Глава 5
Жизнь третья. Первая фаза

Слепень Року не приглянулся с первого взгляда, идти с ним ему тоже не понравилось. Во-первых, он чуть ли не волоком за собой тащил, заставляя шагать со скоростью, которую раскапризничавшееся колено считало неприемлемой, о чем непрерывно и крайне болезненно напоминало. Во-вторых, не очень-то заботился о безопасности, даже не попытался уйти в более спокойное место, например — в ближайший двор или хотя бы тихий переулок. А ведь бедлам на проспекте все еще продолжался, сместившись к перекресткам, через которые на безумной скорости пытались проскочить машины, двигавшиеся с направления, в котором располагался тот самый загадочно-непонятный стаб со зловещими оседлыми. Складывалось впечатление, что водителей оттуда гнала незримая сила, заставляющая напрочь позабыть об инстинкте самосохранения и заодно превращающая в тормознутых бестолочей, слишком медленно реагирующих на изменения дорожной обстановки. Ну или то, что их гнало, напрягало куда больше, чем риск разбиться вместе с автомобилем. Слепень не обращал ни малейшего внимания на близко проносившуюся смерть, его пренебрежение дошло до такой степени, что он погрозил кулаком трамваю, сошедшему с рельсов и несшемуся через забитый остановившимися транспортными средствами перекресток:

— Куда прешься, цифра тупая!

Трамвай не застопорили преграды из битых и чудом уцелевших автомобилей, снес их все под крики гибнущих людей и запертых в нем пассажиров, безумно таращившихся в окна. Так и погнал дальше под их хоровой вой и грохот стальных колес, разгромив напоследок стоявшую в заторе машину, из которой молодая женщина только-только вытащила раскладную коляску и уложила в нее ребенка. Она до того была увлечена своим делом, что слишком поздно заметила опасность, только и успела — оттолкнуть дитя.

Коляска вроде бы не пострадала и, потихоньку ускоряясь, поехала под уклон. Рок было дернулся в ее сторону, но Слепень ухватил его за руку с поразительным проворством и грубо рявкнул:

— Ты куда это намылился?!

— Там ребенок! В коляске! — бестолково вырываясь из невероятно крепкого захвата, ответил Рок.

— Да уймись уже, спасатель хренов. — Тон Слепня стал поразительно равнодушным. — Некого тут спасать, кроме нас с тобой.

— Да отпусти ты, дебил отмороженный! Тебя что, не мать рожала?! Это же ребенок!

— Сказано — уймись, никакой это не ребенок, а мать его — не баба, а кукла мясная.

— Но…

— Никаких «но». Все, проехали, резко расслабься и слушай, что я говорю, не отвлекайся на этих манекенов. Все, кого ты вокруг видишь, — это не люди, это просто мясо. Обрати внимание, они какие-то не такие, у большинства из них несколько шаблонов. Вон старик, а вон еще один, у обоих одинаковые взгляды и походка, в одежде что-то общее, говорят они тоже похоже. Вон девка лет восемнадцати, вон дальше еще одна, видел, какие обе сочные? Страшных среди баб почти не бывает, Континент в красоте толк знает, у него вообще на романтических делах бзик какой-то непонятный, слишком много правил, без бутылки в них хрен разберешься.

— Так это что?! Роботы?!

— Если разрезать, внутри ты найдешь то же самое, что и у нас, такую же требуху.

— Но ты сказал… я думал…

— А ты слушай, что я говорю, а не думай. Вон, сходи ту деваху уломай, взгляд у нее шальной, значит, штучка горячая. Ты даже не поймешь разницы с нормальной бабой, или даже лучше покажется, чем с иммунной, подмахивают такие шлюшки получше, чем языком мелют. Думаю, тот, кто грузил в них мозги, заодно и постельные дела напихать не забыл, уж больно ловкие они в этом. Мы всех их называем цифрами, если не полный дурак, сам поймешь почему. Даже присматриваться к коляске не нужно, забудь, младенцев среди игроков не бывает. Считай, что все это просто фигуры из картона, разговаривающие под копирку, не обращай на них внимания. От нулевых цифр толку нет, только вечные подставы, а помогать им — все равно что муравьев через дорогу переводить. Тупая биомасса, основной корм для Континента, как освоишься, будешь их влет вычислять, даже не прищуриваясь, они почти все ведут себя по-тупому и говорят одними словами, на всю ораву несколько вариантов разговора, скучно с такими. С игроками их только совсем уж печальные новички вроде тебя путают.

