрниром, они все-таки его прислали! — выдохнул он и с некоторым сомнением посмотрел на Пола. Однако потом, точно приняв какое-то решение, сказал: — Что ж, побудь еще немного здесь, со мной, юный чужеземец по имени Пол, точнее Пуйл. Но прошу тебя: молчи, ибо сейчас ты увидишь нечто такое, что до сих пор дано было увидеть очень немногим.
Король приблизился к стене и осторожно приложил ладонь к тому месту на ней, где камни чуть потемнели — видимо, от множества подобных прикосновений. «Левар шанна», — прошептал он и отступил, и в неколебимой, казалось бы, тверди стал проступать тонкий контур какой-то дверцы. Еще мгновение — и дверь стала видна отчетливо, а затем беззвучно отворилась, и в комнату скользнула тонкая гибкая фигурка, укутанная в плащ с капюшоном. Некоторое время странный гость, заметив присутствие Пола, не открывал лица, видимо, ожидая какого-то знака от Айлиля. Но после того как тот молча ему кивнул, он одним изящным движением скинул свой плащ и низко поклонился старому королю.
— Прими поздравления от всего моего народа, о Верховный король Бреннина, а также — наш дар по случаю этого великого события. Я принес тебе важные вести из Данилота. Позволь представиться: Брендель с Кестрельской марки.
Вот так Пол Шафер впервые увидел светлого альва. И перед этим неземным существом с серебристыми волосами, легким и изящным, как язычок пламени, он вдруг почувствовал себя на редкость неуклюжим, громоздким, неповоротливым, словно ему явилось некое иное измерение грации и красоты.
— Добро пожаловать в Парас Дервал, На-Брендель из Кестреля, — тихо молвил Айлиль. — Это Пол Шафер, которого, как мне кажется, мы во Фьонаваре вскоре станем звать Пуйлом. Он один из тех четверых, которых Серебряный Плащ привел к нам из другого мира, дабы они могли вплести свою нить в ткань нашего празднества.
— Это мне известно, — сказал Брендель. — Я уже два дня как прибыл в Парас Дервал и все это время ждал возможности поговорить с тобой наедине. Так что всех твоих гостей я видел, в том числе и ту, ЗОЛОТУЮ. Только из-за нее я и вытерпел столь долгое ожидание. Иначе, Верховный король, я, вполне возможно, был бы уже далеко от стен твоего дворца, и подарок тебе так и остался бы неврученным. — В глазах альва плясали веселые огоньки, а сами глаза в свете свечей казались золотисто-зелеными.
— Ну что ж, спасибо, что подождал, — сказал Айлиль. — А как Ра-Латен?
Улыбка мгновенно исчезла с лица Бренделя, он посуровел.
— Ах! — негромко воскликнул он. — Как скоро ты напоминаешь мне о моих прямых обязанностях, Верховный король! Латен, Плетущий Туманы, услышал свою песнь еще прошлой осенью и ушел — туда, за море; с ним ушел также и Лаин Копьеносец, последний из тех, кто участвовал в сражении у горы Рангат. Теперь не осталось никого, хоть их и было уже среди нас совсем немного. — Глаза альва потемнели и теперь казались фиолетовыми. Он минутку помолчал, затем сказал: — Сейчас в Данилоте правит Тенниэль. Я принес тебе привет и поздравления от него.
— Значит, и Латена больше нет… — очень тихо промолвил король. — И Лаина… Печальные вести принес ты мне, На-Брендель.
— К сожалению, есть и более печальные, — отвечал светлый альв. — Среди зимы по Данилоту пронесся слух о том, что с севера на нас движутся несметные полчища цвергов. Ра-Теннель выставил дополнительные посты, и в прошлом месяце мы убедились, что слухи отнюдь не были ложными. Часть войска цвергов проследовала мимо нас на юг, к Пендаранскому лесу. И с ними были волки. И на опушке леса нам пришлось принять бой! Впервые со времен Баэль Рангат! Мы отогнали их и большую часть перебили — ибо в нас еще жива память о великом прошлом нашего народа, — но в том бою пали шестеро моих братьев и сестер. Шестеро тех, кого мы любили, никогда уже не услышат своей песни. Смерть снова явилась в обитель светлых альвов.
