С самого утра Нимбус, нагруженный кипой пергаментов, уже ожидал Амилию под закрытой дверью ее нового кабинета. Завидев, как она приближается к нему по коридору, он радостно улыбнулся.

— Доброе утро, моя госпожа, — приветствовал он Амилию, поклонившись, насколько ему позволяла ноша, грозившая вот-вот выпасть из рук. — Сегодня чудесный день, не правда ли?

В ответ Амилия простонала что-то невразумительное. По утрам она всегда неважно себя чувствовала, а в расписании сегодняшнего дня значилась встреча с регентом Сальдуром. Ничто не могло так испортить день, как мысль о предстоящем визите к регенту. Она открыла дверь ключом, который носила на цепочке на шее. Личный кабинет был предоставлен ей как награда за успешно проведенную церемонию, состоявшуюся почти месяц назад.

Когда Сальдур назначил Амилию наставницей императрицы, Модина была едва ли не при смерти. Юная правительница ничего не ела, страдала болезненной худобой, не произносила ни слова, и выражение ее лица никогда не менялось — она молча смотрела в пустоту невидящими глазами. Оказавшись возле императрицы, Амилия рьяно взялась за дело: добилась, чтобы Модину переселили в хорошую комнату, постепенно уговорила ее начать есть, и по прошествии нескольких месяцев здоровье девушки понемногу пошло на поправку. Модина не только смогла запомнить короткую речь, которую должна была произнести на церемонии, но и вставила в заранее заготовленный текст несколько слов об Амилии, прилюдно выразив ей признательность за заботу и назвав своим близким другом.

Услыхав похвалу в свой адрес, Амилия пришла в ужас. Сальдур был уверен, что она сама все это подстроила, однако, вместо того чтобы разгневаться и наказать Амилию, регент поздравил ее, и с того дня его отношение к Амилии изменилось — словно он по достоинству оценил ее хитрость и допустил в замкнутый круг коварных тщеславных людей. По его мнению, она не только могла по своей прихоти управлять психически нездоровой императрицей, но и охотно это делала. Все это повлекло за собой дополнительные обязанности, а также новый титул: верховная наставница императрицы.

Сальдур давал ей указания, а Модина по-прежнему блуждала во тьме своего безумия. В новые обязанности Амилии входило чтение почты, адресованной императрице, и составление ответов. Сальдур велел ей заняться этим, как только узнал, что она умеет читать и писать. Кроме того, Амилия считалась теперь главным доверенным лицом императрицы и сама решала, кто мог получить аудиенцию у Модины, а кто нет. Обычно человек, находившийся в таком положении, обладал огромной властью, но в случае Амилии это был всего лишь фарс, потому что никто никогда не виделся с Модиной.

Несмотря на новый громкий титул, кабинет Амилии представлял собой небольшую комнатку со старым столом и парой книжных полок. В комнате было холодно, сыро и неуютно — но она принадлежала только Амилии. Каждое утро, усаживаясь за стол, она испытывала прилив гордости, а к такому чувству Амилия не была приучена.

— Что, еще письма? — спросила Амилия.

— Боюсь, что да, — ответил Нимбус. — Где их разместить?

— Просто бросьте в кучу к остальным. Теперь я понимаю, почему Сальдур дал мне эту работу.

— Это очень ответственное и престижное дело, — заверил ее Нимбус. — Теперь вы — голос Новой империи, который говорит с народом. То, что вы пишете, принимается за слово императрицы, а это слово богини во плоти.

— То есть, по-вашему, я теперь что-то вроде голоса бога?

Нимбус задумчиво улыбнулся.

— Можно и так сказать.

— Вы иногда очень странно смотрите на вещи, Нимбус. Правда.

Ему всегда удавалось приободрить ее. Даже в самые мрачные дни его одежда невероятной расцветки и дурацкий напудренный парик вызывали у нее невольную улыбку. Более того, этот странный нескладный человек обладал удивительной способностью во всем находить хорошее, чем, несомненно, скрашивал жизнь Амилии, которая вечно ожидала неприятностей с катастрофическими для себя последствиями.

Нимбус сложил письма в корзину около стола Амилии, достал расписание и мельком просмотрел его.