— Игроки? Так это всего лишь игра?

— Это, Незнайка, не игра, это не пойми что. Но, если хочешь, называй игрой, так многие делают. Слушай, а может, я тебя и правда Незнайкой окрещу? Как оно тебе? Ничего так, оригинально получится.

— Ты о чем? — ответил Рок, стараясь не коситься в сторону разогнавшейся коляски, чудом ухитрившейся до сих пор не врезаться ни в одну из разбитых или остановившихся машин.

Несмотря на слова и поведение спутника, не мог смириться с тем, что рядом с ним мелкий ребенок попал в непростую ситуацию, а он при этом притворяется, будто ничего не происходит.

— Да ладно, забей. Рано тебя крестить, для начала хотя бы вывести надо, тут это делать нельзя, тут как бы место рождения, да и опыт перед крестинами придется разделить, правила на такой счет строгие. В общем, ты насчет Незнайки подумай, не так уж оно и плохо, не всем везет на хороших крестных, а тебе вот повезло так повезло. А чего хромаешь?

— Я вроде как бывший футболист, колено расквасил, все в шрамах, плохо работает. Каждый раз такое происходит: то одно колено никакое, то оба.

— Это дело временное, если, конечно, перестанешь помирать в первый же день. Ты вроде не совсем тупой, должен освоиться.

— Вряд ли это временно, разбито серьезно.

— Да забей ты на него уже — фигня полная.

— Я бы забил, вот только колено против этого. Болит, зараза, ни согнуть, ни разогнуть.

— А вот это, Незнайка, плохо, — напряженным голосом произнес Слепень через секунду после того, как где-то правее, в отдалении, густо загрохотали выстрелы.

Рок так и не понял, к чему относились эти слова — к его скверно работавшей ноге или к вспыхнувшей не так уж близко стрельбе.

А она между тем стремительно усиливалась, как по частоте, так и по шуму, работали десятки разнообразных стволов, и работали на совесть.

Слепень, даже не подумав сбавлять темп ходьбы, повернул голову в направлении источника настораживающих звуков и уточнил:

— Это ведь оттуда оседлые должны прискакать?

— Вроде да.

— Похоже, патроны не жалеют. Это кто там такие бодрые?

— Не знаю, но туда целая колонна ментов и не пойми кого ушла.

— Что, серьезно?

— Я ее встретил перед тем, как здесь машины начали друг дружкой в бильярд играться.

— Интересные дела, обычно цифры не очень-то расторопные, туго на такие дела собираются. Наверное, у них учения какие-то вовремя случились или что-то в этом роде, у кластеров самые разные сценарии бывают, вот и оказались наготове в правильный момент. Артиллерии у них не заметил?

— Не видел. Бронетранспортер был.

— С пушкой?

— Вроде вообще без оружия.

— Ну тогда, если оседлые серьезные, надолго этот салют не затянется.

Подтверждая его слова, стрельба начала затихать так же быстро, как и вспыхнула.

— Ну вот, — довольно осклабился Слепень. — Я же говорил — дистанция в ноль ушла, а на ней стволы уже ни разу не рулят, начинается время главного веселья. Сейчас еще маленько постреляют, и на этом спектакль закончится. Кстати, финал там будет грустным и тихим. Ну разве что одиночки иногда будут разряжать все, что у них осталось. Это я про тех, которые догадаются спрятаться, а не лезть вперед всех. Нулевые цифры нереально тупые, прячутся они хреново и не так уж часто. Да у них все через одно место делается, на то они и цифры. Слушай, Незнайка, а где вообще этот мост? Нам бы побыстрее к нему, нарываться неохота.

— Откуда мне знать, я тебе не городской справочник.

— Шагаешь туда, куда не знаешь?! Да ты кто тогда вообще?! Осел на двух копытах?!

— Направление знаю, а километраж не догадался у таксиста спросить.

— Ты на такси, что ли, ехал?

— Попробовал бы ты с моей ногой пешком походить.

— Рисковый парень. На будущее тебе бесплатный совет от Слепня: хоть на сломанных зубах ползи, но к цифрам в машины не садись. Видал, как нереально они чудят?

— Такое не заметить не получится.

