Арья
— Есть тут призраки — я знаю, что есть. — Пирожок, по локоть в муке, месил тесто. — Пиа видела что-то в маслобойне прошлой ночью.
Арья изобразила неприличный звук. Пиа всегда что-то видела в маслобойне — в основном мужчин.
— Можно мне плюшку? Ты их целый противень напек.
— Он мне весь нужен. Сир Амори их очень любит.
Она ненавидела сира Амори.
— Давай на них наплюем.
Пирожок тревожно огляделся. Кухня была полна теней и шорохов, но все повара и посудомойки уже спали на просторных полатях над печками.
— Он узнает.
— Не узнает. Плевки вкуса не имеют.
— Если узнает, то выпорют меня. — Пирожок перестал месить. — Тебе тут и быть-то не полагается. Ночь во дворе.
Ну и что ж, что ночь. Кухня даже ночью не затихает — всегда тут кто-то валяет хлебы на завтра, помешивает в котле деревянной поварешкой или разделывает свинью, чтобы подать сиру Амори ветчину на завтрак. Нынче очередь Пирожка.
— Если Кролик проснется и увидит, что тебя нет…
— Кролик никогда не просыпается. — По-настоящему его звали Меббл, но все называли его Кроликом из-за красных глаз. — Уж если завалился дрыхнуть — все. — Каждое утро Кролик начинал с эля, а вечером валился, как колода, пуская окрашенные вином слюни. Арья ждала, когда он захрапит, и прокрадывалась босиком по черной лестнице, производя не больше шума, чем мышь, которой и была. Ни свечи, ни коптилки она не брала. Сирио сказал как-то, что темнота может стать ей другом, и был прав. Довольно луны и звезд, чтобы найти дорогу. — Спорю, мы могли бы бежать, а Кролик меня бы и не хватился.
— Не хочу я никуда бежать. Здесь лучше, чем в лесу. Охота была снова червяков жрать. Посыпь-ка лучше муки на доску.
Арья склонила голову набок.
— Что это?
— А что? Я не…
— Слушай ушами, а не языком. Это рог трубит. Два раза — не слышишь разве? А вот цепи загремели, поднимают решетку — кто-то либо приехал, либо выезжает. Пошли посмотрим?
Ворота Харренхолла не открывались с того дня, как лорд Тайвин выступил в поход со своим войском.
— Мне хлеб печь надо. И я не люблю, когда темно, — я ж тебе говорил.
— Тогда я пойду, а потом расскажу тебе. Можно плюшку?
— Нет.
Но она все равно стянула одну и съела по дороге. Начинка была из толченых орехов, фруктов и сыра, корочка мягкая и еще теплая. Съев плюшку сира Амори, Арья осмелела. «Босоножка-легконожка, — напевала она себе под нос. — Я призрак Харренхолла».
Рог пробудил замок от сна — люди выходили во двор посмотреть, что за шум. Арья смешалась с остальными. В ворота въезжали запряженные волами телеги. «Добыча», — сразу смекнула Арья. Всадники, сопровождавшие обоз, говорили на смеси разных языков. Их доспехи блестели при луне, и Арья разглядела пару полосатых зебр. Кровавые Скоморохи. Арья отодвинулась подальше в тень. На одной из телег ехал в клетке громадный черный медведь. Другие были нагружены серебряной посудой, оружием, щитами, мешками муки, визжащими свиньями, тощими собаками и курами. Арья подумала, что давно уже не ела свинины, — и тут увидела пленников.
Первый из них, судя по его гордой осанке, был лордом, под его рваным красным камзолом поблескивала кольчуга. Сначала Арья приняла его за Ланнистера, но, когда он прошел мимо факела, она разглядела его эмблему — это был серебряный кулак, а не лев. Руки у него были туго скручены, а веревка вокруг щиколотки связывала его с теми, кто шел позади, так что вся вереница еле тащилась. Многие были ранены. Если кто-то останавливался, всадник подъезжал и хлестал его кнутом. Арья попыталась сосчитать пленных, но сбилась со счета, не дойдя и до пятидесяти, а их было по крайней мере вдвое больше. Их одежда была вымазана грязью и кровью, и при плохом свете трудно было различить все их эмблемы, но некоторые Арья узнала. Две башни. Солнце. Окровавленный человек. Топор. Топор — это Сервины, белое солнце на черном — Карстарки. Это северяне. Люди ее отца и Робба. Ей не хотелось даже думать, что это может означать.
Кровавые Скоморохи спешивались. Сонные конюхи вылезли из соломы, чтобы принять у них взмыленных лошадей. Один из всадников требовал эля. Шум вызвал на галерею сира Амори Лорха с двумя факельщиками по бокам. Варго Хоут в козлином шлеме остановил коня под ним.
