Книга: Гаджет. Чужая Москва
Назад: Дмитрий Силлов Гаджет Чужая Москва
Дальше: Об авторе

Автор искренне благодарит

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;
Вадима Чекунова, руководителя направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ за поддержку и продвижение проектов «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;
Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Зоне за ценные советы в процессе моей работы над романами литературных проектов «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;
Павла Мороза, администратора сайтов  и ;
Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;
Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Елену Диденко, Андрея Гучкова, Вадима Панкова, Сергея Настобурко и Ростислава Кукина за помощь в развитии проекта «Снайпер»;
а также сертифицированного инженера Microsoft, выпускника MBA Kingston University UK, писателя Алексея Лагутенкова за квалифицированные консультации по техническим вопросам.
Они вышли из темноты под свет тусклого уличного фонаря. Три фигуры, на которые взглянешь вечерком на безлюдной улице и сразу понимаешь – попал… Конкретно влип. По самые «не балуйся».
Тот, что в центре, само собой, был «основной». Главный. В плечах пошире, ростом повыше, кожаная куртка поновее, чем у «пристяжи». К нижней губе прилепился окурок тлеющей сигареты. В руке – нож. Недорогой, китайский, цена которому плёвая на любом рынке. Тот, который выбросить не жалко после того, как порезал кого-то. Или убил, например.
«Пристяжь» слева и справа от «основного» выглядела попроще. Тоже в черных куртках – а как же иначе при их «работе»? Правда, похоже, из искусственной кожи, на натуральную еще не накопили. Под куртками – толстовки, типично бандитский образ, заимствованный из популярных романов про аномальные Зоны. У левого в руке велосипедная цепь, у правого – обрезок трубы, которым он для пущего форсу многозначительно похлопывал по левой ладони.
Кстати, лиц троицы было не разглядеть под глубокими капюшонами толстовок, надвинутыми по самые брови. Видать, не хотят, чтоб их портреты видел тот, к кому они сейчас вразвалочку направлялись. То есть чтоб я не видел.
Не дойдя до меня метров трех, «основной» остановился, сплюнул мне под ноги окурок и хрипло поинтересовался:
– Сиги-семки есть?
Сбоку от главаря напряженно замерла пристяжь. Труба перестала похлопывать по ладони и опустилась вниз. Из этого положения удобно бить железякой в пах – если, конечно, обучен такому удару. Велосипедная цепь принялась раскачиваться туда-сюда. С такой раскачки вполне можно изловчиться и хлестануть по глазам того, кто не знает что такое загадочные «сиги-семки».
Я не знал. О чем и сказал.
– К сожалению, я не понимаю такого рода терминологию, поскольку в приличном обществе она не применяется. Попробуйте более корректно сформулировать вашу мысль и выразить её в выражениях, соответствующих теме нашей беседы. В противном случае, думаю, диалога не получится.
– Ничоси, – сказал «велосипедист», после чего челюсть его отвисла книзу.
– Круто загнул, – многозначительно поджав губы, выдал тот, что с трубой. – Зачёт.
– Значит, умный, да? – зло хмыкнул из-под капюшона «основной», чувствуя, что команда поддержки слегка выбита из колеи моим пассажем и надо немедленно перехватывать инициативу. – Нельзя просто сказать, что пустой как старый барабан? А если найдем чего?
Его «пристяжь», услышав знакомые и понятные речи, вновь вернулась в прежнее состояние равновесия с окружающим миром и, синхронно подхмыкнув вожаку, принялась обходить меня справа и слева.
– Если ни сиг, ни семок нету, то мобилу гони, лохопутало. И бабосы тоже. По-бырому на!
Странный жаргон. Ничего подобного раньше не слышал. М-да, похоже, многое изменилось в столице за время моего отсутствия. Впрочем, в спальных районах по ночам «кидали» всегда. В этом плане всё осталось по старому, разве что форма подачи информации поменялась. Во времена моей юности, например, в темных переулках продавали кирпич. И, на мой взгляд, выглядело это как-то элегантнее, чем грубые поиски загадочных семок в карманах прохожих.
– Ты чо, оглох, чучело? – глухо поинтересовался тот, что справа. – Ишь ты, в кожаное пальто вырядился. Сымай-ка его нах, мы сами в карманах найдем что надо.
– Может, обойдетесь? – спокойно поинтересовался я.
Троица дружно загоготала.
– Ты не вкурил, терпило? – просмеявшись, сказал тот, что слева. – Или жить надое…
Я любил жизнь. Очень. Поэтому не стал ждать, пока ее начнут отнимать, и начал действовать первым. В таких ситуациях это важно. Тот, кто начинает в драке, тот и выигрывает. Это очень жесткое правило, которое я понял для себя еще в юности, когда мне впервые предложили приобрести кирпич.
Я сделал быстрый шаг вправо по диагонали, одновременно моя ладонь легла на нос и рот вымогателя, не дав ему договорить. Теперь осталось лишь, нажав на ноздри снизу вверх, резко запрокинуть голову «левого» – и не подстраховать его падение затылком вниз на асфальт. На тренировке непременно сопроводил бы падающего спарринг-партнера свободной рукой. На улице это совершенно ни к чему. Надеюсь, что «левый» отделается лишь сотрясением мозга. Хотя может быть и хуже. Ну что ж, увы, я ни разу не пацифист. Скорее даже, совсем наоборот.
«Правый», услышав глухой удар затылка товарища об тротуар, взмахнул железякой, намереваясь ударить меня сверху вниз по голове. В такой ситуации выход один – броситься под замах. Дальше возможны варианты. Например, заблокировать бьющую руку, одновременно нанося ладонью резкий удар в подбородок. Далее захват той самой железяки обеими руками, резкая скрутка корпусом – и дробящее орудие теперь уже в моих руках. Надо же, даже один конец трубы изолентой обмотан, чтоб удобнее держать было. Неопытные попались грабители. Если, например, «заметут» ребятишек правоохранительные органы, то труба без изоленты – просто труба. А с ней – именно то самое отмеченное в законе дробящее орудие, которое само по себе не срок, но непременно отягчающее обстоятельство.