— Ну да, согласен, даже слепой поймет, что дела его плохи. То, что ты сейчас видишь, называется первая фаза, на ней они еще не обращаются, но у некоторых в головах мозги закипают, плывут, оттого разные номера отмачивают: могут газом хату заполнить и закурить; могут тебе на макушку жену с восьмого этажа выбросить с ребенком вместе; могут и сами следом сигануть, лететь и посмеиваться во всю ширь ртов. В общем, держись подальше от тех мест, где неадекватный цифра может снять с тебя еще одну единичку.

— Что значит «обращаются»?

— А то и значит. Ты видишь этот город? Он только-только загрузился, но неадекватов уже хватает. Еще через сутки здесь нормальных цифр вообще не останется, только кучка ничего не соображающих и толпы голодных зомбаков повсюду.

— Зомбаков? Ты сказал — зомби?! — Рок недоверчиво-пренебрежительно ухмыльнулся.

— Чего скалишься, знаешь что-то, чего не знаю я? Вот только это вряд ли, вы, новички нулевые, вечно тупите в самом простом. Да, братан, тут будут зомби, такие вот дела. Вообще-то мы их называем не так, да и не зомби они, все куда серьезнее, ну да какая нам с тобой разница, пускай будут зомби. На второй фазе почти все, кого ты сейчас видишь, станут медленными, тупыми и жадными до человечины, если, конечно, доживут. Причем медленными они будут только поначалу, до третьей фазы. Но ты не думай, что сейчас тебе нужно бояться только шизиков на машинах. Слышишь стрельбу?

— Нет, конечно, я ведь глухой как пень.

— Ха-ха, шутник. Перезагрузившийся город — это сладкий леденец на тонкой палочке, и ты станешь вкусным орешком в этом леденце, если вовремя не свалишь. Знаешь ведь, чем заканчивают леденцы на палочках? Ну ты понял, о чем я. Тут до того доходит, что даже пятидесятых уровней выносят так, что те и «мама» сказать не успевают, а ты полный ноль, ты всего лишь Незнайка, на тебя дунуть, и все — сразу минус жизнь оформляется, никакой волокиты. А жизни терять — это хреновое занятие, об этом тебя не просто так при каждой загрузке предупреждают.

— Слепень, давай меньше текста, лучше скажи: как отсюда выйти?

Рок сформулировал волнующий его вопрос слишком поспешно, непродуманно, но, похоже, собеседник все понял правильно, отреагировав неожиданно бурно — остановился, рассмеялся искренне, по-детски, чуть присев, хлопнул себя по бедрам:

— Ну я не могу! Ну Незнайка, ну конь смешной, ну ты меня уморил! Я уж начал думать, что ты не такой, как остальные нулевки!

— Ты о чем?

— Да о самом любимом вопросе всех желторотиков. Вы все такие смешные и всегда одинаковые. Я, конечно, и сам первым делом об этом справки наводить начал, но все равно на ржач пробивает, когда смотрю на ваши изумленные физиономии и слышу писк на тему выхода из этой жопы.

— Я так понимаю, с ответом на мой вопрос что-то не так?

Слепень, вновь сорвавшись с места и привычно грубо увлекая Рока за собой, подтвердил:

— Ну да, я так думаю, что все охренительно сложно, раз никто до сих пор не может на этот вопрос ответить.

— Хочешь сказать, что отсюда не выйти?

— Не знаю. Никто не знает. А если знает, помалкивает. Только не надо спрашивать меня — «как играть», «какой в этом философский смысл» и всякую чепуху в таком духе. Я тут просто выживаю, как могу, а объяснять, что и как устроено, не мастак. Вот доберешься до стаба, потрешься с разговорчивым народом, может, брошюрку умную прочитаешь, там и понимать маленько начнешь. Тут все запутано, с ходу въехать в ситуацию не получится, некоторые делишки придется на своей шкуре отработать, без такого опыта будешь моргать как баран на самые смешные вещи. Слышишь, уже почти не стреляют, отвоевались здешние цифры.

Стихшая стрельба Рока сейчас волновала меньше всего, он завел речь о другом:

— А зачем вообще в стаб идти? Он в другой стороне, да и, как я понял, эти оседлые не очень-то положительные ребята, от них полагается подальше держаться.