— Милорд каштелян. — Наемник шепелявил так, словно у него язык не умещался во рту.
— В чем дело, Хоут? — нахмурился сир Амори.
— Пленные. Русе Болтон хотел перейти реку, но мои Бравые Ребята разбили его авангард вдребезги. Многие убиты, и Болтон обратился в бегство. Это их лорд-командующий, Гловер, а позади него шир Эйениш Фрей.
Сир Амори уставился на связанных пленников своими поросячьими глазками. Он не казался довольным. Весь замок знал, что они с Варго Хоутом ненавидят друг друга.
— Прекрасно. Сир Кадвин, отведите этих людей в темницу.
Лорд с кольчужным кулаком на камзоле поднял глаза.
— Нам обещали достойное обращение…
— Молчать!!! — завизжал на него Хоут, брызгая слюной.
— Что обещал вам Хоут, меня не касается, — заявил сир Амори. — Лорд Тайвин поставил кастеляном Харренхолла меня, и я поступлю с вами, как мне заблагорассудится. — Он махнул стражникам. — В подвале под Вдовьей башней они все должны поместиться. Всякий, кто не желает туда идти, волен умереть прямо здесь.
Пленных увели, подталкивая копьями, и Арья увидела, что Кролик тоже вылез наружу, щурясь на свет. Если бы он ее хватился, то поднял бы крик и пригрозил бы спустить с нее шкуру, но Арья его не боялась. Это не Виз. Он вечно грозится спустить с кого-нибудь шкуру, но никого ни разу даже не ударил. И все же незачем показываться ему на глаза. Она оглянулась. Волов распрягали, телеги разгружали, Бравые Ребята требовали выпивку, зеваки толпились вокруг клетки с медведем. В суматохе нетрудно было ускользнуть незамеченной. Арья вернулась той же дорогой, что пришла, пока никто ее не заметил и не заставил работать.
Вдали от ворот и конюшен большой замок казался пустынным. Шум позади затихал. Ветер свистал и выл, проходя сквозь трещины в башне Плача. Листья в богороще начали опадать — они носились по дворам, между пустыми зданиями, тихо шурша по камням. Теперь, когда Харренхолл снова опустел, со звуками стали происходить странные вещи. Порой камни словно впитывали всякий шум, окутывая дворы покровом тишины. Порой в замке оживало эхо — за каждым твоим шагом следовала призрачная армия, каждый далекий голос сопровождался призрачным хором. Эти игры звука относились к тому, что пугало Пирожка, но не Арью.
Тихая как тень, она прошмыгнула через средний двор, обошла башню Страха и миновала пустой охотничий вольер, где, как говорили, бьют призрачными крыльями духи мертвых соколов. Она могла ходить, где ей вздумается. В гарнизоне осталось не больше ста человек — их в Харренхолле и видно-то не было. Зал Тысячи Очагов заперли вместе с множеством более мелких зданий, куда входила и башня Плача. Сир Амори занял покои кастеляна в Королевском Костре, не менее просторные, чем у самого лорда, и Арья с прочими слугами перешла в подвал под его башней, чтобы быть под рукой. При лорде Тайвине латники вечно спрашивали, куда ты идешь, — но когда на тысячу дверей осталось сто стражников, никто особенно не заботился, кто где находится.
Проходя мимо оружейни, Арья услышала стук молотка. В высоких окнах светилось рыжее зарево. Арья взобралась на крышу и заглянула вниз. Джендри ковал панцирь. Когда он работал, для него ничего не существовало, кроме металла, мехов и огня. Молот казался продолжением его руки. Арья видела, как играют мускулы у него на груди, слышала, как поет сталь под его ударами. «Он сильный», — подумала она. Когда он, взяв длинные клещи, погрузил панцирь в желоб с водой, она проскользнула в окно и спрыгнула на пол рядом с ним.
Он как будто не удивился, увидев ее.
— Тебе давно спать пора. — Панцирь в холодной воде зашипел, как кот. — Что это там за шум?
— Варго Хоут вернулся с пленными, я видела их эмблемы. Среди них Гловер из Темнолесья, вассал моего отца. Другие почти все тоже наши. — Арья вдруг поняла, почему ноги привели ее сюда. — Ты мне поможешь освободить их.
— Это каким же манером? — засмеялся Джендри.
— Сир Амори отправил их в темницу под Вдовьей башней — это один большой подвал. Ты мог бы выбить дверь своим молотом…
— А стража будет смотреть и биться об заклад, с какого удара я ее высажу?
Арья прикусила губу:
— Часовых придется убить.
— Как?
— Может, их будет не так много.