Тем самым отягчающим я при обратном повороте корпуса и двинул «правому» под ухо, в точку, описанную еще Гомером в его бессмертной «Одиссее». Ударил относительно слабо, чтоб не убить, ибо при таком раскладе это вполне возможно. Похоже, не убил, хотя тело рухнуло на асфальт, будто я ему в висок из огнестрела выстрелил. Минус два.
Раскручивая стандартную работу «против трех», признаться, я опасался, что «основной», улучив момент, бросится вперед и ткнет меня ножом. Даже при минимальном опыте владения колюще-режущими предметами это вполне реально.
Но – не бросился. Застыл в ступоре от неожиданности на две секунды. А на третью уже было поздно – два его подельника лежали на асфальте, не подавая признаков жизни.
Тут бы главарю и «слиться». Развернуться на сто восемьдесят и рвануть в темноту от греха подальше…
Однако «сливаться» он не захотел. Чувство собственной важности не позволило. Не привык гроза темных переулков убегать от потенциальных жертв. Тем более, когда за пазухой припрятан аргумент более весомый, чем нож в его руке или железяка в моей.
В общем, «основной» отпрыгнул назад, судорожно сунул руку за пазуху и выдернул оттуда самый что ни на есть настоящий пистолет Макарова. С виду. Там, понятное дело, может и травмат оказаться с наваренной для пущей убедительности «бородой», или даже вообще макет массово-габаритный, просверленный и сточенный везде где нужно и не нужно. Но там, откуда я пришел, принято любой огнестрел считать реальным. И реагировать на него соответственно.
– Ну что, урод, допрыгался? – взвизгнул главарь. – Конец тебе нах, козлина! Пристрелю щас, как енота!
Понятное дело, истерика у кидалы. Хватило б духу убить – убил бы сразу. Хотя это не значит, что не убьет через три секунды. Накрутит себя своим же верещанием, да и нажмет на спусковой крючок.
Поэтому я плавным, нерезким движением отбросил трубу в сторону и показал главарю вырубленной мною банды пустые ладони.
– Спокуха, бродяга, – сказал я, делая осторожный шаг вперед. – Берега попутал, братву на гоп-стоп берешь? Не по понятиям тема, вкуриваешь?
Как я понимаю, кидалы усиленно косили под блатных сидельцев, отмотавших серьезные срока́, хотя получалось у них это не очень. Например, человек, побывавший в местах лишения свободы, никогда никого не назовет «козлом». Ибо зачем бросаться словами, за которые положено отвечать собственной жизнью? Я там был, я знаю. Но, с другой стороны, почему не подыграть тому, кто держит тебя на мушке, «закосив» под своего?
Однако номер не прошел, хотя мой тон и речи слегка смутили главаря.
– Мне твои темы похер, – выкрикнул он, складывая нож об ногу. После чего засунул его в карман и взялся за пистолет обеими руками. М-да, держать оружие его тоже никто не учил.
– Выворачивай карманы нах, а то пристрелю!
– Так твой друг вроде плащ хотел забрать, – сказал я, делая следующий шаг.
– Мне твой кислый шмот в рог не уперся, об него только гады вытирать, – сказал, словно сплюнул, главарь. – Делай что сказано.
– Ладно, – сказал я, делая еще один шаг вперед. – Забирай. Всё твое.
При этом я действительно сунул руку в карман своего плаща и вытащил оттуда старенький карманный персональный компьютер, с виду похожий на мобильный телефон.
– Бери.
Взгляд кидалы сместился на предполагаемую добычу, после чего лицо его скривилось в презрительной гримасе.
– Это что за хрень ты мне втюхиваешь, придурок? Я сказал, мобилу гони, а не это барахло…
Когда противник смотрит на то, что у тебя в руке, пытаясь рассмотреть детали, у тебя появляется бонус размером в одну секунду. Который я и использовал, выпустив из руки КПК. И пока кидала сопровождал взглядом наладонник, падающий на асфальт, я сместился в сторону, одновременно накладывая руки на ствол пистолета и закручивая его по часовой стрелке. При таком движении палец стрелка соскальзывает со спускового крючка, после чего пистолет резко перестает быть другом своего хозяина. И становится орудием возмездия в руках того, кто его отнял.
Звук падения КПК на асфальт совпал с тупым ударом рукоятью «макарова» в лоб незадачливого стрелка. Я особо не церемонился, ударил от души трофейным оружием. Главарь как стоял – так и рухнул навзничь, дополнительно приложившись затылком об асфальт. Что ж, надеюсь, капюшон смягчил удар и череп кидалы не треснул, как гнилой арбуз. А даже если и так – плевать, одной единицей нечисти на свете будет меньше. Или тремя – это если я переборщил и с его дружками тоже.
Итак, поле боя осталось за мной. Хотя как поле боя? Бой – это когда с равными. А это шелупонь уличная. Грязь на теле города, не более.
Однако это не помешало мне обыскать бесчувственные тела на предмет трофеев. Если победил – это твое неотъемлемое право. Данную аксиому я вынес с зараженных земель, откуда и вернулся сегодня в родной город после долгих лет отсутствия. Где только не носила меня судьба. И в Украине повоевал я вдосталь, и в других мирах тоже побывать пришлось. Оказалось, что везде то же самое. Сильный давит слабого, вытрясая из него всё мало-мальски ценное. Что ж, меня хотели ограбить – и нарвались на ответку. Теперь не обессудьте, ребята. Я далеко не благородный дон из красивой книжки. Скорее, совсем наоборот.
В карманах «пристяжи» не оказалось ничего интересного, кроме дешевых мобильников. А вот у их главаря нашлись солидные трофеи. Бумажник из вроде как настоящей бугристой крокодиловой кожи, набитый деньгами, и здоровенный навороченный телефон, которым при определенной сноровке вполне можно было бы вырыть окоп в полный профиль.
Мобилами «пристяжи» я пренебрег, а бумажник с лопатообразным гаджетом забрал. Ибо добытое в бою есть законный трофей победителя. Хотя с такими трофеями в цивилизованном городе надо быть осторожнее – правоохранительные органы могут не понять моральных принципов вояки, вернувшегося из чернобыльской Зоны отчуждения. Именно так. Из Зоны. С заглавной буквы. В отличие от той, куда попадают юные дарования, мечтающие разбогатеть быстро и сразу посредством отъема материальных ценностей у братьев по разуму.
