В открытых сражениях от военно-монашеских орденов не требовалось предоставления определенного числа людей, и потому довольно трудно определить количество рыцарей-монахов, участвовавших в боях на различных фронтах. Но складывается впечатление, что вообще общее число братьев было относительно невелико, даже по средневековым стандартам. Так, например, в письме тамплиера из Святой земли сообщается, что орден в мае 1187 года потерял шестьдесят братьев в Крессоне, а еще двести тридцать были убиты в сражении при Хаттине, в результате чего центральный монастырь тамплиеров «почти полностью обезлюдел». В еще одном письме, написанном после поражения при Ла-Форбье в 1244 году, говорится, что тамплиеры и госпитальеры потеряли примерно по 300 рыцарей, а остались в живых 33 тамплиера и 26 госпитальеров.

На Пиренейском полуострове военно-монашеские ордена были еще малочисленнее. Потеря орденом Сантьяго-де-Компостела своего магистра и 55 братьев в сражении при Моклине в 1280 году привела к слиянию остатков ордена с орденом Санта-Мария-де-Эспанья. В 1229 году отряд тамплиеров, принимавший участие в нападении на Майорку, составлял только двадцать пятую часть всего войска, хотя тамплиеры были самым могущественным орденом в Арагоне. Однако нужно принимать во внимание, что христианские правители Испании имели в своем распоряжении намного больше обычных, светских войск, чем поселенцы в Сирии, поскольку христиане составляли гораздо больший процент населения в Испании, чем в государствах крестоносцев, и правители могли в любой момент потребовать от своих подданных выполнения обязательной воинской повинности.

Хроники, описывающие военные действия в Прибалтике, также свидетельствуют о том, что рыцарей-монахов, участвовавших в них, было гораздо меньше, чем остальных сражавшихся. Так, например, «Livonian Rhymed Chronicle» (Ливонская Рифмованная Хроника) сообщает, что в 1268 году ливонский магистр Тевтонского ордена созвал всех боеспособных братьев, и их число составило сто восемьдесят человек, при том что все войско насчитывало восемнадцать тысяч. Тевтонцам в этом регионе большую помощь оказывали отряды крестоносцев. Так, завоевания 1255 года были осуществлены с помощью маркграфа Бранденбургского Оттокара II Богемского и большого крестоносного войска.

Несмотря на то что рыцарей-монахов было сравнительно немного, за свою храбрость они пользовались уважением даже противников (особенно на Востоке). Братья представляли собой силу более дисциплинированную и организованную, чем многие светские воинские части. Тамплиеры следовали строгим правилам поведения в военном лагере и на марше, и, конечно, братья всех орденов были связаны обетом послушания, нарушение которого грозило суровой карой. Наказанием за дезертирство в бою было исключение из орденов, а в ордене тамплиеров за атаку без разрешения провинившихся отстраняли от жизни ордена на определенный срок. Конечно, угроза наказания не могла исключить все случаи неповиновения, но многие исследователи крестоносного движения разделяют точку зрения великого магистра ордена тамплиеров Жака Бернара де Моле (1243–1314), который считал, что тамплиеры благодаря обету послушания превосходят остальные войска. Некоторые ученые видят преимущество рыцарских орденов на Востоке еще и в том, что они, постоянно там находясь, обладали большим опытом местной войны, в отличие от прибывавших с Запада крестоносцев.

В восточное Средиземноморье опытные и знающие члены военно-монашеских орденов часто посылались в авангард и арьергард крестоносных войск, как это было во время пятого крестового исхода египетского похода Людовика IX. В Испании этого не требовалось, поскольку местные, испанские, войска лучше знали местность и ситуацию, но ядро армии при начале кампании часто составляли члены военно-монашеских орденов, потому что остальные части нельзя было мобилизовать достаточно быстро. К тому же на братьев-рыцарей, в отличие от других воинов, можно было положиться. Так, в 1233 г. некоторые отряды ополчения кастильских городов покинули осаду Убеды, так как срок их службы истек. С членами военно-монашеских орденов такого поворота событий можно было не опасаться.

Однако братья воевали не только с «неверными». Иногда они направляли оружие против единоверцев, защищая или преследуя интересы своего ордена. И примеров тому немало. В 1233 году в Ливонии меченосцы конфликтовали со сторонниками папского легата Балдуина Алнского; на Востоке ордена участвовали во внутренних политических конфликтах, характерных для XIII века, таких, как война св. Саввы в Акре, а также бывали вовлечены в частные междоусобицы; то же самое происходило во второй половине XIII века и в политически нестабильной Кастилии. Вовлечение рыцарей-монахов в подобные конфликты истощало силы, которые могли бы быть использованы в борьбе с мусульманами или с язычниками. Более того, несмотря на всю свою дисциплинированность, военно-монашеские ордена не всегда откликались на призывы к оружию. Сборники документов арагонских королей содержат не только повторные вызовы для участия в военных кампаниях, но и угрозы санкций против владений орденов за невыполнение королевских требований. Но, несмотря на все это, военно-монашеские ордена внесли огромный вклад в борьбу с «неверными» и на всех фронтах играли важнейшую роль в защите крепостей. Уже в середине XII века король Иерусалима Амальрик говорил королю Франции, что «если мы и можем чего-либо добиться, то только через них».

Примером, как действовали в бою в составе крестоносного войска военно-монашеские ордена на Святой земле в конце XII века, могут служить два знаменитых полевых сражения — при Хаттине в 1187 году и при Арзуфе в 1191 году.

В XII–XIII веках крестоносному движению была свойственна следующая закономерность. За очередными неприятностями на Востоке следовали обращения к Западу о помощи, а папский престол призывал к новому крестовому походу (хотя не всегда помощь оказывалась именно в форме крестовых походов и не всегда Восток просил именно о них). По этой схеме происходили почти все главные крестовые походы, которым традиция присвоила порядковые номера, а также множество менее известных военных экспедиций, которые, по сути, тоже были частью крестоносного движения. С течением времени ситуация на Востоке ухудшилась, и на протяжении XII–XIII веков на каждое поколение приходилось как минимум одно обращение с просьбой о новом крестовом походе — сначала для того, чтобы укрепить латинские поселения, а после взятия Эдессы в 1144 году мусульманским эмиром Эмадеддином Зенги и Иерусалима в 1187 году султаном Саладином — для их возвращения христианам. Потеря Иерусалима была для христиан тяжелым ударом. Причиной падения Иерусалима стало поражение войска крестоносцев в битве при Хаттине, произошедшей 4 июля 1187 года. В то время между государствами крестоносцев на Востоке и мусульманами был заключен мир. Но целиком мирного соседства не получалось. Так как часто новоприбывшие рыцари-крестоносцы были полны решимости раз и навсегда покончить с мусульманами. Они не понимали всех тонкостей жизни на Востоке и не желали прислушиваться к советам тех рыцарей-крестоносцев, которые уже долгие годы жили на сарацинской земле и были знакомы с местными обычаями, нравами и тактикой ведения боевых действий мусульман. Но новоприбывших рыцарей тоже можно было понять. Ведь многие приехавшие из Европы были просто религиозными фанатиками, которые нетерпимо относились к другим верам, а были и такие рыцари, которые, прикрываясь благородной целью, хотели попросту сколотить себе состояние, участвуя в военных походах. И тех и других не устраивали мирные отношения с мусульманами.

Поэтому в Святой земле часто происходили стычки между живущими там христианами и мусульманами. Кстати, внутри государств крестоносцев тоже не было единства, большинство знатных рыцарей враждовали между собой из-за сфер влияния на новоприбывших, так как чем больше у рыцаря сподвижников, тем его фракция сильнее и может с позиции силы, не прибегая к оружию, диктовать условия остальным. Надо сказать, что и среди мусульман тоже не было единства, именно поэтому христианским рыцарям и удалось захватить в свое время Иерусалим и так долго оставаться на Святой земле. Мусульманам был нужен сильный лидер, который мог бы не только объединить и возглавить мусульман, но и повести их на борьбу с «неверными». Этим вождем мусульман стал Саладин (Салах-ад-Дин Юсуф ибн Эйюб). В 1169 году Саладин из курдского клана Эйюбов стал главным визирем Египта. В 1171 году после смерти фатимидского халифа Адида он захватил власть и объявил себя султаном, тем самым положив конец династии Фатимидов и основав династию Эйюбидов. После смерти султана Дамаска Нур ад-Дина в 1174 году Саладин вошел в Сирию и занял Дамаск, сместив законного наследника — сына султана. Так, став правителем Египта и Дамаска, Саладин начал создавать империю, которой в будущем должны были править члены его клана. В свою империю Саладин планировал включить земли Сирии, Ирака и Йемена. На протяжении всего правления Саладина большая часть его доходов уходила на удовлетворение нужд родственников и приближенных. Щедрость была одним из необходимых атрибутов средневекового мусульманского правителя. Но планам Саладина о создании своей империи мешали благоверные мусульмане-идеалисты и беженцы из Палестины. Они все настойчивее требовали, чтобы Саладин перестал воевать с соседями-мусульманами и поскорее возглавил джихад (джихад — «священная война», дословно переводиться как «стремление», то есть стремление распространить ислам) против «неверных». С одной стороны, Саладину было выгодно выглядеть лидером мусульманской освободительной армии. Так, например, когда сторонники рода Зенги и другие враги султана называли его узурпатором, заботящимся только лишь о собственном благе своего клана, сторонники Саладина указывали на его верность идее священной войны как на подтверждение законности его власти. Надо сказать, что в ту пору по всему мусульманскому миру канцелярия Саладина рассылала письма, в которых все действия султана преподносились как стремление к единственной цели — уничтожению латинских княжеств. Хотя на самом деле Саладин немного делал для борьбы с христианами до тех пор, пока в 1183 году Алеппо не признал его своим владыкой. В 1185 году Саладин занял Майафарикин, а в 1186 году — Мосул. Теперь султан, обладая большой и опытной армией, мог достойно противостоять войску «неверных», так считали большинство агрессивно настроенных ревнителей ислама.