Айлиль бессильно опустил плечи.
— Цверги на опушке Пендаранского леса! — простонал он чуть слышно. — О, великий Мёрнир, за какие грехи ты так наказываешь меня на старости лет?! — Король действительно в эти мгновения, казалось, еще больше постарел. Он в горестном недоумении медленно покачивал головой, и руки его на резных подлокотниках явственно дрожали. Пол быстро перевел взгляд на светлое лицо альва и, хотя его собственное сердце разрывалось от жалости к старому королю, не заметил в глазах гостя, теперь ставших серыми, ни малейшего сострадания.
— А теперь позволь вручить тебе наш небольшой подарок, Верховный король, — сказал Брендель с Кестрельской марки, — и по просьбе Ра-Теннеля заверить тебя, что наш нынешний правитель совсем иной, чем был Плетущий Туманы. Надеюсь, мой рассказ о битве близ Пендаранского леса помог тебе это понять. Ра-Теннель не намерен прятаться в Данилоте, так что отныне ты будешь видеть нас значительно чаще, чем раз в семь лет, как то было прежде. В честь этого, а также в знак нашей долгой дружбы, благодаря которой столь тесно переплелись нити наших судеб, король светлых альвов посылает тебе вот это.
Никогда в жизни не видел Пол столь прекрасной вещи! Брендель вручил Айлилю нечто вроде тонкого хрустального скипетра, в котором, казалось, сосредоточился свет всех светильников, горевших в комнате, и теперь сам этот дивный жезл стал светиться неким волшебным светом, вобравшим в себя все оттенки и цвета радуги. Красновато-оранжевые огни факелов, отблески пламени свечей, даже бело-голубое сияние звезд за окном — все это, казалось, сплелось в бесконечно прихотливом световом рисунке, точно вытканном заключенным внутри этого жезла крошечным ткацким станком.
— Магический кристалл! — прошептал Айлиль, не сводя глаз с подарка. — Это же настоящее сокровище! Прошло не менее четырех сотен лет с тех пор, как стены этого дворца видели подобный кристалл.
— И чья в том вина? — холодно заметил Брендель.
— Ты несправедлив, друг мой, — возразил Айлиль, пожалуй, несколько резковато. Слова альва, похоже, задели-таки его гордость. — Вайлерт, тогдашний Верховный король, действительно разбил волшебный кристалл, но ведь то было лишь одно из проявлений — и еще далеко не самое страшное! — ужасного безумия, его охватившего. И Бреннин заплатил за безумие Вайлерта кровавую цену: началась гражданская война. — Голос короля звучал удивительно уверенно и твердо. — Передай Ра-Теннелю, что я с благодарностью принимаю дар светлых альвов. И если он решит воспользоваться кристаллом, чтобы призвать нас на помощь, его призыв не останется без ответа. Это ты тоже ему непременно передай. Завтра же я доложу на Большом совете о том, что ты мне только что рассказал. А с Пендарана мы теперь глаз не спустим — это я тебе обещаю.
— Сердце подсказывает мне, что этого будет недостаточно, Верховный король, — тихо сказал Брендель. — Во Фьонаваре зашевелились пособники великого Зла!
Айлиль медленно покивал, соглашаясь, и сказал:
— Так мне и Лорен говорил совсем недавно… — Он некоторое время молчал, точно колеблясь, потом, словно нехотя, спросил, запинаясь: — Скажи мне, На-Брендель, а как … ведет себя ваш Сторожевой Камень?
— Точно так же, как и в тот день, когда Гинсерат сделал его! — вдруг отчего-то рассердившись, воскликнул альв. — Светлые альвы ничего не забыли, король! Ты бы лучше на свой собственный Камень чаще смотрел!