Пистолет, отнятый у «основного», оказался травматическим, под солидный патрон 45 Rubber. Кстати, зря некоторые недооценивают это оружие самообороны. С близкого расстояния пуля из твердой резины довольно глубоко и весьма болезненно входит в мясо. А выстрел в лицо способен нехило сотрясти мозг и разворотить портрет в лоскуты. Поэтому, чтоб такая игрушка вновь не попала в плохие руки, я распорядился ею оптимально.
Разобрать «макар» – дело двух секунд. Затворную раму я, отойдя на обочину, просто поставил «на попа» и, вбив каблуком в землю, заровнял, словно сигарету каблуком затушил. Всё. Не найти теперь. Пружина с магазином полетели в кусты, а рамка со стволом – в мусорный ящик, стоящий неподалеку. Нормально. С того момента, как «основной» грохнулся на асфальт, прошло не более минуты. Ну и хватит мне тут торчать. Пора сваливать, пока бдительные граждане, не ко времени подошедшие к окнам в ночной час, не решили, что злобный монстр покалечил три невинных создания, и не позвонили куда следует.
Надо отметить, что оказался я в этом переулке не случайно. Получилось так, что в Москву я прибыл затемно на попутке – и не решился сразу пойти домой. Да, здесь, в столице, у меня был дом. Вернее, квартира, оставшаяся мне в наследство от покойного деда Евсея Минаича. Конечно, ключа от нее у меня не сохранилось, но что стоит вскрыть несложный замок, имея при себе мультитул? Да и если уж совсем не получится, то никто не отменял хороший прямой удар ногой… или более бесшумный вариант отпирания двери при помощи откованного из артефакта ножа, способного вскрывать не только дверные замки, но и границы между мирами.
Но перед тем как идти домой, захотелось мне пройтись, прогуляться по безопасным ночным улочкам Москвы, где не надо оборачиваться на каждый шорох, ожидая выстрела в спину либо броска мутанта, собравшегося полакомиться твоей плотью.
Я ошибся. Мутанты здесь были. И на них я нарвался, угодив в засаду, словно новичок, впервые попавший в чернобыльскую Зону отчуждения. Хотя, наверно, всё-таки это они на меня нарвались. Что ж, тем хуже для них. Если выживут, эта встреча послужит им хорошим жизненным уроком.
Мой КПК, упав на асфальт, развалился на три части – корпус, крышку и батарею. Плюс еще что-то по мелочи из него высыпалось. Удастся ли его починить? Да кто ж знает. Хорошо, что свежий роман успел по электронке редактору отправить перед самым выходом из чернобыльской Зоны, а новый еще и не думал начинать.
Тем не менее «наладонник» было жаль, много мы с ним времени провели вместе. Да и улики оставлять на месте разборки совсем ни к чему. Поэтому, собрав части карманного компьютера, я сунул их в карман и быстрым шагом направился в глубину переулка. Я помнил: этой дорогой нужно пройти мимо трех длинных девятиэтажек, повернуть налево, там еще минут пять пешком – и вот он дом, в который я вернулся из армии… и из которого после череды головокружительных приключений ушел служить во Французский Легион. Помнится, всё это я подробно описал в романе «Закон проклятого»…
А потом была Зона.
И не одна.
Сначала Чернобыльская. Потом московская, через двести лет после ядерной войны. В американской я тоже побывал. И даже в Центральном мире Розы миров, где атомная катастрофа изменила людей настолько, что они научились силой мысли не только двигать материю, но и трансформировать ее как им заблагорассудится.
И вот я снова в Москве. Еще немного – и дома. Ведь у каждого человека должен быть дом, в который он может вернуться после долгих странствий…
Но далеко уйти у меня не получилось.
Из-за угла дома мне навстречу шагнула темная фигура.
Блин, еще один мастер гоп-стопа? Если так, то он наверняка видел, что я сделал с его товарищами, и церемониться не будет. Поэтому я, недолго думая, выдернул из кармана складной нож с клинком длиною в шесть дюймов, за что ножевики и прозвали его «шестеркой». Этот складень мне подарил друг перед тем, как уйти навсегда в Край вечной войны – загробный мир, в который, согласно поверьям жителей кремлевской Зоны, попадают погибшие воины.
Таким ножом, имеющим тяжелую рукоять соответствующей длины, в сложенном состоянии можно и как дубинкой работать. Хотя если у этого типа ствол, никакая «шестерка» не спасет. Я же все свои огнестрелы в Зоне оставил, когда уходил из нее. Типа, от греха подальше, ибо на Большой земле человеком моего вида и в моей одежде, пропитанной Зоной, вполне могли заинтересоваться правоохранительные органы. А у меня ни паспорта, ни вообще никаких документов нет. Только два ножа – «шестерка» и «Бритва», висящая на поясе под плащом, подальше от любопытных глаз. Вот и всё мое имущество. Ну еще денег немного. Я в Зоне пару артефактов продал, так пока до Москвы добрался, от тех денег остались жалкие гроши. Хотя, конечно, трофейное портмоне, набитое крупными купюрами, существенно меняло ситуацию к лучшему.
В общем, выдернул я из кармана складень и рванул к той фигуре, намереваясь двинуть ей для затравки рукоятью «шестерки» в череп. Если, конечно, успею и этот тип не выстрелит на опережение.
Но тут фигура заговорила:
– Не бейте… пожалуйста.
Блин! Я в это «пожалуйста» как в невидимую стену впечатался. Давненько не слышал я таких слов. Кстати, неплохой психологический трюк – расслабить нападающего эдакими вежливостями, а потом зарядить с ноги в пах или ножом в печень. Может, это оно и есть?
У правильного сталкера в карманах помимо пары ножей и мультитула завсегда фонарик имеется. Вот и у меня он был. Мощный, светодиодный, но в то же время легкий и компактный. Не выпуская ножа из руки, я левой достал тот фонарь и, щелкнув выключателем, направил поток света на лицо говорящего…
После чего сразу сунул нож обратно в карман.
Передо мной стоял типичный ботан, какими их рисуют на карикатурах. С виду лет двадцать пять. Жиденькая бородка, явно отращенная для того, чтобы обладатель худого, осунувшегося лица выглядел более солидно. Одежда под стать – страшненькое и довольно грязное осеннее пальто, болтающееся на тощих плечах, словно на вешалке.