— Для нас с тобой и двое уж чересчур. Ты так ничему и не научилась в той деревне, что ли? Сунься только — и Варго Хоут отрубит тебе руки и ноги, как у него заведено. — Джендри снова взял клещи.
— Ты просто боишься.
— Отвяжись.
— Джендри, северян целая сотня. А может, и больше — я сбилась со счета. Столько же, сколько у сира Амори, не считая, правда, Кровавых Скоморохов. Лишь бы освободить их — а там мы захватим замок и убежим.
— Освободить ты их не сможешь, как не смогла спасти Ломми. — Джендри поворачивал панцирь клещами, осматривая его. — А если мы даже убежим, куда нам податься?
— В Винтерфелл. Я расскажу матери, как ты мне помог, и ты сможешь остаться…
— С разрешения миледи? Чтобы я подковывал лошадей для тебя и ковал мечи для твоих лордов-братцев?
Временами он просто злил ее.
— Перестань!
— На кой мне рисковать своими ногами, чтобы потеть в Винтерфелле вместо Харренхолла? Знаешь старого Бена Чернопалого? Он попал сюда еще мальчишкой. Работал на леди Уэнт, и на ее отца, и даже на лорда Лотстона, который владел Харренхоллом до Уэнтов. Теперь он работает на лорда Тайвина, и знаешь, что он говорит? Меч — это меч, шлем — это шлем, и если ты сунешься в огонь, то обожжешься, кому бы ты ни служил. А Люкан — неплохой хозяин. Я хочу остаться тут.
— Чтобы попасть в руки королевы? Небось за Беном Чернопалым она золотых плащей не посылала!
— Может, им вовсе не я был нужен.
— Прекрасно знаешь, что ты. Ты какая-то важная персона.
— Я кузнечный подмастерье и когда-нибудь стану мастером-оружейником… если не стану бегать, не лишусь ног и не дам себя убить. — Он отвернулся, взял молот и начал ковать.
Руки Арьи от бессилия сжались в кулаки.
— К очередному шлему можешь приделать ослиные уши вместо бычьих рогов! — выкрикнула она и убежала — иначе она накинулась бы на него и стала колотить. Хотя он, наверное, даже не почувствовал бы. Вот узнают, кто он такой, и отрубят ему его ослиную башку — тогда он пожалеет, что не помог ей. Без него даже лучше. Это из-за него ее схватили в деревне.
Вспомнив о деревне, она вспомнила дорогу, сарай и Щекотуна. Мальчика, которому разбили лицо палицей, глупого старого «мы-за-Джоффри», Ломми Зеленые Руки. «Сперва я стала овцой, потом мышью. Только и могу, что прятаться. Но нет, теперь я опять изменилась». Арья попыталась вспомнить, когда же мужество вернулось к ней. «Это Якен сделал меня храброй. Он превратил меня из мыши в призрак».
Она избегала лоратийца со дня смерти Виза. С Чизвиком все было просто — столкнуть человека со стены всякий может, но Виз растил свою противную суку со щенячьего возраста, и только колдовством можно было натравить собаку на него. Йорен нашел Якена в каменном мешке вместе с Роржем и Кусакой. Якен сделал что-то ужасное, и Йорен знал об этом, потому и держал его в цепях. А если лоратиец колдун, то, возможно, Рорж и Кусака — вовсе не люди, а демоны, вызванные им из преисподней.
Якен все еще должен ей одну смерть. В сказках старой Нэн человеку, которому грамкин предлагает исполнить три желания, следовало быть особенно осторожным с третьим, потому что оно последнее. «Чизвик и Виз были мелкой сошкой. Последняя смерть должна быть весомой», — говорила себе Арья каждую ночь, прежде чем прочесть свою молитву. Но в этом ли истинная причина ее колебаний? Пока она способна убивать одним своим шепотом, она может никого не бояться… но когда последнее желание исполнится, она снова станет мышью.
Кролик проснулся, и она не посмела вернуться к себе в постель. Не зная, где бы еще укрыться, она отправилась в богорощу. Ей нравился резкий запах сосен и страж-деревьев, ощущение травы и земли под ногами, шелест ветра в листве. По роще протекал тихий ручеек, уходя потом в землю.
В этом месте, под гнилушками и переплетенными корнями, Арья хранила свой меч.
Упрямый Джендри не захотел сковать ей настоящий, и Арья сделала свой из черенка метлы. Меч был слишком легок и не давал нужной опоры пальцам, зато у него был острый расщепленный конец. Когда у Арьи выдавался свободный час, она бежала сюда и проделывала упражнения, которым научил ее Сирио, — прыгала босиком по палым листьям, рубила ветки и листья. Иногда она даже забиралась на дерево и плясала на верхних ветвях, обхватывая их пальцами ног. С каждым днем она держалась все лучше — чувство равновесия возвращалось к ней. Ночь была самым хорошим временем — ночью ее никто не беспокоил.