Религиозная активность среди мусульман достигла своего пика в период болезни Саладина, когда в 1186 году на трон в Иерусалиме взошел Гвидо де Лузиньян. Известный проповедник ислама по имени Аль-Кади аль-Фадиль осмелился обратиться к больному правителю со следующими словами: «Бог предупреждает тебя. Пообещай же, если оправишься от болезни, никогда более не обращать свое оружие против мусульман и посвятить всего себя борьбе с врагами Аллаха!» Еще во время регентства Раймунда Триполийского франки и Саладин договорились заключить перемирие сроком на четыре года. Но в сентябре 1186 года умирает король-ребенок Иерусалима Балдуин V, а это значит, что Раймунд Триполийский перестает быть регентом (как регент, Раймунд должен был править 10 лет) и трон короля Иерусалима пуст. Однако в то время, как мусульманская армия становится все сильнее, оставлять пустовать трон было более чем опасно. Поэтому палестинские бароны решают основать новую династию. Большинство хотят видеть на троне Раймунда Триполийского, тот уже показал себя мудрым и сильным правителем во время своего регентства. Но небольшая кучка завистников и интриганов, используя помощь матери Балдуина V Сибиллы, выдвигают своего кандидата — Гвидо де Лузиньяна. Гвидо получил корону короля Иерусалимского благодаря стараниям патриарха Ираклия, великого магистра тамплиеров Жирара де Ридфора, Рено де Шатийона и Жослена де Куртене. Эти четверо подбили Сибиллу, которая приехала в Иерусалим на похороны сына Балдуина V, заявить о себе как о законной наследнице трона. Патриарх Ираклий, держащий в то время в ежовых рукавицах все духовенство, заставил клир оказать ей поддержку; Рено де Шатийон, прибывший из Керака, вызвался служить ей своим мечом, Жерар де Ридфор предоставил в ее распоряжение сокровища ордена тамплиеров, а в это время Жослен де Куртене обманом захватывал крепости Акры и Бейрута. Бароны, собравшиеся на совет в Наблусе, попытались отразить этот удар. Заговорщики на всякий случай приказали закрыть ворота Святого города, и в храме Гроба Господня патриарх короновал Сибиллу, дочь короля Амори, сказав при этом: «Госпожа, вы — женщина, необходимо, чтобы вы нашли человека, который помог бы вам управлять королевством. Вот корона, примите ее и передайте ее мужчине, который сможет удержать ваше королевство». Она взяла корону и позвала своего супруга Гвидо де Лузиньяна: «Сир, подойдите и примите эту корону, ибо я не вижу, как лучше я могу ею распорядиться». Он преклонил колени перед ней, и она возложила корону ему на голову (это произошло в середине сентября 1186 г.). Бароны в Наблусе, не желающие видеть Гвидо королем, попытались совершить свой переворот, действуя через Изабеллу, младшую сестру Сибиллы. Но попытка провалилась, и рыцарям-феодалам пришлось либо уйти в изгнание (на что отважились немногие), либо признать законным правление нового короля Гвидо де Лузиньяна. Среди баронов, которые предпочли изгнание позору, был бывший регент Раймунд, глава дома Ибелинов, Балдуин, сеньор Рамлы и Бейсана, сказавший по поводу Гвидо: «Он не пробудет королем и года». Вспышка военной активности на землях мусульман пришлась как раз на период, когда франки были полностью разобщены. Однако нет никаких доказательств, что Саладин стремился идти в наступление до истечения четырехлетнего срока мирного договора, а пока перемирие не нарушалось, между франками и мусульманами царило относительное спокойствие. Поводом для войны между франками и Саладином стало нападение отряда рыцарей на мусульманский караван. Осенью 1186 года Рено де Шатийон (ок. 1125–1287), сеньор Керака, в Трансиордании во главе небольшого отряда рыцарей захватил богатый торговый караван, направлявшийся из Каира в Дамаск. Для Рено де Шатийона разбой был обычным делом. Таким способом он увеличивал свое материальное состояние за счет сарацин, которых люто ненавидел. Дело в том, что в 1160 году во время одного из набегов Рено угодил в плен к сарацинам. Он 16 лет просидел в тюрьме города Гамбы. Никто из христиан не захотел выкупить Рено из плена, даже его жена. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, когда сильно постаревший Рено был выпущен на свободу, он ненавидел и мусульман, и христиан (те не вызволили его из мусульманского плена). Обладая неприступным замком, Рено де Шатийон считал себя неуязвимым. Именно из своего замка Кран де Моаб (Керак) Рено совершал свои разбойничьи набеги и туда же возвращался с богатой добычей.

Действия Рено на Святой земле все больше озлобляли сарацин. На Рено королю Иерусалима постоянно жаловались как сарацины, так и многие христиане. В 1185 году после очередной выходки Рено, для того чтобы сохранить мир с Саладином, была предпринята попытка осадить замок рыцаря-разбойника. Но взять замок не удалось. Отсидевшись немного в своем замке, Рено вновь пустился в набеги на сарацин. Терпению Саладина пришел конец только тогда, когда осенью 1186 года Рено захватил караван, перебил всех купцов. Узнав об этом, Саладин, не хотевший, чтобы мир был нарушен по его инициативе, потребовал от нового короля Иерусалима Гвидо де Лузиньяна восстановить справедливость, то есть тот должен был немедленно наказать рыцаря-разбойника Рено де Шатийона, вернуть пленников и возместить нанесенный ущерб. Но Гвидо не мог наказать Рено и вернуть награбленное султану по двум причинам. Во-первых, Рено де Шатийон попросту не подчинился королю, которого сам же и возвел на трон; он для предотвращения конфликта даже не пожелал возвратить легко доставшуюся добычу. Во-вторых, выполнение требований Саладина означало сохранение мира между франками и мусульманами, а большинство новых подданных короля Иерусалима жаждали только войны. В целом положение нового короля Иерусалима Гвидо де Лузиньяна было нестабильным, поэтому он решил попросту тянуть время и не принимать поспешных решений. Саладин, не получив от Гвидо ничего, кроме туманных заверений разобраться в этом непростом деле, под давлением своих подданных был вынужден объявить войну франкам. Так началась война, причиной которой стала безответственность Рено де Шатийона и беспомощность короля Гвидо де Лузиньяна. Получалось, что Саладин начал джихад, даже не нарушив клятвы перед лицом «неверных». Зимой в 1186–1187 года произошла общая мобилизация мусульманских сил. В марте Саладин направил свои лучшие войска в Идумею и страну Моаб, владения Рено де Шатийона, приказав разорить их дотла. В это время основные силы мусульманского мира стояли в Хауране, на юге Дамаска, недалеко от Галилеи. Только осознав нависшую над ним огромную опасность, король Гвидо де Лузиньян под давлением своих баронов согласился примириться с графом Раймундом Триполийским. К графу Раймунду в качестве миротворцев с предложением о примирении выезжают великие магистры двух орденов: тамплиеров и госпитальеров. Обоих магистров сопровождает немногочисленная охрана. В Назарете к посольству присоединяется небольшой отряд тамплиеров во главе с маршалом ордена и несколько светских рыцарей и пеших воинов. Теперь к графу Раймунду в Триполи направлялся отряд в количестве около 140 конных рыцарей и 350 пеших воинов. Возле источников Крессона отряд крестоносцев наткнулся на авангард войска Саладина (примерно 6500 воинов). Увидев, что неприятель поит своих лошадей у источников, магистр тамплиеров Жерар де Ридфор, несмотря на численное превосходство мусульман, решив, что их можно застать врасплох, приказывает рыцарской коннице немедленно атаковать врага. Но, видя явное преимущество противника, против атаки высказались магистр госпитальеров Роже де Мулен и маршал тамплиеров Жак де Майи. Они предложили, дабы сохранить силы для решающей битвы и не губить понапрасну своих воинов, отойти к основным силам крестоносцев. Однако это здравое предложение только разозлило магистра тамплиеров, который рвался в битву. Он тут же обвинил магистра госпитальеров Роже де Мулена в трусости, а своему маршалу Жаку де Майи сказал следующее: «Вы говорите как человек, который хочет удрать, вы слишком любите свою белокурую голову, которую вы так хотели бы сохранить». — «Я умру перед лицом врага как честный человек, — ответил ему брат Жак. — Это вы повернете поводья, как предатель». Итак, оставив в тылу у себя пехоту, рыцарская конница бесстрашно бросается на превосходящие силы врага. Но соотношение сил было не в пользу крестоносцев. Они были почти все перебиты. Спастись удалось только магистру тамплиеров Жерару де Ридфору и двум тамплиерам.