– Не бейте, – повторил ботан.
– Не буду, – сказал я.
– И уберите, пожалуйста, свет, глаза режет.
– Может, тебе еще станцевать, – буркнул я, но фонарь выключил и отправил на место следом за ножом. После чего двинул в обход странного ботана, любящего шастать по ночам в темных переулках. Хорошо что я ту гоп-компанию уделал, а то бы, думаю, несдобровать этому юноше бледному со взором горящим…
Но ушел я недалеко.
– Круто вы их избили, – сказал мне ботан в спину. – Они живы, не знаете?
Опаньки… А я еще успел порадоваться, что окна близлежащих домов после нашей разборки остались темными. Никто не проснулся на шум, свет не включил, чтоб найти тапочки, к окну не подошел…
Оказалось – увы. Один свидетель был. Похоже, из-за угла подсматривал за тем, как я учил хулиганов уму-разуму. Вот ведь не было печали… Пальто-то у меня приметное, кожаное, да с капюшоном. Значит, придется от него избавиться, уповая на то, что ботан не успел как следует разглядеть моё лицо. А то у нас же как. Кто побил-покалечил, тот преступник и есть. И никого особо не интересует, за что и почему ты это сделал. Руку, сжимающую нож, сломал? Сдвинутые набекрень мозги сотряс? Ай-яй-яй, сто процентов превысил предел необходимой самообороны. Мягче надо было, толерантнее, по-доброму. Ах, ты по доброму не умеешь? Всю жизнь учился ломать ручонки, тянущиеся к твоему горлу? Тогда тебе, социально опасному элементу, прямой путь в изолятор с навязчивым сервисом и решетками на окнах.
В изолятор мне не хотелось. Бывал, не понравилось. Но что тогда со свидетелем-то делать? Не об асфальт же его головой бить, надеясь, что из нее вылетят не нужные мне сведения.
Но пока я, остановившись, подвисал, ботан подкинул мне еще информации.
– Впрочем, какая разница, что с ними стало. Представляете, они отняли у меня мобильный телефон и бумажник. И еще ударили. Два раза. Очень сильно, в грудь и по голове. Я даже упал, пальто вот испачкал.
Да уж, «сильно ударили»… Видать, не знаешь ты, юноша, что такое сильный удар. И не дай Зона тебе это узнать, а то ж помрешь на месте от такого испытания. Так… Значит, мобила и лопатник – его. Ясно, чего ж тут неясного.
Я достал из кармана и то и другое, развернулся на сто восемьдесят и протянул ботану. Взятое с бою тогда настоящий трофей, когда ранее он принадлежал врагу. И никому другому. А в данном случае если я добытое себе заберу, то чем я лучше тех уродов? Правильно, ничем.
– Это… что? – не понял ботан, а может, не разглядел в темноте.
– Твои вещи, – сказал я. – Забирай.
– Вы… Вы мне всё возвращаете? А я и не смел надеяться…
Я поморщился. Отвык я в Зоне от этих «выканий», вроде как другого человека во множественном числе называешь. В этом плане у америкосов проще. Вместо нашего типа свойского «ты» и типа вежливого «Вы», да еще и с большой буквы, сказал – «ю». И всё понятно. Без повода для интеллигентных обид типа «а Вы мне не “тыкайте”!» и быдляцких – «а ты чо мне “выкаешь”-то?» Но – ментальность, ничего не попишешь. И если уж вылез из-за кордона, изволь привыкать обратно к вежливому обращению.
– Теперь смей…те, – сказал я – и поморщился снова. В вежливой форме хрень какая-то получилась. В общем, да ну на фиг. Начал ботана на «ты» называть, так пусть и будет. Хотя какая разница? Сейчас заберет он свое барахло, и на этом наше знакомство закончится. Мне вообще домой давно пора.
Ботан же на мобилу внимания особого не обратил. Схватил свой бумажник и умоляющим голосом попросил:
– А вы фонариком не посветите? Пожалуйста, очень нужно.
Я вздохнул, полез в карман. Связался, блин, на свою голову. Ну ладно, хрен с ним, уж больно жалостливо просит.
Посветил. Ботан, щурясь от яркого луча, полез вовсе не деньги считать. Трясущимися длинными пальцами открыл маленькое отделение для мелочи внутри крокодилового лопатника и, достав оттуда крохотную флешку, облегченно вздохнул.
– Представляете, здесь целый год моей работы. Как назло, жесткий диск рабочего компьютера сегодня сгорел, а это единственный бэкап.
– Чего?
– Резервная копия. Она сотни таких бумажников сто́ит вместе с содержимым. Я тех хулиганов просил вернуть только эту флешку, остальное забрать, а они только посмеялись и ударили… Ну, вы знаете.
– Трогательная история, – кивнул я. И не сдержал любопытства: – А что ж ты посреди ночи по улицам шастаешь вместо того, чтоб спать, как все порядочные люди.
Ботан потупил взгляд и, как мне показалось в неверном свете луны, даже немного покраснел.
– Я… порков ловил, – сказал он, запнувшись. – Ночью они лучше всего ловятся. Все люди спят, никто самых жирных не перехватит. Только ходи да собирай.
Хммм… Похоже, уличные гоп-стопщики всё-таки сильно ударили ботана по голове. Но я уточнил на всякий случай:
– Чего ты ловил?!
Ботан внимательно так посмотрел на меня, с сочувствием во взгляде, словно это не он с ума сошел, а я.
– Вы что, не ло́вите? Хотя да, с таким барахлом, что у вас было… Ой, извините, я просто разглядел тот гаджет, что вы уронили… В общем, смотрите.
Он включил свой мобильник, потыкал пальцами в экран, после чего развернул его ко мне:
– Вот. Ничего сложного. В эту игру сейчас рубятся даже школьники младших классов.
На экране был тот же переулок, где мы стояли, только слегка подсвеченный. Будто не телефон в руке ботан держал, а видеокамеру. Слышал я в Зоне о таких телефонах, но к нам их барыги не завозили. Зачем? Всё равно на зараженных землях только вот такие как у меня кондовые КПК работали, а навороченные аппараты тупо дохли от радиации сразу, как только их проносили через кордон.
В общем, телефон ботана снимал очень четко. И я видел, что помимо стен домов, асфальта и череды тусклых фонарей в переулке есть еще что-то, отдаленно напоминающее мутантов Зоны.