— Сегодня утром вы встречаетесь с леди Рашамбо, баронессой Фаргал и графиней Риделл, — сказал он. — Они настояли на том, чтобы лично поговорить с вами о неудовлетворенных просьбах о частной аудиенции у ее величества. Вы также должны присутствовать при освящении нового храма на Столичной площади как представитель императрицы. Это в полдень. Кроме того, доставлена ткань на платье для ее величества, и вам надлежит обговорить со швеей его фасон. Ну и, разумеется, сегодня днем у вас встреча с регентом Сальдуром.

— Как вы думаете, что он от меня хочет?

Нимбус в растерянности покачал головой.

Амилия съежилась на стуле. Она была уверена, что Сальдур вызвал ее к себе, чтобы отругать за то, как Модина вчера надерзила секретарю. Она понятия не имела, как объяснить ему поведение императрицы, ведь после выступления перед народом Модина заговорила впервые.

— Хотите, я помогу вам ответить на письма? — сочувственно улыбаясь, спросил Нимбус.

— Нет, я сама. Не может же у бога быть два голоса, верно? К тому же у вас полно своей работы. Скажите швее, что я жду ее в покоях Модины часа через четыре. За это время мне, возможно, удастся слегка уменьшить эту кучу писем. А встречу с придворными дамами передвиньте ближе к полудню.

— Но в полдень у вас освящение храма.

— Вот именно!

— Отличный план, — похвалил ее Нимбус. — Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать, прежде чем займусь своими делами?

Амилия покачала головой. Поклонившись, Нимбус вышел.

Гора писем возле стола росла с каждым днем. Она взяла лежавшее на самом верху и приступила к работе. Дело было несложным, но скучным и однообразным, поскольку на каждое письмо она давала один и тот же ответ.

Она успела ответить всего на семь писем, когда в дверь тихо постучали. В комнату робко заглянула горничная. Она была новенькой — работала во дворце только второй день — и выполняла свои обязанности очень тихо, что не могло не радовать Амилию. Амилия кивнула, приглашая ее войти, и горничная неслышно проскользнула в кабинет, стараясь не грохотать ведром, шваброй и прочими принадлежностями, которые держала в руках.

Амилия вспомнила, как совсем недавно сама была служанкой в замке. Большую часть времени она работала судомойкой на кухне и редко убирала жилые покои, но иногда ей приходилось подменять заболевшую горничную. Она ненавидела убирать комнаты в присутствии хозяев-дворян, всегда стеснялась и буквально впадала в панику, не зная, чего от них ждать, поскольку, несмотря на кажущееся в первую минуту дружелюбие, в следующую они могли ни с того ни с сего приказать выпороть тебя. Амилия никогда не понимала подобной смены настроения и неоправданной жестокости.

Она наблюдала за тем, как работает девушка. Горничная встала на колени и терла щеткой пол, намочив мыльной водой свою юбку. Лежавшая перед Амилией гора посланий требовала внимания, но присутствие горничной отвлекало. Амилия чувствовала неловкость из-за того, что не обращает на девушку внимания. Ей это казалось невежливым и грубым.

«Надо бы поговорить с ней».

Однако в следующее мгновение Амилия отказалась от этой мысли. Для новой девушки Амилия — настоящая дворянка, главная наставница императрицы, и даже простое пожелание доброго утра наверняка напугает ее.

Девушка была, возможно, на несколько лет старше Амилии, стройная и красивая, хотя ее одежда оставляла простор для воображения. На ней были свободное платье и полотняный фартук, скрывавшие фигуру под многочисленными складками. Такую одежду носили все служанки, если только не были слишком глупыми или чересчур самонадеянными. Когда работаешь у тех, кому все дозволено, лучше не привлекать к себе внимания.

Амилия попыталась угадать, есть ли у девушки муж и семья. После успешной встречи Модины с народом слугам вновь было позволено покидать замок, и горничная вполне могла иметь в городе семью. Амилия гадала, будет ли новенькая каждую ночь уходить домой или же, оставив всех, как и сама Амилия, станет постоянно жить в замке. Может, у нее есть ребенок, даже не один; хорошенькие крестьянки рано выходили замуж.

