Наблюдения барона Корфа
Барон Федор Федорович Корф, отечественный прозаик, драматург и журналист, родственник М. А. Корфа, лицейского товарища А. С. Пушкина, до 1833 года служил в Преображенском лейб-гвардии полку. В 1834–1835 годах занимал пост второго секретаря в русской миссии в Тегеране и написал «Воспоминания о Персии 1834–1835», в которых приводил множество своих наблюдений, зарисовок и услышанных им рассказов. Например такой: «В царствование Фетх-Али-Шаха жил был в Тегеране некто, не знаю, как по имени, положим, Гусейн-Бек. Этот Гусейн был великий мастер на всякие штуки. Он поправлял часы, чинил замки и т. д. Шах получил в подарок от какого-то кафира прехитрый калейдоскоп, в котором по мере поворачивания являлись портреты разных известных лиц. Шах восхищался затейливой игрушкой и до того употреблял ее, что механизм расстроился. Средоточие вселенной изволил сильно разгневаться и не знал, как пособить делу.
В Тегеране только и речей было, что об испорченном калейдоскопе, никто не мог придумать средства исправить его; умы надседались по-пустому. Весть о злосчастном приключении доходит до ушей Гусейн-Бека. Он является к Шахскому Хаззнодару (хранителю сокровищ) и объявляет ему, что, услышав о несчастном приключении, постигшем Фетх-Али-Шаха, он явился предложить свои услуги и исправить испорченную игрушку. Хазнодар доложил Шаху. Калейдоскоп выдан Гусейн-Беку. Тегеранский искусник, разглядев, в чем дело, вздумал не только исправить, но даже пополнить Шахскую забаву. К находившимся в калейдоскопе портретам прибавил он изображение Фехт-Али-Шаха и отнес к Хазнодару. Шах долго любовался выдумкою своего подданного и в вознаграждение трудов его сказал: «Барикелла, барикелла!» (браво, браво.) Гуссейн-Бек считал себя крайне обиженным, тем более что иностранец, вручивший Шаху калейдоскоп, был осыпан его щедротами. Механик отправился снова к Хазнодару и просил одолжить ему еще на время калейдоскоп под предлогом некоторых исправлений, которые он хотел в нем сделать. Хазнодар на этот раз не затруднился выдачею. Проходят три, четыре дня, неделя – Гусейн-Бек не является. Посылают к нему на квартиру, находят двери запертыми, спрашивают соседей, они говорят, что не видали его уже давно. Наконец выламывают дверь, входят в комнату: она пуста, только на полу лежит что-то завернутое в бумагу и письмо. Развертывают пакет и находят в нем калейдоскоп, разбитый в мелкие куски. Письмо было писано рукою Гусейн-Бека. Он объявлял в нем, что, видя труды свои ничем не вознагражденными, он очень рад возможности, представившейся ему, отплатить за нанесенную ему обиду, и что если угодно иметь о нем известие, то можно адресоваться к Имаму Маскатскому, к которому он отправляется».
«Шах получил в подарок от какого-то кафира прехитрый калейдоскоп, в котором, по мере поворачивания, являлись портреты разных известных лиц.
Шах восхищался затейливой игрушкой и до того употреблял ее, что механизм расстроился. Средоточие вселенной изволил сильно разгневаться и не знал, как пособить делу…»
Федор Корф
«Одна из дворцовых зал имеет престранную мебель: весь ее пол уставлен фарфоровыми и стеклянными вещами, которые были подарены Европейцами; чайники, чашки, умывальники, стаканы, рюмки, блюда, молочники, кофейники, соусники стоят на полу в беспорядке; оставлены только пустые места для прохода и небольшая площадка, где Фетх-Али-Шах садился при приеме гостей».
Федор Корф
Корф приводит и подробности того, как во дворце демонстрировались преподнесенные правителю дары: «Одна из дворцовых зал имеет престранную мебель: весь ее пол уставлен фарфоровыми и стеклянными вещами, которые были подарены Европейцами; чайники, чашки, умывальники, стаканы, рюмки, блюда, молочники, кофейники, соусники стоят на полу в беспорядке; оставлены только пустые места для прохода и небольшая площадка, где Фетх Али-Шах садился при приеме гостей».