Их было две штуки. Один напоминал слабо фосфоресцирующую медузу, прилепившуюся к стене дома, а второй – мохнатого восьмилапого спира. Эдакую помесь лемура и макаки, прыгающую по фонарям, словно по ветвям деревьев.
– Видите? – торжествующе проговорил ботан. – Это и есть порки. Игра такая, наложенная на существующую реальность. Человек выходит на улицу, словно на охоту, только вместо дичи – компьютерные твари. Их можно убить, выстрелив из виртуального ружья, вот оно, внизу экрана. Видите, я нажимаю на него – и порк падает. Но всё же лучше его поймать, откормить, поместить в свой личный зверинец, а потом их можно…
– Всё, я понял, – перебил я ботана. Никогда не понимал этого увлечения компьютерными играми. Вместо того, чтоб ярко проживать свою жизнь, народ уходит в виртуальную и живет там. Да только живет ли?
Впрочем, каждый выбирает то, что ему нравится. Мне же однозначно домой пора, а я тут стою и какой-то бред слушаю.
– Пойду я, пожалуй, – сказал я. – Доброй охоты.
– Подождите!
– Да что еще? – уже с долей раздражения бросил я. Ботан начал надоедать своей навязчивостью. Я, конечно, бить его не буду, но если не успокоится, могу послать. Очень даже грубо и совершенно нецивилизованно.
– Возьмите.
Ботан протягивал мне мобилу и свой бумажник, из которого он не достал ничего, кроме флешки.
– Берите-берите, – повторил он. – Я хорошо зарабатываю и могу себе позволить отблагодарить человека, который вернул мне год жизни. Мой гаджет всяко лучше вашего КПК, который, по-моему, приказал долго жить. Это противоударная модель с кучей возможностей, которую я вдобавок полностью переделал под себя. Но вам нужнее. В современном мире без качественного гаджета никуда.
– Да я…
– Вижу, что вы долго не были в Москве и отвыкли от всего. Ничего страшного, с мобильником вы разберетесь, там интуитивно понятное меню. К тому же очень скоро такие телефоны уйдут в прошлое. Грядет новая эра технологий будущего.
– Всё равно это слишком дорогой подарок, – попытался отбрехаться я. Не привык, чтоб мне кто-то что-то дарил, а всё непривычное у человека моей профессии вызывает опасение на интуитивном уровне.
Но ботан не отставал.
– Я все данные с этого мобильника уже перенес на новый гаджет, так что он был мне нужен только для охоты. Но после сегодняшнего, думаю, с ночными походами я завязал. А днем – работа. Так что не стесняйтесь.
– Ладно, уговорил, – кивнул я, забирая предложенное. – Благодарю.
– Это вам спасибо, – отозвался ботан. – Ладно, пойду я. Спокойной ночи.
И ушел.
Да уж, интересные дела в столице творятся. Не успел приехать, как чуть не покалечили, после чего мою добычу мне же и подарили. Впрочем, моя прошлая биография приучила меня ничему не удивляться, так что я, отбросив лишние мысли, сунул подарки в карман и направился домой – благо идти было недалеко.
Подъезд за время моего отсутствия слегка подновили-подкрасили, но в целом ничего не поменялось. Лампочка над лифтом как была тусклой и засиженной мухами, так и осталась. Сам лифт всё так же громыхал при подъеме, задевая кабиной межэтажные перекрытия. И если раньше, помнится, этот грохот раздражал, то сейчас я даже несколько умилился воспоминаниям, пронесенным через годы и вот сейчас получившим свое подтверждение в настоящем. Домой я вернулся. Домой… Реально, как самый обычный человек, у которого есть на этой планете свой и только свой угол. Даже у мыши имеется личная нора, даже у дворовой псины – конура, насквозь пропахшая ее шерстью. И потому родная. Своя…
Лифт дернулся, двери открылись. Я вышел и остановился перед дверью, всё так же обитую дешевым дерматином. Постоял немного, рукой дотронулся, словно опасаясь, не морок ли это, не наваждение ли. Потом тряхнул головой и достал из ножен «Бритву».
Нож, откованный из артефакта, слабо светился в полумраке лестничной клетки. Можно было, конечно, ту дверь и ногой выбить, но не хотелось грохотать на весь подъезд. А возиться с мультитулом терпения уже не было. Уж больно хотелось побыстрее домой попасть.
В общем, я всё сделал аккуратно. Ввел клинок между дверью и косяком и слегка надавил книзу.
Лезвие, способное рассекать границы между мирами, легко перерезало ригель несложного замка. Дверь слегка скрипнула петлями. Открыто.
Я вздохнул, спрятал «Бритву» обратно в ножны, распахнул дверь…
И замер.
В квартире присутствовал запах жилья. Не запустения, как я ожидал, не многолетней пыли и затхлости, а совсем наоборот.
Пахло картошкой, жаренной на сале, перегаром, старыми носками, дешевыми женскими духами. Все эти оттенки мой нос, привычный различать запахи Зоны, моментально вычленил из общего душного запаха жилого помещения, пропитавшего обои, потолок, пол…
Чужого запаха.
Которого здесь не должно было быть.
Я перешагнул порог. Рука сама привычно нащупала выключатель. Щелчок – и свет залил знакомый тесный коридор… заставленный, завешанный, захламленный чужим барахлом.
На редкость безвкусная картина на стене. Велосипед возле старой вешалки, оставшейся мне в наследство от деда Евсея. Чьи-то шмотки на той вешалке, поверх которых зацепилась за самый край крючка дурацкая ковбойская шляпа. Интересно, кто же это так вольготно обосновался в моей квартире?
Ответ не заставил себя долго ждать.
Послышалась дробь босых ног, выбиваемая по полу, и из комнаты выскочил мужик в майке и семейных трусах. Плотный такой дядя, крупный, хоть и с пивным животом. В руке большой кухонный нож длиной сантиметров в тридцать, которым ну совершенно невозможно убить-порезать человека и который поэтому ни разу не холодное оружие. В отличие от холодного, которым, стало быть, можно. Кто это, интересно, придумал такую ересь, мол, вот тот нож – он да, холодный и опасный. А вот это пырялово в руке у плотного дяди, которое если всадить в брюхо, то на дециметр из спины выйдет – вполне себе легальный и неопасный кухонный предмет хозяйственно-бытового назначения.