Она и теперь взобралась наверх и там, в листве, забыла обо всем — о сире Амори, о Скоморохах и о северянах. Подошвы ее ног упирались в шершавую кору, а меч свистал в воздухе. Надломленная ветка превратилась в Джоффри, и Арья рубила ее, пока та не отвалилась совсем. Королева, сир Илин, сир Меррин и Пес были просто листьями — их она тоже порубила на зеленые ленты. Когда рука устала, Арья уселась верхом, дыша ночной прохладой и слушая, как пищат, охотясь, летучие мыши. Сквозь полог листьев виднелись белые, как кость, ветви сердце-дерева. Отсюда оно кажется таким же, как в Винтерфелле. Будь это правда, она слезла бы вниз и снова оказалась бы дома — и может быть, отец сидел бы под чардревом, как он делал всегда.
Заткнув меч за пояс, Арья с ветки на ветку спустилась вниз. Луна посеребрила чардрево, но красные пятиконечные листья ночью казались черными. Арья посмотрела на вырезанный в стволе лик — страшный, с искривленным ртом, с широко раскрытыми, полными ненависти глазами. Неужели это облик бога? Могут ли боги чувствовать боль, как люди? Надо бы помолиться, внезапно подумала она.
Арья опустилась на колени, не зная, с чего начать, и стиснула руки. «Помогите мне, старые боги, — произнесла она про себя. — Помогите выпустить этих людей из темницы, чтобы убить сира Амори, и верните меня домой в Винтерфелл. Сделайте меня водяной плясуньей и волком, чтобы я больше никогда ничего не боялась».
Хватит или нет? Быть может, надо молиться вслух, если она хочет, чтобы боги ее услышали. И подольше. Отец иногда молился подолгу, но старые боги так ему и не помогли. Вспомнив об этом, она рассердилась.
— Вы должны были спасти его, — упрекнула она богов, обращаясь к дереву. — Он вам все время молился. Не хотите мне помогать — не надо. Да вы и не смогли бы, если б даже захотели.
— Богам дерзить негоже, девочка.
Голос испугал ее. Она вскочила и выхватила свой деревянный меч. Якен Хгар стоял во тьме так тихо, что его самого можно было принять за дерево.
— Человек пришел услышать имя. Сначала один, потом два, потом три. Человек хотел бы покончить с этим.
Арья опустила расщепленную палку к земле.
— Откуда ты узнал, что я тут?
— Человек видит. Человек слышит. Человек знает.
Арья смотрела на него подозрительно. Уж не боги ли послали его?
— Как ты заставил собаку убить Виза? А Роржа и Кусаку ты вызвал из ада? А Якен Хгар — твое настоящее имя?
— У некоторых людей бывает много имен. Ласка. Арри. Арья.
Она попятилась от него, пока не уперлась в чардрево.
— Тебе Джендри сказал?
— Человек знает, миледи Старк.
Может, это все-таки боги послали его в ответ на ее молитвы?
— Ты нужен мне, чтобы освободить пленных из темницы. Гловера и всех остальных. Надо убить часовых и открыть дверь…
— Девочка забыла. Она получила двух — я должен трех. Если умереть должен часовой, ей стоит только назвать его имя.
— Но одного часового убить мало — их надо убить всех, чтобы открыть подземелье. — Арья сильно прикусила губу, чтобы не заплакать. — Я хочу, чтобы ты спас северян, как я спасла тебя.
Он смотрел на нее без всякой жалости.
— У бога отняли три жизни. Три жизни он должен получить назад. Богам дерзить негоже. — Голос его был как шелк и сталь.
— Я им не дерзила. Так, значит… я могу назвать любое имя? И ты этого человека убьешь?
Якен Хгар склонил голову.
— Человек так сказал.
— Кого бы я ни назвала? Мужчину, женщину, малого ребенка? Лорда Тайвина, верховного септона, родного отца?
— Родитель человека давно умер, но будь он жив и знай ты его имя, он умер бы по твоему повелению.
— Поклянись в этом. Поклянись богами.
— Клянусь всеми богами моря и воздуха и даже им, владыкой огня. — Он вложил руку в рот, вырезанный на чардреве. — Клянусь семерыми новыми богами и старыми, которым несть числа.
— А если бы я назвала короля?
— Назови имя, и смерть придет. Завтра, с новой луной, через год — но она настанет. Человек не умеет летать, как птица, но он переставляет ноги, одну за другой. Однажды он оказывается на месте, и король умирает. — Он стал перед ней на колени, и они оказались лицом к лицу. — Пусть девочка скажет шепотом, если боится сказать вслух. Ну, говори же. Это Джоффри?