Так в конце апреля 1187 года произошло первое столкновение между мусульманами и франками, закончившееся полным поражением крестоносцев и потерей великого магистра ордена госпитальеров. Некоторые считают, что магистра тамплиеров Жерара де Ридфора подвела уверенность в том, что стоит рыцарям атаковать — и мусульмане дрогнут и побегут. Такое, правда, случалось, особенно часто во времена перемирия, когда Саладин под страхом смертной казни запретил своим воинам ввязываться в бой с франками. Но на этот раз все было иначе. Был объявлен джихад, а это значит — смерть всем «неверным».

Несмотря на то что миротворцы и гонцы короля Иерусалимского не добрались до графа Триполи, он узнал об объявлении войны и предложении Гвидо о перемирии. Теперь перед Раймундом стоял выбор: либо занять осмотрительно-выжидательную позицию, от которой был бы один шаг до предательства, либо поддержать крестоносцев. В итоге Раймунд решил примириться с ненавистным ему королем Гвидо (есть мнение, что именно эту цель преследовал магистр тамплиеров Жерар де Ридфор, когда своей атакой провоцировал войну).

Король Иерусалима Гвидо де Лузиньян призвал на войну с Саладином всех воинов-франков, находящихся на ту пору в Святой земле. Местом сбора войска стало побережье Акры. Этот портовый город имел большую гавань и обладал достаточными ресурсами, чтобы обеспечить всем необходимым большое войско крестоносцев. Повсюду изыскивались средства для нужд большой армии, которая должна была остановить полчища Саладина. Военно-монашеские ордена помимо опытных воинов предоставили королю Иерусалима и некоторые денежные суммы. Так, например, 30 тыс. марок, переданных тамплиерам английским королем Генрихом II для организации нового крестового похода, были использованы для оплаты наемников и экипировки армии короля Иерусалима Гвидо де Лузиньяна.

2 июля армия Саладина вторглась на христианские территории. Хронисты так описывают это событие: «Мусульманская армия, по виду схожая с океаном, окружила Тивериадское озеро, и поставленные палатки покрыли всю равнину». Войска Саладина достаточно быстро захватили город Тивериаду, разграбили его и предали огню, сопротивление оказала только цитадель города. Как только весть об осаде Тивериады дошла до войска крестоносцев, стоящего возле Саферийских источников, в стане франков разгорелся спор по поводу ведения боевых действий. Одни хотели немедленно идти на выручку городу, другие предлагали остаться в хорошо снабжаемом водой лагере Саферии, чтобы, сомкнув ряды, дожидаться, пока нападающие не успокоятся и в конце концов не отступят. Кстати, граф Триполи Раймунд, в чьи интересы входило сохранение Тивериады (город принадлежал ему, а его жена, графиня Эшива, находилась в осажденной мусульманами цитадели), сам настоятельно рекомендовал не идти на мусульман, а занять оборонительную тактику. Дело в том, что граф и многие другие рыцари понимали: захват замка Тивериады есть не главная цель Саладина, а потому торопиться на выручку не следовало. Султан не стал бы долго осаждать замок, попросту теряя своих людей, он, удовлетворившись достигнутым, отвел бы свои войска назад в земли мусульман или же продолжил дальнейшее наступление на христиан и двинулся бы к Акре. Тогда войско крестоносцев, имевших преимущество в снабжении, могло бы дать достойный отпор неприятелю, а в случае неудачи всегда оставалась возможность укрыться за стенами хорошо укрепленной Акры. Большинство рыцарей, выслушав разумные доводы графа, высказались в поддержку его плана. Против плана Раймунда была только небольшая группа рыцарей во главе с великим магистром ордена тамплиеров Жираром де Ридфором и главным поджигателем войны Рено де Шатийоном. Эти двое настойчиво советовали королю Иерусалима немедленно идти на Саладина. Они уверяли короля, что с таким сильным и многочисленным войском, как у него, армия султана будет быстро разбита. Король Иерусалима долго колебался и не мог принять никакого решения. Но в конце концов уступил своим основным сподвижникам и приказал выступать в поход на Тивериаду. О решении короля скоро стало известно Саладину (у него в лагере франков были шпионы), и он быстро под покровом ночи отправляет свои основные силы, чтобы встретить крестоносцев у Рогов Хаттина. Султан также послал отряд легкой конницы, для того чтобы она постоянными нападениями выматывала идущего к Тивериаду противника.

Вот как описывался этот момент в мусульманской хронике, сохранившейся в «Книге двух садов»: «Саладин провел ночь в бдении, назначая каждому отряду джалишейков (лучники авангарда) и наполняя стрелами их деревянные и кожаные колчаны: им раздали стрелы, которых хватило бы на четыреста выстрелов; на поле битвы стояли семьдесят верблюдов, к которым они подходили, чтобы взять стрелы, когда их запас подходил к концу и колчаны пустели. С первыми лучами зари вперед вышли воины авангарда, поразив сердца проклятых огнем своих острых дротиков; запели луки, зазвенела тетива, и наступил рассвет. Зной обрушился на закованных в латы людей, но это не умерило их боевого пыла: жар неба лишь разжигал их ярость. Марево миражей, муки жажды, раскаленный воздух и ожесточение сердец сопровождали атаки конницы, которые следовали одна за другой. Эти псы вываливали иссохшие языки и выли под нашими ударами. Они надеялись добраться до воды, но перед ними был ад и его пламя; их изнуряла невыносимая жара».

Войску крестоносцев пришлось нелегко на марше. Нападения легкой мусульманской конницы держали франков под постоянным напряжением. Особенно досталось воинам, находившимся в конце колонны. С каждой атакой мусульман войско крестоносцев останавливалось и готовилось к бою. Отогнав неприятеля, войско двигалось дальше, но буквально через некоторое время мусульмане возвращались, и все начиналось сначала. Атаки мусульман не были бессмысленными наскоками, они преследовали определенную цель: деморализовать врага и по возможности рассеять и уничтожить легкую конницу франков, состоящую из туркополов, которые были единственными, кто мог достойно противостоять быстрой, обладающей высокой маневренностью легкой коннице султана. После того как мусульмане практически уничтожили прикрытие войска крестоносцев, состоящее из туркополов, франки стали уязвимыми для атак легкой конницы Саладина.

Крестоносцам, потерявшим легкую конницу, пришлось остановиться. Воины были измучены тяжелым переходом (особенно сказывалась нехватка питьевой воды). Король, видя, в каком состоянии находится его потрепанное войско, дал приказ разбить лагерь. Но ночь не принесла облегчения франкам, они были усталыми и по-прежнему страдали от жажды. В отличие от крестоносцев, мусульманское войско, за спиной которого находилось озеро, регулярно снабжалось водой. Рано утром измученные жаждой франки сделали попытку пробиться к озеру, но мусульмане были начеку и задержали христиан у селения Марешалия. Пару часов спустя уже мусульмане под прикрытием лучников пошли в атаку на крестоносцев. Правда, до рукопашной не дошло. Мусульмане, не прекращая стрельбы из луков, заняли выжидательную позицию. Крестоносцы вновь пытаются атаковать, но все безрезультатно. Даже знаменитая рыцарская конница не может ничего сделать, так как легковооруженная конница Саладина, постоянно избегая лобового столкновения с тяжеловооруженными рыцарями, предпочитает, уходя из-под удара, убивать из луков слабо защищенных броней боевых коней рыцарей. Терпя неудачу за неудачей, войско крестоносцев перестает быть единой военной силой. Первыми, обезумев от жажды, забыв о долге и дисциплине, бегут по направлению к озеру пешие воины. Пехота франков превратилась в стадо людей, страдающих от жажды. Эту деморализованную толпу, столпившуюся у одного из Рогов Хаттина, быстро перебили мусульмане. Кто не был убит, тот попал в плен. Так войско крестоносцев потеряло пехоту.

