Шло время. Молодому императору исполнилось девятнадцать лет, но официальное вступление на трон было отложено до его женитьбы. Цыси занимала резиденцию в окрестностях Пекина. Дворец ее был великолепен – мраморное чудо среди зелени деревьев, окруженное озерами, на глади которых покачивались цветы лотоса. В доме было много украшений из чистого золота – подобную роскошь могли себе позволить немногие монархи. Цыси продолжала по своему усмотрению тратить деньги из императорской казны и вообще вела себя как человек, облеченный верховной, безграничной властью.

А между тем власть уже ушла от нее…

Если она находила в своем саду опавший лист или лепесток, что, как ей казалось, придавало саду неухоженный вид, то приказывала пороть евнухов-садовников, а иногда и отрубать голову. Но это все, на что она была способна! У нее возникало ощущение, будто она лежит в постели с евнухом, у которого нет «дилдо».

Цыси исполнилось пятьдесят пять лет, но ее не устраивала уединенная жизнь в загородном дворце. Она хотела управлять страной через императора, которого сама выбрала. Она надеялась на это! Но Гуансюй был добрым, образованным, прогрессивным человеком, он стремился вывести Китай из изоляции, за которую цеплялась Цыси. Ее ужасало количество иностранцев, которым племянник разрешил жить в стране. Всех их она подозревала в намерении превратить Китай в колонию.

После того как Япония захватила острова Лиучиу, Китай пригрозил Стране Нихон войной. С помощью переговоров военное столкновение удалось предотвратить. Потом японцы попытались захватить Корею, и китайский император двинул в бой военные корабли. Однако флот оказался не просто ослабленным, но пришедшим в упадок – деньги, выделенные на его обновление, были потрачены на обустройство дворца Цыси. Когда император допрашивал военного министра, тот ответил: «Если бы даже деньги были потрачены на флот, японцы все равно разгромили бы нас. А так у императрицы хотя бы появился прекрасный летний дворец».

Самое смешное, что в том дворце стояла огромная золотая модель боевого корабля…

Гуансюй прекрасно понимал, что без поддержки умной, даже мудрой, и хитрой тетушки ему будет трудно править страной. Но он также осознавал, что та никогда не согласится на реформы, которые он хотел бы провести. И император решил упрятать Цыси под замок, таким образом избавившись от ее опеки. Однако он недооценил ту, с которой решил бороться. Случайно его планы стали известны приближенным императрицы, и Цыси ударила быстро. На сей раз не было возможности лелеять и вынашивать утонченный коварный план, пришлось действовать открыто.

Дворец императора был захвачен. Цыси заставила племянника отречься от престола. Его личных слуг обезглавили. Цыси наблюдала за экзекуцией, попивая жасминовый чай… Императора отправили в тюрьму, находившуюся на одном из озерных островов. Многие придворные были уверены, что его ждет судьба Тунчжи и его жены, но Цыси сохранила племяннику жизнь, хотя тот и являлся, конечно, ей соперником. Она была вынуждена делить с ним власть! Возможно, протесты иностранных дипломатов, живших в Пекине, заставили императрицу одуматься: после того как экс-император Гуансюй провел в тюрьме год, ему было разрешено жить под домашним арестом в загородном особняке.

Все думали, что «старая Ай» (как иногда, под строжайшим секретом, называли Цыси – по имени одной злобной легендарной старухи) теперь довольна. Нет, вовсе не так: никогда еще она не ощущала себя столь несчастной. Ведь однажды среди иностранных дипломатов, которые явились к ней просить снисхождения для Гуансюя, Цыси увидела молодого французского консула, графа Талле. Вообще-то, тот служил в консульстве в Мукдене, однако прибыл в Пекин по каким-то делам и был включен в состав протестной делегации, ибо ее организаторы сочли, что на императрицу должно произвести впечатление число дипломатов.

А Цыси при виде его показалось, что перед ней один из Сыновей Неба, которые, по преданию, снисходили к смертным женщинам, чтобы сделать их своими женами или наложницами. И теперь она была готова отдать все, лишь бы привлечь его внимание.