У меня всегда так. Как кто-то собирается меня замочить, так сразу ко мне в голову приходят философские мысли о несовершенстве мира и бренности бытия. При этом они совершенно не мешают моему организму адекватно реагировать на опасность. Я мысли думаю, организм реагирует на рефлексах. Ему мои мысли не нужны, он сам знает, что нужно делать с дядями, собирающимися меня зарезать.
Правда, мужик свежевать незваного гостя не торопился. Проморгался со сна, сфокусировал взгляд и заорал:
– Чо, блин, за нах? Ты кто такой, мать твою?
Я молчал. Интересно мне было, что мой организм сделает с дядей, когда тот на меня всё-таки кинется. По этому поводу я даже размышлять перестал о неуловимой и явно от нефиг делать придуманной грани, отделяющей «холодняк» от «хозбыта». Или, может, не ждать, а просто отобрать у дяди колюще-режущий предмет, воткнуть ему его, скажем, в левую ягодицу и вернуть вопрос, который этот носитель трусов и живота поверх них задал мне – только в более культурной форме. До такого быдла вежливость лучше доходит, особенно если при этом клинок в мягком месте разок-другой провернуть.
Но тут случилось неожиданное. Для меня. То есть настроился я, значит, отбирать у невоспитанного дяди ножик, после чего начать задавать ему вопросы на тему, какого, собственно, хрена он в моей квартире делает. Но – не успел.
Из комнаты выглянула женщина. Полная, заспанная, в застиранном халате, лицо побелевшее от волнения, и глаза – что чайные блюдца, большие и круглые от ужаса.
Однако дело было не в ней. Нормальные мужики в подобных ситуациях слабый пол просто отодвигают в сторону и продолжают дальше разбираться.
Но из-за спины женщины высунулась мордашка еще более белая от страха, чем мамкина, хотя, казалось бы, белее уже и некуда. Девочка лет восьми. Смотрит на меня не мигая и не плачет. Шок. Понятное дело: среди ночи дверь ее – теперь уже ее – дома вскрывает какой-то бомж. Рожа злая, небритая, руки в кулаки сжаты. Любому понятно, даже мальцу, – папку бить собрался, а может, даже убивать. А потом за них с мамкой примется…
Короче, эта детская мордашка решила всё.
– Извиняюсь, – сказал я. – Квартирой ошибся.
И вышел, думая только о том, чтоб мужик с ножом не решил, что я его испугался, и на лестничную клетку не выскочил. Тогда придется его сильно огорчить. И ребенка, который, увидев кровь на разбитой папашиной морде, наверняка психологическую травму получит.
Но дядя оказался сообразительным. Пока я ждал лифт, из-за двери лишь вопли неслись:
– Кто это? Почему ты его не зарезал?!!!
Дама в халате, похоже, резко отошла от шока и освободившийся поток эмоций вылила на супруга.
– Да я почем знаю кто?! – визгливым, бабьим голосом заорал супруг. Тоже, видать, напряжение решил снять популярным бытовым упражнением, называемым «скандал».
– А если не знаешь, звони в полицию, пусть они узнаю́т! Он, небось, еще недалеко ушел!
– Да нахрен он мне упёрся? Мне вообще через четыре часа на работу вставать! Закрой дверь на щеколду и спи, дурища! Только и знаешь, что орать!
– Это я дурища? Ах ты…
Я шагнул в наконец-то приехавший лифт, нажал кнопку. Двери захлопнулись, кабина поехала вниз, оставив там, наверху, чужой ночной скандал и мой дом, который больше не был моим. Если б не ребенок, я бы нашел способ разобраться, кто и по какому праву вселился в мою квартиру. Но это маленькое «если б» было слишком существенным для меня. Я словно себя глазами той девочки увидел – и понял, что не хочу быть для незнакомого мне ребенка злым и страшным существом, вылезшим из-за кордона и отнявшим его привычную вселенную. Тот, у кого её отнимали не раз, не понаслышке знает, что это такое…
* * *
Куда ночью податься бездомному в спальном районе большого города? Правильно, туда, где тепло. Ибо на дворе стояла матёрая осень и от промозглой сырости уже не спасал кожаный плащ, в нескольких местах порванный и кое-где продырявленный пулями. Поскольку деньги теперь у меня были, я поставил себе две задачи: с утра найти жилье и прикупить приличную одежду. Ибо грязный шмот с характерными отверстиями, слегка обожженными по краям, однозначно рано или поздно вызовет вопросы у правоохранителей.
Итак, я стал искать место для ночлега. Идею согнать помойного кота с теплого канализационного люка я отбросил. Маловат люк, не помещусь. Да и кота стало жалко. Лютый вспомнился. Матерый каракал, которого я подобрал еще котенком и тут, в Москве оставил. Где-то он сейчас… Жив ли? Теперь уже, наверно, и не узнать, сколько лет прошло. Да и адрес тот, где я Лютого-Лютика оставил, из памяти стерся напрочь. Как отрезало. Странно, обычно у меня подобного не бывает. Похоже, я становлюсь не только сентиментальным, но и забывчивым…
С такими вот мыслями шел я себе по ночным кварталам, пока не наткнулся на забор. Ага. Задумался – и не заметил, как дома-то остались позади. А впереди, стало быть, ограждение из профлиста высотой около трех метров. И прямо в это ограждение из земли кусок толстенной трубы уходит. Пощупал я ту трубу – теплая, чуть не горячая. То, что надо.
Встал я на нее, подпрыгнул, ухватился за край забора, да и перемахнул на ту сторону. Где та труба обозначилась во всю длину. Правда, куда она уходила, было не разглядеть – темень. Тучи обволокли небо, ни черта не видать. Ну и ладно, я не любопытный.
В общем, разлегся я на трубе, как на койке, обнял ее, родимую, да и вырубился почти сразу. Много ли надо бродяге типа меня, привыкшему спать на голой земле? Совершенно верно, немного. Теплой трубы под боком и отсутствия дождя вполне достаточно.
…Мне показалось, что я только глаза закрыл, как над моей головой вдруг раздалось:
– Это что за нахрен? Бомж на режимном объекте?
И следом бок взорвался нешуточной болью.