На поле боя остались только рыцари. Король Иерусалима Гвидо де Лузиньян приказывает графу Триполи Раймунду с остатками авангарда (около 200 рыцарей) идти в атаку на выручку пехоте. Но и эта атака конных рыцарей не увенчалась успехом. Мусульмане, как всегда избегая ближнего боя, расступались перед противником, но не забывая при этом осыпать его стрелами. Граф, видя, что битва уже окончательно проиграна, принимает решение с остатками своего отряда рыцарей покинуть поле боя. Вот как этот момент и последующий разгром войска крестоносцев описывается в мусульманской хронике: «Они попытались прорвать окружение, их отряды желали спастись, совершая отчаянные вылазки… Но все их попытки были отбиты, каждая из них влекла за собой либо смерть, либо плен и цепи. Дамасские клинки падали из их рук, а тяжелые доспехи не могли более защитить. Измученные градом дротиков, который оставлял большие бреши в их рядах, они, дабы избежать этого смертоносного вихря, начали отступать к холму Хаттина… Как только граф Триполи почувствовал скорое поражение, он упал духом и, отказавшись предпринимать какие-либо действия, стал искать способа скрыться. Это было до полного краха армии и до начала пожара… Когда франки узнали, что граф принял такое решение и бежал с поля боя, поначалу они почувствовали себя ослабевшими и униженными, но затем снова воспряли духом; они не только не сдались, напротив, они усилили натиск и проникли в наши ряды… Когда они увидели, что окружены, то решили стать лагерем на холме Хаттина. Но мы опередили их, и наши удары обрушились на их головы, прежде чем в землю были вогнаны первые колья их палаток. Затем бой возобновился с новой силой, и снова скрестились копья.

Франки были окружены со всех сторон; увидев, что военная удача от них отворачивается, они попытались улучшить положение, вступив в рукопашный бой; но наши сабли смели их, словно поток, и нам удалось захватить их Большой крест. Для них это было самым тяжелым ударом. Когда они увидели, что крест захвачен, то поняли, что смерть их близка, а поражение неотвратимо. Они пали, сраженные нашими яростными ударами; вокруг были только убитые или взятые в плен. Даже если они, ослабевшие и побежденные, пытались убежать, раны замедляли их шаг; мы подбирали их на поле боя, чтобы обречь их на плен. Так мы захватили короля Гвидо и князя Керака Рено. Мы взяли в плен короля, князя Керака, Жоффруа — брата короля, Гуго — сеньора Джебайла, Онфруа — сына Онфруа, сына сеньора Александретты и повелителя Мер Акьяха, тамплиеров и их предводителя, главного магистра госпитальеров, и большое число прочих баронов, избежавших смерти ради горестей плена. Демон был взят вместе со своими прислужниками, а король со своими храбрецами. Поражение неверных укрепило мусульманский мир. Все были убиты или взяты в плен!»

Возблагодарив Аллаха за эту великую победу, Саладин приказал привести побежденных. Он принял несчастного короля Гвидо де Лузиньяна, усадил его рядом с собой, как мог ободрил и даже предложил шербет из розовой воды. Эта обходительность по отношению к изможденному и измученному жаждой королю имела большое значение на мусульманском Востоке: пленнику, который пил и ел за столом того, кто захватил его, обычно даровали жизнь. Король Гвидо машинально протянул кубок сидевшему рядом с ним Рено Шатийонскому, сеньору Трансиордании. Это вызвало неудовольствие Саладина, который упрекнул его в том, что он не спросил разрешения передать кубок: «Ты не испросил у меня позволения дать ему напиться. Я не должен сохранять его жизнь».

После чего султан напомнил Рено о его изменах, многочисленных предательствах и неоднократном нарушении перемирия, на что Рено лишь пожал плечами и презрительно сплюнул. Тогда Саладин выхватил саблю и рубанул ею Рено, удар пришелся в плечо, после чего стражники-мамлюки, метнувшись к раненому, добили его. По приказу Саладина были казнены все рыцари-тамплиеры и госпитальеры (только один магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор был оставлен в живых). Все остальные уцелевшие христиане были проданы в рабство.

Битва при Хаттине была для крестоносцев больше, чем просто военным поражением: это был окончательный крах западной колонизации Святой земли. Король Гвидо одним рискованным шагом уничтожил все результаты мудрой и настойчивой политики своих предшественников. Помимо этого тяжелым ударом для христиан стала потеря их главной реликвии. Даже мусульмане говорили: «Потерять этот крест для них значит больше, чем потерять короля, ибо нет ничего, что могло бы заменить его». Кстати, потеряв все войско при Хаттине, король Гвидо оставил христианскую территорию на Святой земле практически без защитников, способных противостоять мусульманскому нашествию. Так как в свое войско (всего под Хаттином сражалось мусульман около 30 тыс. и христиан около 15–20 тыс. плюс примерно 420 воинов рыцарских орденов) король призвал большую часть воинов, несущих гарнизонную службу в крепостях и замках христиан. Поэтому, когда на фортификационные укрепления франков напали воины Саладина, сопротивление было недолгим. Саладин захватил множество городов, замков, крепостей крестоносцев и их главный город — Иерусалим.

В целом битву при Хаттине можно рассматривать как пример неумелого использования тяжеловооруженной рыцарской конницы в бою. Бездарный, нерешительный главнокомандующий армии крестоносцев король Гвидо де Лузиньян, уже достаточно долго пробывший в Святой земле, должен был быть уже знаком с любимой военной тактикой легкой конницы мусульман, которую они применяли в сражениях с рыцарями. Опыт сражений с рыцарями показал мусульманам, в чем главная сила рыцарской конницы. Тяжеловооруженные рыцари, зажав копья под мышкой, нацелив их на врага, мчались на своих мощных и рослых конях к неприятелю. Такую силу было практически невозможно сдержать. Поэтому наученные горьким опытом мусульмане избрали старую древнюю тактику кочевников для борьбы с рыцарями. Теперь при мощной атаке рыцарской конницы легкая и более маневренная (мусульманские лошади были легче и быстрее боевых коней рыцарей) мусульманская конница откатывалась назад или расступалась в разные стороны, после чего перестраивалась и контратаковала рыцарей. При этом хорошо обученные всадники мусульман на полном скаку осыпали неприятеля стрелами, целясь в основном не в хорошо защищенного рыцаря, а в его коня.

Уровень военной подготовки мусульманского профессионального воина можно оценить, прочитав арабские военные трактаты XII–XIV веков, называемые «furusiyya» (искусство верховой езды). Так, например, стало известно, что молодые мамелюки в каирской цитадели проходили жестокий курс военной науки и физического совершенствования. Их заставляли по тысяче раз в день разрубать мечом комья глины, чтобы разработать мускулы рук и отработать молниеносный удар. Также их учили ездить верхом без седла и стрелять из лука на скаку как вперед, так и — что было особенно трудно — в обратном направлении. Одним из важных упражнений была стрельба по бутылочной тыкве, надетой на высокий шест. Чтобы стрелять, лучник-наездник должен был отпустить поводья и управлять лошадью только коленями, и нередко новички погибали, врезавшись на всем скаку в шест. Благодаря таким жестоким и сложным тренировкам мамелюки превращались в высокопрофессиональных бойцов. Армия таких воинов с легкостью побеждала войска неприятеля и захватывала новые территории. Кстати, в этих руководствах по обучению воинскому искусству говорилось не только об обращении с лошадьми, но и вообще обо всех военных искусствах и науках, включая владение мечом, луком, копьем и позже использование артиллерии, правила расположения осадных орудий и руководства армиями. Благодаря таким рукописям можно многое узнать о военном искусстве мусульманских армий, с которыми воевали европейские рыцари-крестоносцы.

Король Иерусалима, предводитель войска крестоносцев Гвидо де Лузиньян даже на примере своих туркополов, которые, можно сказать, были зеркальным отображением мусульманской конницы, мог понять все слабые и сильные стороны такого рода войск. Легкая конница, состоящая из вооруженных мощными луками хорошо подготовленных воинов, сидящих на прекрасно дрессированных лошадях, была грозной силой, способной измотать и уничтожить даже большое войско (что в принципе и произошло при Хаттине).