Не как императрица – как женщина!

Но беда в том, что француз оказался женат. Цыси видела графиню, эту бледную, желтоволосую каракатицу, и поняла, что соперница у нее серьезная. Но даже если бы мужчине разонравилась жена, он вряд ли выбрал бы немолодую императрицу, чтобы заменить ее на ложе. Граф ведь не знал, что от любви с Цыси словно слетела шелуха лет, не знал, что она умеет усладить мужчину так, как ни одна из молоденьких глупышек.

А если бы знал?

И Цыси решила сделать ему намек. Но как? Она помнила о своем достоинстве… И мысль пришла – прекрасная мысль!

Если мужчина неглуп, он все поймет. Если он умеет ценить настоящее искусство страсти, то оценит и подарок, и ту, которая его послала.

Если же нет…

Значит, он глуп. А глупец недостоин императрицы. И тогда он поплатится за свою глупость. С иностранными дипломатами порой случаются в таких таинственных странах, как Китай, вещи совершенно необъяснимые!

И Цыси велела позвать к себе Вэймина.

Кто он был такой? О, поистине незаменимая личность. Секретарь императрицы, человек не слишком высокого происхождения, зато очень умный и образованный. (Цыси всегда относилась насмешливо к заслугам предков – в счет идут только собственные заслуги!) Он был молод и честолюбив. И казался бесконечно влюбленным в императрицу.

Учитывая, что Вэймин не был евнухом (эту братию она уже много лет не выносила!), общение с ним необычайно волновало Цыси…

О нет, императрица не тешила себя глупой надеждой на то, что прекрасный юноша – а Вэймин был красив не менее, чем поразивший ее воображение французский граф, хотя совсем по-другому, – в самом деле увлекся ею. Он ведь почти во внуки властительнице годился! Но у него хватало ума играть роль влюбленного так, что у Цыси иной раз слезы выступали на глазах. Ну да, она постарела, стала сентиментальной… А когда ей нужно было обрести уверенность в себе, Цыси звала Вэймина и, глядя в его глаза, эту уверенность обретала.

Итак, она позвала молодого человека и, улыбаясь в ответ на его улыбку, приказала найти лучшего мастера по изготовлению фарфора. Тот был обязан сначала изготовить массу по старинным рецептам для наилучшего, тончайшего фарфора, а потом создать точные копии тех фигурок, которые некогда принадлежали Сливе Мэйхуа. А затем расписать изготовленные фарфоровые фигурки точно так, как были расписаны оригиналы. Они должны быть неотличимы!

– Я помогу ему, – сказал Вэймин, который, кроме всего прочего, был прекрасным художником и увлекался росписью фарфора.

– Я доверю тебе самую дорогую из этих статуэток, только будь с ней особенно осторожен, – намекнула Цыси.

Нет, она не открыла Вэймину тайну статуэтки «Летящий белый тигр», но все же императрице очень не хотелось, чтобы молодой человек случайно погиб. Он был так прекрасен… Например, когда Вэймин узнал, кому предназначается коллекция, то был так любезен, что изобразил приступ ужасной ревности. Цыси пришла в восторг!

Прошло некоторое время, и коллекция копий, сделанных великолепно, почти неотличимых от оригиналов, была готова. Копии оказались настолько точны, что Вэймин, готовя коллекцию к отправке графу Талле, совершил роковую ошибку. Он перепутал две статуэтки! Во дворце осталась копия «Летящего белого тигра», а заветное сокровище Сливы Мэйхуа, которое Цыси считала своим талисманом, которое, как гласит легенда, запечатлел саму Деву Фей в объятиях одного из ее любовников, было отправлено в Мукден.

Когда императрица узнала об этом, ее поразил удар. Она упала и несколько дней находилась между жизнью и смертью.

Потом очнулась… но врачи объявили, что ненадолго, что императрица умирает.

Половина ее лица – правая – онемела, глаз был закрыт, а левый она не сводила с Вэймина, который на коленях стоял у ее постели. Как ни странно, во взгляде Цыси не было угрозы – только мольба…