— Тут ты в самую точку угодил, они все до одного плохие, исключений никогда не бывает. Вот только стаб стабу рознь, я сейчас о другом говорил. Этот просто местный и, наверное, мелкий, я так понял — просто отстойник, куда оседлые от загрузки к загрузке на часок сваливают, чтобы кисляк переждать. А почему тебе те ребята ничего не растолковали?

— Какие?

— Те, которые вроде меня. Ты о них говорил, что крутые, мол, надоумили к мосту выдвигаться, а не ждать, пока тебя на мясо определят.

— Они на недостроенную высотку хотели забраться, сказали, что мне туда нельзя — их бугор чужих не одобряет. Спешили сильно, мало что успел узнать.

— Охотнички, наверное, кому, как не им, по крышам лазить. Вечно занятые и, как по мне, — те еще психи. В таких местах охотиться — это значит без конца и края нарываться на проблемы.

— Ты тоже нарвался.

— Когда?

— Я так понял, что ты тут появился после смерти. Насильственной.

— А, ну да, верно. А быстро ты схватываешь. Говоришь, удачу до двух качнул?

— Разве мало?

— Да это вообще ни о чем, считай, что только за дело взялся.

— Мне это качание не нравится.

— Тут тебе не бабушкина деревня, у нас так не говорят, выражайся правильно — кач. Но в остальном верно, это никому не нравится, разве что извращенцам каким-нибудь. С интерфейсом разобраться сумел?

— С чем?

— Значит, не сумел, это обычное дело у таких, как ты. Эх, жаль, пустой я. Брошюрки у нас тискают для новичков, очень даже удобная штука. Даешь нулевому, и за это сразу чуток на гуманность капает — дескать, здорово выручил начинающего бродягу, Континент это одобряет. Халява считай, я всегда штуки три-четыре таскаю, но в этот раз, сам понимаешь, никак. Да где уже этот конченый мост? За это время до луны можно было успеть дошагать. Незнайка, ты не мог бы шевелиться побыстрее?!

— Да я только за, но у моей ноги другое мнение. Колено… мать его.

— Совсем пахать не хочет?

— Все хуже и хуже. На лестнице чуток подвернул, и пошло-поехало, мне кажется, оно рассыпаться начало.

— Бракованный ты экземпляр, таким обычно чем-то компенсируют, но это всегда сюрприз. Тебе бы сейчас живчика глотка два, а лучше больше. У меня маленько есть во фляжке мелкой, в привязанной ячейке таскаю на такие случаи, но это неприкосновенный запас, мало ли, воскрешалки у меня только городские открыты, а город — это тебе не сахар, лучше приберегу. Хотя… Да ты только посмотри! Туда посмотри! Да смотри же ты, олух! Видишь?!

— Дома и деревья вижу, ты об этом?

— Да какие, в пень, дома?! Ты вон туда смотри! Туда! Теперь видишь?! Бегут, твари шерстяные!

— Ты о котах, что ли? И что тут такого?

— Незнайка, коты пошли! Коты — это наше все! Это значит, что мертвяки уже близко! Ах вы, котики, бегите-бегите, пока от вас один пух не остался, они вас быстро оформят. О! А это видишь?!

— Еще один кот побежал. У них тут прямо март-месяц.

— Какой, в задницу, кот?! А, ну да, тебе такое не увидеть. У нас тут особо дерзкий оседлый мчится к родному переулку, остальных обогнав. Фортуна, Незнайка, сейчас ты маму звать начнешь, когда его увидишь, а уж штаны прямо сейчас стаскивать начинай, потом благодарить будешь за такой совет. За мной в темпе, не отставай, охотиться будем. На мост еще успеем, спораны нам сейчас куда важнее. Это кто же у нас такой шустрый, дай только глянуть на тебя нормальным взглядом, чуйка рисовать не умеет…

Все это Слепень орал уже на бегу, оставив хромающего спутника, он понесся на другую сторону проспекта, где зеленел небольшой, густо заросший сквер. У Рока мелькнула мысль махнуть рукой на этого ненормального, идти дальше в одиночестве, уж очень сильно колену не хотелось ускоряться, оно и в таком темпе нагрузку едва держало, через страдания и слезы. Но как можно потерять единственный источник информации? Пусть он и мало ее выдает, но где найти альтернативу?

Опыт и некоторые намеки подсказывали, что попытки разобраться в происходящем самостоятельно будут приводить к повторяющимся плачевным результатам.