В битве при Хаттине бездарность полководца и недисциплинированность большинства воинов привела к полному поражению и разгрому всего войска крестоносцев. Кстати, рыцарская конница в то время, кроме рыцарей-монахов, тоже не могла похвастаться высокой дисциплиной. После того как полководец, указав цель рыцарской коннице, отдавал приказ об атаке и она, постепенно набирая скорость, устремлялась к противнику, дальнейшее командование конницей практически становилось невозможным. Так как только враг был опрокинут и обращался в бегство, конница, несмотря ни на какие приказы, бросалась преследовать отступающего врага (часто увлекшийся погоней рыцарь не замечал ни усталости коня, ни отсутствие товарищей рядом, а когда до него доходило осознание бесперспективности погони, он вдруг оказывался в окружения врагов) с целью либо пленить его для получения выкупа, либо, убив, обобрать труп, взяв все ценное. Именно процесс грабежа часто задерживал возвращение всадников в строй. Поэтому в то время очень часто бой выигрывал тот полководец, у которого в запасе всегда был пусть небольшой, но дисциплинированный конный отряд, который мог в нужный момент вступить в сражение и тем самым переломить его ход в пользу своего полководца, принеся тому победу.

Хорошим примером, как надо было действовать при Хаттине Гвидо де Лузиньяну, может служить битва при Арзуфе 1191 года. Условия были схожи. Даже враг был тот же — Саладин. Единственное отличие было то, что вместо нерешительного и недальновидного Гвидо в данном сражении войском крестоносцев командовал прирожденный воин и сильный лидер с хорошими задатками полководца — король Англии Ричард Львиное Сердце (1157–1199). Ричард, родившийся в 1157 году в Оксфорде, был сыном Генриха II Плантагенета и Элеоноры Аквитанской. В 1173 году Ричард с братом при поддержке своей матери Элеоноры выступили против отца-деспота Генриха II. Принцев поддержал король Шотландии и часть населения Франции. В этом же году принц Ричард был посвящен королем Франции Людовиком VII в рыцари. В 1189 году 3 сентября после смерти Генриха II Ричард I стал королем Англии (коронация Ричарда происходила в Лондоне). Новый король Англии Ричард I был больше воином-полководцем, чем государственным деятелем. А тут как раз нашелся прекрасный и благородный повод — намечался крестовый поход. Поэтому король Ричард отложил государственные дела и занялся любимым делом — войной. В то время на ошеломляющие победы мусульман в Святой земле христианский мир ответил третьим крестовым походом. Римский папа Григорий VIII призывал всех христианских рыцарей принять участие в освобождении Святого города — Иерусалима от мусульман. Третий крестовый поход возглавили: король Англии Ричард I Плантагенет, король Франции Филипп II Август (1165–1223) и император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса (ок. 1123–1190). Ричард и Филипп со своими армиями благополучно добрались до Святой земли, а вот императору не повезло. По нелепой случайности Фридрих утонул в Малой Азии. Его войско, потерявшее полководца, было вынужденно влиться в ряды англичан и французов. Ричард и Филипп со своими воинами примкнули к осаждающим Акру крестоносцам (осада уже длилась год). Прибытие Ричарда Львиное Сердце существенно повлияло на поднятие боевого духа осаждающих Акру крестоносцев. Филипп Август, хоть и обладал боевым опытом и умением, все же был не так популярен. Кроме того, он был существенно беднее Ричарда, который еще до завоевания Кипра выгреб все средства не только из английской казны, но и из своих французских владений, направив их на финансирование крестового похода. Обладая столь мощными ресурсами и пользуясь заслуженным авторитетом опытного военачальника, с общего согласия Ричард Английский возглавил крестовый поход. В это же время друг и бывший подданный Ричарда Львиное Сердце Робер де Сабле становится великим магистром ордена тамплиеров. Кстати, одним из первых шагов нового магистра стало предложение выкупить у Ричарда остров Кипр за сто тысяч безантов. Король согласился, и после подписания договора о продаже Робер де Сабле направил на Кипр 20 рыцарей в сопровождении оруженосцев и сержантов, которые установили полный контроль над новыми владениями.

Осада Акры продвигалась медленно, так как общему делу существенно мешали постоянные конфликты, возникавшие между английским и французским королем. Но, несмотря на это, 12 июля 1191 года Акра пала. Войско крестоносцев, утомленное долгой и нудной осадой, поделив трофеи, разделилось. Филипп решил, что он уже достаточно повоевал, погрузил большинство своих французов на корабли и отплыл домой. Ричард Английский со своим войском и примкнувшими к нему добровольцами решил продолжить крестовый поход и отвоевать Иерусалим. Он понимал всю тяжесть и сложность задачи, которую перед собой поставил. Для победы ему была необходима надежная дисциплинированная армия, способная беспрекословно выполнять все приказы своего командира. Поэтому Ричард в своей многонациональной армии по примеру военно-монашеских орденов первым делом вводит строгую дисциплину. Учитывая ошибки, допущенные командирами войска крестоносцев при Хаттине, Ричард следит, чтобы его воины всегда имели запас питьевой воды и продовольствия. Он также продумал дальнейший план действий. Только как следует подготовившись, воинство крестоносцев под предводительством короля Англии Ричарда I двинулось в путь в сторону Яффы. Авангард и арьергард крестоносного войска состоял из опытных бойцов-рыцарей военно-монашеских орденов (в голове колонны крестоносцев расположились тамплиеры, а госпитальеры защищали тыл). Войско Ричарда, построившись тремя колоннами, двигалось около воды. Такое построение давало возможность прикрыть находящийся на правом фланге обоз от неприятеля и немного облегчить тяжесть перехода воинам, так как они, идя возле воды, попадали под дуновение морского бриза. Помимо этого параллельным курсом с крестоносцами, идущими по суше, следовал морем флот Ричарда. Корабли крестоносцев, которым на море ничего не угрожало (ввиду отсутствия в данном месте мусульманских кораблей), обеспечивали снабжение сухопутной армии. Также флот служил плавучим лазаретом, куда переправляли раненных на суше воинов. Правда, несмотря на все условия, крестоносцам все же было тяжело, особенно пехоте, так как она дальше всех находилась от воды и к тому же постоянно подвергалась нападению легкой кавалерии мусульман. Пешие воины, несмотря на палящее солнце и обстрел мусульман, старались держать строй, отгоняя неприятеля меткими выстрелами из арбалетов. Арбалетные болты пробивали практически любой мусульманский доспех того времени, поэтому, потеряв несколько воинов, мусульмане старались держаться от врага на дистанции, недоступной для выстрела из арбалета. Но такая безопасная дистанция значительно снижала пробивную способность боевых стрел (тяжелые бронебойные стрелы попросту не долетали), поэтому лучникам Саладина, имевшим стрелы разного «калибра», пришлось использовать специальные легкие стрелы, которые летели на значительное расстояние, попадали в противника, но, не обладая достаточной силой удара, не могли пробить даже стеганый или кожаный доспех, а попросту застревали в нем. Большинство пеших воинов, находящихся ближе всего к мусульманским стрелкам, становились похожи на ежей — так плотно их защитное снаряжение было утыкано стрелами. Так, несмотря на постоянные атаки мусульман, войско крестоносцев, дисциплинированно, не ломая строя, пусть и очень медленно, но уверенно продвигалось вперед.