— Я вовсе не хотел никого обидеть, друг мой, — спокойно сказал Айлиль, — но тебе ведь известно, что для сохранности Сторожевых Камней непременно следует поддерживать священный огонь нааль и не забывать об этом. Я же могу лишь заверить тебя, что потомки Конари и Колана, да и самого Гинсерата, никогда не забывают о Баэль Рангат! Наш Камень тоже пока что светится синим, как и прежде, и, если Боги будут к нам милостивы, таким он и останется. — В наступившем молчании Пол заметил, как ярко горят глаза Бренделя. — Пойдем! — предложил вдруг Айлиль, поднимаясь с кресла и возвышаясь над ними. — Пойдем, и я покажу тебе!
Круто повернувшись, он подошел к двери в спальню, открыл ее и двинулся дальше не оглядываясь. Брендель шел за ним, и Пол тоже постарался не отстать, мельком успев увидеть огромное королевское ложе на четырех резных ножках под балдахином и юного пажа Тарна, спавшего в уголке на кушетке. Айлиль по-прежнему на них не оглядывался. Он отпер еще одну дверь, в дальней стене спальни, и прошел в нее. Пол и Брендель поспешили за ним. За дверью оказался небольшой коридор, в конце которого тоже виднелась дверь, весьма мощная, надо сказать. Возле нее Айлиль наконец остановился и перевел дыхание.
— Эта дверь ведет в Зал Камня, — сказал он, чуть задыхаясь, своим спутникам и нажал на небольшое углубление в центре двери. В руку ему тут же соскользнул деревянный прямоугольник, закрывавший глазок, через который можно было заглянуть внутрь. — Ее сделал сам Колан, — пояснил старый король, — когда привез сюда Камень после сражения у горы Рангат. Говорят, ему суждено вечно вставать по ночам из могилы и подходить к заветной двери, чтобы взглянуть на Камень Гинсерата и успокоить свое сердце, убедившись, что камень по-прежнему горит синим огнем. Недавно я заметил, что и сам частенько встаю по ночам и бреду сюда. Ну что ж, смотри, На-Брендель из Кестреля! Смотри на Сторожевой Камень великого королевства Бреннин!
Альв молча шагнул к окошечку и заглянул в него. Довольно долго он стоял без движения, потом, так и не сказав ни единого слова, отошел от двери.
— И ты тоже посмотри, юный Пуйл, посмотри и ответь нам, горит ли Камень синим огнем, который был зажжен в нем с помощью великого заклятия, — сказал Айлиль и жестом пригласил Пола подойти к двери.
Тот осторожно обошел Бренделя и прильнул к окошечку. И увидел небольшую комнату с голыми стенами и абсолютно без мебели; ковров на полу тоже не было. Точно в центре этой пустой комнаты возвышался некий постамент или колонна высотой чуть больше человеческого роста. Перед постаментом на невысоком алтаре горел белый огонь. Сам постамент был украшен резьбой — портретами царственных особ, — а на самом верху в небольшом углублении лежал Камень размером с кулак и светился собственным светом — синим светом удивительной чистоты.
Когда они вновь вернулись в гостиную Айлиля, Пол взял на столике у окна третий кубок и налил всем троим вина. Брендель, приняв у него кубок, тут же принялся беспокойно мерить шагами комнату. Айлиль уселся на прежнее место возле столика с шахматной доской. А Пол остался стоять у окна. Вскоре альв перестал метаться по комнате и остановился перед старым королем.
