По словам Жана-Поля Ру, Фетх Али-шах пытался хотя бы частично воссоздать Великий Иран, завоевав для этого Месопотамию и Герат. В 1833 году Мохаммед-шах должен был принять участие в походе на Герат. Но умер его отец, а потом и дед. Взойдя на трон и разобравшись с неотложными делами, Мохаммед-шах стал готовиться к новому походу.

Во время подготовки похода на Герат, начатом в 1836, а позже перенесенном на 1837 год, британский посол пытался предложить свои услуги в качестве посредника, возможно, имея настоящей целью остановить подготовку похода, но Мохаммед-шах, ссылаясь на статью № 9 договора 1814 года («В случае войны между афганцами и персами английское правительство не будет вмешиваться в дела ни одной из сторон, если только они сами не обратятся к его посредничеству в целях восстановления мира»), отклонил это посредничество.

По словам графа Симонича, «это ни в малейшей степени не помешало посланнику Англии заняться переговорами, в которых посол Герата в точности следовал всем полученным наставлениям. Согласно этим советам, посланец предложил возобновить договор 1833 г., предусматривавший уплату Камран-мирзой дани с обязательством срыть укрепления у Гуриана. Он обещал препятствовать разбою и запретить торговлю персидскими пленными. Более того, он брал на себя обязательство приступить к чеканке монеты с именем шаха, покровительствовать шиитам, давая им возможность свободно исповедовать свою религию, послать в Тегеран заложников, взятых из семей, указанных шахом; в числе заложников должен был находиться сын Яр Мохаммед-хана, министра Камран-мирзы.

Конечно, для Персии ничего не могло быть более выгодным, чем этот договор, и шах принимал его условия, но не хотел брать на себя личных обязательств; он не хотел также приостанавливать поход до введения в действие этого соглашения. Иными словами, дабы удостовериться в искренности этих обещаний, шах потребовал, чтобы подписанию этого документа предшествовала предварительная выдача ему заложников и срытие гурианских укреплений. Английский посланник использовал всю свою изобретательность ради устранения посла России от какого-либо участия в этих переговорах; он был до такой степени осторожен, что не позволил посланцу из Герата нанести мне визит».

В 1837 году осадившие город Герат войска под личным командованием шаха имели в своих рядах и российских офицеров. Военным советником был опытный военачальник, генерал-майор Иван Осипович Симонич, который в 1832 году был назначен императором Николаем I полномочным министром в Персии.

Послом в Персии Симонич пробыл шесть лет. Его биография могла бы стать сюжетом фильма или романа. Родившийся в 1794 году в городе Себенико (Далмация) Симонич служил в армии Наполеона и участвовал в походе против России. После разгрома «Великой армии» он попал в русский плен и четыре года спустя стал русским офицером: по «высочайшему приказу» был зачислен капитаном в Кременчугский пехотный полк. Благодаря проявленному усердию и таланту через год Симонич был произведен в майоры, а спустя два года – в подполковники. В основном служил на Кавказе.

В своей анкете, дошедшей до наших дней, Симонич сообщал, что владеет русским, французским, итальянским и латинским языками, знает историю, географию, математику, артиллерию, фортификацию.

Во время Русско-персидской войны 1826–1828 гг. Симонич отличился в Елизаветпольском сражении, за которое был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Командовал полком в Русско-турецкую войне в 1828–1829 годах. Через несколько месяцев после ее окончания был произведен в генерал-майоры.

Вот как описывает российский посол свои переговоры с Мохаммед-шахом накануне похода: «Шах с чувством глубокого удовлетворения и признательности принял предложенный ему С.-Петербургским кабинетом план объединения под его (шаха) эгидой стран, некогда принадлежавших его предшественникам, но вот уже в течение столетия не признававших господства Персии; тем более что от него не требовалось дорогостоящих жертв. Его величество одобрил миссию русского офицера и содержание данных ему предписаний. Что касалось Герата, то шах остался твердым в своем намерении послать армию в Хорасан и действовать по ее прибытии, исходя из преданности, с которой Камран примется за выполнение предварительных условий, предполагая, что преданность эта искренна».

В августе 1837 года в персидскую столицу пришло сообщение о смерти британского короля Вильгельма IV и восшествии на престол королевы Виктории. Никто еще ни в Европе, ни в далекой Персии не догадывался о том, что ей предстоит более полувека править Британией и стать императрицей Индии. В мировую историю вошли такие термины, как викторианская эпоха и викторианский стиль. Став королевой 20 июня 1837 года, Виктория ознакомилась со своими правами и обязанностями, среди которых были давать своему правительству советы, расформировать армию, отправлять в отставку всех королевских офицеров, начиная с главнокомандующего, и увольнять чиновников, даровать звание пэра любому гражданину Великобритании, и даже миловать осужденного преступника. По традиции британский монарх проводил церемонии открытия парламента и участвовал в военных парадах и торжественных мероприятиях, например, закладке первого камня английского университета или музея.