Саладин, повторяя свои действия при Хаттине, в данном случае ничего не добился, стараясь на всем пути следования франков изматывать их атаками своей легкой конницы. В отличие от пехоты Гвидо пехота Ричарда стойко и мужественно переносила все тяготы и лишения похода и даже смогла, используя арбалеты, дать достойный отпор врагу, сведя на нет преимущество мощных мусульманских луков. Саладин, видя, что наскоками легкой мусульманской конницы франков не сломить, и учитывая, что крестоносцам осталось пройти всего 10 км до города Арзуфа, принимает решение нанести по ничего не подозревающему войску Ричарда мощный удар большими силами, который сметет ненавистных христиан в море. Так 7 сентября 1191 года началось сражение при Арзуфе. Со стороны крестоносцев было около 11 200 воинов (1200 конников и 10 тыс. пеших воинов). Войско мусульман насчитывало примерно 20 тыс. воинов (около 10 тыс. конных воинов и около 10 тыс. пеших). В отличие от мусульман крестоносцы даже не подозревали, что настал день решающей битвы. Все было как всегда. Франки медленно двигались, соблюдая строй, а легкая конница Саладина привычно пускала в них стрелы. Но через пару часов все изменилось. Мусульмане пошли в решительную атаку. Лишь благодаря своему построению, дисциплине и взаимодействию всех родов войск крестоносцам удалось сдержать натиск полчищ Саладина. Ричард построил свое войско таким образом, чтобы в центре него находились под защитой обоз и незаменимые рыцарские кони. Крестоносцы старались действовать согласованно. Так, воины с копьем защищали арбалетчиков от прямой угрозы ближнего боя и прикрывали своими щитами от вражеских стрел. В свою очередь, арбалетчики меткой стрельбой методично уничтожали вражеских воинов. А наличие боеспособной рыцарской конницы не давало мусульманам начать массированное наступление. Для франков сражение превратилось в постоянное отступление с боем. Войско Ричарда очень медленно, но все же продвигалось к Арзуфу. Для франков остаться на месте означало смерть. Мусульмане наседали со всех сторон, их главной задачей было остановить продвижение крестоносцев, после чего можно было нанести франкам сокрушительный удар. Уже даже легкая конница Саладина, сложив луки, взяв в руки оружие ближнего боя, вплотную атаковала пеший строй франков. Копейщики крестоносцев сдерживали мусульман из последних сил, они понимали: если дрогнут и враг прорвется, он, уничтожив арбалетчиков, сможет легко рассеять и истребить весь арьергард. Давление мусульман на хвост колонны франков продолжало увеличиваться. Уже стрелы мусульман стали попадать и в боевых рыцарских коней, укрытых за арбалетчиками. Особенно досталось рыцарям-госпитальерам. Магистр ордена госпитальеров неоднократно посылал гонца к королю Ричарду с просьбой разрешить контратаковать мусульман. Но Ричард был непреклонен и отвечал отказом. Он не хотел повторения Хаттина. Поэтому король ждал момента, когда лошади мусульман достаточно устанут, после чего их скорость будет примерно равной рыцарским коням. Вот тогда он и отдаст приказ своей рыцарской коннице атаковать. Но конница, стоявшая в арьергарде, продержавшись еще некоторое время, неся постоянные потери, не дожидаясь приказа полководца, пошла в контратаку. Атаку начали госпитальеры по приказу своего магистра, который видел, что его орден, еще не восстановившийся после потерь Хаттина, в данном бою может быть просто полностью уничтожен (мусульмане наседали, и потери госпитальеров, особенно среди их коней, неуклонно росли), поэтому, чтобы спасти своих рыцарей-монахов от поголовного истребления, он повел их в атаку. За госпитальерами потянулись и остальные конные рыцари, стоящие в хвосте колонны. Для всего войска Ричарда это нарушение дисциплины могло закончиться поражением. Но по счастливой случайности, когда госпитальеры бросились на мусульман, Ричард уже был готов дать приказ своей рыцарской коннице начать контратаку. Король быстро и правильно отреагировал на изменение боевой ситуации, возникшей по вине госпитальеров, и дал приказ авангарду атаковать мусульман. Мусульмане дрогнули под натиском рыцарской конницы и обратились в бегство, и франки, как всегда, бросились преследовать бегущих.

Это был рискованный шаг с их стороны, так как любимая тактика мусульман заключалась в том, чтобы, отступив на некоторое расстояние, перестроиться и внезапно атаковать противника, стараясь обойти его с флангов и зайти ему в тыл. Но в данном случае войско крестоносцев спасла введенная Ричардом дисциплина. Оторвавшись примерно на полтора километра от своей пехоты, рыцарская конница вдруг остановилась, перегруппировалась и была вновь готова к полноценной атаке. Несмотря на то что рыцарская конница снова была готова отразить удар, Саладин бросает в бой свой отборный конный отряд. После ожесточенной схватки, и этих элитных бойцов султана рыцари обращают в бегство. Пехота крестоносцев под прикрытием конницы наконец-то подошла к Арзуфу, после чего, выбрав подходящее место, занялась разбивкой укрепленного лагеря, который должен был служить крестоносцам базой для дальнейших боевых действий. Отбив последний удар мусульман на арьергард, рыцарская конница под предводительством короля Ричарда гнала врага до самого верха лесистых холмов, после чего Ричард, опасавшийся попасть в засаду, приказал всем вернуться в лагерь. Несмотря на понесенные потери, мусульманская армия на следующий день возобновила свою тактику изматывающих атак. Саладин понимая, что, пока войском крестоносцев командует такой сильный и осторожный полководец, как Ричард, ему не одолеть франков, поэтому он больше не навязывал Ричарду генеральных сражений. Так король Англии Ричард Львиное Сердце, в отличие от Гвидо де Лузиньяна, сумел дать достойный отпор Саладину, показав себя хорошим полководцем. Покинуть Святую землю Ричарда заставили несколько причин. Одна из них — нежелание большинства крестоносцев идти на Иерусалим, а без войска ни взять, ни удержать город было невозможно. Помимо этого Ричард получил послание, в котором говорилось, что его брат Иоанн (Джон) Безземельный (ок. 1167–1216) организовал мятеж против него в Англии. Еще одной неутешительной новостью было известие о вторжении короля Филиппа II на Английскую землю, находящуюся во Франции. Ричард, понимая, что Иерусалимского королевства ему не видать, а вот свое Английское он может вскорости потерять, принимает решение вернуться домой. Так, заключив 2 сентября 1192 года временный мир с Саладином (перемирие, заключенное сроком на три года, было невыгодно франкам; они по договору владели только землями между Тиром и Яффой; все пленники-христиане и главная реликвия оставались у мусульман), Ричард 9 октября 1192 года отплывает в Англию. В целом крестоносцы в третьем крестовом походе хоть и не выполнили свою основную задачу (освободить Иерусалим от мусульман), все же смогли нанести войскам Саладина ощутимые удары, которые помогли развеять миф о непобедимости мусульманской армии (этот миф появился после поражения франков при Хаттине). Можно также сказать, что результаты третьего крестового похода отсрочили окончательную гибель латинских государств на Востоке.

В конце XII — середине XIII века западноевропейская тяжеловооруженная рыцарская конница безраздельно господствует на полях сражений. Кстати, залогом успешного применения рыцарской конницы в бою помимо силы оружия (таранный удар копьем и т. д.) была рыцарская идеология. Именно вера в собственную исключительность и непобедимость помогала одерживать верх над врагом большинству отрядов конных рыцарей.

В первой половине XIII века в западноевропейской тактике конного боя произошли серьезные изменения. Так, наряду с традиционным построением конруа стало все шире применяться новое построение, называемое «клином» (русские летописцы окрестили его «свиньей»). Появление клина большинство исследователей связывают с деятельностью рыцарей Тевтонского ордена (рыцари-монахи, сержанты и гости ордена были связаны монашеской дисциплиной, наличие которой позволило создать новое, довольно-таки эффективное построение). Главной задачей тяжеловооруженной рыцарской конницы во время атаки было сохранение плотного построения до непосредственного момента боевого контакта с противником. Конницу выстраивали таким образом, чтобы как можно больше всадников могло одновременно вступить в бой на всем фронте построения. Но слишком вытянутый фронт приводил к неизбежному нарушению строя, что, в свою очередь, значительно снижало эффективность атаки тяжеловооруженной конницы. Новый вид построения конницы — клином, оказался на практике очень эффективным (правда, при наличии строгой дисциплины среди всадников). Клин формировался из нескольких шеренг тяжеловооруженных конных воинов. Первую шеренгу (острие клина) составляли хорошо вооруженные профессиональные воины, имевшие добротное защитное снаряжение. Обычно численность воинов первой шеренги колебалась от пяти до десяти конников. Число воинов в каждой последующей шеренге увеличивалось на два. Отряд конных воинов, построенных по такой схеме, имел вид клина. Глубина построения клином могла достигать в зависимости от общей численности конницы пять-десять шеренг. Тыл клина защищал отряд конницы (в основном состоящей из простых воинов, имевших гораздо худшее снаряжение, чем рыцари и сквайры), построенный прямоугольной колонной с глубиной построения в несколько десятков шеренг. На внешних сторонах клина стояли, как и в первой шеренге, отборные конные воины, имевшие лучшее вооружение и защитное снаряжение. Конники, имевшие худшее вооружение, становились в середину клина. Клин оказался удобной, хорошо управляемой формой построения, так как компактный отряд конницы не рассыпался на любой фазе атаки. Передняя шеренга клина была относительно короткой и легко держала равнение в строю. Остальным шеренгам нужно было всего лишь идти сзади, ориентируясь по своим фланговым и идущей впереди шеренге. Получалось, что каждая шеренга конников выступала естественным ограничителем для последующей шеренги. Держать точное равнение необходимо было только воинам первой шеренги и стоящим на флангах каждой шеренги воинам. То есть всего примерно двадцать воинов или меньше (в основном это были отборные рыцари на хорошо обученных конях) обеспечивали дисциплину и управляемость всего строя. Именно благодаря рыцарям, осуществлявшим управление клином, единый компактный отряд всадников мог легко осуществлять различные маневры, связанные с поворотами строя. Еще одним существенным преимуществом построения клином была повышенная устойчивость против различного метательного оружия врага. Так как настильная стрельба воздействовала только на хорошо защищенных броней и слабо уязвимых рыцарей и их коней на периметре построения. Навесная стрельба также была малоэффективна, так как поражала в основном головы и плечи конных воинов, надежно защищенных шлемами и кольчугами (если имелись щиты, то воины по команде просто подымали их, отражая летящие сверху стрелы). Построение клином было настолько удачным для тяжеловооруженной конницы, что его стали применять практически во всех армиях европейских государств, включая Русь.