Арья приложила губы к его уху.
— Это Якен Хгар.
Даже там, в горящем амбаре, когда стены пылали вокруг, а он был в цепях, он не выказывал такого ужаса.
— Девочка шутит.
— Ты поклялся. И боги тебя слышали.
— Да, они слышали. — В руке у него вдруг возник нож, тонкий, как ее мизинец. Для кого он — для Якена или для нее? — Девочка будет плакать. Девочка лишится своего единственного друга.
— Ты мне не друг. Друг помог бы мне. — Она отступила от него, покачиваясь на пятках на случай, если он метнет нож. — Друга я бы не стала убивать.
На лице Якена мелькнула улыбка.
— И девочка могла бы… назвать другое имя, если друг ей поможет?
— Девочка могла бы. Если друг поможет.
Нож исчез.
— Пошли.
— Прямо сейчас? — Она не ожидала от него такой прыти.
— Человек слышит, как сыплется песок в склянке. Человек не уснет, пока девочка не отменит того, что сказала. Пойдем, злое дитя.
«Я не злое дитя, — подумала она, — я лютоволк и призрак Харренхолла». Она спрятала свою палку обратно в тайник и пошла с Якеном.
Несмотря на поздний час, в Харренхолле царило оживление. Прибытие Варго Хоута нарушило весь распорядок. Повозки, подводы и лошади исчезли со двора, но клетка с медведем осталась. Ее подвесили на цепях под горбатым мостиком, соединявшим внешний двор со средним, в нескольких футах над землей. Расположенные кольцом факелы заливали этот участок светом. Конюшенные мальчишки бросали в медведя камни, и он ревел. Из казармы по ту сторону двора тоже лился свет. Там гремели кружки, и мужские голоса требовали еще вина. Около дюжины человек завело песню на гортанном языке, чуждом для слуха Арьи.
Они пьют и едят, а потом завалятся спать. Кролик наверняка послал разбудить ее, чтобы прислуживать за столом, и уже знает, что ее нет на месте. А впрочем, он должен быть занят по горло — Бравым Ребятам и людям из гарнизона сира Амори только поспевай наливать, и шум, который они производят, очень отвлекает.
— Голодные боги этой ночью напьются крови, если человек сделает что задумано, — сказал Якен. — Славная, добрая девочка. Отмени одно имя, назови другое, и забудем эту безумную блажь.
— Нет.
— Ну что ж. — Он, видимо, смирился со своей участью. — Дело будет сделано, но девочка должна слушаться. У человека нет времени на разговоры.
— Девочка будет слушаться. Что я должна делать?
— Сто человек голодны, их надо накормить, лорд приказал сварить им суп. Пусть девочка бежит на кухню и передаст это своему приятелю пирожнику.
— Суп, — повторила она. — А ты что будешь делать?
— Девочка поможет сварить суп и будет ждать на кухне, пока человек не придет за ней. Беги.
Когда Арья влетела на кухню, Пирожок доставал свои хлебы из печи, но он был там уже не один. Поваров подняли, чтобы накормить Кровавых Скоморохов Варго Хоута. Слуги сновали с корзинами хлеба и плюшек, главный повар резал холодный окорок, поварята жарили на вертелах кроликов, которых другие обмазывали медом, женщины крошили лук и морковь.
— Чего тебе, Ласка? — спросил главный, увидев ее.
— Мне нужен суп. Милорд приказал.
— А это что, по-твоему? — Он ткнул ножом в сторону чугунных котлов, висящих над огнем. — Нассать бы туда да и подать козлу. Даже ночью покоя нет, — плюнул он. — Так что беги назад и скажи, что котел раньше срока не вскипит.
— Я здесь подожду, пока не будет готово.
— Так не путайся под ногами. А еще лучше займись чем-нибудь. Сбегай на маслобойню — его козлиной милости понадобится масло и сыр. Разбуди Пиа и скажи, пусть пошевелится раз в жизни, если ноги дороги.
Арья пустилась бегом. Пиа на полатях уже стонала под одним из Скоморохов, но живо напялила свои одежки, услышав, как разоряется Арья. Она наполнила шесть корзин кругами масла и пахучего сыра, обернутого в ткань, и попросила Арью:
— Помоги мне это снести.
— Не могу. Но ты лучше поторопись, не то Варго Хоут отрубит тебе ноги. — И Арья умчалась, не дав Пиа себя поймать. На обратном пути она задумалась о том, почему же никому из пленных не отрубили ни рук, ни ног. Может быть, Варго Хоут боится вызвать гнев Робба? Хотя он, похоже, не из тех, кто хоть кого-то боится.