Узнав о новой правительнице Британской империи, Мохаммед-шах назначил своего первого адъютанта Хосейн-хана чрезвычайным послом для передачи королеве Виктории своих поздравлений. Помимо этого, Хосейн-хану были даны поручения и для других европейских владык: он должен был передать письма и подарки для австрийского императора и французского короля. Мохаммед-шах решил последовать по пути своего деда и продолжить прежние связи с правителями этих держав. Но британский посол в Персии выразил недовольство шахским выбором посланника, считая его недостаточно знатным по происхождению. Тем более когда на грузинской земле ожидали приезда российского императора Николая I, который решил лично побывать на южной окраине своего государства и стал первым российским государем, ступившим на землю Грузии.

27 сентября 1837 года Николай I приплыл на пароходе «Полярная звезда» в крепость Редут-Кале на черноморском побережье Грузии (теперь это поселок Кулеви). Владыка Персии отправил на встречу с императором посольство во главе со своим старшим сыном.

Иван Федорович Бларамберг, будущий генерал-лейтенант, директор Военно-топографического депо, управляющий Военно-топографической частью ГУ Главного штаба – начальник Корпуса военных топографов, 18 января 1837 года был назначен адъютантом посла в Персии – генерал-майора графа И. О. Симонича. Капитан Бларамберг участвовал в осаде Герата и оставил подробные описания событий того времени (И. Ф. Бларамберг. Воспоминания. Глава III. 1838 год. – М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1978 г.). «Во время похода персидской армии к Афганистану его величество покойный император Николай предпринял поездку на Кавказ, посетил Тифлис, но ранее побывал в Эривани. Здесь его встретил губернатор персидской провинции Азербайджан Амир-Низам из Тавриза, чтобы приветствовать его величество от имени шаха. Амир-Низам прибыл на встречу, по персидскому обычаю, с большой свитой, в которой находился и юный наследник престола, нынешний шах Насер эд-Дин, тогда восьмилетний мальчик. Император принял мальчика очень дружелюбно, посадил его себе на колени, приласкал и щедро одарил, но в беседе с Амир-Низамом заявил, что со стороны шаха, его друга и доброго соседа, нелюбезно не только принимать к себе русских и польских дезертиров, но и, более того, формировать из них под командованием бывшего вахмистра целый батальон, который теперь находится при армии шаха и, вероятно, стоит уже у стен Герата. Итак, он желает, чтобы эти дезертиры были отправлены в Грузию. Желание императора было для Амир-Низама, естественно, приказом, и он ответил его величеству, что тотчас же сообщит об этом своему государю, но счел необходимым добавить, что отправка дезертиров назад связана в данное время с некоторыми трудностями, так как русский батальон, вероятно, уже под стенами Герата. Император Николай настаивал, тем не менее, на его выдаче и выехал из Эривани в Тифлис. Граф Нессельроде поставил в известность графа Симонича о воле его величества императора и приказал ему приложить все усилия к тому, чтобы завершить это дело. Между тем слух об этом дошел до графа уже с персидской стороны. Однако персидская администрация начала с того, что стала поспешно переправлять в лагерь под Гератом снаряжение русских и польских дезертиров, находившихся в Тегеране и Тавризе. Эти действия не свидетельствовали о персидской лояльности. Так как шах и его первый министр Мирза Хаджи-Агасси (который был действительным правителем Персии) находились под Гератом и граф ни с одним из них не мог вступить в прямой контакт, чтобы обсудить этот вопрос, он в записке графу Нессельроде попросил добиться для него разрешения его величества лично отправиться в лагерь под Гератом и переговорить с шахом и его министром об этом деле…

Полностью укомплектованный персидский полк (фаудж) насчитывает 1000 человек и формируется из племен, населяющих Персию. Обычно командиром такого полка является глава соответствующего племени, иногда 12-летний мальчик. Полки одного племени не подчиняются главе другого племени, и часто между разными полками существуют соперничество и вражда.