В XIII веке тяжеловооруженная западноевропейская рыцарская конница в то время считалась практически непобедимой, но иногда и рыцари терпели тяжелые поражения от «нерыцарского» противника. Не исключением были и рыцари военно-монашеских орденов. Примером может служить знаменитое сражение, произошедшее на Чудском озере в 1242 году, в котором наряду с западноевропейскими рыцарями потерпели поражение и рыцари-монахи.

Как и во всей Западной Европе, основной силой военно-монашеских орденов в то время была тяжеловооруженная рыцарская конница. Поэтому, воюя в Прибалтике, учитывая особенности рельефа местности и климатических условий, рыцари военно-монашеских орденов (Тевтонского ордена и меченосцев) старались все масштабные наступательные операции проводить только в зимнее время, чтобы боевые кони могли свободно проходить по замерзшим болотам и рекам. Помимо конницы, воюя в Прибалтике, рыцарские ордена массово применяли тяжелую и легкую пехоту. Особый упор делался на стрелков, вооруженных арбалетами. Применять пехоту рыцарей-монахов вынудили затрудняющие действия конных соединений дикие леса, отсутствие дорог и обилие болот. Помимо этого местные племена, с которыми сражались рыцари-монахи, очень редко давали себя втянуть в «правильное сражение с использованием конницы», они больше любили нападать из засад. После массированного и неожиданного применения метательного оружия «неправильный противник» тут же отступал врассыпную, если наталкивался на организованное сопротивление. В противном случае атаковал, развивая успех. Поэтому в условиях тотальной партизанской войны рыцарям-монахам приходилось по максимуму использовать легкую пехоту для обеспечения защиты укрепленных пунктов и защиты судов, так как реки были единственным надежным путем сообщения.

Другое дело, когда рыцари-монахи сталкивались с Русью. В XIII–XIV веках почти все полевые сражения рыцарей военно-монашеских орденов с русскими воинами имели вид «правильного» сражения с использованием тяжеловооруженной конницы с обеих сторон, когда победа добывалась в решительной фронтальной схватке. В полевых сражениях с Русью рыцари-монахи практически не применяли пеших стрелков, видимо не считая их эффективной силой против тяжеловооруженной конницы русских. Сражаясь с русскими, конные рыцари-монахи обычно строились клином. Каждая тактическая единица называлась знаменем или хоругвью. В зависимости от общего количества воинов число хоругвей могло быть большим или меньшим. Так было в битве на Чудском озере в 1242 году. Тогда Ливонский орден был отвлечен восстанием в Курляндии и вынужденно отвлек от новгородского фронта часть своих сил. Считается, что силы ордена в Ливонии на 1240 год не превышали ста рыцарей. Поэтому не стоит удивляться данным, приводимым в «Рифмованной хронике», что на Чудское озеро прибыло всего 34 рыцаря-монаха и некоторое число ополченцев (около 102 человек). В то время большинство рыцарей Тевтонского ордена сражались в Палестине за Гроб Господень, а в целом орден состоял примерно из двухсот восьмидесяти братьев-рыцарей. Так что непосредственно на лед Чудского озера вышли биться не более двух десятков тевтонцев (большинство из которых были бывшие меченосцы). Кстати, помимо мифа о большом количестве участников Ледового побоища в наши дни опровергнут еще один миф об ушедших под лед тяжеловооруженных рыцарях. В то время оружие и защитное снаряжение западноевропейских воинов по весу практически совпадало с вооружением русских витязей. Защитное снаряжение коней с обеих сторон практически отсутствовало (конские доспехи были нужны только небольшому числу воинов, составлявших первую линию строя), лишь у пары знатных рыцарей кони были частично защищены кольчужной попоной и имели стальные налобники. Поэтому утверждение, что рыцари-монахи и их боевые кони имели более тяжелые доспехи во время данного сражения, неверное. Ни в одной из существующих хроник невозможно отыскать рассказ о треснувшем льде Чудского озера и об ушедших под воду участниках сражения. Необходимо добавить, что лед озера в это время года достигает в толщину 20–50 см. Такая толщина льда позволяет выдержать гораздо больший вес, чем вес тяжеловооруженного всадника середины XIII века. То есть если и были утонувшие во время Ледового побоища, то это были единичные случаи и то во время отступления, когда какой-нибудь воин случайно оказывался в месте, где лед имел небольшую толщину.

Есть мнение, что столкновение на Чудском озере было предопределено еще до появления тевтонцев в Ливонии самими же новгородцами, которые в 1232 году изгнали из города своего князя Ярослава, сына псковского правителя Владимира, который нашел дипломатическое убежище в городе Дорпат (в настоящее время город Тарту в Эстонии). Опального русского князя взял под опеку местный епископ.

Князь Ярослав, находясь в Дорпате, тяготился ролью изгнанного правителя, поэтому уже с первых дней пребывания на чужбине он активно принялся убеждать местного епископа выступить против славян, чтобы силой вернуть княжеский трон законному владельцу (то есть Ярославу). За возвращение трона князь Ярослав обещал епископу в будущем оказать всестороннюю помощь в борьбе с языческой Литвой. Правда, несмотря на усердие Ярослава, его новые союзники не спешили ввязываться в войну за трон. Лишь спустя два года после бегства князя была предпринята первая попытка вернуть трон Ярославу, но она не увенчалась успехом. Следующая попытка стала возможна только после того, как в 1240 году опальному князю Ярославу удалось заручиться поддержкой большинства горожан Пскова (бывшая вотчина отца Ярослава), которых возглавлял псковский боярин Твердило Иванович (в русских летописях о нем писали: «Сам он хотел владеть Псковом с немцами»). Узнав, что часть псковских горожан готова поддержать Ярослава, епископ Дорпате дал согласие на ведение боевых действий.

Итак, летом 1240 года в Новгородскую землю с запада вторглось войско крестоносцев, в которое помимо небольшого количества рыцарей-монахов, возглавляемых Андреасом фон Фельбеном (новый ландмейстер Ливонского отделения Тевтонского ордена, следуя церковной иерархии, подчинился епископу и направил с войсками союзников несколько десятков своих рыцарей), входило небольшое количество мелких рыцарей из Эстонии, из Дании (датчанами командовали герцоги Каунт и Абель), отряд германцев, возглавляемый епископом Дорпата Германом фон Буксхефденом, и отряд русских воинов, которых вел князь-изгнанник Ярослав.

В сентябре 1240 года крестоносное воинство захватило Изборск и разбило шедшее на выручку изборскому гарнизону войско псковичей, которых вел воевода Гаврило Гориславич. «В лето 6748 (1240 г.) избиша немцы пскович под Изборском 600 муж месяца сентября в 16 день. И по сем пришедшее немцы и взявша город Псков и седоша немцы в Пскове 2 лета» — так описывает русская летопись те события. Псков действительно сдался без боя (сдержал слово псковский боярин Твердило Иванович). Заняв Псков, немецкое войско разместило в нем символический гарнизон, состоявший из двух рыцарей и их свиты (около 30–50 человек) плюс дружины псковского правителя.

В то время ослабленная в Невской битве дружина Александра Невского была не в состоянии противостоять натиску захватчиков с запада, к тому же новгородские бояре не только не оказали никакой помощи ни Александру, ни Пскову, но еще и вынудили князя покинуть Новгород и уехать в Переяславль (есть мнение, что бояре хотели заключить мир с немцами, а Александр им мешал).

Зимой 1241 года крестоносцы захватили чудские земли Новгорода и возвели там крепость Копорье (немцы закончили постройку в апреле 1241 года), из которой время от времени совершали удачные рейды на юго-восток в глубь вражеской территории. Видя бездействие новгородцев (те были заняты разрешением внутренних конфликтов), крестоносцы даже совершили дерзкий набег вблизи самого Новгорода. Они приблизились к Новгороду на 30 км и основательно разграбили и придали огню все попадающиеся по пути русские поселения. «Немцы увели всех коней, и не на чем стало орати (пахать) по селам» — так в летописях описывается нанесенный крестоносцами ущерб.