Пирожок помешивал в котлах длинной деревянной ложкой. Арья схватила такую же и взялась ему помогать. Она раздумывала, не сказать ли ему, но вспомнила деревню и решила этого не делать. Он опять захочет сдаться.
Потом она услышала гнусный голос Роржа:
— Эй, кухарь! Мы забираем твой поганый суп. — Арья в испуге бросила ложку. Она не просила Якена брать их с собой. Рорж был в своем железном шлеме со стрелкой, скрывающей недостаток носа. Следом за ним шли Якен и Кусака.
— Поганый суп для погани еще не поспел. Он должен закипеть. Мы только что бросили лук и…
— Заткнись, не то вставлю вертел тебе в задницу да поверну пару раз. Сказано — давай сюда.
Кусака с шипением оторвал кусок мяса от недожаренного кролика, вымазав пальцы медом, и смолол его своими заостренными зубами. Повар сдался.
— Забирай свой суп, но если козел спросит, почему он так жидок, сам будешь объяснять.
Кусака слизал с пальцев жир и мед, Якен надел пару толстых рукавиц, а вторую пару дал Арье.
— Помогай, Ласка. — Арья с Якеном взяли один горячий котел, Рорж — другой, Кусака захватил целых два и зашипел от боли, когда дужки обожгли ему руки, однако ноши не бросил. Они вынесли котлы из кухни и потащили через двор. У двери Вдовьей башни стояли двое часовых.
— Это что у вас? — спросил один Роржа.
— Горшок горяченькой мочи — не хочешь хлебнуть?
— Узникам тоже надо есть, — обезоруживающе улыбнулся Якен.
— Нам никто ничего не говорил насчет…
— Это им, а не вам, — вмешалась Арья.
Второй часовой махнул рукой:
— Ладно, тащите вниз.
Винтовая лестница за дверью вела в темницу. Рорж шел впереди, Якен с Арьей замыкали.
— Девочка будет держаться в стороне, — сказал он ей.
Лестница привела их в длинный сводчатый подвал без окон. Несколько факелов освещало ближний его конец, где часовые сира Амори за исцарапанным деревянным столом играли в плашки. Тяжелая железная решетка отделяла их от сгрудившихся во тьме узников. Запах супа привлек к брусьям многих из них.
Арья посчитала: восемь часовых. Они тоже унюхали суп.
— Ну и красотку вы себе нашли в подавальщицы, — сказал старший Роржу. — Что в котле-то?
— Твои причиндалы. Вы жрать хотите или нет?
Один солдат разгуливал взад-вперед, другой стоял у решетки, третий сидел на полу у стены, но охота поесть всех толкнула к столу.
— Наконец-то почесались нас накормить.
— Никак луком пахнет?
— А хлеб где?
— А миски, ложки…
— Обойдетесь. — Рорж выплеснул горячее варево прямо на них, Якен тоже. Кусака метнул свои котлы так, что они пролетели по всему подвалу, расплескивая кипяток. Один угодил привставшему начальнику караула в висок, и тот рухнул как подкошенный. Остальные орали в голос и пытались отползти.
Арья прижалась к стене, а Рорж принялся резать глотки. Кусака предпочитал брать человека за темя и сворачивать ему шею. Только один стражник успел вытащить клинок. Якен отскочил назад, достал собственный меч, загнал часового в угол, осыпая ударами, и убил прямым выпадом в сердце. Подойдя к Арье, лоратиец вытер окровавленный клинок о ее рубаху.
— На девочке тоже должна быть кровь. Это ее работа.
Ключ от темницы висел на стене у стола. Рорж снял его и отпер дверь. Первым вышел лорд с кольчужным кулаком на камзоле.
— Молодцы, ребята. Я Роберт Гловер.
— Милорд, — поклонился ему Якен.
Пленники сняли с часовых оружие и бросились вверх по лестнице с клинками в руках. Остальные, безоружные, бежали следом. Все происходило быстро и почти без слов. Они казались совсем не такими изнуренными, как тогда, когда Варго Хоут гнал их через ворота Харренхолла.
— Умно вы устроили с супом — я такого не ожидал, — сказал Гловер. — Это лорд Хоут придумал?
Роржа разобрал такой смех, что сопли потекли из дыры на месте носа. Кусака сидел на одном из мертвецов, держа его за руку, и обгрызал пальцы, похрустывая костями.
— Вы кто? — На лбу у Роберта Гловера образовалась складка. — Вас не было с Хоутом, когда он напал на лагерь лорда Болтона. Вы не из Бравых Ребят?
Рорж вытер сопли с подбородка.
— Из них, а как же.