Амилия укорила себя за то, что вместо того, чтобы отвечать на письма, наблюдает за горничной, но что-то в девушке привлекло ее внимание. То, как она двигалась, как держала голову, казалось странным. Амилия смотрела, как она обмакивает щетку в воду и водит ею по полу из стороны в сторону, словно художник кистью, просто разгоняя воду, но почти не смывая с поверхности грязь. За такую работу Эдит Мон наверняка бы ее выпорола. Старшая дворцовая горничная отличалась чрезмерной жестокостью, и Амилии не раз доставалось от нее ремнем и за куда меньшие грешки. Уже поэтому ей стало жаль бедную девушку. Амилия слишком хорошо знала, что ей предстоит.

— С тобой здесь хорошо обращаются? — вопреки своему решению помалкивать спросила Амилия.

Девушка подняла голову и огляделась.

— Да-да, с тобой, — подтвердила Амилия.

— Да, моя госпожа, — ответила горничная.

«Она смотрит мне прямо в глаза», — изумленно подумала Амилия. Даже имея титул баронессы и наставницы императрицы, Амилия все еще не могла привыкнуть к тому, что может встречаться взглядом с дворянами даже самого захудалого рода. А эта девушка смотрела прямо на нее!

— Скажи мне, если это не так. Я знаю, каково… — Она замолчала, поняв, что горничная ей не поверит. — Я понимаю, новые слуги могут сталкиваться с разными трудностями и подвергаться унижению.

— У меня все хорошо, госпожа, — ответила девушка.

Амилия улыбнулась и постаралась ее успокоить.

— Уверена, что так и есть. Я тобой очень довольна. Начинать работу в новом месте иногда бывает сложно, и я хочу, чтобы ты знала: если у тебя возникнут какие-либо неприятности, я смогу помочь.

— Благодарю вас, — сказала девушка. В ее голосе Амилия услышала нотки подозрительности.

Наверное, девушку напугало предложение дворянки помочь с бедами, исходившими от ее окружения. На ее месте Амилия заподозрила бы в этом ловушку, устроенную для того, чтобы проверить, как она станет отзываться о других. Да признайся она, что к ней как-то не так относятся дворяне, ее могли тотчас удалить из дворца. Амилия никогда бы ни в чем не призналась перед дворянами, как бы мягко они с ней ни разговаривали.

Амилия тут же почувствовала себя глупо. Между дворянами и простонародьем существовала пропасть, и — хорошо это или плохо — сама она теперь находилась на другой ее стороне. Она не могла устранить разделявшую их преграду и посему решила больше не мучить бедную девушку и вернуться к своим письмам. Однако горничная неожиданно положила щетку и встала с колен.

— Вы ведь леди Амилия?

— Да, — ответила она. Внезапная прямота девушки изрядно ее удивила.

— Вы главная наставница императрицы?

— А ты неплохо осведомлена. Хорошо, что запоминаешь, что и как. Мне понадобилось время, чтобы понять…

— Как себя чувствует ее величество?

Амилия опешила. Перебивать, да еще спрашивать столь прямолинейно об императрице было большой дерзостью. С другой стороны, Амилию тронула забота о здоровье Модины. Возможно, девушка просто не привыкла общаться с дворянами. Скорее всего, она пришла из какой-нибудь глухой деревушки, куда дворяне никогда даже не заглядывали. То, как она смотрела Амилии в глаза, нервировало наставницу, но и доказывало, что девушка не знакома с дворцовым этикетом. Эдит Мон не пожалеет времени, чтобы вбить в нее эти уроки.

— Все хорошо, — ответила Амилия и по привычке добавила: — Ее величество болела и все еще не вполне здорова, но ей с каждым днем становится лучше.

— Я ее никогда не видела, — продолжала служанка. — Я видела вас, канцлера, регентов и лорда-управляющего, но никогда не встречала императрицу ни в залах, ни за столом.

— Ее величество оберегает свою частную жизнь, и ее можно понять: все хотят провести время с императрицей.

— Наверное, она ходит тайными коридорами?

— Тайными коридорами? — Фантазия девушки позабавила Амилию. — Нет, она не пользуется тайными коридорами.

— Но я слышала, этот замок очень древний, здесь повсюду потайные лестницы и коридоры, которые ведут во всякие скрытые места. Это правда?

— Я ничего об этом не знаю, — ответила Амилия. — С чего ты взяла?