Ударом меня сбросило с трубы, однако мое тело отреагировало правильно. Приземлился я на четыре точки, но сразу вскочил на ноги и, еще спросонья не продрав глаза как следует, треснул кулаком в морду тому, кто стоял рядом. Чисто рефлекс сработал. Хотя, по идее, тот, кто меня ударил, должен был находиться по другую сторону трубы. Но это я осознал уже через секунду после того, как мой кулак отозвался болью от резкого контакта с чужой челюстью.
Кстати, впечатление о том, что я и не спал вовсе, было обманчивым. Кромешную ночь сменило унылое, пасмурное осеннее утро, ни разу не способствующее хорошему настроению. Да и подобное пробуждение добавляет негатива в копилку эмоций. Например, не понравилось мне, что мужик, которого я в челюсть звезданул, от удара не вырубился, а только покачнулся. Здоровый, зараза, из тех, про которых говорят: «что поставишь, что положишь».
Одет мужик был в камуфляж, без погон и знаков различия. Охотник, что ли? Ведь даже у самой затрапезной охраны шевроны имеются, не говоря уж о военных.
Впрочем, мне его знаки по барабану были, так, автоматически для себя отметил, пока второй раз с левой по его квадратной морде бил. Тут же как? Если начал кого-то метелить, нужно доводить дело до конца, пока противник не очухался и не отметелил тебя.
Второй удар в край подбородка оказался результативнее. От него громила рухнул на пятую точку и замотал башкой, пытаясь сфокусировать резко расплывшуюся картину мира.
При этом я как-то совершенно забыл о том, кто меня так невежливо разбудил. Я как бы его и не видел спросонья, но стоило б догадаться, что тот, кто меня ударил, сейчас небось перелезает через трубу, чтобы помочь товарищу. Или еще какую-то каверзу гоовит.
Не догадался. И тут же за это поплатился.
Выстрел грохнул чуть не над ухом, и тут же резкий удар сзади в плечо напрочь отсушил левую руку. Твою ж душу, пулевое! Что в городе означает по цепочке: больница – правоохранители – разборки и, скорее всего, тюрьма. Для меня. Ибо если ты бомж (а кто ж еще?), да без паспорта, да с прошлым, которое непременно раскопают по тем же отпечаткам, что некогда катали в следственном изоляторе, то неважно, кто и за что тебя подстрелил. Сидеть будешь ты, и это так же очевидно, что моя левая отсушена и не двигается, так как я ее просто не чувствую!
И такое меня зло взяло, что выдернул я пока еще невредимой правой рукой из кармана свою складную «шестерку», да и швырнул ее в рожу стрелку, явно собирающемуся стрелять в меня вторично из куцего пистолета странной формы.
Выстрелить он, кстати, успел, но я был готов к этому и за мгновение до того, как из пистолета вырвалось пламя, бросился в сторону. Нормально получилось, пуля лишь мимо виска вжикнула. То есть в голову мне стрелял, паскуда! Ладно. Хорошо, что не попал. В отличие от меня.
Тяжелый нож, в сложенном состоянии представляющий собой увесистый кусок металла, попал стрелку в рожу. Удачно. Бровь рассек, откуда на правый глаз тут же хлестанула кровь. Область лба и бровей сплошь пронизана кровеносными сосудами, прикрытыми тонкой кожей, так что при глубоком рассечении льёт оттуда – мама не горюй.
Третьего выстрела я ждать не стал. Собрался с силами, перемахнул через трубу, с ноги вдарил стрелку по колоколам, а после – по руке, всё еще сжимающей куцый четырехствольный пистолет. Рассмотрев который я слегка подобрел. Ибо не полноценный огнестрел это был, а «Оса». Травмат жестокий, но – травмат, предназначенный не убивать, а причинять боль. Хотя, конечно, если из «Осы» в башку зарядить, то можно и реальный труп получить в результате проломленного черепа.
Есть у меня одна особенность. Когда я добреть начинаю, то желание убивать нехороших людей как-то притупляется. Взамен которого возникает потребность в воспитательной работе. Которую я и реализовал в полной мере.
Подобрав с земли в который раз уже выручившую меня «шестерку», я прихватил заодно и «Осу», выпавшую из руки стрелка. Занят он был, не до «Осы». За колокола держался, негромко подвывая от боли и тупо глядя прямо перед собой вылупленными глазами. Да, хорошо поставленный удар с ноги в область гениталий по эффективности заменяет любое оружие самообороны, разрешенное к применению в России.
Но я на этом не успокоился. Пинать со всей дури спящего человека, а после стрелять ему в голову с явным намерением убить – это скотство. Которое надо наказывать. Что я и сделал, приставив пистолет к правой ноге стрелка и нажав на спуск.
«Оса» приглушенно тявкнула – и, как я понимаю, охранник офигенно важного режимного объекта безвольно рухнул на землю. Отрубился от шока. Что ж, как минимум трещину бедренной кости он получил. Плюс тупорылую пулю долго, нудно и больно придется извлекать из размозженного мяса. Искренне сочувствую. Зато, может, в будущем задумается сей хранитель чужих ценностей, что бомж – такой же человек, как и все мы, которому просто меньше повезло в жизни. Например, вернулся он к себе домой – а дом уже и не его. И ничего не остается бездомному, как искать себе теплую трубу, чтоб ночью не окочуриться от холода.
Думал я безопасности ради выпустить четвертую пулю во второго охранника, пытающегося подняться с земли – но не стал. Плохого он мне ничего не сделал, просто не успел, так как я ударил раньше. Но это не его проблемы. Поэтому хватит с него.
Приняв такое решение, я зашвырнул «Осу» в густой кустарник, после чего не без труда взобрался на трубу, разбежался по ней, прыгнул, дополнительно в полете оттолкнувшись правой рукой от края забора – и приземлился уже по другую сторону ограждения.
При этом левое плечо дернуло болью. Но я уже понял, что произошло, и даже не особо расстроился. Тупорылая пуля, выпущенная из травмата, рванула мясо, к счастью, не повредив сустав. Плюс свободный кожаный плащ частично погасил удар – правда, на месте попадания появилась еще одна прореха. Ничего страшного, одной больше – одной меньше. Всё равно я твердо решил первым делом заняться одеждой, а потом уже всем остальным. Да и отсушенная рука уже понемногу начала шевелиться. Так что нефига унывать, жизнь налаживается.