Болезненным.

В общем, Рок оставил всякие сомнения и припустил со всей возможной скоростью, закусив губу и пытаясь себе внушить, что колено не болит, а просто чешется, что нога гнется прекрасно и что он хоть сейчас готов выступить на легкоатлетических состязаниях.

Внушалось плохо, но он продолжал стараться.

Слепень тем временем оторвался метров на пятьдесят и бежал быстро, придерживаясь широкой аллеи, разделенной посредине узкой полосой газона, кое-где украшенного цветами и декоративными кустарниками. Только то, что он не сворачивал на тенистые тропинки, позволяло удерживать его на виду.

Резко остановившись, Слепень заорал:

— Незнайка! Хана твоим штанам! Сейчас ты такое увидишь, что!.. Эй! Урод одноглазый, я здесь! Давай! Давай ко мне! Команда была — ко мне! Мой ты умница, мой ты хороший!

Да он что, собаку зовет? Или, может, кота? Решил с животиной понянчиться? Окончательно на ум забил?

Рок, догоняя, собирался высказать ему все, что думает по этому поводу.

Перейдя с неловкого бега на шаг, он, тяжело припадая на стреляющую вспышками боли проблемную ногу, продолжал путь в прежнем направлении. Снижение скорости снизило и степень его концентрации исключительно на спине Слепня, Рок начал больше внимания уделять округе, пытаясь в том числе разглядеть шелудивого пса или блохастого кота — мохнатого виновника, из-за которого сверх всякой меры напряг колено.

Это оказался не пес.

И не кот.

Рок заподозрил неладное, еще не разглядев виновника изменения маршрута — через кусты ломилось что-то нешуточное, габаритами никак не меньше человека, причем взрослого и не обделенного комплекцией. Затрепетали, сдаваясь, последние ветки, на аллею выскочил…

Выскочило…

Ситуация из настолько абсурдных, что неизвестно, как это вообще можно назвать. Что можно сказать? А то, что это оказался не человек, пусть даже телосложение один к одному: руки и ноги на месте, прямоходящий и по пять пальцев на руках.

В остальном имелись нюансы.

Очень уж большой, возможно, за два с четвертью метра ростом, и это при том, что сильно сутулится, выдвинув ненормально развитые плечи вперед и слегка их склонив, из-за чего чрезмерно длинные руки болтаются чуть ли не на уровне колен на небольшом расстоянии от тела.

То есть должны были болтаться в расслабленном положении, потому как в данный момент они были напряжены, скрючены, нацелены на Слепня массивными когтями длиной со спичечный коробок. Деформированная голова будто перетекла в область челюстей, заставив их раздуться, из-за чего образовалась пасть — всем пастям пасть. Один укус такой «хлеборезкой» обеспечил бы любого обжору и завтраком, и обедом, и ужином, частоколы сплошных клыков недвусмысленно указывали, что тягой к вегетарианству это существо не страдает.

И вообще, мирным оно ни разу не выглядит.

Ну что еще можно сказать? Кожа морщинистая, нездорово-желтоватая; растительность заметна лишь на макушке, но и там ее чуть-чуть — несколько свалявшихся клочков; узкие глаза окружены выступающими дугами, по виду костяными; бляшки из той же кости местами усеивают голову и раздувшуюся до богатырского состояния грудь, на которой — вот уж сюрреализм! — просматриваются искаженные изображения христианских культовых сооружений (те самые купола, которые в незатейливых песнях определенного жанра якобы золотые, но на самом деле синие).

Да ведь это же и правда татуировки.

Только очень уж странно выглядят на такой образине и к тому же сильно исказились, будто их перенесли с совершенно другой фигуры, не отличающейся столь впечатляющей комплекцией.

Только сейчас до Рока дошло, почему Слепень первым делом призвал беречь штаны. Тут все предельно просто — при виде такой твари они просто обязаны пострадать в первую очередь. И дело здесь не в жутких когтях, клыках и прочих устрашающих элементах. В этом монстре просматривалось слишком много человеческого, а каждый создатель очередного мира ужасов в книге или в фильме прекрасно знает, что больше всего почему-то пугает то, что похоже на нас, но при этом откровенно чудовищно.

Да и на съемках можно сэкономить — старый добрый грим обходится куда дешевле навороченных спецэффектов.