Горничная смущенно прикрыла рот рукой и покорно опустила взгляд к полу.

— Простите меня, госпожа. Я не хотела быть дерзкой. Я сейчас же вернусь к работе.

— Ничего страшного, — ответила Амилия. Горничная снова опустила щетку в ведро. — Как тебя зовут, милая?

— Элла, госпожа, — тихо ответила служанка, не поднимая глаз.

— Что ж, Элла, если у тебя возникнут какие-либо трудности или будут вопросы, я дозволяю тебе обращаться ко мне.

— Благодарю, госпожа. Вы очень добры.

Амилия вернулась к письмам и позволила служанке заниматься своим делом. Через некоторое время та закончила уборку и собрала вещи, намереваясь уйти.

— До свидания, Элла, — сказала Амилия.

Горничная улыбнулась, услышав свое имя, и благодарно кивнула. Когда она уходила, Амилия случайно посмотрела на ее руки, в которых служанка сжимала ручку ведра и швабру, и была крайне удивлена, заметив длинные ухоженные ногти. Поймав ее взгляд, Элла передвинула руку, скрыв ее, и быстро покинула кабинет.

Какое-то время Амилия смотрела ей вслед, недоумевая, как простой служанке удается сохранять такие красивые руки. Потом, выбросив это из головы, она снова занялась перепиской.

— Вы же понимаете, скоро они обо всем догадаются, — сказала Амилия после того, как швея сняла с Модины мерки и ушла.

Наставница ходила по комнате, раскладывая вещи. Модина сидела возле узкого окошка, откуда в комнату проникал солнечный свет. Именно здесь Амилия чаще всего заставала ее. Девушка могла сидеть там часами, глядя на улицу, наблюдая за облаками и птицами. Каждый раз, когда Амилия видела, как нестерпимо хочется императрице попасть в недоступный ей мир, у нее сжималось сердце.

Императрица никак не отреагировала на замечание Амилии. Ясность ума, которую она показала вчера, снова исчезла. Однако Модина ее слышала — в этом Амилия была совершенно уверена.

— Они же не дураки, — продолжала она, взбивая подушку. — После вашей речи и вчерашнего случая с секретарем это всего лишь вопрос времени. Уж лучше бы вы оставались у себя в покоях и предоставили мне самой с этим разобраться.

— Он бы тебя не послушал, — проговорила императрица.

Амилия уронила подушку.

Стараясь ничем не выдать охватившее ее волнение, она повернула голову и через плечо бросила взгляд на Модину, которая по-прежнему смотрела в окно с обычным для нее пустым, отстраненным выражением лица. Амилия медленно подняла подушку и снова принялась взбивать ее. Затем она сказала:

— Может, не сразу, спустя какое-то время, но я уверена, что смогла бы убедить его оплатить ткань для вашего платья.

Затаив дыхание, Амилия прислушивалась к тишине.

Когда она уже решила, что это была редкая для Модины минута прояснения ума, императрица снова заговорила:

— Он бы ни за что не дал ее тебе. Ты его боишься, и он это знает.

— А вы нет?

И снова тишина. Амилия ждала.

— Я уже ничего не боюсь, — наконец ответила императрица. Ее голос звучал глухо и словно издалека.

— Может, и не боитесь, но вам бы не понравилось, если бы у вас отобрали окно.

— Да, — немногословно ответила Модина.

Императрица закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам.

— Если Сальдур узнает, что вы притворялись — если он сочтет, что вы только изображали безумие и больше года морочили регентам голову, — он может разгневаться и запереть вас там, где от вас не будет неприятностей. Вас снова могут посадить в какую-нибудь темную дыру и оставить там навечно.

— Я знаю, — сказала Модина, не открывая глаз и откинув голову назад. Ее лицо, казалось, светится в сиянии солнца. — Но я не позволю им причинить тебе зло.

Амилии потребовалось некоторое время, чтобы понять ее слова. Она отчетливо расслышала их, но смысл оказался столь неожиданным, что она, сама того не замечая, села на кровать. Она могла бы и сразу все понять, но ей стало ясно только теперь, что Модина намеренно упомянула ее в своей речи перед народом — чтобы Этельред и Сальдур не смогли потихоньку убрать или убить служанку. Мало кто когда-либо проявлял хоть какую-то заботу об Амилии, и ей было трудно представить, что Модина — полубезумная императрица — ради нее станет так рисковать собой. Это событие казалось столь же невероятным, как если бы ради ее блага ветер вдруг подул в другую сторону или солнце спросило у нее позволения светить.