Полки, находившиеся в окопах под Гератом, редко или совсем не сменялись, и поэтому сарбазы стремились создать себе здесь максимум удобств. Они отрывали по обеим сторонам окопов в жирном суглинке ниши, своего рода каморки, и, так как здесь очень редко шли дожди, довольствовались этими жилищами…

С рассветом в лагере играли утреннюю зорю, затем барабанщики, горнисты и флейтисты отправлялись в окрестности, чтобы поупражняться в своем искусстве, и так как каждый играл сам по себе и на собственный манер, то это была ужасная музыка. Ежедневно за час до захода солнца на широкой площади перед шатром, а позднее у дома шаха собирались три разных оркестра. Начинал оркестр русского батальона, хотя многие его инструменты имели не совсем чистый строй. Затем вступал оркестр, состоящий из 20 барабанщиков, горнистов и флейтистов. И наконец за дело брался личный оркестр шаха (негаре-хане) с бубнами, волынками и длинными огромными прямыми трубами двух размеров, каждая из которых тянула лишь одну ноту. Музыка этого последнего оркестра была особенно ужасна для европейского слуха. Нетрудно представить, что это был за кошачий концерт из разных мелодий, когда на заходе солнца все три оркестра начинали играть одновременно. Тем не менее персидские солдаты и прочий народ каждый вечер окружали их плотным кольцом и считали эту какофонию очень приятной».

Против начавшегося похода выступали англичане, требовавшие от шаха вывода его войск с территории Гератского княжества, угрожая Персии военным вмешательством. Описывая Герат и его оборону, Симонич приводит следующие данные: «Четыре стены города, образующие четырехугольник, обращены к четырем сторонам света. В городе пять ворот: на каждой стороне плюс дополнительные ворота на северной. Именно с этой стороны находилась крепость. Шах стал лагерем с запада в полутора верстах от города. Подступы к городу были облегчены для осаждающих тем, что земля была покрыта развалинами, которые (о азиатская беззаботность!) никто не потрудился даже убрать от рва; но Хаджи, как всегда своенравный, счел достаточным установить наблюдение только за двумя воротами. Таким образом, трое ворот были совершенно свободными, что давало возможность пополнять городские запасы провизии. Если развалины, о которых мы только что говорили, служили на пользу осаждающим, то не менее полезными были они и для осажденных; последние, хорошо зная все ходы и выходы, бродили днем и ночью вокруг шахского лагеря, похищали и убивали отдельных людей, выходивших за дровами или мародерствовать».

20 июля 1838 года в персидский лагерь под Гератом прибыл британский полковник Стоддарт и вручил официальную ноту, в которой английский министр при персидском дворе Макнил заявлял, что Великобритания рассматривает осаду Герата как враждебный акт, направленный против Индостана, и требует от шаха немедленно снять осаду; в противном случае английское правительство будет вынуждено вмешаться.

Британская империя ввела свой флот в Персидский залив и высадила на берег роту индийских сипаев, захватив персидский остров Харг, а затем введя войска в город Бендер-Бушир, подчеркнув тем самым решимость начать военные действия на персидской земле в случае продолжения боевых действий на земле Гератского княжества.

Как пишет Жан-Поль Ру, «Англия уже не собиралась позволять кому бы то не было вторгаться в Афганистан, из которого она сделала охраняемое охотничье угодье; она дала об этом знать Тегерану и, поскольку город оборонял в числе прочих и один англичанин (Поттинджер, простой лейтенант, и этим все сказано!), сочла, что иранцы напали на нее саму».

Как пишет в воспоминаниях И. Ф. Бларамберг, во время парада перед каждым полком было зачитано обращение шаха: «Нашим сертипам, серхенгам и другим командирам нашей победоносной армии, всем отважным полкам сарбазов, нашей мужественной кавалерии и всем присутствующим в лагере!

Когда в свое время по приказу почившего Фатх Али-шаха мы отправились под командованием покойного Наиб-Султана (Аббас-Мирзы) в Хорасан, нашей целью было, имея в виду благополучие этой провинции, положить конец продаже пленного населения и вообще установить в Хорасане спокойствие. Для достижения этой цели я во время последнего похода (1833 г.) получил приказ наказать жителей Герата, но, так как между тем Аббас-Мирза отправился в мир иной, мы ушли из-под стен Герата. Уже тогда властитель этого города Камран-Мирза дал клятву, что в будущем гератцы не станут больше совершать набеги на наши границы и прекратят грабить и опустошать деревни и окрестности Хорасана.

Но не прошло и двух месяцев, как эта клятва была нарушена и гератцы снова стали грабить наши деревни и уводить жителей, наших подданных, как пленных [чтобы продавать их как рабов в Бухару и Хиву]. Я чувствовал себя виноватым перед Богом, так как по Его милости все было подготовлено к войне [против Герата], и я тем не менее колебался освободить наших людей. Если бы тогда я выполнил свое намерение, то ни Аллах, ни Пророк, ни люди не имели бы права упрекнуть меня. Я стыдился самого себя, так как моему желанию ничто не мешало. Даже если бы все народы, живущие между Оксусом и Индом, захотели покорить меня, я сомневаюсь, что они рискнули бы задержать наше продвижение через эти страны, тем более что сардары из Кабула и Кандагара, властители Систана и Белуджистана, а также Шамс эд-Дин-хан направили ко мне послов, чтобы уверить меня в своей верности. Итак, с их стороны мы не ожидали сопротивления.