Убедившись, что в одиночку им не выстоять, новгородцы обратились за помощью к Александру Невскому, прося его вернуться в Новгород и возглавить поход на немцев. Лишь после того, как были улажены все спорные вопросы, Александр дал свое согласие (немалую роль в этом сыграл и отец Александра князь Ярослав). Собрав войско (в него вошли новгородцы, ладожане, карелы и ижоряне), Александр первым делом двинулся на Копорье, которое представляло в данный момент наибольшую опасность для Новгорода. Второй целью было освобождение Пскова. В конце 1241 года войско Александра Невского выступило в поход и, достигнув Копорья, осадило крепость. После непродолжительной осады немецко-датский гарнизон сдался. Некоторых западных воинов Александр отпустил после получения выкупа, а чудь (эстонцев) приказал повесить как предателей.

В марте 1242 года новгородское войско под предводительством Александра Невского двинулось освобождать Псков. Александр, понимая, что для осады сильной крепости у него недостаточно воинов, решил дождаться своего брата Андрея Ярославича, который вел владимиро-суздальские полки, которые вскоре и подошли. Объединенные силы русских (около 5 тыс. человек) осадили Псков. Немецкие летописцы так описывают осаду Пскова, начавшуюся 5 марта 1242 года: «Он (Александр) двинулся к Пскову со многими силами. Прибыв туда, он освободил псковичей, чему те возрадовались. Когда же он увидел немцев, он не колебался долго, но изгнал прочь двух братьев и преследовал их слуг. Немцам пришлось бежать… если бы Псков был защищен, христианство бы торжествовало до конца времен. Было неразумно завоевывать отличную землю и не удержать ее, как должно… Затем король Новгорода вернулся домой». В отличие от немецких летописцев Новгородская летопись очень коротко осветила те события: «Князь Александр занял все дороги (на Псков), захватил немцев и чудь, заковал тех и других в железо и отправил их в Новгород, где их посадили в тюрьму».

После столь успешных боевых действий Александр со своим пятитысячным войском решается провести, как в свое время немцы, глубокий рейд в глубь вражеской территории. «И пошел он на землю немецкую, хотя мстити кровь христианскую», — писали русские летописи. Так русская рать выступила на Изборск. Александр, будучи опытным полководцем, выслал впереди войска небольшие отряды конных разведчиков. Один из таких отрядов натолкнулся на немецких рыцарей епископа Дорпата Германа фон Буксхефдена и чудь (эстов), вступил в бой и был разбит. Оставшиеся в живых разведчики отступили к основным силам русских и успели предупредить князя о надвигающейся угрозе. Тот, в свою очередь, развернул войско и повел его в восточном направлении через скованное льдом Чудское озеро. В то же самое время крестоносцы, участники стычки с русскими разведчиками, доложили епископу о столкновении и одержанной победе. Узнав, куда движется неприятель, епископ приказал своим воинам двинуться за ним (крестоносцы двигались с русскими параллельным курсом). Так новгородское войско повернуло («вспятися») на озеро, «немцы же и чудь поидоша по них». Новгородцы двинулись к Чудскому озеру, чтобы отразить обходный маневр немецких рыцарей. Выйдя на Чудское озеро, новгородское войско оказалось в центре возможных путей движения неприятеля на Новгород. Теперь Александр решил дать бой и остановился на Чудском озере севернее урочища Узмень, у «Воронея Камени». «Воя великого князя Александра исполнишаяся духа ратна, бяху бо сердце их аки львом», они готовы были «положити главы своя». Итак, войско Александра, дошедшее до противоположного берега озера первым, стоя на твердой земле, стало поджидать неприятеля. Место для боя было выбрано удачно. Перед строем русских имелись естественные препятствия, созданные природой, которые существенно могли затруднить продвижение вражеской конницы. Речь идет о небольших ледяных грядах (завалах), образованных на восточном берегу озера благодаря действию западных ветров.

Войско Александра насчитывало примерно 5 тыс. воинов (по некоторым данным, не больше 3 тыс.). Туда входили: конные дружины братьев (князей Александра и Андрея) — 800 профессиональных тяжеловооруженных воинов; конный отряд новгородцев — 200 всадников; новгородская пехота — 800 человек; пехота племен союзников — 2000 человек; половецкие конные лучники — 1200 стрелков. Свое войско Александр построил следующим образом: пехоту, вооруженную копьями, топорами, булавами и луками он поставил в центре; на флангах пехоты разместил конные отряды (судя по летописным миниатюрам, боевой порядок русских был обращен тылом к обрывистому, крутому берегу озера, а лучшая дружина Александра укрылась в засаде за одним из флангов).

Войско крестоносцев, которым командовал епископ Дорпата Герман фон Буксхефден, было гораздо меньшим по численности, всего около 1500 человек. Тут были и рыцари-монахи (примерно 30–35 человек), и братья-сержанты (примерно 120–200 человек), и датские рыцари и их дружины (примерно 300 человек), а также ополчение из Тарту и отряды эстонской пехоты (всего примерно 1 тыс. человек). Несмотря на численное превосходство противника, крестоносцы были полны решимости, сразиться с дерзким неприятелем. Правда, у эстонской пехоты при виде явного численного преимущества русских, о боевых качествах которых они знали не понаслышке (соседи, как-никак, воевать приходилось часто), желание сражаться сильно снизилось. Так и не вступив в сражение, большинство эстонцев бросились бежать и в спешке покинули поле боя. Бегство эстонцев значительно уменьшило силы крестоносцев, но не повлияло на их решимость сразиться с русскими. Итак, построившись клином, первый ряд которого составляли профессиональные бойцы — рыцари-монахи, войско крестоносцев устремилось к порядкам противника.

«Ливонская рифмованная хроника» лаконично описывает данное сражение: «У русских было много стрелков, и битва началась с их смелой атаки на людей короля (датчан). Знамена братьев-рыцарей вскоре развевались в гуще стрелков, и было слышно, как их мечи рубили шлемы (русских). Многие с обеих сторон пали мертвыми. Затем войско братьев было полностью окружено, ибо у русских было столько людей, что против каждого немецкого рыцаря сражалось шестьдесят воинов. Братья сражались доблестно, но, несмотря на это, были разбиты. Некоторые из них убежали с поля битвы к Дорпату, и они спаслись, потому что убежали. Двадцать братьев погибли и шестеро попали в плен».

Хоть источники очень скупо сообщают подробности боя, его общий ход довольно понятен. Несмотря на скользкий и неровный лед, рыцарская конница под обстрелом вражеских стрелков врубилась в пеший строй русского войска, стоящего в центре, и основательно потеснила его. О прорыве противником пеших новгородских полков пишет русский летописец: «Немцы же и чудь пробились свиньею (имеется в виду построение клином) сквозь полки». Яростно сражаясь в гуще вражеских пеших воинов, рыцари-монахи не видели, что происходило на флангах крестоносного войска. В то время, как рыцари бились в центре с пехотой противника, его конные отряды обходили крестоносцев с флангов. Конные стрелки Александра нанесли серьезный урон датским воинам, стоявшим на правом фланге крестоносного войска. Находясь под усиленным обстрелом вражеских конных лучников, датчане, продержавшись некоторое время, дрогнули и рассеяли свои ряды. Большинство даже обратилось в бегство. Усилив натиск на противника, русские конные отряды завершили его охват с флангов и тыла, тем самым полностью окружив крестоносцев, сражающихся в центре. Крестоносцы, среди которых были и рыцари-монахи, отчаянно сражались и дрогнули лишь тогда, когда русские воины ударили им в тыл. Видя, что в создавшейся ситуации выиграть сражение нереально, некоторые рыцари и простые воины крестоносного воинства обратились в бегство, спасая тем самым свои жизни. Но большинство крестоносцев не имели возможности отступить либо не желали показывать спину врагу, дрались отчаянно и пали на поле битвы. «И была тут сеча зла, и великое число немцев и чуди пало, заливая лед кровью», — пишет русский летописец.

Всего крестоносцев пало в бою около 400 человек. Шесть рыцарей-монахов и примерно 44 тяжеловооруженных воина из числа немцев и датчан попали в плен к русским. Так, полным разгромом крестоносного войска, закончилось сражение у Чудского озера.

Летом 1242 года Тевтонский орден, остро нуждающийся в людских ресурсах и не имеющий средств вести боевые действия на нескольких направлениях, предложил Новгороду заключить мир при условии, что обе стороны отпустят пленников и рыцари-монахи уйдут из некоторых завоеванных земель. Покинуть некоторые завоеванные территории рыцари-монахи предложили сами, представив это как великую уступку русским. На самом же деле Тевтонский орден попросту не имел ни финансовых, ни людских ресурсов на удержание этих проблемных земель, покинув которые он мог сосредоточить усилие на других фронтах, например на подавлении восстания в Пруссии (тем более что, накопив достаточно сил, всегда можно было вернуться и продолжить завоевание). Новгородцы приняли условия рыцарей-монахов, и мирный договор был заключен сроком на 20 лет.