— Спасибо, — только и могла сказать она. Впервые она почувствовала себя неловко в присутствии Модины. — Мне пора идти.

Она направилась к двери. Когда ее рука коснулась замка, Модина снова заговорила:

— Знаешь, ведь не все было притворством.

Ожидая за дверью кабинета регента, Амилия вдруг поняла, что напрочь забыла, о чем она разговаривала с придворными дамами во время утренней встречи. Разговор с Модиной — сам факт того, что они разговаривали, — произвел на нее такое впечатление, что она не могла обращать внимание на что-то другое. Однако, как только прибыл Сальдур, она сумела взять себя в руки.

Регент, как всегда, вызывал у Амилии только страх. Он был одет в дорогую черную с пурпуром мантию и плащ. Седые волосы и испещренное морщинами лицо придавали ему вид доброго дедушки, но в глазах не было ни капли тепла.

— Добрый день, Амилия, — сказал он, проходя мимо нее и усаживаясь за стол.

Кабинет регента, в десять раз больше ее собственного, отличался великолепным интерьером и был пышно украшен. Отполированный деревянный пол покрывал красивый узорчатый ковер, повсюду стояли многочисленные диванчики, кресла и столики. На одном из столиков расположилась доска с замысловатыми резными шахматами. В комнате имелся большой, выложенный мрамором камин. На полках между толстыми книгами стояли графины с вином. На стенах между шкафами и окнами висели картины на религиозные темы. На одной из них была изображена знаменитая сцена: Марибор благословляет Новрона на царство. Огромный стол из красного дерева, за которым сидел Сальдур, был отполирован до блеска и украшен букетом свежих цветов. Во всем кабинете чувствовался головокружительный аромат фимиама, подобный которому Амилия ранее встречала только в храме.

— Ваше преосвященство, — поклонившись, уважительно ответила Амилия.

— Садись, милая, — сказал Сальдур.

Амилия нашла стул и, словно под гипнозом, села, испытывая невероятное напряжение в каждой части тела. Если бы только Модина не говорила с ней утром! Тогда она могла бы притвориться, что ничего не знает. Амилия не умела врать и так и не сумела придумать, как отвечать на допрос Сальдура, чтобы заслужить как можно более мягкое наказание и для себя, и для императрицы. Она все еще гадала, что сказать, когда Сальдур заговорил.

— У меня для тебя новости, — сказал он, сложив руки на столе и наклонившись вперед. — Еще несколько недель их будут держать в тайне от народа, но ты должна знать сейчас, чтобы начать приготовления. Однако никому ни слова до тех пор, пока я не сделаю заявление, понимаешь?

Амилия кивнула, как будто и правда все понимала.

— Не позднее чем через четыре месяца, во время праздника Зимнего солнцестояния, Модина выйдет замуж за регента Этельреда. Не думаю, что необходимо подчеркивать важность этого события. Сам патриарх прибудет, чтобы венчать их. Дворец окажется в центре всеобщего внимания… и императрица тоже.

Амилия молчала. Она едва заставила себя еще раз кивнуть.

— Ты должна проследить, чтобы не произошло ничего скандального. До сего времени твоя работа меня только радовала, и я даю тебе возможность еще более преуспеть в делах. Я назначаю тебя ответственной за проведение церемонии. Ты должна составить список гостей и подготовить приглашения. Обратись за помощью к лорду-управляющему. Тебе надо будет договориться с поварами о блюдах. Насколько мне известно, ты в хороших отношениях с главным дворцовым поваром?

Она снова кивнула.

— Замечательно! Необходимо позаботиться об украшениях, развлечениях — музыка, разумеется, возможно, фокусники или труппа акробатов. Венчание пройдет здесь, в большой зале. Это несколько облегчит твою задачу. Тебе также нужно будет заказать свадебное платье, достойное императрицы. — Заметив, как она напряжена, Сальдур добавил: — Успокойся, Амилия, на сей раз тебе придется заставить ее сказать всего одно слово: «Согласна».