— Мы верим тому, что говорят нам Сторожевые Камни, потому что ДОЛЖНЫ им верить, — начал он негромко и как-то смиренно, — но, как тебе известно, существует множество сил, которые служат Тьме, и некоторые из них очень страшны и поистине вездесущи. И даже если их повелитель по-прежнему закован в цепи и томится под горой Рангат, нельзя не заметить, что Зло все равно начало уже расползаться по всей земле, и это неведомое нам Зло. И мы, зная об этом, не можем пренебрегать подобной опасностью. Разве ты не чувствуешь дыхания этого Зла в засухе, что поразила твою страну, Верховный король? Разве можно было этого не заметить? В Катале идут дожди, и на Равнине — тоже. И только в Бреннине урожай сгорел на корню. И только в Бреннине…
— МОЛЧИ! — выкрикнул Айлиль каким-то надтреснутым голосом. — Ты сам не знаешь, что говоришь! Тебе не следует вмешиваться в наши дела! — Король, напряженно наклонившись вперед, гневно глядел на альва. Два ярко-красных пятна вспыхнули у него на высоких скулах, прикрытых кольцами седой бороды.
На-Брендель не сказал более ни слова. Маленький и хрупкий, он так смело и пристально смотрел на Айлиля, что, казалось, стал в эти мгновения выше ростом и шире в плечах.
Когда же наконец он снова заговорил, в голосе его не было и следа спеси или обиды.
— Я не хотел своими речами вызвать твой гнев, Верховный король, — молвил он. — И уж менее всего — в такой день. И все же всем сердцем я чувствую, что лишь очень немногое в недалеком будущем Фьонавара может оставаться делом какого-то одного народа, одной страны. Собственно, таково значение и того дара, который передал тебе Ра-Теннель. Я рад, что ты его принял, и в свою очередь непременно передам моему королю твои слова благодарности. — Он низко поклонился Айлилю, на ходу накинул плащ с капюшоном и исчез за дверцей в стене, которая беззвучно затворилась за ним, и очертания ее тут же растаяли. И больше в комнате ничто даже не напоминало о пребывании здесь Бренделя с Кестрельской марки, если не считать мерцавшего в руках Айлиля магического хрустального жезла.
Пол, по-прежнему стоявший у окна, услышал пение какой-то другой, уже успевшей пробудиться птицы. Видно, недалеко до рассвета, решил он. Однако покои Айлиля были расположены в западном крыле дворца, и отсюда небо все еще казалось абсолютно темным. Интересно, думал Пол, а не забыл ли старик вообще о моем присутствии? Однако через некоторое время Айлиль тяжко, устало вздохнул и положил хрустальный жезл на шахматный столик. Потом медленно подошел к Полу и встал с ним рядом, глядя в окно. Во тьме за стеной видна была широкая равнина, простиравшаяся далеко на запад, за которой на самом горизонте темнела полоска леса — черная черта на фоне ночного неба.
— А теперь оставь меня, друг мой Пуйл, — сказал, помолчав, Айлиль. — Устал я что-то, лучше мне остаться одному и попробовать заснуть. Очень я устал… — пробормотал он снова, — очень устал и очень стар. И если действительно по нашей земле крадутся сейчас силы Зла, то уж сегодня ночью я совсем ничем не могу этому помешать, разве что умереть. А я, если честно, умирать не хочу — ни на Древе, ни каким-либо иным способом. И пусть это сочтут моей слабостью — значит, так суждено. — Печальный взгляд Айлиля был как бы обращен в никуда, хотя смотрел он вроде бы на темный лес вдали.
Пол неловко кашлянул и сказал:
— Не думаю, что желание жить может считаться слабостью. — Голос его после затянувшегося молчания звучал хрипло. В душе росло какое-то неведомое мучительное чувство.
Айлиль улыбнулся ему в ответ, но лишь одними губами, и продолжал смотреть во тьму.
— Для короля, Пуйл, это, конечно же, слабость. Запомни: всему своя цена. — Тон у него теперь был совсем иным. — Между прочим, кое-кто меня уже благословил… Ты ведь слышал, что сказала мне сегодня в Большом зале Исанна? Она сказала, что любила меня. А я никогда этого не знал… И вряд ли, — король словно размышлял вслух, повернувшись лицом к Полу и внимательно на него глядя, — я стану рассказывать об этом Маррьен, моей королеве.