— Этот человек имеет честь быть Якеном Хгаром из вольного города Лората. Его недостойных соратников зовут Рорж и Кусака. Милорд сам поймет, кто из них Кусака. — Якен указал на Арью. — А это…
— Я Ласка, — выпалила она, чтобы не дать ему сказать, кто она на самом деле. Незачем произносить ее имя здесь, где могут услышать и Рорж, и Кусака, и все остальные, неизвестные ей.
Гловер не обратил на нее внимания.
— Хорошо, — сказал он. — Давайте покончим с этим кровавым делом.
Когда они выбрались из подвала, наружные часовые лежали в лужах собственной крови, а северяне бежали через двор. Раздались крики. Дверь казармы распахнулась, и оттуда с криком вывалился раненый. Беглецы, выскочив вслед за ним, прикончили его копьем и мечом. В караульне у ворот тоже шел бой. Рорж и Кусака последовали за Гловером, но Якен Хгар опустился на колени рядом с Арьей.
— Девочка не поняла, в чем дело?
— Почему же, поняла, — не совсем уверенно ответила она.
— Козел переметнулся. Скоро здесь, думаю, поднимут волчье знамя. Но сначала человек должен услышать, как одно имя возьмут назад.
— Я беру его назад. Ты все еще должен мне одну смерть?
— Жадная девочка. — Якен потрогал мертвого часового и показал ей окровавленные пальцы. — Здесь двое, там четверо, еще восемь лежат внизу. Долг уплачен.
— Уплачен, — нехотя, с грустью признала Арья. Теперь она снова серая мышка.
— Бог получил свое. Теперь человек должен умереть. — Странная улыбка тронула губы Якена Хгара.
— Умереть?! — растерялась Арья. Что это значит? — Но ведь я взяла имя назад. Тебе больше не нужно умирать.
— Нужно. Мое время пришло. — Якен провел рукой по лицу от лба до подбородка, и оно изменилось. Щеки стали полнее, глаза сдвинулись и сели близко, нос загнулся крючком, на правой щеке появился шрам. Якен потряс головой, и длинные прямые волосы, рыжие с белым, словно растаяли, уступив место шапке черных густых завитков.
Арья открыла рот.
— Кто ты? — прошептала она, слишком пораженная, чтобы бояться. — Как ты это делаешь? Это трудно?
Он усмехнулся, сверкнув золотыми зубами.
— Не труднее, чем взять новое имя, если знаешь как.
— Научи меня. Я тоже так хочу.
— Если хочешь учиться, ты должна пойти со мной.
— Куда?
— Далеко, за Узкое море.
— Я не могу. Мне надо домой, в Винтерфелл.
— Тогда нам придется расстаться — у меня тоже есть свои обязательства. — Он сунул ей в ладонь монетку. — Возьми.
— Что это?
— Великая ценность.
Арья попробовала монету на зуб — такой твердый металл мог быть только железом.
— А лошадь на нее можно купить?
— Она не предназначена для покупки лошадей.
— На что же она тогда нужна?
— Спроси еще, на что нужны жизнь и смерть. Если придет день, когда ты захочешь найти меня, дай эту монетку любому браавосцу и скажи ему такие слова: «Валар моргулис».
— Валар моргулис, — повторила Арья — это было нетрудно запомнить. Монету она зажала в кулаке. Побоище на той стороне двора продолжалось. — Пожалуйста, Якен, не уходи.
— Якен теперь мертв, как и Арри, — печально ответил он, — и я дал обещания, которые должен сдержать. Валар моргулис, Арья Старк. Повтори еще раз.
— Валар моргулис. — Чужой человек в одежде Якена поклонился ей и ушел во тьму, колыхнув плащом. Она осталась одна с мертвыми. Они заслужили смерть, сказала она себе, вспоминая всех тех, кого сир Амори Лорх убил в крепости у озера.
Вернувшись на свою соломенную постель, она нашла подвал под Королевским Костром пустым. Она перечислила все свои имена, а под конец шепнула: «Валар моргулис», думая, что это может означать.
На рассвете вернулись Кролик и все прочие, кроме одного мальчика, которого убили в свалке ни за что ни про что. Кролик снова вышел наружу посмотреть, как обстоят дела при свете дня, кряхтя и сетуя на ступеньки, изнурительные для старых костей. Вернувшись, он объявил, что Харренхолл взят.
— Кровавые Скоморохи перебили много людей сира Амори прямо в постелях и пьяных, что сидели с ними за столом, тоже убили. Новый лорд будет здесь еще до исхода дня со всем своим войском. Он с дикого севера, оттуда, где Стена, и, говорят, крутенек. Ну, тот лорд или другой, а работу выполнять надо. Будете дурить — шкуру спущу. — При этих словах он посмотрел на Арью, но так и не спросил, где она была ночью.