Также он подробно описывает помещение для трапезы во дворце, оснащенное огромным опахалом в виде длинного полотна, которое раскачивают два служителя. Барону довелось увидеть даже комнаты, занимаемые главной женой Фетх Али-Шаха. Считалось, что это самое прекрасное жилище во всем Тегеране, и Корф признавал, что оно и впрямь замечательно отделано и украшено.
«Главный торговый город Персии для Европы есть без сомнения Тебриз, и потому я исключительно займусь им, – отмечал Корф. – Должно начать с того, что Тебриз по близости своей к нашей границе (всего два дня перехода от Аракса до Тебриза с вьюками) представляет для нас первое место, в котором товары наши, идущие через Грузию и Армянскую область, могут быть сбыты. Рассмотрев теперь с другой стороны торговлю Англии с Персиею, мы находим, что она имеет также два пути: один через Бендер-Бушир (этот путь есть собственно путь торговли Ост-Индской Компании с Персией) и другой через Требизонд и Арзерум в Тебриз. Главный путь сообщения есть последний, и в этом случае Тебриз стоит на дороге, по которой Английские товары идут из Требизонда в какой бы то ни было пункт Персии.
«Тебризские базары наводнены иностранными товарами, капиталы в беспрерывном движении, и, несмотря на всю эту жизнь, на всю деятельность, Персия далеко еще не снабжается потребным для нее количеством Европейских товаров, и если иногда иностранные товары, продающиеся на сроки, нелегко сбываются и даже, может быть, не приносят той выгоды, которой купцы от них ожидают, то этому никак не должно полагать причиной недостаток в потребителях. Это проистекает не от чего иного, как от ложного или поверхностного знания Европейцами местных обстоятельств или нужд и неумения их приноровляться ко вкусу Персиян…»
Федор Корф
Из этого видно, что в Тебризе сходится вся главная Европейская торговля. Тебризские базары наводнены иностранными товарами, капиталы в беспрерывном движении, и, несмотря на всю эту жизнь, на всю деятельность, Персия далеко еще не снабжается потребным для нее количеством Европейских товаров, и если иногда иностранные товары, продающиеся на сроки, нелегко сбываются и даже, может быть, не приносят той выгоды, которой купцы от них ожидают, то этому никак не должно полагать причиной недостаток в потребителях. Это проистекает не от чего иного, как от ложного или поверхностного знания Европейцами местных обстоятельств или нужд и неумения их приноровляться ко вкусу Персиян, что, однако, при небольшом старании и даже при ограниченных способах весьма нетрудно узнать с точностью. Главные ошибки наших Европейских купцов состоят в том, что они привыкли, не знаю почему, считать Азию вообще, а Персию в особенности за какое-то захолустье, куда ворон костей своих не заносит, где все живут разбойники и воры, где родная копейка не охранена ничем, где всегда должно действовать на авось…»
Барон оставил подробные описания тегеранских базаров, выстроенных в виде длинных крытых галерей, по обеим сторонам которых находились лавки купцов и ремесленников: «…занимаются каждый своим делом: кто кует подковы, кто точит сабли, кто шьет туфли, кто точит из дерева кальянные чубуки, кто печет хлеб, кто варит пилавы. Базар есть вместе и фабрика, и рынок. Самый занимательный из всех базаров – тот, где стряпают кушанье; там главная суета…»
К числу самых замечательных зданий в Тегеране Корф относил Шахскую мечеть, «у которой вызолочен небольшой купол: все уста в Персии кричат про это диво и удивляются щедрости Фетх-Али-Шаха, который украсил Тегеран блестящею точкою». Также он оставил подробные и часто весьма поэтичные описания предместий Тегерана. Среди мест, вызвавших у него особый интерес, – Касри-Каджар, то есть «Замок Каджаров». Корф восхищался как самим дворцом, пристроенным к склону горы уступами, так и «одним из лучших в Персии» садом с многочисленными водоемами, изящными беседками и обильной зеленью: «особенно хороши высокие ивы; их ветви падают длинными кистями в таких поэтических формах, их зелень так прозрачна, что трудно вообразить себе что-нибудь красивее».