Пол с искренним почтением поклонился королю и решил, что пора наконец уйти. В горле отчего-то стоял ком. «Маррьен, моей королеве…» Он тряхнул головой и неуверенно двинулся по коридору. От стены рядом с дверью отделилась какая-то длинная тень. Это был Колл.
— А ты дорогу-то знаешь? — спросил он.
— Пожалуй, нет, — ответил Пол. — Нет, не знаю.
По пустынным залам и коридорам дворца гулко звучали их шаги. Светало. Заря разгоралась в небе над Гвен Истрат, но здесь, во дворце, было еще темно.
Уже у своей двери Пол вдруг повернулся к провожатому и спросил:
— Колл, а о каком это Древе говорил король?
Великан на мгновение застыл, потом задумчиво потер широкую сломанную переносицу, но так и не сказал ни слова. Эхо их шагов смолкло, Парас Дервал вновь погрузился в сонную тишину, и Пол решил уже, что ответа на свой вопрос ему не дождаться, когда Колл вдруг сказал напряженным шепотом:
— Это Древо Жизни. И высится оно в Священной роще, что недалеко от западной окраины города. Это дерево Мёрнира Громовника.
— А что в нем особенного?
— А то, — Колл еще больше понизил голос, — что именно к нему Бог Мёрнир призывает Верховного короля в случае всеобщей нужды.
— Призывает? Но для чего?
— Чтобы король принял смерть на этом дереве, провисев там… — Голос Колла дрогнул. — Нет! Больше я ничего тебе не скажу. Я и так уже слишком много сказал… Ложись-ка спать. Между прочим, твой дружок, как мне кажется, ночевал сегодня не здесь, а у леди Ривы. Учти: я вас скоро разбужу — нам ведь с утра предстоит неблизкий путь. — И он, повернувшись на каблуках, быстро пошел прочь.
— Колл!
Великан медленно обернулся.
— И там всегда должен висеть именно король?
Широкое загорелое лицо Колла отражало тяжкие раздумья. Ответил он не сразу и явно неохотно:
— Случалось, что короля подменяли собой принцы крови.
— Так вот что имел в виду Диармайд… Колл, я, честное слово, не хотел бы навлечь на тебя беду… но если бы мне позволено было высказать собственную догадку… Наверное, Айлиль был призван из-за этой засухи? Или наоборот — засуха наступила потому, что он не пошел туда? И еще мне кажется, что Айлиль в ужасе и от засухи, и от возможной смерти на Древе Жизни, а Лорен всячески его поддерживает, потому что не верит в то, что подобная страшная смерть короля может хоть что-то изменить. Я прав? — Прошло довольно много времени, прежде чем Колл неохотно кивнул, и Пол заговорил более уверенно: — В таком случае перехожу к следующей своей догадке. Это и в самом деле не более чем догадка, уверяю тебя. По-моему, старший брат Диармайда хотел пожертвовать собой, пойти туда вместо короля, но Айлиль ему это запретил — именно поэтому принца и отправили в ссылку, а Диармайд стал наследником престола. Верно?
Колл подошел к Полу вплотную и наклонился, глядя ему в лицо своими честными карими глазами, в которых плескалось нечто вроде священного ужаса. Потом он покачал головой и сказал:
— До таких глубин мне не докопаться, но это, по-моему, очень правильная догадка. Верховный король обязан был согласиться на такую подмену, но он отказался, и принц проклял его, а это у нас считается изменой трону, вот принца и сослали. Теперь его имя произносить запрещено под страхом смерти.
После этих его слов наступила такая тишина, что Полу показалось, будто ночь всей своей тяжестью навалилась на них и не думает никуда уходить.
— Во мне нет ни капли волшебного могущества, — сказал вдруг Колл густым басом, — но если б я им обладал, то проклял бы его самым страшным проклятием от имени всех наших Богов и Богинь!
— Кого? — изумленно прошептал Пол.
— Как кого? Принца, конечно! — отвечал Колл. — Бывшего наследника престола, старшего брата Диармайда. Айлерона.
