Глава 6
После обеда Маша пошла в Исторический: нужно было подписать кое-какие бумаги. Заглянула, конечно, по пути к научным сотрудникам, но Юрки на месте не оказалось.
— Он в архив пошел, — улыбнулась ей Татьяна Михайловна, приятная женщина лет пятидесяти. Юрка говорит, что она хорошо знает фонды и человек отличный. В Юркином отделе вообще все сотрудники старше и серьезнее, чем в Машином.
В коридоре она встретила Ружевича. Он поклонился учтиво, почти в пояс: «Здравствуйте!» Такая у него была старинная манера кланяться — очень интеллигентно выглядело. Маша тоже учтиво поклонилась, почти как он. «Чуть-чуть не дотянула», — подумала со смешком про себя. Как-то так вел себя Ружевич, что было приятно ему подражать.
Неожиданно он остановился и обратился к ней:
— Мария Владимировна, хочу с вами поговорить. Можете уделить мне минут пятнадцать?
Маша ошарашенно кивнула:
— Конечно, Виктор Николаевич.
Говорить с самим Ружевичем ей еще никогда не случалось. Да и Марией Владимировной ее редко называли.
Они прошли в кабинет замдиректора по науке. Маша попала сюда впервые. Здесь все свидетельствовало о большой учености автора: книги по истории в трех шкафах, стопка отксерокопированных старинных документов на столе возле компьютера, на высокой тумбочке в углу — бюстик Наполеона. Перед книгами в книжном шкафу несколько фотографий — Виктор Николаевич с разными людьми. Маша узнала на одной писателя Фазиля Искандера — стоят с Ружевичем возле книжных полок, улыбаются друг другу. На другой — Виктор Николаевич с журналистом Дмитрием Быковым. Значит, Ружевич с ними дружит. Что ж, это неудивительно: для небольшого Смоленска он фигура редкая, им повезло, что он здесь живет.
— Присядьте, Мария Владимировна. — Ружевич пододвинул ей стул. Сам он удобно уселся в свое рабочее кресло. — Вы уже год у нас, должны освоиться. Нравится вам музейная работа?
Маша отвечала, Ружевич спрашивал. Разговор выходил совсем не страшный и даже увлекательный.
Говорили о музейных делах.
— Мы, музейные работники, должны постоянно расширять фонды.
В голосе Виктора Николаевича звучала такая искренняя заинтересованность, что Маша тоже всерьез задумалась о расширении фондов и даже захотела успокоить Ружевича на этот счет.
— Вы не переживайте, Виктор Николаевич, — она подалась вперед, — мы расширяем постоянно. К нам в отдел Великой Отечественной войны много приносят и документов, и вещей той поры, да и сами ездим собираем. Таня недавно в Ельню ездила, очень интересные экспонаты привезла. Например, каску бойца со следом гранаты, изнутри метка нацарапана. Владимир Олегович может подробно об этой каске рассказать — он ее сейчас как раз изучает. Скорее всего, выставим в экспозицию — там, где о дивизии Флерова, во втором зале.
— Да-да, — быстро согласился он, — ваш отдел как раз в этом плане успешно работает. Вот с более ранними документами и экспонатами, пожалуй, несколько хуже обстоят дела. Но и здесь вы внесли свою лепту — передали листочек XIX века. — Маша порадовалась, что сдала листочек с непонятным рисунком в музей — до того он хорошо, ободряюще улыбнулся. — Видите, даже дома у музейных работников могут заваляться старинные документы. Кстати, у вас больше ничего нет? Это ведь, кажется, в бабушкиных бумагах вы нашли листочек? Может быть, и вещи сохранились той эпохи? Какие-нибудь украшения или мелкие поделки для интерьера: подставочки, пепельницы, рамочки, ключики, просто красивая ковка. Имейте в виду, все это музей может приобрести. Даже небольшие вещицы XIX века — из простых металлов, не имеющие большой рыночной ценности — музейную ценность представляют.
Маша задумалась. Да нет, какие там у бабушки украшения, откуда? Наследства тоже не было: у прабабушки не осталось ничего после войны, тем более ничего старинного. Подставочек и пепельниц вообще в доме не бывало. Помнится, если кто-то из гостей начинал курить, бабушка ставила на стол блюдце вместо пепельницы. Были у бабушки две-три простенькие брошки, одна из них с янтарем, а больше ничего. Но брошечки уже после войны куплены, ширпотреб, штамповка. И от мамы остались только современные недорогие бусы, колечки серебряные — они у Маши в пластмассовой коробочке лежат, просто как память. Они вообще 1980-х годов, какая там старина! Грабители и те не взяли.
— Нет, Виктор Николаевич, вряд ли. Прабабушка в войну в эвакуацию уезжала, ничего из довоенных вещей не сохранилось. Кроме иконы, она ее с собой возила. — Маша улыбнулась с сожалением.
— Икону мы у вас, конечно, отбирать не будем, — кивнул ободряюще Виктор Николаевич. Очень хорошая, понимающая у него была улыбка. — А вот насчет украшений или мелких вещиц — все-таки посмотрите еще раз как следует.
Маша, разумеется, пообещала.
В свой отдел она шла в прекрасном настроении. Надо же, она так долго разговаривала с Ружевичем, и этот необыкновенный человек интересовался ее делами, расспрашивал о жизни! Юрка часто рассказывает о Викторе Николаевиче, они общаются почти вот как с Машей. Ружевич ему даже свою статью подарил с лестной надписью «Дружески…». Вообще он Юрку отличает.
А ведь действительно, какой этот Ружевич обаятельный человек! Маша даже об иконе упомянула, а ведь не хотела о ней говорить. А если бы Ружевич начал уговаривать сдать прабабушкину икону? Нет, не сдала бы. Да он и сам такую возможность отмел — очень тактичный, интеллигентный человек. Вот теперь и ей будет что рассказать. Тем более что сегодня вечером придут Якуб и Алеша — знакомиться. И Юрку она пригласила, для компании, чтобы не скучно было. С Алешей Юрка в хороших отношениях, вот пусть тоже посмотрит на Якуба.