Наконец мы подошли к Герату; армия осадила город и достойно сражалась с врагом. Проявив отвагу, завладела Бадкиром, Мюманом и покорила их всех, так что от Инда до Оксуса не было не покоренного нами народа. Правитель Балха, начальники аймаков (хезарейцы), а именно из Фирузкуха, джемшиды и другие явились к нам сами и попросили милости. Я остался доволен войсками. С редким терпением они переносили холод зимы и зной лета, работали в окопах, сражались с врагом на краю крепостного рва и с большим трудом доставляли продукты питания из внутренних районов государства. Со всем этим войска справились отлично, всегда проявляли примерное рвение и блестящее мужество. Всадники, как львы, преследовали врага, а артиллеристы метали снаряды с быстротой молнии. Войска несколько раз предпринимали штурм города, мужественно жертвуя собой, наносили врагу чувствительные потери и забросали осажденный город 40 тыс. снарядов всех видов. Вследствие этого Герат был опустошен настолько, что более 30 тыс. жителей покинуло этот город и тысяча человек поступила к нам на службу, в то время как начальники в Герате тайно посылали уверения в своей верности и предложения сдаться.

Случилось так, что, несмотря на три официальных договора, подписанных также [английскими] посланниками, в которых было определено, что Англия ни в коем случае не должна вмешиваться в дела Афганистана, английское правительство прислало нам объявление войны. В нем говорилось, что война, которую мы ведем с гератцами, вредит интересам Англии и ее господству в Индостане и что она рассматривает наши действия против Герата как враждебные по отношению к ее территории. Английские военные корабли силой завладели нашей землей, десант с них высадился на остров Харг. Объявлено, что он вторгнется в провинцию Фарс и продвинется до Шираза, если мы не откажемся от наших притязаний на Герат. Поскольку мы твердо надеялись на соблюдение вышеуказанных договоров, мы полагали, что побережье Персидского залива, а также Фарс защищены от нападения. Более того, мы считали, что договоры сильнее, чем сотня крепостей и орудий, которые мы воздвигли и установили вдоль упомянутого побережья. Исходя из этого обстоятельства, поскольку война с афганцами и их союзниками – узбеками продолжается уже два года и поскольку Англия, могущественное государство, противится ее продолжению, мы посчитали разумным закончить войну и отступить. У населения Персии, возможно, сложится впечатление, что война утомила меня и что я отказался от намерения освободить наших плененных подданных. Никогда! Никогда! Я клянусь Богом! Наши плененные подданные могут быть уверены в том, что, пока я живу, меня ничто не отвлечет от моего намерения в этом отношении и с помощью Бога я верну их обратно (освобожу).

Теперь мы возвращаемся на родину, чтобы дать отдохнуть войскам и укрепить наши границы. Тем временем я пошлю в Гуриан, этот ключ к Герату, гарнизон из хорасанских войск, а также из лучших регулярных пехотных полков с командиром из Хорасана, который при первой же попытке неприятеля навредить нам ринется на Герат. В городах Торбет и Мешхед будет также оставлено достаточное количество наших отважных сарбазов и нашей храброй кавалерии наряду с артиллерией, которые с Божьей помощью в состоянии изгнать армию в 100 тыс. человек.

Пусть знают наши верные сарбазы, наша мужественная кавалерия, что почетная смерть достойнее, чем столетняя жизнь в бесчестии и унижении. Я всегда считал и считаю, что с помощью победоносного льва (Али) – да будет он благословен! – вы в состоянии легче переносить трудности, выразить большие усердие, мужество и готовность защитить честь нашей родины и нашу религию, чем любая европейская армия. Все, что я имею, я поделю с вами. Я желал лишь возместить потери, которые нанесли жителям Хорасана узбеки и туркмены, не причиняя никому зла. Исполнение этих желаний – для меня высшее счастье, а вы останетесь навсегда моими верными спутниками и товарищами по вере!

Написано 5-го числа месяца джомади ус-сани, 1254» (т. е. 13 сентября 1838 г.)».

13 августа 1839 года был подписан «Договор о дружбе и союзе между достопочтенной Ост-Индской компанией и Его Величеством шахом Камраном Гератским». Документ давал этому правителю и его наследникам владение Гератом: «Британское правительство, в пределах своих возможностей, обязуется предоставлять его Величеству офицеров, а также обеспечивать его денежными займами и всякими другими средствами… для защиты как персоны Его Величества, так и страны, и для того, чтобы помочь защитить права и интересы Его Величества против любых вторжений иностранных держав».

Мохаммед-шах издал фирман, гарантирующий британцам безопасность в Персии.

Армия покинула лагерь под Гератом, а в марте 1841 г. персидские войска были выведены с тех земель, но борьба за это княжество продолжалась еще несколько лет.