Слепень, вместо того чтобы заорать от ужаса, седея на глазах, деловито махал рукой, бесстрашно подманивая страшилище к себе:

— Ну давай, дорогой! Давай! Подходи, не нужно так стесняться! Незнайка, вот же фарт попер! Сейчас при споранах будем, этот урод далеко от своих вырвался, за это мы его накажем! Со старта споранами разжиться — хорошая примета!

Мы?! Ну уж нет, такие дурно попахивающие вопросы пускай решает без участия Рока, шансы наказать чудище голыми руками откровенно отрицательные. Да что не так с этим мужиком? Он вроде не выглядит на всю голову ушибленным, так какого черта его понесло выяснять отношения с непонятно чем?

Псих ненормальный…

Чудище утробно заурчало, стремительно разгоняясь. При этом урчание временами переходило в клекот, заставив Рока похолодеть — он вспомнил звуки, которыми сопровождалась его первая смерть. Те, которые услышал сейчас, очень похожие, но не настолько жуткие, будто это младший брат того существа, которое добралось до выпавшего из окна тела, перед этим подав голос в коридоре общаги.

Что?! Всего лишь младший брат?! Не хочется даже думать, как выглядит старший…

Не добежав десятка метров, разогнавшееся чудище взмыло в воздух, ловко вытягиваясь в полете. Еще миг — и оно снесет безрассудного человека с ног, сомнет, покатится вместе с ним по асфальту, давя всем телом, разрывая когтями, терзая клыками.

Слепень, не сходя с места, вскинул руку. С его выставленной ладони сорвалось что-то неуловимо-стремительное, будто сгусток марева, колышущегося над разогретой солнцем землей. Разглядеть столь призрачный объект было до того непросто, что Рок не увидел, как это нечто попало в чудище, но результат не прошел мимо его внимания.

Больше всего это походило на то, будто к месту событий подоспел великан-невидимка с теннисной ракеткой, которая весит не меньше тонны. Ее размашистым ударом он и встретил летящее тело.

С предсказуемым результатом.

Чудище отлетело назад куда быстрее, чем направлялось вперед. Его стремительно смело, жестоко отбросило метров на пятнадцать, заставило покатиться по асфальту, шлепая по нему болтающимися руками и ногами — выглядело это так, будто из них все кости удалили, расслабило до последней степени расслабления, что говорило о крайней силе принятого удара.

Оглушило, должно быть, конкретно.

Но нет, монстр, остановившись, начал подниматься с неловкостью изрядно перебравшего пьяницы, и по его роже было заметно, что весь боевой запал бесследно улетучился. А когда увидел, что к нему, небрежно насвистывая незатейливый мотивчик, приближается Слепень, развернулся и неловко потрусил прочь по аллее.

— А ну стой! Стоять, тебе сказано! Не, ну, Незнайка, ты это видел?! Только что такой смелый был, и вдруг на тебе, даже «до свидания» не сказал! Во невежливый какой! Стоять говорю, не то хуже будет!

Но чудище, видимо, имело основания предполагать, что хуже будет как раз в том случае, если оно позволит Слепню подойти, и потому, хромая на обе лапы, поступило наоборот — начало ускоряться.

— Блин! Незнайка! Догоняй! Быстрее догоняй! Обязательно его догони! Стукни! Врежь гаду! Кинь хотя бы камнем! Может, чуток за это тебе капнет, опыта для новичка тут прорва, от нуля уйдешь, тогда и окрещу, как выберемся! Давай-давай, не отставай! Опыт разделить надо! Обязательно надо! Не теряй нас, я за ним! Пати лови! Прими пати! Да шевелись ты уже! Да что ты за баран?! Ну и хрен с тобой! Догонишь — твое счастье, а нет, так извиняй, я тебе в няньки не нанимался!

С этими словами Слепень тоже начал ускоряться, аллея превратилась в беговую дорожку с парой участников, причем вырвавшийся вперед, даже дико хромая, ухитрялся поддерживать приличную скорость. Невозможно сказать, кто же победит в этом сюрреалистичном забеге.

Одно можно заявить точно — не Рок. Если этот сумасшедший и одновременно невозможный Слепень будет и дальше преследовать не добитого его фокусами монстра, он, все сильнее и сильнее припадая на отказывающее колено, очень быстро потеряет обоих из виду.