Минут за двадцать я бодрым шагом удалился на приличное расстояние от проклятущего режимного объекта. Было понятно – сейчас тамошнее руководство интенсивно названивает в правоохранительные органы, подробно описывая колоритного бомжа в кожаном плаще, напавшего на охрану. Естественно, правоохранители отреагируют не сразу – на рассвете куда-то бежать и кого-то искать изрядно ломает. Но, раскачавшись, могут-таки порядком отравить мне жизнь. Поэтому следовало срочно сменить маскировку.
Пока я шагал по улице, сканируя взглядом местность и ища приличный магазин шмотья, поневоле отметил интересную особенность. Несмотря на ранний час, многие люди уже спешили на работу. И при этом как минимум у половины из них торчали в ушах наушники с тонким проводом, уходящим в недра одежды. Периодически такие люди останавливались прямо посреди улицы, доставали свои гаджеты и начинали в них интенсивно копаться. При этом даже встречались типы, умудряющиеся идти по улице, уткнувшись в экраны своих телефонов. Вероятно, там, в этих устройствах, бурлила гораздо более интересная жизнь, нежели та, что окружала владельцев гаджетов. Забавно. Когда я уходил из Москвы служить в Легион, ничего подобного не было. Хотя и мобилы в то время были совершенно не похожи на мощные карманные компьютеры…
Был и еще один момент. Многие мужики – а порой и девчонки – были одеты в «милитари». Начиная от простых камуфляжей и заканчивая одеждой, смахивающей на униформу Первой мировой войны. По ходу, Москву накрыла новая волна пятнистой моды. Что ж, мне же на руку. Не придется вновь привыкать к совершенно непрактичной и неудобной гражданской одежде.
Придя к такому выводу, приподнявшему мое настроение еще на несколько градусов, я проигнорировал большой торговый центр, повстречавшийся на пути, и свернул в оружейный магазин, где наконец сменил «шкуру».
Результатом этой смены стал комплект серо-черно-белого городского камуфляжа: рубашка, штаны, куртка, в которых была уйма карманов, включая внутреннюю потайную кобуру для пистолета. Вот это я понимаю – одежда. Нигде не жмет, не тянет, в отличие от джинсов, в которых по морде никому ногой не съездишь без риска отдавить себе гениталии натянувшейся материей либо порвать ее нахрен от ширинки до копчика.
Тут же прямо в примерочной подвесил я на новый пояс свою «Бритву», а также переложил в карманы новой «шкуры» своё нехитрое имущество: зажигалку, нож-«шестерку», сломанный КПК, пока еще целый телефон и маленький кусочек лохматой шкуры, некогда принадлежавшей… Так, стоп воспоминания. Считай, снайпер, что нет у тебя прошлого. Без него жить проще.
Также прикупил я себе очень неплохие берцы взамен моих старых, напрочь убитых Зоной. После чего до меня дошло, что денег, которые мне дал ботан, на самом деле не так уж и много. Это раньше на тысячу рублей можно было неделю жить. Сейчас, в принципе, тоже можно, если кушать только хлеб и пить только воду. Может, даже еще на пару консервов останется.
Короче, нужно было как-то определяться с вопросами, где жить и на что жить. Денег после покупки одежды осталось две тысячи – как раз на две недели. Хотя на одном хлебе с водой я, пожалуй, столько не протяну. Да и сон на теплых трубах меня больше не прельщал. Ибо не высыпаюсь я на них, уже проверено.
Вышел я из магазина, почесал ноющее плечо, потом подошел к притулившемуся возле торца здания мусорному баку и сунул в него свою свернутую в ком старую одежду. Ну, вот и всё, с прошлым покончено. Да здравствует светлое будущее… Надеюсь, светлое, м-да.
Передо мной лежал просыпающийся город возможностей. Мегаполис, в котором каждый день делались большие дела и крутились сумасшедшие деньги. Но в этот водоворот пускали далеко не всех. Туда нужно было пробиваться, прогрызать себе путь, расталкивая локтями других, тоже желающих пролезть поближе к эпицентру водоворота. Об этом я как-то забыл, пробираясь через кордон на Большую землю. Просто домой захотелось. Очень.
Что ж, снайпер, вот оно тебе, твое исполнение желания. Еще суток не пробыл ты в родном городе, а уже тебя попытались и ограбить, и убить. И с домом, в который ты так хотел вернуться, накладочка вышла… Так что остается-то? На обратную дорогу денег нет, да обратно в Зону как-то и не хочется. Какие варианты? Доставать «Бритву» и вновь рубить границу между мирами, надеясь, что по ту сторону разреза окажется более приветливая вселенная, чем столица, всё больше казавшаяся неродной, хмурой, недовольной фактом моего возвращения. Чужой…
– Да не, это всегда успеется, – пробормотал я себе под нос. Да и как-то слабостью попахивает – не успел столкнуться с первыми трудностями, и сразу сдался. Нет, так сто процентов не пойдет.
Краем глаза я заметил, как в мусорный контейнер, откинув крышку, нырнул грязный бомж, появившийся словно из ниоткуда. Подхватил сверток с моей старой одеждой и тут же бросился бежать, словно я мог его догнать и отнять добычу. Я усмехнулся. Ну вот, кому-то намного хуже, чем мне, а я тут, понимаешь, стою и размышляю о том, как мне хреново. Ладно, идти всяко лучше, чем стоять. Глядишь, и приду куда-нибудь…
Я шел по улице – и удивлялся обилию рекламы, призывающей народ покупать, покупать, покупать… Квартиры, машины, одежду, услуги… Рекламой было облеплено всё: витрины, стены домов, щиты, стоящие вдоль улиц, с которых на меня пристально смотрели похожие друг на друга юноши подозрительно слащавой внешности и тощие девушки-фотомодели с глазами профессиональных убийц. Грустно как-то смотреть на такую рекламу. Как там у классика? «Печально я гляжу на наше поколенье…»
Хотя один плакат меня порадовал. На нем не было тощих красоток и юношей формата унисекс. Только слова:
Охранное агентство «ЗБС»
Защита. Безопасность. Сохранность.
Назад: Дмитрий Силлов Гаджет Чужая Москва
Дальше: Об авторе