Все утро она видела, как Кровавые Скоморохи обирают мертвых и волокут их во Двор Расплавленного Камня, где сложили костер. Шагвелл-Дурак отрубил головы двум мертвым рыцарям и носился с ними по замку, говоря за них.
«Отчего ты умер?» — спрашивала одна голова. «От Ласкиного супа», — отвечала другая.
Арью послали отмывать засохшую кровь. Никто не сказал ей ничего, помимо самых обычных слов, но она то и дело ловила на себе странные взгляды. Роберт Гловер и другие, освобожденные ею, рассказали, наверное, что случилось в темнице, вот Шагвелл со своими дурацкими говорящими головами и зарядил про Ласкин суп. Она с радостью велела бы ему заткнуться, но боялась. Дурак наполовину сумасшедший и, говорят, как-то убил человека за то, что тот не посмеялся над его шуткой. «Но лучше ему замолчать, не то я внесу его в свой список», — думала она, отскребая очередное бурое пятно.
Уже вечерело, когда прибыл новый хозяин Харренхолла — некрасивый, безбородый и самый обыкновенный. Примечательны в нем были только странные бледные глаза. Не толстый, не тонкий и не могучего сложения, он был в черной кольчуге и замызганном розовом плаще. Эмблема на его знамени изображала человека, покрытого кровью.
— На колени перед лордом Дредфорта! — крикнул его оруженосец, мальчик не старше Арьи, и Харренхолл преклонил колени.
Варго Хоут вышел вперед.
— Милорд, Харренхолл ваш.
Лорд что-то ответил, но так тихо, что Арья не расслышала. Роберт Гловер и сир Эйенис Фрей, вымытые и переодетые в чистые дублеты и плащи, подошли к нему и после краткого разговора подвели его к Роржу и Кусаке. Арья удивилась, что они еще здесь, ей почему-то казалось, что они исчезнут вместе с Якеном. Рорж прогнусил что-то, но слов она не разобрала. Тут к ней подскочил Шагвелл и поволок через двор.
— Милорд, милорд — вот она, Ласка, которая состряпала суп.
— Пусти, — крикнула Арья, вырываясь.
Лорд оглядел ее. Только глаза и двигались на его лице — очень светлые, цвета льда.
— Сколько тебе лет, дитя?
Арья не сразу вспомнила.
— Десять.
— Десять, милорд, — поправил он. — Ты любишь животных?
— Некоторых люблю… милорд.
— Но не львов, как видно, — с тонкой улыбкой заметил он. — И не мантикоров.
Не зная, что на это ответить, она промолчала.
— Мне сказали, что тебя зовут Ласка. Так не годится. Какое имя дала тебе мать?
Арья прикусила губу, думая, как бы еще назваться. Ломми звал ее Вороньим Гнездом, Санса — Лошадкой, люди ее отца — Арьей-Надоедой, но вряд ли эти имена ему подойдут.
— Нимерия, — сказала она. — А если коротко, то Нэн.
— Всегда добавляй «милорд», когда говоришь со мной, Нэн. Для службы в Бравых Ребятах ты слишком мала и к тому же принадлежишь к слабому полу. А пиявок ты не боишься?
— За что же их бояться… милорд?
— Вижу, моему оруженосцу есть чему у тебя поучиться. Лечение пиявками — секрет долгой жизни. Человек должен очищать свою кровь. Думаю, ты мне подойдешь. Во время моего пребывания в Харренхолле, Нэн, ты будешь моей чашницей, будешь прислуживать мне за столом и в покоях.
На сей раз она благоразумно воздержалась от замечания, что предпочла бы работать на конюшне.
— Да, милорд.
— Приведите ее в приличный вид, — распорядился лорд, ни к кому в отдельности не обращаясь, — и научите лить вино в чашу, а не мимо. А вы, лорд Хоут, займитесь знаменами над воротной башней.
Четверо Бравых Ребят, взобравшись на стену, спустили льва Ланнистеров и черного мантикора сира Амори, а на их место подняли ободранного человека Болтонов и лютоволка Старков. В тот же вечер чашница по имени Нэн наливала вино Русе Болтону и Варго Хоуту, которые, стоя на галерее, смотрели, как Бравые Ребята гоняют голого сира Амори Лорха по двору. Он плакал, молил о пощаде и цеплялся за ноги своих мучителей. Наконец Рорж отпустил его, а Шагвелл спихнул ногой в медвежью яму.
«Этот медведь весь черный, — подумала Арья. — Как Йорен». И наполнила чашу Русе Болтона, не пролив ни капли.
